Вадим Шарыгин

Приветствую всех, последних оставшихся у России, граждан поэзии!

Именно вашему вниманию предлагаю краткий обзор состояния дел разделов поэзии в так называемых толстых журналах, некогда знаменитых своим высоким отношением к литературе и качественным уровнем публикаций  и редакторов, как минимум с чутьём на талантливую или единственную в мире поэзию.

Данный обзор, безусловно, не претендует на истину в последней инстанции, это частное мнение, мнение одинокого до боли в сердце поэта-самозванца, посмевшего заявлять о своём творчестве как об одном из лучших в современной России и уже за одно за это находящегося под боем, в забвении, на прицеле у каждой посредственности – от «стишочника до мешочника», от «редактора до редуктора»))

О том насколько прав оказался Есенин с его строкой «что-то всеми навек утрачено», или о том, насколько сильно и фатально в нашей безлюдной в поэтическом отношении современности всё изменилось в сторону пригорка вместо вершины, а именно: само понятие «поэт», «поэзия», само представление о поэтичности, представление о сути и о сущности поэзии – каждый из современников этого обзора должен будет решить для себя самостоятельно. Мой обзор – попытка найти чёрную кошку в тёмной комнате, в то время, когда её там нет, мой обзор можно представить и в виде крыльев мельницы, подхватившей наивного и отставшего от жизни рыцаря Печального облика или в качестве капли в море необъявленного, но уже ощутимого повсеместно читательского разочарования в современной жизни как таковой. Этот обзор лишь взмах руки вослед погибающей под тоннами публикуемых стишков памяти о высотах и вершинах русской поэзии. Данный материал – охватывает наугад выбранные мною номера журналов, в которых так же навскидку выбраны стихи авторов из разделов поэзии. В обзоре участвуют  литературные журналы: «Москва», «Новый мир», «Звезда», «Знамя», «Нева», «Сибирские огни», «Урал».

Подробнее:

https://litpoeton.ru/обзор-поэзии-литературных-журналов/

https://stihi.ru/2023/10/14/7713

https://www.chitalnya.ru/work/3643898/

Всем пишущим стихи следует помнить, что высота русской поэзии уже задана, уже оплачена кровью и все, и всё, что меньше этой высоты – есть не восхождение к вершине, а лишь ослиный труд переноски в гору чужой поклажи; есть не просто бесполезный хлам, но хлам в количестве своём способный поглотить и извратить само представление о поэзии и поэте; есть непоправимый вред для души человеческой и дела поэзии, поскольку, вольно или невольно, сводит подвиг, сводит достигнутую высоту на положение доступного всем пригорка, сводит поэзию на уровень хобби, приятной безделицы. Стишки, особенно хорошие стишки, это дешёвая поэтичность, дурная компания и дорогостоящая  иллюзия причастности к великому, они однозначно снижают нравственный уровень обладателя, губят смысл поэзии, память о ней и самих производителей. Годы жизни пролетят, сойдут на нет словесные перепалки, канет в небытие культурное одобрение и культурное равнодушие друг к другу, и каждому, кто вовремя не остановил в себе раж писательства или графоманство, "светит тьма" итога творческой жизни: оказался или оказалась: ни читателем, ни писателем, ни богу свечка, ни чёрту кочерга, не хуже лучших из худших, средней температурой по больнице, хорошим, которое враг лучшего или просто костью в песенном горле поэзии.

Поэт Вадим Шарыгин. Самоинтервью

Спецкор Вечности  :

Здравствуйте все, кто остался верным высотам поэзии, все, кто преодолел образованность интеллигентностью, а также все, кто на пути к этому!

Сегодня в гостях у Вечности – земной небожитель Вадим Шарыгин – поэт, как он себя называет, один из лучших в его современности, поэт «их прошлого в будущее», поэт того самого Серебряного века, который для всех временных людей – уже давно дело прошлое, а для вневременных – продолжается всегда – если и не в календаре, то на высотах уровня слова и восприятия.

Мой первый вопрос к вам, Вадим, прямо в лоб : вас не смущает все эти «самооценка», «самоинтервью», не слишком ли много «самости», может быть, лучше было бы уровнять себя в поведении и оценке со скромными тружениками пера и завсегдатаями досуга, спокойно дожидаясь, когда люди сами оценят вас по-достоинству?

Вадим Шарыгин :

И я в лоб отвечу, вопросом на вопрос: принято считать, что скромность украшает, но кого именно – посредственность, серую мышку, которой и похвалиться-то нечем? Да, таких «скромников», хоть отбавляй, только свою «скромность» они не забывают подпитывать, например, сотнями в год платными анонсами своих произведений на Главных страницах окололитературных сайтов, изданием своих книжек,  творческими вечерами, засовыванием своих шедевров мценского уезда в конкурсы, и благосклонным принятием сотен ежегодных откликов на свои вирши, типа: «Божественно!», «Шедеврально!»... Я же – заявляю о себе в творческом резюме, по сути, в творческой подписи под своими стихами, и не пытаюсь  сколотить себе аудиторию поклонников из числа «разнообразные не те» или те, что «с кем попало» называются, а ведь это сделать так легко: похвали односложно, но ярко соседей по тусовке и они тебя похвалят в ответ, возьмут в «избранные», выставят во «вреданонсы» и будет у тебя «скромное почивание  на лаврах»)

У меня – минимум надежд на лучшее, минимум читателей, минимум просмотров моей авторской страницы, минимум посетителей моих персональных сайтов и покупателей моих книжек. Но зато максимум – оригинальности в слове и восприятии – в языке, оригинальности от замысла до исполнения. «Поэзия – это сознание своей правоты» – говорил Мандельштам и, сознавая свою правоту, забочусь не об известности как таковой, но о сбережении и развитии представления о поэзии, как ясности сознания нового уровня, высокообогащённого  неопределённостью, не подчинённого носовому платку сентиментальности, простоте, которая хуже воровства и военному коммунизму диктатуры буквального содержания!

Что есть поэзия? (Отрывок)

Кто спрашивает, кто же задаёт вопрос:
«Что есть поэзия?»  – кто врос
По горло в землю, в огород,
Кто хрен и редьку тянет в рот,
Лишь сытый голод утоляя,
Кому судьба досталась злая
Раскрасить будни, по-простому,
Душевно высказать истому?

Не тот ли тип, что знает о поэтах :
Могилы и страданий календарь: кого, куда…
И может кровь пропеть в куплетах;
Кто ходит в знатоках отпетых,

И чья душа вовсю горда
Своим высоким потолком,
С поэзией как бы знаком,
Лишь уточнить желает браво,
Как дружно все имеют право
Писать и чуйствовать её,
Чтоб победить о ней нытьё
Витиеватых индивидов,
Со здравым смыслом замуж выдав
Её за весь земной народ!

Итак, набит вопросом рот :
               «Что есть поэзия?»… Она…
Не цель, она – цена,

Она ценна, наверное, высоким тихим плачем…
В седую ночь по небу моря скачем,

Теряя кровь, теряя седоков,
Убитыми в бою, итог таков :
Одни лишь кони, в пене и в крови…
Поэзией – не гибель назови,
А вихрь скачки, понимаешь,
Ветер в лица!

За горизонт мечты мы мчались…
Влиться –

сподобишься, быть может,
И уснёшь,

на всём скаку,
 пусть слёзы канут в рожь,
Их не найдёшь…

-----  ------ ------

«Что есть поэзия?»  – высокий шаг из окон!
В глубоком море неба – небыль глаз.
Прижизненная смерть. Белеет локон
Забытой куклы. Стелется рассказ
Седого моряка в хромой таверне
На надцатой странице, в уголке…

И шёпот светится: «Мой друг, поверь мне…»
И, вспыхнув, гаснет пламя в угольке…

2024

Спецкор Вечности :

Да, Вадим, с вами надо осторожнее на поворотах, вам – слово, вы – десять в ответ, меня предупреждали о ваших «простынях» мыслей)!  Но я не только шучу сейчас, но и серьёзно стараюсь поверить вам на слово, хотя мне было бы гораздо удобнее и комфортнее находится на позиции неимущих в искусстве, которая чуть ли ни за всеми обывателями сохраняет надежду на развитие до самых высот, при условии их добросовестного муравьиного труда и удачного стечения обстоятельств...
Мой следующий вопрос к вам более традиционный для подобных интервью : расскажите о себе, свою биографию, или что вашим читателям из будущего надо знать о вашей жизни?

Вадим Шарыгин :

Всю жизнь мы надеемся на всех, а лямку-то тянут немногие...

Моим читателям из Будущего достаточно знать о моей жизни, буквально, следующее: родился в двух шагах от последнего приюта Марины Цветаевой в Москве, в школу пошёл примерно в километре от дачи НКВД в Болшево, на которой разместили Сергея, Ариадну и Марину, с которой, затем, забрали всех жильцов в лагеря и на расстрел, всех, кроме неё. В Дессау, в бытность DDR, в 1973 году оказался рядом со знаменитым Баухаузом. Заворожённым стоял перед «Сикстинской мадонной» в Дрезденской галерее поздней осенью 1974 года. Ком в горе и слёзы навзрыд за всеобщее настигли с неудержимой силой меня в сентябре 1973 года, когда узнал о гибели президента Альенде, в 1975 на территории Бухенвальда, под полонез Огинского, и при каждом замедленном перестуке колёс состава «Москва-Вюнсдорф» на мосту через Буг, с видом на 22 июня 1941 года...

Моим читателям из «Будущего, которое всегда с тобой», надо знать, что Ирина Анатольевна Осокина, учительница литературы старших классов и завуч московской средней школы №348, выдающийся человек, педагог, знаток и ценитель искусства, дружившая со многими знаменитыми творческими людьми, подхватила под белы рученьки, с разницей в девять лет, осенью 1978 года уже второго в её жизни мальчишку, ярко обозначившего свою склонность к литературе, к размышлению и взгляду со стороны веков. Первым был писатель Юрий Поляков, согласно его мемуарам, у них сложились отношения душу в душу, она готова была и делала для него всё, и даже больше, чем «всё», чтобы помочь развитию его таланта. Однако, с его стороны в какой-то момент проявилась дурацкая юношеская невнимательность, неблагодарность даже, и их отношения, её, почти материнское причастие и участие в его жизни сошло на нет, душа Ирины Анатольевны уже получила»ожог на молоке» и не готова была входить в одну реку дважды к осени Семьдесят восьмого, когда я вернулся из Германии на её уроки литературы. Тем не менее, она сразу выделила меня, на каждом уроке, говорила для всех, но обращалась ко мне, я чувствовал это, наши диалоги вслух иногда шокировали класс, мы говорили на «своём» языке, на языке нюансов, на языке «с высоты падающего в пропасть полёта» воображения! Один такой человек, как Ирина Анатольевна, одинокий по жизни и всемирный по значению, превышал знанием и глубиной воззрения весь Литературный институт!

Так что, моим будущим читателям следует знать, что Провидение не оставляло меня без внимания,в течение всей жизни, организуя уникальные места, встречи с уникальными людьми, подгадывая, чтобы мальчик успел увидеть, услышать, почувствовать уходящий шум Времени Мандельштама, певучую радость трагедии русской литературы, чтобы было ему на кого оглянуться, на кого равняться, когда самому придётся хлебать из лоханки будней пожизненное творческое одиночество...

