Содержание страницы:

1. Трёхчастное стихотворение "Глушь"
2. Ипатьевский синдром. Цикл
3. Авторское чтение. Видеоролик к циклу.

Глушь

трёхчастное стихотворение

                Просматривая старый фотографии...

1.

 Эпоха кончилась, порог переступила
        Квартиры, задымлённой – смутой, сизой мглой предчувствий
                И бормотанием наполненной, читающих соль текста пальцев...


Со сна ли – с о с н а м и качался запах свежесозданного спила –
 Или в бреду привиделась – такая глушь души –
Притопленная гать, коленопреклонённая тоска,
ослепших заживо, разрозненных страдальцев –


Что задохнулась грудь
и захлебнулась смрадом безысходности гортань!
Все умерли. Остались : стены стонов, казематов отголоски.
Вдруг, бьёт по клавишам, выводит гаммы девочка, «Я умоляю, перестань!» –
Летит её вслед паркетный голос, с хрипотцою, плоский...


2.

Здесь капли слёз слышны, в висок потоком ломит кровь, в набат –
Бьёт тишина и крыльев взмахи серые листают воздух, сытый
Глубокой влагой – глушь безумна, и туманом мешковат
Край летних сумерек... Ночь продырявлена и плачется сквозь сито,
Роняя морось в гущу тощих кущ, вновь распогодилась до звёзд сама
Собою... Создаваемая мною, явилась сладко, отреклась
От всех намерений и воли, скользнула вдоль застывшего сома,
Сама собою удивляясь, устанавливая связь :
Между гипотезой Пуанкаре от Перельмана и взглядом в никуда
Из глаз моих, глубоких в высоту, которых нет – воздвиглась эта,
Несуществующая всеобъемлющая глушь...Года
И люди, и события, и дни – исчезло всё, и песня спета...


За остановкой сердца – волглая до пят, свисает муть лиан,
Колеблются живые струны пламенеющих напевов... – Трогай,
Извозчик мысли! – впереди : Весь Царь расстрелян, рушится Ливан,
И нескончаемо летишь, глазами созданной, в объезд дорогой.
Как оглушает глушь! – я начинаю что-то понимать,
 и свежесрубленною болью,
вдруг, наполняю до краёв – глазного яблока темницу,

И ощущаю крыльями в крови – подстреленную птицу налету,
И околесицу, рифмуя высь падения, плету,
Стараясь в общую картину смысла, с мыслью о разлуках, влиться...


3.

Глушь – шельмовала, ошарашивала сходу;
Холодного по цвету кипятка
Разбрызгивала ковш и к пароходу
Подкатывала смолью вод слегка.


Утопленникам руки подавала,
Лебёдушек хлестала лебедой;
В затылок доносилась из подвала,
Оставив смерть насильно молодой.


По берегу шатаюсь, век за веком,
Ночь напролёт, под звёздами, любим,
Бреду, в бреду счастливым человеком,
Прикидываясь облаком любым,


Лечу, шагая по-над лязгом лоска :
Эллады, Рима, сонный Вавилон
Уводит в тьму сказаний, ветер плоский
Берёт мои видения в полон.


И снова глушь. От грая и до края.
Ждёт взгляда жизнь, чтобы начаться вновь.
И любит Бог, вздыхая и карая,
Писать «Идиллию», макая кисти в кровь...


© Copyright: Вадим Шарыгин, 2024
Свидетельство о публикации №124062605114 


Ипатьевский синдром

1.
Они


Не ищите – в их лицах пощады и слёз,
И раскаяний не ждите тоже.
День июльский сумерками со стёкол слез
И ремни затянули, враз