Поиск призвания, а не профессии я завершил уже только в начале Третьего тысячелетия – начал писать стихи и публиковаться потихоньку, а до этого времени – раздрай, метания, ненужные душе успехи в работе «на дядю», смены мест работы, свершался мучительный поиск себя в этом мире грабежа и разбоя, поиск чего-то такого... как парус одинокий в тумане моря, лишь смутно виднеющегося в дали...душа моя, как стрекоза в басне Крылова, всё пела, и «под каждым ей листом» был... мир вселенский, был дом родного воображения. Годы напролёт были разложены на полу моей Германии и моего не прекращающегося детства – фигурки индейцев и ковбоев произведённые мастерами фирмы «Антон Редер Лисанто», фигурки эти играли свои роли, совершенно также как люди свои судьбы, фигурки осуществляли внешний мир внутри меня, мир, который я создавал сам, который сам же исполнял, мир, который, даже уложенный в коробку, продолжал рождать панорамы чувств и крупные планы страстей.

 И ещё к сведению обо мне: на всём протяжении моего жизненного пути были: книги, книги, книги, предвкушение или сладостное преддверие чтения, затем, зачитывание залпом, до рассвета, запоем, до истомы, до «какое там тысячелетие на дворе?» – происходили удивительные встречи с неведомой ипостасью привычного «я» легко и родственно расселённому по казалось бы чужим судьбам, эпохам и континентам. И, наконец, было ещё очень пристальное всматривание в жизнь, сквозь матовое стекло предчувствий, с привкусом давно знакомой, но утерянной достоверности, когда воображение способно создавать мир, а не просто потреблять его внешние атрибуты, на первый план выходили : интуиция, метаморфоза, миф, озарение, оживало колыхание заморских ветров великого Приключения Жизни, тайная радость колыхалась на волнах обыкновенной занавески в обустроенной для отрывных дней комнате будней.

Отрывок из стихотворения Bauhaus

«Когда, немея, воздух покидают гроздья виноградного аккорда
И совершается падение : рук в небо вскинутых и возомнивших глаз.
И уже мёртвая сияет тишина — мой, из дамасской, возглас гордый
Век окликает, уходящий в шум дождя. Пусть, напоказ

Любовь — к невиданному и не выданному на потребу будней, слову!
Её кандальный шаг, озвучивая речь, сближая с одиночеством, ведёт:
То в глушь судьбы, то в смерть белогвардейскую в охрипших подступах к Ростову,
То в серый день, в котором деревянных крыл кренится взлёт...

Восходит к солнцу сталь со стёклами, пронизана немецкой ночи речью.
И в чистом поле прирастает этажами — порыв в себя, и узнаю,
Как бы присыпанную звёздами, насквозь прошитую шальной картечью,
Мечту о счастье на земле, забытую в земном раю.

И я один из вас, на ощупь создающих восприятие иное :
Вселенной стружка обжигает : фартуки, сердца и руки славных мастеров!
В потоке сладкой патоки поверхности кофейника плывёт каноэ
И без уключины обходится заплыв во снах миров....»

2021

Спецкор Вечности :

Был ли такой момент в жизни, который стал судьбоносным для призвания?

Вадим Шарыгин :

Да, был. Когда всё уже было решено, в июле 2008 года, – на пике карьеры и здоровья, когда добровольный уход из жизни по причине невозможности для души вынести ужас человеческого счастья на чужом горе был детализирован и счёт моего земного существования пошёл на часы... Но любовь победила судьбу – она, моя любимая, мой ангел, крылами укрыла, у последней черты собою преградила путь отступления,  – тогда, наверное, умер просто переживающий и родился в России поэт, которому Провидение доверило продолжать – Мандельштама и Цветаеву, Бродского и Пастернака, Ахматову и Гумилёва, Маяковского и Есенина...Никакого пафоса... Просто чудо у последней черты... Просто выход для самоотверженности... Просто начало жизни по призванию –  в непонимании, в забвении, в гонениях, в каторжном счастье обретения Слова на уровне, превышающем такое огромное количество пишущих... что лучше не говорить, не уточнять, не расстраивать тех, кто всё ещё пишет и верит в свои писательские силы...

Сердце в снегу. Отрывок

Эта лестница вниз.
Со ступенями вниз.
И промокшее эхо
разбившихся вдребезги криков.

Нависает карниз.
Над эпохой карниз.
И промолвленный ветер
вдоль брошенных судеб, смотри-ка!

И когда, обессилив, совсем постарев,
Разглядишь как виднеется тенью во сне,
Переживший жильцов, старый дом с мезонином,
То полночный подковообразный напев,
Там, на подступах дальних к бездомной весне,
Прикрывает ресницами явь в мире мнимом.

Это сердце в снегу.
Остывает в снегу.
И огарок мечты,
и заснеженность сердцу милее.

Ты спроси, я смогу.
Я ответить смогу —
Как искрится прекрасно,
напрасно, на красном аллея!
2021
----– -----– ------

Смейся над плачем!

Мне надо, чтобы голосом обзавелась
Великовозрастная темень, холодея,
Дар речи обретая, в с т а л а стая, с т л а л а с ь вязь —
Узорчатая, у с т л а н н а я звёздами идея!

Венчает эшафот Земли — девчачий хор
И тонкими, как правда, голосами,
Спрямляя чувств полёт, с т о  т ы с я ч Терпсихор,
Поют — над рухнувшими в пропасть небесами!

Произносимым Словом, на износ,
Кровь и;з носу, добудь мне, друг, хотя б кого-то,
Кто сможет стать сейчас одним из нас:
Поющих мир иной, прилипших кровью к сердцу Ланселота!

Мне надо, чтобы так высо;ко звуки поднялись,
Как прежде никогда ещё, достигли слуха Бога,
протяжным ошарашивали гулом —
Напевные рыданья поколений, пенье, длись,
Пусть дрогнет день, как тень от ног,
зависших над упавшем на; пол стулом!

Мы на руках любимых мёртвых отнесём :
К подножию Небес, к ногам Его, и пойте, пойте, пойте:
В Москве, в Турине, в Токио, и в Касабланке, и в Детройте...
В разгаре горя, мы расскажем обо всём!

Мой хор, мой гул в пути. И я до слёз смеюсь
В глаза людей, и камни в голову, спасибо и на этом.
Всемирных чувств единственным поэтом
Мне быть растратчиком! С утратами смерюсь...

С утра томись, душа моя седая, постигая,
Как оглушительно сердца обречены
На умирающую ночь! ...И жизнь, другая,
В п р и д о н н о й радости п р и д у м а н н о й страны

Развёртывает явь под сенью осени, как сон под одеялом:
Уснувших насмерть больше, больше, больше с каждым днём!
Над плачем смейся, гражданин судьбы, нас слово солнцем наделяло...
Мы не проснувшимися мир землистый доживём!

 2020

Спецкор Вечности :

Ваша современность, Вадим, памятна в истории людей, как период деградации искусства в целом и искусства словесности, в частности. Лёгкий доступ к публичности, массовые публикации, тотальная потеря представления о сути и сущности поэзии, поголовное помешательство на писательстве и сознательное неуважение к поэтам, отсюда, вопрос: как вам удаётся противостоять потоку досуга и есть ли, по вашему мнению, для поэзии «свет в конце тоннеля»?

Вадим Шарыгин :

В Искусстве, в противовес русской поговорке, и один – в поле воин, то есть значение одного таланта посреди каждой сотни тысяч располневших в восприятиях посредственных стихотворцев, стареющих душ и читателей понаслышке не стоит умолять, круги на воде идут, ширятся, их не остановить никакими запретами, никакой подлостью, яростью или скудностью восприятия, однако, талантливым произведениям и большим поэтам каждой эпохи, на мой взгляд, – никогда уже не праздновать победу над хозяевами скотного двора жизни, даже в будущих поколениях –  человечество подходит к своему закономерному финалу или краху, и на новый уровень жизни, на новый виток сознания перейдут очень немногие.

Именно это осознание подсказывает мне, что нельзя противостоять потоку упрощённого восприятия Искусства и Искусства поэзии – теми же методами, которые практикуют обыкновенные люди – не надо доказывать с пеной у рта, записывать во враги рода человеческого, копить обидки, использовать любой шанс, чтобы свести счёты скопом на одного, погружать в забвение, подличать, насмехаться и т.п. использовать набор «культурной ненависти» среднего человека.
Противостоять, без подобострастия, можно только – благородством помыслов и действий, милосердием, терпением и собственно творчеством, в коем уже заключена магия обаяния Вечности, только нужно время, иногда целая жизнь, чтобы «горбатого могила исправила»), чтобы кто-то по-новому смог взглянуть на себя и то, что так яростно отвергал когда-то у другого.

Двери моего творчества – распахнуты настежь, добро пожаловать! – читайте, узнавайте, задавайте вопросы, не соглашайтесь с чем-либо полностью или частично, но только оставайтесь людьми, не падайте на дно собственной совести, сохраняйте уважение хотя бы к труду поэта и моё единственное, в раз и навсегда обращение к тем, кто охаивает огульно и свинцовым взглядом в спину встречает: «Дорогие мои враги!».

В этом посыле к «врагам», которых «крепче бы не было в мире гвоздей», которым противостою и с которыми ни на чуть не враждую – весь мой «свет в конце тоннеля» и свет поэзии, которая радостно, «по стрекозиному легко» превозмогает: всякого добросовестного муравья – труженика, изготовителя рифмованного «содержания до мозга костей»; всякого широко ограниченного ментора или педагога, прилипшего к суждениям о несказанном, как банный лист к тазику; всякого узкого, как прорезь для писем, специалиста; всякого рассудочного эстета; всякого просто хорошо информированного о чём-то/хорошо образованного человека, имеющего информацию о предмете, но не имеющего знания о жизни и поправке на жизнь в этом знании.

Поэзия гибели (отрывок)

1.

Ещё одна
скатилась по щеке –
на петербургский снег каналов и мостов,
уставшая и умерщвлённая минутной стрелкой, –
слеза скупого времени временщиков...

Потерянные в высоту,
как торцевые стены без окон,
как позабывший взмах руки балкон,
Слова мои – спадают медленно в бездонный чан,
в бездомный звёздный купол.

Закрыто небо, как глазищи старых кукол...
Ресницы сомкнуты, распахнуты, еловый
Спит под ногами путь и тень от слова,
Короткая как век, легла :
                давным-давно,
                темным-темно.
Спит тишина... И так заведено:

В глаза людей молчишь и остриём минутной стрелки
Останки жизни на фарфоровой тарелке
Цепляя, отправляешь прямиком
В раззявленные пасти львов привратных,
С их каменными гривами знаком –
Ладонями, и узнаёшь в приватных
Обмолвках с бьющимся об лампу мотыльком:

Мы догораем здесь:
            кто крыльями, кто спичкой, кто свечою, кто пожаром
За чеховским мансардным злым окном...
И в силуэте осени поджаром,
И в старчестве заброшенном, больном –

У г а д ы в а е т с я – слепой и нищий,
           Отсутствующий, жалкий смысл пути.
                Насажаны на колья вех умищи
                Вождей, им Рубикон не перейти...

Стоим, обнявшись, тихий край обрыва :
Окна и пропасти, и постамента, и строки...
И даль далёкая, как лань пуглива.
И котлованы крови, став течением реки, –

Смывают имена тоски, разлук смертельных свитки...
Остановить подсчёт или в набат?
 Но воздух осени –
          как глубока, покойна, по щеке слеза и капля с ветки,
Как на арене – замер цирк и рухнувший с трапеций акробат...

Отныне, тишина на свете – гробовая.
Нет ни поэтов, ни поэзии, нигде...
Лишь облака, на осень уповая,
Отсутствуют в сомкнувшейся воде.

Спецкор Вечности :

Вы не раз подчёркивали, что самое важное в деле постижения поэзии – научиться отличать «лучшее» именно от «хорошего», можете ещё раз, в двух словах обосновать эти отличия?

Вадим Шарыгин :

Лучшие произведения и поэты – это всегда служение Языку, хорошие стишки и стихотворцы – это всегда прислуживание содержанию, теме,  замыслу.

Вздымая парус

Глухие дни стоят. Последние на плюшевой арене
С линялым куполом смешного шапито.
И лебединый взмах, вздымающих паденья брызг, седых стихотворений –
Охаживает – бризом средиземных утр –
московский перламутр пальто.

Разлука разметала любящих! И выколот окраин –
С глубокой смолью пустоты – зрачок.
И затерявшийся в позолочённых снах иль в оторопи лунной Каин,
И заплутавший в дебрях смысла, запропастившийся в сияньях, дурачок –

Поэт беспамятства – сшибает с веточек ранет багровый,
Зубами тянет узел тайны – сгустки лент!
Разоблачённую мороку в пальцах мнёт. И басом Маяка: «Здорово!» –
Ядром влетая в зал – в чахоточный мирок зевак, прошляпивших момент

Р а с х о х о т а в ш е г о с я колдовства – вдоль бубна
Скользит шаман, камлая с воем горловым!
Простоволосая в многострадальности стоит судьба стихов в Трёхпрудном.
И на руках несут, отчаливший от кромки родины, трёхтрубный дым.

Глухие сны висят. Лианами с небес спадают ливни.
Ввысь движется сырого шума пелена.
Обводы вымокших ресниц, рёв чёрного слона, нацелившего бивни...
Кровь волн разбившихся об скалы... Поэту выплаканность ливнем вменена –

В походку речи, чтоб так чувствовать – до дрожи!
Зажав в руке цвет похоронок матерей,
Солдатом падающим журавлей смотреть, летящих над страной, – дороже
Полёт зовущих стай, чем день за днём...
                           Вздымайте парус в странствиях морей!

Пропал в снегах. Где, сытый голодом, дрожит пространства лепет.
И в память о падении поэта – взлёт!
И даже убиенный, скульптор гор – из звонкой глины гарный воздух лепит.
В качающиеся п и а л ы  а л ы х  маков – расплавы  т а л ы е  вольёт.

 2022

Спецкор Вечности :

Кто ваш учитель в поэзии, Вадим, кто для вас «первый из равных»?


Вадим Шарыгин :

Я считаю себя учеником и продолжателем уровня поэзии Осипа Мандельштама, поэзии имени Мандельштама. По его тонкой высоте звучания смыла равняю свои творческие удачи и неудачи. Ему пишу стихи для всех тех, кто ещё помнит последние дерзновения русской поэзии. Мой Мандельштам, в отличие от реального, не рассорился с человеком Мариной Цветаевой, но её боевой отказ от строк вхолостую – взял на вооружение, примкнул к белогвардейской отчаянной улыбке в стихе, как штык к винтовке Мосина, свою непобедимую остроту зрения.

О Мандельштаме (1)

Взгляд запрокинут в Рим, из рун изъят.
И топкая бездонность глаз — утопленница Майской ночи —
Анфас : из амфорных руин, из «ять»...
И зоркости, парящей в тишине, растоптанный комочек.

На тонком гребне вспенившихся губ :
Следы изведанных чудес и липкий хохот скомороха.
Небрежный тон действительности груб.
Легко становится, и вместе с тем, до слёз, до дрожи — плохо!

На выпуклых словах — слепая муть.
Спустились певчие с хоров, бредут впотьмах по вязкой пяди.
И рухнувший вглубь сердца сон вернуть
Не представляется желанным мне, простите, бога ради!

Кормилец нефов, нервов, куполов;
Длань арбалетчика в миг высвиста стрелы в нутро атаки.
Спит дворник, мебели для печки наколов...
Танцуют грозди спелых рук и ног — гарцует ритм сиртаки.

Прочищенной гортанью минарет
Бродяг на пир коленопреклонённый созывает, плача :
О том, что пусто небо, Рима нет,
О том как по; ветру раздольные развеяны апачи!

Пасьянс разложен. Трефы. Бубна пик.
Червивой стала черва, сердцем перезревшим багровея...
Какой-то малый у дороги сник
И полоснула мысль, как бритва сквозь ухмылку брадобрея:

Никто к нам не вернётся, чернь кругом,
Сгорает ночь, объемлем мир , присядем на дорожку!
Степь ярко подожжённая врагом,
Жизнь лебединая — не навсегда и смерть — не понарошку.

О Мандельштаме (2)

Взгляд запрокинут в Рим, из глаз изъят.
На дне глазниц : триерный всплеск и звёздный пояс Ориона.
Бой сердца, словно вытрушен из лат, —
Царь Иудейский, на камнях, подле расшатанного трона.

На тонком гребне вспенившихся губ
Следы искромсанных чудес и липкий хохоток Петрушки.
Небрежный тон действительности груб
И эхо голоса об стенки бьётся в кровь — латунной кружки!

На вызревших словах — не смыта муть.
Спустились певчие с хоров, идут впотьмах домой, шаги считая.
И надо в сердце обронённый сон вернуть —
О вышитых на небе снах над тушею Индокитая.

Кормилец сытых, зодчий Покрова,
Тебе ли Грозный царь дарует жизнь, выкалывая очи,
Чтоб не построил лучше... Смерть права :
Народ, безумствуя, безмолвный зов по мостовым воло;чит.

Прочищенной гортанью минарет
Бродяг на пир коленопреклонённый созывает, плача :
О том, что пусто небо, Рима нет,
О том как по′ ветру развеяны раздольные апачи!

Непредсказуема метафора, как та,
Косая скоропись предновогодних почерков открыток,
В которых чувства через край, когда
Московский снег идёт и Петербургских радостей избыток!

К нам не вернётся время, но возьми
Щепо;ть Сахары раскалённой с ще;потью двуперстья смысла!
Столько на звёздных пастбищах возни,
Что красота — дождишком вкрадчивым — над тихой далью свисла.

2019

За то, что я в пропасть взойду

«За то, что я руки твои не сумел удержать»
Осип Мандельштам

За то, что я в пропасть взойду и оставлю открытою дверь
В полночную тайну полуночной прелести сада, —
Я должен испачканный кровью души бросить бисер, поверь,
В забрызганный грязью загон, где жуют до упаду.

В блуждающих ветрах ночных рукоплещут цветами года —
В которых изящество взгляда и мысли аккордом
Последним, стихающим явлено... Явь, ты, как речь, молода
В сновиденном старчестве облика облака твёрдом.

Откуда же взяться всем взявшимся за руки вкруг всей Земли,
Когда б ты меня удержала от шага в поэты!
Колючие мётла в колодцах дворов кущи в кучи смели
И райские руки снам выдали волчьи билеты!

А ты, угасая, тащила обвисшие крылья, ждала –
Зажжённой свечи! – Я учился любить, в час по чайной...
Сусальные слёзы – московских небес пролились купала.
И падшую ночь довелось утром встретить случайно.

И стоят ли все мои строки двух выцветших крыльев твоих?!
Зачем восстаю против неба земного, скажите!
И кто-то, как будто за волосы, волоком выставит стих
Под сумрачный дождь, и умолкнет, как все, небожитель...

В распахнутый ветер окна, вместо старости, в радость шагну.
Разбился упавший полёт? Да, но даль-то какая!
Лишь парус вдоль скрежета шторма глаза провожают ко дну...
Ишь, волны грохочут об берег, в мятеж вовлекая!

18.07.22

Я пью за последних младенцев

«Я пью за военные астры, за всё, чем корили меня»
                Осип Мандельштам

Я пью за последних младенцев, ослепших от вспышки вдали.
За то, что нам некуда деться, за радий, за роды в пыли.
За всхлипы дельфинов в лагунах, за чеховских пьес прямоту,
За всё, что сказать не смогу, но...губами схвачу на лету.

Я пью за терпение свыше под куполом цирка церквей,
За ливень по глиняной крыше, за дом, от дороги правей.
За чёрную с белым волною нагрянувшую в брызгах блажь,
За слово, которым волную, за должное, что мне воздашь,

Когда, осушив горло влагой, покинет хрусталь лёгкий брют.
Я пью там, где тень бедолагой, отбросил предательски Брут;
Где песнь стрекозы обречённой прекрасней трудов муравья!
Я пью, там где поп и учёный, небесных отцов сыновья –

Развесили простынь льняную для смотра вживую картин.
Под смех, кровью вен разлиную земной, от любви карантин!
Я пью, уместив дождик мелкий в бокал, за иное, за вас,
Участники сумрачной сделки, постигшие... в тысячный раз!

19 июля 2022

Спецкор Вечности :

Вадим, можете поделиться житиём поэта начала конца Третьего тысячелетия, рассказать своим «будущим читателям из прошлого» о том, как же всё-таки смотрят на мир глаза поэта?

Вадим Шарыгин :

...За окном сгинувшего дома в Трёхпрудном переулке: выгуливает полночь Двадцать четвёртый год Двадцать первого века, а на пересечении Офицерской Блока и улицы Мандельштама – стоит одинокая тонкая тишина в виде машинисточки из «Собачьей жизни сердца». Я отсутствую в огромном количестве мест в диапазоне частот: от коморки старика, вросшей в огни Гаваны и височный стук Хемингуэя, до  колченого грохота костыля вниз по лестнице в «Доме, в котором я живу».

Я лихо сопровождаю походную песню Дроздовского полка, «наотмашь» принимаю удар приклада, падаю в разорванный лай овчарок, в прорву чёрного снега почти у самых ворот колымского Бутугычага, смеюсь с ребёнком на руках в Подколокольном переулке с чертежами под мышкой и молодостью в голосе; долго стою, запрокинув в звёздное небо голову, на перроне Двадцатого века, стараясь удержать равновесие, остаться мальчишкой московского двора, стесняющимся своих девчачьих длинных ресниц...Меня судит суд Офицерской чести за мой раппорт с твёрдым почерком с новой строки: «Прошу уволить меня из рядов Вооружённых сил по собственному...». -Ишь, чего захотел! – каркают, харкают криком в лицо Осипу вороны в засыпанном  заснеженном воздухе Воронежа и я бегу к нему, замедленно, с пудовыми ногами, я рождаюсь в двух шагах от последней московской Цветаевой, от её гибели до моего рождения всего-то прошло как от нынче до 2002 года, ещё живо Время, ещё наговаривает «Поэму без героя» глуховатый голос в Комарово, ещё грассирует в смысловых пассажах интервью Керенский и смакует под микрофон гордые подробности сжигания изломанных и исколотых тел возле Ганиной ямы чекист Никулин, когда моя трёхгодовалая душа, вдруг, срывается с дорожек Покровского бульвара и мчится в разрыв ограды под стальной грохот приближающейся «Аннушки», кадр киноплёнки века даёт крупный план: вагоновожатая с выпученными глазами истерично дёргает звоночек, но почему-то не тормозит и трамвай с диким грохотом проходит в сантиметре от рук отца, крепко обхвативших меня в последнюю секунду... Какая тихая нежность великолепнейшего приключения – под именем – жизнь поэта – распростёрлась вдоль уходящей за горизонт событий дороги. Покатый бок Земли греется в лучах заходящего солнца. Мы вместе. Родная моя. Любимая моя. Стихи – это только то, что нужно и важно, пока есть мы с тобой, в обнимку, где-то под шатром с нарисованными звёздами дырявого купола смешного до слёз Шапито...

Спецкор Вечности :

Я, кажется, приблизился к пониманию состояния жизни «поэт», спасибо за интерпретацию, завершающий вопрос к вам: что пожелаете тем, кто идёт за вами в эту бездну мироздания совести, которую скульптурно развёрстывает ваша одинокая, как взгляд из окна, поэзия, такою долгой дорогой в дюнах идущая к своим будущим современникам?

Вадим Шарыгин :

Я желаю всем своим в веках современникам – ищите мир и жизнь – внутри себя, в глубинах сознания, там Царствие Небесное – «внутри вас есть»! Пусть поэзия станет путеводной звездой для каждой единственной души, которая отважится начать поиск с чистого листа воображения, поиск нового, высшего состояния жизни интуитивного, необусловленного человеческим счастьем и горем. Ребята, просто, прикоснитесь голосом и глазами к поэзии слов и поэзии жизни, это волшебные слова, меняющие сам принцип осуществления жизни – с потребления того что есть на сотворение того что кажется!

До новых встреч на перекрёстках Мироздания,
Ваш земной небожитель,
Служитель Языка,
Вечный мальчишка нашего двора,
Вадим Шарыгин.

Поэма поэта

Ночь тиха, как слеза.
Невесомостью воспоминаний
спокойная тьма тяжела.

Ты скажи, дорогая моя,
как сквозь марево смыслов и замыслов,
как ты жила!

Рукоплещут?

Как будто бы недра означенных залов,
в которых слепые стихи раздавали в ладони со сцены,
Глухие к звонкам, к перестуку колёс,
Поэты последнего в жизни людей,
Петербургского века.

Остывшее эхо надрывного шёпота
тонких, как свечки, молитв,
разбилось о своды казённого неба...

Читайте мой голос, единственный голос поэта,
идущего вспять иль идущего спать в современности этой,
поэта серебряной ночи Двадцатого века:
- Найдите, найдите, найдите мне здесь,
среди шумного бала судеб,
отстающего от марширующих толп человека!

Да, я обронил
и оставил одну —
на давней дороге Калужской,
где странствуют странники прочь,
прекрасную в облике гостью —
Вселенную в платье вечернем,
со звёздами, купами света,
бледнела средь русского лета,
прекрасная лунная ночь.

И в этой ночи
хочешь плачь, хочешь криком кричи,
Ты один, ты одна,
И подлунная бледность —
на всей церемонии сна,
в перелесках прелестного сна,
перекрёстно-прекрасно видна!

Мы с тобой,
преисполненный умирания, бывший ранее
статным, герой умерщвлённого века Двадцатого —
Две фигурки доски чёрно-белой альбома фамильного,
вместе с жизнью без спросу, как Зимний, матросами взятого,
мы, которых до пены пузырчатой
ливень августа намывал и намыливал, —

не видны никому — пожелтевшую память открой:
там Тамань, там прощание с брезжущей Бэлой:
капля чувства, вишнёвую вишенкой спелой,
нависает над строчкою, к смерти поспела
бесконечно-безмолвною русской порой.

О, поэт, твой безвременный сердцем герой :
Как когда-нибудь каждая капля, как с неба звезда, — упадёт...
Длиннополая тень от надежд и одежд.
И усилием ветра разъятый на мелкие клочья народ,
и беззвучным, беззубым, беспамятным словом
напичкан, молчанием сомкнутый рот.

Твой герой безучастный, твой пепел на месте огня,
Он погибнет на странном пути в никуда,
на пути, что скрывает в осеннем тумане:
скалистые волны об сумрачный берег Тамани,
тебя и меня...

Мой герой ничего не достиг, но постиг:
что напрасно шелка златорунного утра
на рынке бухарском на хлеба буханки менял;
что светлые чувства — лежат на засаленных досках
просоленных ветром босфорских менял...

На корню вырубают :
пространственный абрис других берегов
и усталость от правд, и холёную поступь шагов!
И простуженный холод гуляет взахлёб
по пустым закромам поголовно-напрасных,
и за′полонивших слезами бадьи — деревянных старух...
Красный сдавленный стон — на ладонях к лицу,
чтоб улучшить глазеющим — память и слух!

Подставляйте ладони под кровь, не хватает бадей!

А давай-ка для рифмы, мой канувший друг,
подберём этой дикой строке —
подступающих, во весь опор, к краю пропасти, там в далеке,
вдрызг исхлёстанных ливнем гнедых лошадей!

С молотком и гвоздями —
вломились в мою тишину с немотой...
И оглохший от гула распятья, сквозь гроздья гвоздей,
Я несу бездыханно на мёртвых руках тишину, с темой той,
Что сквозь ритм проступает в строке... - Ты дождём овладей,
Мой читающий друг, тем столетним дождём,
что возводит в потоки рыданий слезинки людей!

Только окна не мой,
Только глухонемой не услышит
движенья смычка по багровым волосьям упавших коней!
Марширует Маршак, маркирует свой шаг, на Чукотке
очухаться сможет Чуковский Корней;

Ничего, кроме любящих глаз, нет на свете верней.
Никого, кроме кипы с поклоном колосьев,
поседевших под занавес лета у самых корней...

Ох, оставьте Астафьева! Сотни тысяч других!
Это им, это вам, побратимы траншей, посвящается стих!

Не тревожь, патриарх, своим менторским голосом
лунную рябь Ангары, отойди, погоди до поры!
Не точи топоры, оголтелая верою рать,
помолчи, дайте детским мечтам по-одной умирать.

Отойди, патриарх, Патриарших прудов лебединую песню не тронь!
Волочит седока по высокой траве
Мой единственный век — окровавленный конь.

Над обрывом — обрыв
киноплёнки, засвеченной солнечным днём.
Объясняюсь Двадцатому веку в любви
и горжусь переполненным звёздами ёлок колодезным дном.

И зовёт, догорающий в зареве голос зовёт,
и пичужка взовьёт эту ноту над полем, в полёт
собрались: и мольба, и приказ
на руинах бессмертного века:

В каждый ранний, разгромленный, страждущий раз:
возвышающий голос: - Найдите, найдите, найдите мне здесь —
оставшегося человека!

P.S.
оставшегося человеком.

2020

© Copyright: Вадим Шарыгин, 2024
Свидетельство о публикации №124111400447 

О поэтичности. Эссе

В эссе вошли мои размышления на полях моей темы на Форуме "Марафон Поэзии" :
https://www.chitalnya.ru/commentary/30517/#s152681...


Часть 1

Как мало всегда в жизни поэтических людей или граждан Искусства поэзии! А в наше время – их и вовсе счёт пошёл на десятки человек из каждого миллиона живущих.

Для обретения «поэтичности» или гражданской причастности души к поэтическому мировоззрению вовсе не достаточно, например, хорошо разбираться в правилах стихосложения, может не помочь – ни Литературный институт, ни интерес к творчеству каких-либо поэтов, ни количество прочитанных классиков, ни количество написанных стишков, да – предпочтения могут возникнуть, а вот, поэтичность, она, как жар-птица, только блеснёт над головою, охлестнёт глаза своим переливающимся оперением и выскользнет из рук, её и ухватишь, да не обретёшь!

Сложность ещё в том, что поэтичности, как и созданию поэзии, а не стишков, научить практически невозможно. А в условиях стишочничества или массовой публикации и односложного нахваливания стишков друг друга, обретение поэтичности становится невозможностью в высшей степени.

Пространство жизни, пространство так называемого культурного досуга, буквально, забито до отказа непоэтическими или антипоэтическими людьми. Особенно их много, как не странно, там, где что-то пишут в рифму, массово публикуют, хвалят и почитывают написанное.

В наихудшем положении по отношению к поэтичности находятся люди, выбравшие словесность как профессию – филологи, литературоведы, литературные критики, редакторы литературных изданий – все они в зоне риска сорваться на подмену поэтичности знанием стихосложения. Трудно избежать соблазна подрасти в собственных глазах и в глазах людей со стишками за счёт демонстрации возможностей научного метода в области тайного очарования Искусства. В итоге мы получаем, в лучшем случае, скучных гидов по размерности, или педантичных таксистов, усердных извозчиков, способных вполне сносно и вовремя доставить тело словесности или тело читателя «от дома до вокзала». Это похоже на то, как если бы учёного попросили разъяснить что такое явление выстрела на дуэли. И он бы с удовольствием объяснил весь механизм происходящего : движение гашетки и пружины, удар курка по пистону, взрыв газов, выбрасывающий пулю, звук от сотрясения воздуха, полёт пули и удар её во что-нибудь, находящееся на её пути. Физик любезно уточнил бы нам, что причиной выстрела является взрывчатая сила, заключающаяся в порохе, а толчком к освобождению энергии, проявившейся при выстреле, является сокращение мускулов пальца, нажавшего гашетку... Однако, нюанс отличия дуэльного выстрела от выстрела по воронам, например, останется за пределами познания «специалиста по технике исполнения», как впрочем и суть отличия поэзии от хороших и плохих стишков, суть отличия поэтичности от любого качества стихосложения.

Так с чего начинается родина?
Родина Поэтичности.

И с «картинки в твоём букваре», и «с хороших и верных... живущих в соседнем дворе», и с «той песни, которую пела нам мать...», и «с того, что в любых испытаниях у нас никому не отнять»...

А может быть, поэтичность начинается с витания в облаках ещё в первом классе, когда голова повёрнута к окну и учительница чувствует твоё отсутствие в классе?
Даже не с самого «витания», а с удовольствия от него, с невозможности бросить это занятие в течение всей жизни!)

А если так: поэтичность начинается с того, что человек на всю жизнь остаётся «мальчишкой» или «девчонкой»? Но как бы не спутать её с романтикой.

Поэтичность – это вероятно высшая степень восприимчивости, или такое свойство воображения, с помощью коего создают жизнь, а не потребляют её, или создают жизнь внутри, вместо потребления жизни снаружи...

Мудрёно?
Но я же предупреждал, что будет очень сложно и объяснить, и понять...

Почему, например, какой-нибудь человек и стихи пишет, и Арсением Тарковским, например, умиляется, а до поэтичности ему как до Луны? Что есть в нём такого, или чего в нём этакого нет, что сколько бы он не восхищался творчеством того же Тарковского, хоть каждый день пусть читает его и находит у него замечательные стихи, но сам по себе, останется вдалеке от той поэтичности, которая как раз-таки и сподвигла Арсения на лучшие свои стихи? Как же так?!

Отчего так: человек объездил все галереи искусств, налюбовался до слёз шедеврами живописи, насмотрелся на творения скульпторов, архитекторов, удивлялся, умилялся, а всё-таки остался в Искусстве не гражданином, но экскурсантом, не помощником , не гражданином искусства, а лишь аплодирующим ему зрителем, не более того? Как же так?!

Что есть такого в этой самой «поэтичности» или «гражданственности в искусстве», что выше всех наших умилений, смотрений, восхвалений, знаний, выше всей нашей информированности и даже способности «прикипеть» к кому-то из творцов искусства?

Сделаем паузу.
Подумаем об этом.
Это важно.

Важно выяснить в себе наличие или отсутствие этой самой «поэтичности», гражданственности, выяснить причины и суть её,

иначе зачем весь этот «Марафон»...



Часть 2

Продолжу размышления о поэтичности в человеке, воспользуюсь паузой в нашем Марафоне.

Поэтичность - что это? - свойство души, степень развитости восприятия, доминанта натуры, краеугольный камень Искусства как такового?
Да, вероятно, это всё о ней...

Поэтичный человек - если подразумевать под этим человека, выбравшего СЛУЖЕНИЕ поэзии, ок, предположим, но в таком случае, придётся уточнить, а что, собственно, есть такое "поэзия"? Чему именно он служит?
Вот, например, мы с вами : в течение десяти дней в рамках данного Марафона, явились на свет божий те поэты прошлых лет, кто составил славу и гордость русской поэзии, это ещё далеко не все, но уже достаточно широкий спектр, не так ли, - такие разные, каждый со своей судьбой, своим временем, обстоятельствами жизни, поэтикой, каждый со своими возможностями и воззрением на поэзию. Можно и нужно, придержать до поры свои предпочтения, проявить лояльность, став, как рекомендовал Пастернак, "губкой", то есть тем самым важным свойством Искусства - вбирая, не отвергая категорично никого из когорты поэтов.

Однако, само по себе знание, хотя бы в общих чертах, творчеств большинства поэтов, надо честно признать, не гарантирует нам обретения поэтичности. Дело в том, что нам придётся сформулировать суть или сущность явления Поэзии. Предлагаю свой вариант определения : поэзия - это царство Небесное, точнее, царство Небесного языка, или царство перевода с небесного на (в нашем случае) на русский. Поэзия - это Язык, причём язык такой степени глубины или высоты, которая обеспечивает сознанию человека самостоятельность или независимость от плоти ( не тела, прошу учесть, а именно плоти, то есть всего комплекса ориентации на человеческую жизнь как данность). Так вот, поэзия - это ШАГ за пределы обычного, повседневного, практического, как угодно назовите, сознания, сознания погружённого в процесс движения от роддома до кладбища.

Поэзия - это выход "в открытый Космос". Это и билет в один конец. Входящие есть, выходящих нет. Из Поэзии уже не вернуться, как не вернуться человеку, познавшему любовь, не вернуться к себе прежнему, не знающему её, невозможно (!), какой бы ни была история любви, раз познавший уже не сможет и не захочет быть прежним! Так и с поэзией - раз входящий в неё, остаётся навсегда. И те, которые не вошли, кто приспособился быть вокруг да около, никогда не поймут что же произошло с вошедшим. Отсюда трагедия. Граждан поэзии, мягко говоря, не приветствуют, им завидуют, их сторонятся, чураются, почему? Потому что контраст между поэтическим человеком и человеком, который просто пользуется инструментарием поэзии - слишком велик, между ними вечность, бесконечность, то есть несоизмеримость, и нет готового рецепта как преодолеть такое различие.

В этом смысле, поэзия - это новая жизнь, а поэтический человек - это участник нового понимания смысла жизни, соответственно, человек с новым уровнем восприятия и новой степенью ответственности. То что может позволить себе "пользователь поэзии" никогда не позволит себе "поэтический человек".

Примеры? Пожалуйста!

Например, если для пользователя поэзии вполне нормально и естественно не знать или делать вид, что не знает о собственной посредственности или об отсутствии дара слова, то для поэтического человека - само Слово - это уже храм, кровь для сердцебиения, способ существования и ему очень важно в обозримые сроки определиться: кем быть – пишущим или читающим.

Для поэтического человека - годами, тем паче, пожизненно производить стишки - это грех на уровне убийства человека! Для пользователя поэзии - никаких проблем и мучений совести, он будет находить себе тысячи оправданий, чтобы только не лишать себя удовольствия писать. Вот именно, НАШЛОСЬ ключевое слово - "удовольствие" : мне хочется, мне нравится, у меня кое-что получается, и ладно, значит, можно, значит, всё в порядке.

Но для того, чтобы сделать выбор кем быть – читателем или писателем – нужно знать разницу между поэзией и просто стихами или стишками, особенно важно знать разницу между поэзией и хорошими стишками, поскольку «хорошие», они как ложные опята, очень похожи на настоящие.

В любом случае, ПОЛЬЗОВАТЕЛЬ искусством словесности – откладывает на потом вопрос о своих способностях, об отличии поэзии от стишков, а ПОЭТИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК - начинается с того, что стремится быть честным в отношении к Искусству.

Но по кому измерять себя?
Если, например, по Демьяну Бедному, то с таким допуском, пожалуй, можно много «поэтов» набрать, соответственно, и поэтических людей резко прибавится в численности.

Если же брать равнение на лучших, на самых лучших, понимаете, на лучших из лучших, то тогда... тогда нужен вопрос конкретный : я пишу – пишу на уровне Цветаевой, Мандельштама, Пастернака, Бродского, Ахматовой, Есенина, Маяковского иже с ними? Или хуже? Гораздо хуже? Чем именно хуже? Опять приходим к тому, что необходимо знать максимально чётко признаки или суть поэзии во всём объёме её неординарности, необыкновенности владения Словом, служения Языку, а не просто теме, во всём богатстве словаря и поэтичности натуры!

Положа руку на сердце, это так трудно, сравнить своё творчество, свой уровень владения Словом с лучшими из лучших и сделать вывод? Это трудно для самолюбия? Это трудно для признания факта затянувшегося баловства, игры в поэзию? В чём дело? Может быть и трудно, но что ты сделал, сделала для того, чтобы хотя бы попробовать выяснить реальное состояние дел?

--------------------------
итого на этом этапе размышлений:

поэтичность – это не взгляд на что-то особым образом, это взгляд на себя – честным образом.

поэтичность – это не удовольствие, а служение – не можешь поэтом, служи читателем, но служи честно, на своём месте, не выдавай годами ухудшенную версию «я помню чудное мгновенье»! Ты – замечательный человек – не тем, что чего-то накрапал и выставил на публичное обозрение, вместе с миллионом таких же как ты «замечательных на досуге», выставил так, что любое талантливое уже погребено под грудой обыкновенного, нет, ты – замечательный, если научился читать замечательных, если научился отличать «выдающееся» от «хорошего», если научился из сотен выбирать одного, не потому что «нравится», а потому что пишет на уровне лучших из лучших!

А куда деть, вы спросите, хотелки написать то да сё, для души, авось кому-то понравится, а-ля «с пивом потянет»? В стол. В мусорное ведро. Ломка будет. Но её можно преодолеть. С этого преодоления – начинается ПОЭТИЧНОСТЬ, как высшая степень уважения к Искусству и его себестоимости.

Наш Марафон – собрал многих, но посмотрите какое трепетное отношение было у большинства из них к лучшим из лучших, они чётко осознавали своё место именно в те моменты роста души, когда нужно было приближаться к высотам Языка, а не просто когда видели что кто-то что-то удачно зарифмовал.

Понимаете о чём я?
Это, между прочим, важнейший момент моего размышления!

В списке Марафона нашего, например, в качестве участников словотворчества – все равны, они равны – в силе той искренности, с которой написаны и выстраданы их лучшие стихи. Но когда дело касается ПОЭТИЧНОСТИ – то есть царствия небесного явления Языка, то здесь уже равенства нет, здесь строгий отбор – здесь именно и возникают «лучшие из лучших», здесь появляется ПОЭЗИЯ, то есть ТАЙНА, СВЯЗАННАЯ С САМИМ ЯЗЫКОМ КАК ВЫСШЕЙ ФОРМОЙ СОЗНАНИЯ, а не просто инструмент для яркой передачи темы, здесь являет себя служение – СЛУЖЕНИЕ ЯЗЫКУ!

«Лучшие» ничем не лучше «хороших», если дело касается искренности выражения чувств. Но они становятся лучшими на высотах развития, обогащения языка, словесности как самостоятельного содержания. Эту «самостоятельность слова», его самодостаточность, если угодно, и называют даром слова, даром от бога, который поэты дарят своим поэтическим побратимам – читателям поэзии и ничего другого!

Думаем, размышляем...
Спасибо за внимание!



Часть 3

Продолжаем разговор о поэтичности.

Попробую аналогии, хотя они не всемогущи и часто не помогают, но только больше всё запутывают. И всё-таки...

Как известно, в салонах парфюмерии используют кофе в помощь покупателям для того, чтобы обоняние выбирающего духи отдохнуло от толпы нахлынувших запахов и смогло воспринять очередной аромат и определиться с выбором. Кофе, в принципе, начинает своё «победное шествие» к предпочтению человека с уникального аромата. Аромат приготовленных к употреблению кофейных зёрен неверно назвать сильным, скорее, притягательным. Это такой запах, который, в отличие, например, от многих духов, не «прилипает» к поверхности, не подменяет собою воздух пространства, но расширяет его, приглашает вдохнувшего в мир своего присутствия, поддерживает гармонию. Поэтичность – человека, стихотворения также расширяет и заманивает читающего и при этом, обещает продолжение, в отличие, скажем, от приторности стишков, которые все похожи друг на друга, липнут к сознанию знакомыми мотивчиками, говорят понятное об известном, легко запоминаются, но именно эта лёгкость должна насторожить читателя в развитии, то, что тебе дают что-то готовое, то, что ты что-то сходу можешь воспринять, покивать головой, мол, да и у меня так же, зачастую, вовсе не означает, поэтичности или поэзии как таковой.

Надо бы успевать переспрашивать себя, когда говоришь: «вот это мне нравится» – переспроси себя : а что именно нравится, чем именно нравится? То что автор угодил твоему сегодняшнему уровню понимания? Если ответ ваш будет, например такой: «мне нравится душевность, искренность, или прочитанное легко осталось в моей памяти», можно смело выкидывать – это стишок, нет, конечно, можно остановится на своём «нравится», на вкус и цвет, как говорится, но прошу запомнить: к поэзии, к поэтичности – это не имеет никакого отношения. Само слово «нравится», по сути, оскорбительно для поэзии. Она дана не для «нравится», не для «ух, ты и я так думаю», не для «легко повторить и запомнить», не для того, чтобы читатель как бы подтвердил себя в прочитанном, и не для того, чтобы кто-то мог уверенно сказать: «это произведение повествует о том-то и том-то, о том, как дело было..».

Поэзия требует от читателя поэтичности, то есть умения и желания обрести Язык с расширением, речь самовитую, то бишь самодостаточную, не слова, а Слово, которое есть вход в бесконечную анфиладу возможных интерпретаций, когда процесс становится главным содержанием!

Если вы вполне давненько находитесь на окололитературном сайте, например, «Изба-Читальня» и ни разу не шокированы тем, насколько похожи все присутствующие там произведения, насколько «приторны ароматы духов», если вы ни разу не заметили в себе потребности в «аромате кофе», значит, ваше читательское «обоняние» обнулилось, значит, вы только на пути к поэтичности или на пути прочь от неё!)

Если вы помогаете тонущим людям, бросив им спасательный круг, это благородно, но если вы, после этого, понимая важность и имея возможность научить их плавать, не делаете этого, лишь снова, день за днём, год за годом, готовите для будущих потенциальных утопленников спасательные круги для утопающих, значит, вы совершаете преступление! Не «спасательный» круг нужен, но «спасительный»! Преступно поправлять строчки в плохих стихах, учить стихосложению не имеющих природного, божественного дара слова! Преступно поддерживать иллюзию причастия людей к идеалам литературы, если каждый божий день, с вашей помощь в том числе, они укореняются в роли ни читателей, ни писателей. Преступно внушать людям и себе утопию о том, что публичное распространение писанин лишь невинное хобби, лучше, чем водка, никому не вредящее и не мешающее, мол, пиши, милая, как можешь, завтра лучше, чем вчера и всё наладится, чем бы дитя не тешилось лишь бы не плакало.

Дело в том, что публичность не существует, как правило, сама по себе, на персональных сайтах, скажем, нет, это практически всегда часть потока – часть огромного парфюмерного салона, в котором читающие, обалдев от приторности друг друга, уже ничего толком не чувствуя, только кажутся себе творческими людьми, поэтическими людьми. Поток заставляет каждого «быть как все», или как большинство. Но больше двух – уже не поэтические люди, а о поэтичности рассуждающие) Утрирую, но...

Некоторые думают, что искусство устаревает, что у него есть прошлое, настоящее и будущее. Это не так, на мой взгляд, искусство вне времени, или лучше сказать так: у Искусства нет настоящего по определению, оно всегда – из прошлого в будущее. Искусство всегда несовременно, в смысле, опережает современность, как минимум на одно-два поколения, и именно тем, что в истоках своих опирается на прошлое. Искусство не современно для дат вашей жизни на надгробии, но современно для эпохи! А современность в искусстве не эквивалентна понятию «современная жизнь». Самое «современное» произведение – это не история из «современной жизни», это не язык «современствующих» обывателей, это язык, на котором мыслят стремглав, скорописью духа. На вопрос: кого можете назвать из современных писателей, поэтов? – ответ поэтического человека прост : например, такой: Чехов, Шекспир, Цветаева, Мандельштам, Хемингуэй, Бродский...

Марина Цветаева :

«Современность в искусстве есть воздействие лучших на лучших, то есть обратное злободневности: воздействию худших на худших. Завтрашняя газета уже устарела... Современник: всегда меньшинство... Современность есть совокупность лучшего... Быть современником - творить свое время, а не отражать его. Да отражать его, но не как зеркало, а как щит. Быть современником - творить свое время, то есть с девятью десятыми в нем сражаться, как сражаешься с девятью десятыми первого черновика.»

Итак, поэтичность отсутствует по определению у всего обслуживающего персонала потока. Поэтичность не связана с лёгкостью понимания и запоминания. Поэтичность – это своеобразное сфумато Слова, когда свет смыслов передаётся таким образом, что не улавливается граница между тьмой и светом, они единое целое, одно в другом, в состоянии неопределённости, в которой процесс важнее результата.

Продолжаем размышление...
Продлеваем Марафон Поэзии в своём выборе своего честного места – все «троечники» и «хорошисты» – тоже двоечники и даже в большей степени с «неудом» за поведение совести)



Часть 4

В свете предстоящего обмена ядерными ударами, начала Третьей Мировой войны, вопрос нового уровня сознания приобретает первостепенное значение. Перейти на новый план бытия смогут десятки людей из каждого миллиона живущих. А что с остальными? Они умрут по-настоящему, то есть их душам или сознаниям не будет места на земле, поскольку она станет кошмаром, и не будет места на Небе, поскольку "Небо" не для "земноводных" или ограниченных в восприятии душ. Ни одна "личная душа", ни одно трёхмерное сознание не сможет воплотить себя в многомерном мире. Ни церковное понимание бога и веры, ни научный метод ощупывания слона по частям и в тёмной комнате не годятся для перевода души человека или сознания человека на новый уровень осуществления жизни. Они приспособлены только для обслуживания плоти в условиях разнообразия ничтожного, в условиях земного понимания неба, в условиях "бог терпел и нам велел", "умри ты сегодня, а я завтра". И только Искусство, в том числе Искусство словесности способно, при определённых усилиях и усердии, преобразовать душу или сознание человека до четырёхмерного уровня, до есть до нормы Неба. В этом смысле, Поэзия - это вовсе не хобби, не вариант досуга, не часть культурной жизни для "избян" и "форумчан" местного разлива, это реальный, таинственный и магический инструмент для расширения сознания : мост от человека размером со стишок до гражданина Вечности. Советую всем, кто меня сейчас читает и слышит, пересмотреть своё отношение к возможностям, к сути и сущности поэзии как таковой.

Семнадцать раз в Четвероевангелии предупреждается о том, что "Царствие небесное", чем бы оно ни было, "принадлежит немногим", что "узок путь и немногие обретут его", что те, "кто не войдёт, будут гореть соломой огненной". Царствие Небесное - ВНУТРИ ВАС ЕСТЬ! То есть это не вседоступный мир после последнего удара сердца, не будет никакого аналога ТАМ миру ЗДЕСЬ. Как нет общих снов. так и нет общей жизни за порогом последнего удара сердца. Всё что есть - тот уровень сознания, те возможности восприятия, которые есть на момент этого последнего удара. Условно говоря, для людей, размером с "форумчан" и "избян" есть только Изба и форум, есть только тот мирок, который исчезнет, как и не бывало, как исчезает он уже сейчас, когда ежедневно мы погружаемся, каждый в свой собственный сон!

Давайте работать над сознанием, над восприятием, пока не поздно!

Итак, позвольте себе, хотя бы на время, допустить тот факт, что те 100% стишков, которыми почуют друг друга аудитория каждого окололитературного ресурса, и те сто процентов их апологетов и производителей - не просто не расширяют, не углубляют в высоту свои восприятия, а значит, сознания, но скукоживают и без того "жутко повзрослевшие" , ограниченное, очень личное или трёхмерное сознание творческого обывателя. Со стишками можно жить на досуге, жить до гробовой доски, но в Вечность, в божественность, в бесконечность, в Царствие небесное с ними не войти.

Обратите внимание, вот, например, данный Марафон Поэзии, десятки известных имён уже представлены в нём, имён из прошлого, прежде всего, но всё-таки, внимательный и вдумчивый читатель, читатель, способный хотя бы на время дистанцироваться от своих почти пожизненных предпочтений, уже наверняка заметил, что далеко не все представленные образцы творчеств принадлежат Поэзии, как полпреду Языка. В основной массе своей, это просто искренние, душевные строки с одним единственным желанием - дать содержание темы максимально понятно. Но это не поэзия как тайна магии слова, это использование инструментария поэзии, и если говорить о поэтах, которые являются настоящими создателями и участниками великого таинства слова, то мы честно должны признать лишь нескольких человек.

И наша ближайшая задача, наша главная задача - научиться постигать разницу между поэзией и хорошими стишками, между языком поэтов и красноречием стишков, разницу между желание Слова и желанием "душевности". Слово - настоящее, поэтическое Слово - это не кусок сахара, не исполнитель темы, не желание "добра и мира во всём мире", не "всю душу вложила в...", не "песня о несчастной солдатской любви с вариациЯми под три блатных аккорда", не то что мы знаем и можем понять, а НЕПОСТИЖИМОЕ, ИЛИ ПОСТИЖИМОЕ, НО НЕ С ПОМОЩЬЮ ПОНИМАНИЯ, ЛОГИКИ, ЗДРАВОГО СМЫСЛА И НОРМ СТИХОСЛОЖЕНИЯ, постигаемое на парадоксах, на неопределённостях, на кромке недосказанности, на уровне мантры, на уровне интуиции, озарения, дерзновенного отказа читающего, пусть на мгновение прочтения, от всего себя прежнего!

Вы читали всё подряд и знаете, что "это вот" вам нравится, а "то вот" вам не нравится. И на этом всё ваше восприятие заканчивается. Всё. На этом ваш контакт с Искусством завершён, не так ли? И вам "нравится" то, что вам по силам сходу понять или почувствовать, вы уверены, что читатель - это барин по отношению к поэзии, она в лепёшку должна расшибиться, чтобы барину или барыне на печи понравится! Но с таким подходом на печи и останешься. С таким подходом - "у рояля то же, что и раньше" и обыватель - это тот, кто не меняется в высоту, вопреки самому себе!

Как нам преодолеть этого массового обывателя?
Этого взрослого, умудрённого жизненным и профессиональным опытом туриста по крови и гибели Искусства?
Сколько ещё гибели этому прекрасному человеку нужно, чтобы он объявил мораторий на самого себя?

На весь набор своих предпочтений.
Нужен критический подход.
Нужно перестать "что-то знать о поэзии", перестать "понимать её" в меру!

Марина Цветаева

Что же мне делать, слепцу и пасынку,
В мире, где каждый и отч и зряч,
Где по анафемам, как по насыпям —
Страсти! где насморком
Назван — плач!
Что же мне делать, ребром и промыслом
Певчей! — как провод! загар! Сибирь!
По наважденьям своим — как по мосту!
С их невесомостью
В мире гирь.
Что же мне делать, певцу и первенцу,
В мире, где наичернейший — сер!
Где вдохновенье хранят, как в термосе!
С этой безмерностью
В мире мер?!

1923 г.

продолжение мятежа против самого себя продолжается...



Часть 5

Продолжаем размышления о поэтичности - человека и произведения.

Напоминаю всем, кто когда-нибудь решится на попытку перехода от уровня стишков, песенок-чудесенок, «душевности в столбик» – на уровень поэзии, то есть на уровень магии Языка, на уровень многомерного восприятия, что этот переход потребует :

Честного, адекватного взгляда на себя
Умения отличать настоящее, кое в искусстве правдоподобно или мнимо от хорошего, кое правдиво, значит, фальшиво, ложно)

А главное, необходимо желание, осознанный порыв к новому состоянию жизни, фактически, мятеж против самого себя!

Конечно, на всех окололитературных сайтах есть немало людей, которым уже не совершить этот переход в силу различных причин, например, считают свою писанину вполне достойной, или ПРИЕМЛЕМОЙ. Ох, уж эта «приемлемость», «третий сорт – не брак»!) Есть и другие причины : всему своё время – возраст, как бы не бодрились, налагает ограничение на восприимчивость, слишком много опыта обыкновенной жизни за плечами и эти прекрасные гири, как ни странно, легче тащить до гробовой доски, чем бросить. Важна к тому же «среда обитания»: если тебе практически каждый день, такие же как ты, говорят, что пишешь классно, то волей-неволей, начинают в это верить, мол, народу, или многим, или моим читателям нравится, и это затуманивает самооценку, создаёт право на сделку с совестью.

Не будем переубеждать этих людей. Пусть остаются там, где они находятся. Никто же не сомневается в том, что жизнь обмануть невозможно, себя – тем более и в том, что граждане Искусства или граждане Вечности, граждане Царствия Небесного – это не все «пенсионеры Того Света», но это, буквально, горсточка людей, которые совершают подвиг совести, прорыв в восприятии ещё до последнего удара сердца, которые начинают старость или зрелость с чистого листа, идут в «первый класс Вечности», не делая одолжение тем, кто ведёт их по типу: «а мы послушаем тебя». Горсточка людей, к которой обращены мои чаяния, мой дар слова от бога, кровь души моей – они, если делают выбор в пользу поэтичности, то делают это желанно, встречно, самоотверженно выбирают совершенно новый, неведомый путь, мир – жизнь внутри себя, не без грусти, но на волне доброго предчувствия расстаются со своим богатейшим опытом обывательства, стихослагательства, со всем многолетним умилением Искусством со стороны, со своими иллюзиями собственной одарённости, осознают многолетнюю ничтожность, никчёмность такого, чёрт побери, любимого творчества, признают равенство между «приемлемым» и «полным отстоем» в том смысле, что и то, и другое равноудалено от «высшей меры», от «безмерности в мире мер», от поэтического воззрения, от тех целей и принципов осуществления жизни, которые присущи высшему сознанию или Провидению.

Представляете какою благородной, открытой к новому, к развитию должна быть душа, чтобы провести над всем своим многолетним опытом ТАКОЙ аудит!

Воистину, «много званых, да мало избранных!».

Искусство совершает подвиг.
Не думайте, что всё так просто, спокойно создаёшь, живёшь, пишешь, публикуешь, находишь читателей, друзей, единомысленников, затем, почиваешь на лаврах. Нет, конечно, всё несколько сложнее и драматичнее. Толпа есть толпа. «Враждуют низы, горы сходятся» – да, Цветаева права, но есть категория людей...

Ну, вы понимаете о чём я..))

К делу.

В данном Марафоне представлены образцы творчества многих творческих людей, поэтов разных лет, разных эпох, различных мировоззрений и обстоятельств. Но «многих в Искусстве не бывает», так уж повелось. Царствие Небесное – почти пусто! Это главная тайна всех религий) Искусство – это всегда несколько человек создающих и несколько сотен сберегающих ими созданное, это маленькая стойкая команда – лучших из лучших. Они – ведут, остальные – ведомые или упирающиеся, или упирающиеся с подлостью в спину и грязью в лицо.

«Приемлемое» глазеет на Искусство, как баран на новые ворота – не понимая, но с тайной обидой за ушами осла, который идёт в гору вместе с альпинистом, но тащит поклажу и не понимает расклада: у одного восхождение, у другого - подъём тяжестей). "Приемлемое" глазеет на Искусство, не понимая, но осуждая, не пытаясь понять(!), но отрицая. Почему так? Потому что культура человека начинается – не с согласия с кем-либо или несогласия с кем-то другим, культура человека начинается с заложенной, выстраданной в нём им же самим традиции – отрицать, не отвергая, не любить, не убивая. Культурный человек знает, что Искусство создаётся не всеми понемногу, не многими, а вопреки многим, вопреки любой толпе. Культурный человек знает себестоимость Искусства, чувствует его одиночество посреди не столько плохих, но именно посреди хороших людей, в самой гуще хороших людей, объединённых в любую толпу всегда господствует плохое, то есть зло «приемлемости», похожести, одинаковости. Хорошие люди, сплотившись в похвалах друг другу, становятся врагами Искусства, они начинают любить «настенное искусство», они размещают своё умиление – далеко в стороне от главного вопроса : как именно искусство стало искусством, и зачем всё это было создано? зачем было создано всё то, что так раздражало, так шокировало, в том числе вполне образованную часть современников и дошло до сознания только далёких потомков?

Совет : если мы хотим познать суть поэтичности, то необходимо отойти от предпочтений и сосредоточить усилия на критериях или признаках поэтичности. Это на первом этапе. А на втором этапе её постижения необходимо понять, что поэтичности нет – «построчной», в отдельно взятом произведении, что поэтичность – это нечто такое, что выше «удачно исполненного стихотворения»! Поэтичность – это категория большого масштаба, это всегда – весь поэт, точнее говоря, весь путь поэта в направлении ей (поэтичности) навстречу! Вот ведь какая штука...

Пауза, продлеваем раздумья, никуда не торопимся, те, кому суждено – не опоздают, а кому не надо, всегда не успели)

Часть 6

Если рассматривать ПОЭТИЧНОСТЬ как путь к высотам или глубине высоты Языка, как состояние жизни, в котором поэтическая речь и поэтический взгляд на мир обретают себя в максимально развитой степени, с заложенной возможностью непрерывного дальнейшего расширения или обогащения воображения, то нам с вами важно сузить круг участников стихосложения всех времён до тех нескольких поэтов, которые достигли именно такой ПОЭТИЧНОСТИ в себе и в Слове.

Мой вариант сужения такой :

МАРИНА ЦВЕТАЕВА
ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
БОРИС ПАСТЕРНАК (до 1928, или до 1940 года)
ИОСИФ БРОДСКИЙ
АРСЕНИЙ ТАРКОВСКИЙ

------------------------------------------------

И всё.
Все остальные находятся на дистанциях приближения или удаления от уровня служения Языку этой пятёрки поэтов. Это не значит, что у других поэтов не случалось интересных произведений, строк, строф, но цельность и преданность Слову, но творчество, восходящее к «переводу с небесного на русский» представлено именно этими поэтами.

Близко к ним в попытке дерзновенного овладения языком стоят :

ВЛАДИМИР МАЯКОВСКИЙ
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН
АННА АХМАТОВА

А источниками вдохновения для первой пятёрки явились :

Александр Пушкин
Михаил Лермонтов
Евгений Баратынский
Константин Батюшков
Александр Блок

--------------------------------------------------

Что всё это означает?
Это значит, что если кто-то решит «заделаться» поэтом, то обязан мерить свои возможности по этой первой пятёрке.

Искусство так устроено, что, вроде бы, являясь губкой, впитывает весь предшествующий опыт, всё лучшее и продолжает, развивает именно его, с другой стороны, искусство словесности, в частности, включает в себя только равных на высотах слова, никаких «частично талантливых», «приемлемых», «тоже поэтов» в нём нет! Это закон, это дважды два равно четыре, основа права Искусства на альтернативный путь развития человечества.

Разнообразие попыток может быть сколь угодно широким, но каждая попытка должна сравниваться с уже достигнутым уровнем высоты Слова, каждый путь должен быть значителен не менее, чем уже пройденный творческий путь поэтов первой величины и первой пятёрки. В этом смысле, уместно сказать, что кроме них для читателя в развитии и для кандидата в Искусство Поэзии никого существовать не должно! Они – планка, их надо, если не превзойти, то хотя бы оказаться достойным в смысле развития Языка. «Из какого сора стихи» – эта фраза Ахматовой – не для всех сказана, как руководство к действию, а уже для и только для избранных богом, одарённых даром слова, они собирают крохи «сора», оставленные не вошедшими, но приближающимися к первой пятёрке поэтами и на основе постижения этих крох, совершают свою попытку восхождения.

Важно понять, что когда мы говорим о лучших из лучших, мы говорим о том выборе, который делает не календарная судьба, но само ПРОВИДЕНИЕ, и благодаря коему, потенциально избранному на жизненном пути предоставляются ряд уникальных возможностей, фактически, приемуществ, которых априори лишены те, кто идёт в искусстве без поддержки Провидения. Но кого именно выбирает Провидение? Я думал об этом. На мой взгляд, Провидение, как высшие сознание или Ответственный за высоту Неба фактор, выбирает или поддерживает тех, кто уже, буквально, с детства, не от мира сего, склонен к воображению, к витанию в облаках, к отсутствию в присутствии обыкновенной жизни. Все причины выбора остаются тайной, но названная, как мне представляется, очень важна, и Провидение создаёт определённые условия, скажем : родиться в начале шестидесятых годов, значит, успеть попасть в период, когда молодость родителей совпадает с хрущёвской оттепелью, когда родители впервые за все годы советской власти получают – физическую и ментальную передышку в изнуряющем и смурном процессе непрерывного рабства под плетью государства, аврального вкалывания за хлеб насущный, соответственно, вздохнувшие родители передают энергию вальяжности детям, чуть позже и уже застой брежневских времён, чуть раньше и ещё сталинская кубатура страха и жизни в шеренгах! Это только один маленький пример того, как УСТРОЕНА ПОМОЩЬ ПРОВИДЕНИЯ. Проведение, при этом, не гарантирует выбранному им успеха, благополучия, напротив, не от мира сего получает мучительную неприспособленность для жизни «как все», долго не может определиться с выбором профессий, поскольку нет такой человеческой профессии, которая совпадает с интересами Высшего сознания, есть только ПРИЗВАНИЕ, и его не дают вместе с дипломом Литературного института, призвание к Слову – не совпадает с образованием – литературоведческим, филологическим, искусствоведческим. Напротив, Проведению важно, чтобы кандидат на выражение Вечности в Языке прошёл путь мощнейшей самоотверженности, чтобы оказался на грани жизни и смерти, чтобы чувствовал ЛУЧШЕЕ не как приемлемое, не как "ЛИШЬ БЫ ДУШЕВНОСТЬ БЫЛА", но как мятеж против "удовлетворительного" и "хорошего" за штурвалом Искусства! Поэт, который войдёт в «пятёрку», УМЕЕТ ВИДЕТЬ ЕЁ ПРИНЦИПИАЛЬНОЕ ОТЛИЧИЕ от сотен других хороших людей, которые что-то хорошо писали или пишут, или ещё напишут в рамках самовыражения. Провидение поддерживает того, кто понял что-то очень важное об этой «пятёрке лучших из лучших», того, кто вышел к своему народу со свечой на ветру, кто вышел с любовью к людям, самой высокой степени, такой, когда противостоишь тем, ради кого живёшь, претерпеваешь от хороших за правду о том, насколько опасно они «хороши»!

Сделаем паузу в наших размышлениях,
есть над чем задуматься, не так ли?



Часть 7

Поэтичность ....

Загадочное, волшебное, нет, таинственное в неохватности, необъятности неохватности своей, слово!

Поэтический взгляд на мир – какой он, что это за взгляд такой?
Отчего поэтичность – утрачивается жизнью первой и последней приобретается?

Вопросы, вопросы...
Как хорошо, оказывается, правильный вопрос – уже ответ.
Но в нашем поиске истоков и сущности поэтичности, вопросов всё-таки недостаточно.

Давайте попробуем представить себе поэтичность, как способность сознания или восприятия к расширению горизонта, точнее говоря, пусть поэтичность, в данный момент, раскроется нам как широта глубины видения, при которой сохраняется живая, неразрывная связь между казалось бы разрозненными событиями, явлениями, действием и бездействием.

Вот, перед нами, например, стихотворение Александра Пушкина «19 октября 1825 года», начинаем провозглашение строк:

«Роняет лес багряный свой убор,
Сребрит мороз увянувшее поле,
Проглянет день как будто поневоле
И скроется за край окружных гор.
Пылай, камин, в моей пустынной келье;
А ты, вино, осенней стужи друг,
Пролей мне в грудь отрадное похмелье,
Минутное забвенье горьких мук.»

И, вдруг, приостанавливаюсь, отрываюсь от текста и витаю, лечу над линией известного нашему сознанию чувства времени: 1825 – 1925 – 2025, два столетия, три события, нет, конечно, событий сотни миллионов, но не нужны все эти миллионы, нужны события родственные по значимости для зарождения моей поэтичности, и они тут же возникают в моей памяти: итак, точка отсчёта в данной цепочке – стихотворение Пушкина – своеобразный зов одиночества, гимн дружбе, товариществу, реквием молодости, там, в третьей строке, не осенний день, но сам поэт «как будто поневоле» сидит один в Михайловском, и «край окружных гор» напоминает зубцы крепостной стены. Не отлучиться. Как тогда, в лицее, тоже было нельзя отлучиться из «кельи». И грусть до отчаяния. Четырнадцать лет минуло, и ещё год прошёл, весёлые мальчики разбежались по белу свету, выпорхнули из юности и детства, поглотились тягучим смерчем бытия, и при свече, в октябрьской мгле сейчас поэт-мальчишка вспоминает...

Но на дворе Вечности, одновременно с 1825 годом, находится 1925 год, на столе моём лежит первый и последний Сборник – «Антология русской лирики первой четверти ХХ века» под редакцией И.С. Ежова и Е.И. Шамурина. Уникальный сбор поэтических чувств, ещё «под одной крышей», без ярлыков врагов народа собраны поэты Императорской России и Республики Советов. На широких страницах уместились друг за другом: Брюсов, Бальмонт, Блок, Цветаева, Мандельштам, Анненский, Антокольский, Асеев, Ахматова, Белый, Балтрушайтис, Бедный, Бердников, Бунин, Городецкий, Волошин, Горький, Гумилёв, Зайцев, Зенкевич, Есенин, Гроссман, Клюев, Маяковский, Орешин, Добролюбов, Светлов, Тихонов, Сологуб, Хлебников, Ходасевич, Эренбург, Шкапская, Парнок, Чурилин, Шершеневич, Кручёных, Шенгели. Тихонов, Полетаев, Нарбут и т.д., ещё десятки имён...

В комментариях к каждому имени ещё нет горечи с кровью, типа: «расстрелян», «умер в лагерях», «умер в эмиграции», «погиб при невыясненных...». Ещё все живы, все в силе, даже в расцвете сил, ещё все вместе, хотя и порознь идеологически, но они ещё все – та Россия, пусть и изрядно измождённая, в которой Александр Пушкин пишет свой гимн одиночеству, гимн неувядающей дружбы – стихотворение «19 октября»..

И одновременно с 1825 и 1925 годом, существует мой 2025 год, в котором я, поэт Двадцатого века, заскочив в век Двадцать первый, ощутив всю пустоту его на граждан Царствия Небесного Поэзии, на читателей и поэтов, схоронив всех своих – весь список, от 1825 до 1990, перебирая, как чётки в пальцах, последние великие всплески торжества перевода небесного Языка на русский, все отголоски памяти, продлеваю гимн сквозного одиночества поэзии на белом свете. Все мои – родные и близкие – читатели поэзии, а не стишков и поэты, а не стишочники, – все они забылись на досуге, скончались под пулями, умерли от подлостей и рук хороших обывателей со стишками, все они поддерживают меня, несут на руках, когда нет уже никаких сил идти вперёд, все, понимаете, вне зависимости от своих течений и направлений, все, как один, вместе с моею ладонью, укрывают мою свечу на ветру, ободряют меня примером своей стойкости и у нас:

«Души высокая свобода,
Что дружбою наречена»...

Так свершается, примерно так, свершается поэтичность как «широта глубины видения»)

Видение становится видением)

«Печален я: со мною друга нет,
С кем долгую запил бы я разлуку,
Кому бы мог пожать от сердца руку
И пожелать веселых много лет.
Я пью один; вотще воображенье
Вокруг меня товарищей зовет;
Знакомое не слышно приближенье,
И милого душа моя не ждет.»

Пушкин – один, в день лицейской годовщины...

«Я пью один, и на брегах Невы
Меня друзья сегодня именуют...
Но многие ль и там из вас пируют?
Еще кого не досчитались вы?
Кто изменил пленительной привычке?
Кого от вас увлек холодный свет?
Чей глас умолк на братской перекличке?
Кто не пришел? Кого меж вами нет?»

В чём спасенье – в уверенности: «...на берегах Невы меня друзья сегодня именуют». В беспокойстве: «Ещё кого не досчитались вы?». Даже в сомненье: неужели и этому дню кто-то мог изменить ради «холодного света»?

Да, вот оно!

Поэтичность – это великая свобода души, умеющая найти дорогу к сердцам других людей. Не подхалимством, не поддакиванием, не лестью, не панибратством, но братством, «души высокою свободой», которая позволяет доверить человеку правду о том, что Искусство не имеет второго сорта, подготовительного отделения, подобия, намерения, что лучше стать гражданином Вечности в ранге Читателя, чем тусовщиком Времени по прозвищу «автор»!

Поэтичность – это у тех. кто на своём месте находится, кто ищет, всю жизнь, себя своё место под звёздами в колодце, которых, как утверждают знатоки трёхмерной реальности, в колодце не видно. Видно! Но надо искать!

Поэтичность всегда находится в дороге.

И нет её у скучных, в смысле, у тех, кто стал до скукотищи «взрослым», состарился в поиске, всё нашёл: бога обрёл – ходит, молится лбом, догматы шепелявит, стихосложение освоил и сонеты из букв языка пишет)) Нет поэтичности у тех, кто завершил поиск себя, бога, истины, поэтичности!

Я слышу голос Пушкина, там, двести лет тому вперёд, родное чувство победы над временем и временными людьми, всё шире круг друзей, всё шире круг одиночества – отходит, отступает тоска – широкий фронт новых впечатлений, открытий, откровений – ваших – моя радость, вы – находите себя, я нахожу поэтичность – в вас, каждом, кто читает сейчас строки этих размышлений и строки Пушкина:

«Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он как душа неразделим и вечен —
Неколебим, свободен и беспечен
Срастался он под сенью дружных муз.
Куда бы нас ни бросила судьбина,
И счастие куда б ни повело,
Всё те же мы: нам целый мир чужбина;
Отечество нам Царское Село.»

«НЕКОЛЕБИМ, СВОБОДЕН И БЕСПЕЧЕН». Был союз лицеистов именно таким? Или стал таким под воздействием этих стихов? Так что же такое «ПОЭЗИЯ»? Это о том, что «было»? Или это то, что «ХОТЕЛОСЬ БЫ»?
А что реальнее – то, что в действительности или то, что в достоверности сердца?

У кого ответ – «то что в действительности», тот ещё на пути к поэтичности, к поэзии жизни. Возвращаюсь к формуле дружбы от Анны Ахматовой : «души высокая свобода», которую она создала в стихотворении посвящённом своему другу – замечательному переводчику Лозинскому.

Дружба – дело души. Но почему – свобода? В дружбе человек сам, по доброй воле, совершает поступки,которые, может быть, в данный момент для него некстати, путают планы. никто не заставляет, просто, сам не можешь не совершить. Свобода воли!
Анненков точнейшим образом о друге: «... человек, который... составляет... необходимость в жизни своих друзей».

Итак, NB! :

Поэтичность – это «души высокая свобода», которая состоит или составляет «необходимость в жизни» человека по отношению к Языку, на котором только ещё будут или смогут когда-то заговорить и мыслить участники Неба, жители Царствия Небесного.

Выдыхаем, делаем паузу...



Часть 8

Продолжаем наш Марафон погружения в высоту поэтичности – человека и Слова.

Нам уже известна сложность постижения её. Особенно для «хорошистов со стишками» и людей, не имеющих в себе культуры общения, отсутствующей у них особенно в случае обмена противоположенными мнениями. Поэтичность не наука, не набор навыков, которым можно обучить неумеху. Восхищаясь лучшими образцами Искусства, в том числе Искусства словесности, можно вполне успешно не иметь в себе поэтичности, то есть оставаться на поверхности самых лучших впечатлений и побуждений!

Поэтичность – это движение в глубину, в глубину высоты.
Но о какой «высоте» идёт речь? – О высоте огляда. Но в гораздо большей степени о высоте пропасти, в которую уже должен падать постигающий поэтичность человек. Поэтичность постигается в процессе падения, через падение, падением. Но что ещё за «пропасть»?

Живут какие-нибудь добрые, в меру творческие люди, с устаканенным восприятием, живут как бы по совести, в искусстве любознательные, обильные в потоке творческих потуг – какая им ещё «пропасть», какое «падение»? – а такое падение – падение с собственного пьедестала, с пьедестала осла, который, как мы помним, так же как и альпинист, идёт в гору. Осёл несёт поклажу альпиниста и категорически не согласен с тем как всё устроено в Искусстве и в жизни. Осёл имеет все внешние факты для подтверждения того, что он тоже совершает восхождение и не понимает, почему альпинист считает его тяжкий труд лишь переносом поклажи, а не равноправным альпинисту «восхождением». А разница очевидна ; осёл не знает или не хочет знать, что альпинист совершает восхождение внутри больше, чем снаружи. Он в горах не "практическую пользу обществу" приносит, не материальную ценность создаёт, он там Человеком занимается, человеком идущим без дела, но в высоту, прочь от "делового" человека! Альпинист поэтичность свершает ДО восхождения, когда решает стать альпинистом – «человеком, идущим в горы(в гору) без дела»; и ПОСЛЕ восхождения, когда не жалеет о том, что было там в горах.

Поэтичность тесно связана с тем состоянием, которое зовётся заворожённостью. В этом отношении можно сказать, что поэтичность – это способность к перманентной заворожённости и сама заворожённость, в которой дух захватывает, сердце замирает не от художественной раскраски чего-либо, какая бы эффектная она ни была, но от ощущения присутствия чего-то необъятного, привычной логикой не объяснимого, или от самой наличной невозможности объять что-либо – от пребывания на грани бессознательного или в гуще такого, что чрезвычайно изменчиво, метаморфозно, всё время не то, чем кажется.

Я тут намедни, анализируя в рамках Марафона одно стихотворение, написал кое-что о поэтичности, цитирую себя:

«Есть два момента, касаемо поэтичности, как важнейшей основы смысла существования поэзии:

Первый момент:

Поэтичности - это не "ЧТО", это "КАК".
То есть, говоря о поэтичности, можно и нужно представлять себе Язык, как самостоятельную, самодостаточную живую материю, господина положения, по отношению к любой замысленной поэтом теме или содержанию замысла.
Иначе говоря, поэтичность это дальше любых, самых красивых, складных, причёсанных, уместных слов - прорыв сквозь них к Слову , которого как бы ещё нет на земле или поверхности языка. Таким Словом располагает Небо, общаются ангелы, или люди в первый, последний день свой жизни.

Второй момент:

Поэтичность - это не есть "известное об известном", это не есть "понятное о возможном", поэтичность - это, как минимум, неизвестное об неизвестном, как максимум, невозможное о несказанном!

Сложность пребывания и создания поэтичности :

Не спутать скоропись духа с заумью, простым потоком слов, первых попавшихся под руку. Да, искусство свободно в слове, но свобода эта осмысленна, и осмысленность свободной речи искусства, в противоположность любому хорошему тексту земных стихотворений, глубока, даже бездонна в заложенной возможности интерпретации. Это как бы источник, из коего, чем больше пьёшь, тем больше хочется!

А просто хорошие тексты, как правило, однозначны, в них сказано только то что сказано и неискушённые в тайнах господства Языка читатели, легко подхватывают выложенные на блюде доходчивые мотивы, под крики "аллилуйя"!»

-------------- ----------------------------

Давайте попробуем попрактиковаться в улавливании поэтичности:

Допустим, что человек, обладающий поэтичностью, знает о том, что начался последний день его жизни. Как он проведёт этот день? На мой взгляд, верный ответ будет такой : человек обладающий поэтичностью и знающий, что настал его последний день жизни, проведёт его КАК-НИБУДЬ, как сердце попросит, например, с друзьями, родными и близкими, с любимыми, а может быть, останется в одиночестве и напишет прощальные письма, неважно, главное, что как бы он ни решил провести свой последний день, это не будет день, чем-то принципиально отличающийся от последнего дня человека, не познавшего поэтичность! Поскольку поэтичность – это способность видеть глубже в Слове Поэзии и это способность чувствовать любой день как последний. То есть, обладающий поэтичностью и не обладающий ею – равны в последний день и различны на пути к нему! У человека, обладающего поэтичностью, к моменту наступления последнего дня количество жизни будет несоизмеримо большим по сравнению с количеством жизни человека, поэтичностью не обладающего. Но со стороны это не заметно. То есть, поэтичность – создаёт жизнь, даже не то, чтобы дополнительное количество жизни. а её саму, как таковую. Поэтический человек, в этом смысле, живой по отношению к самому активному, любознательному, творческому, долго коптящему небо, компанейскому, но всё-таки уже мёртвому человеку, если он без поэтичности... без поэтичности – что? Живёт? Да, но и без поэтичности – ОБХОДИТСЯ! Или довольствуется уверенностью в том, что она у него есть.

Живущие мёртвые люди...
Если бы мы знали сколько их, как их много на самом деле, то оказались бы шокированы до глубины души.

Именно поэтому – граждане поэзии, граждане искусства такой горсточкой представлены и так одиноки на земле, а в нашей современности, в которой в принципе не произошло смены поколений читателей или воспринимателей лучшего и остались только те, кто больше пишет, чем читает, кто «галопом по европам» или читатели понаслышке, так и подавно – пустота до костей! – пробирает холодом отсутствия жизни у движущихся тел или условно живущих, или временных людей – людей одного ВРЕМЕНИ, людей ОДНОГО времени.

Что в жизни «поэтично»? – Её цена, облитая или пропитанная кровью.
Что в жизни «непоэтично»? Её та или иная цель, которая так или иначе оправдывает эту цену.

Делаем паузу, размышляем,
отстраняемся от времени,
прикоснувшись к вечному...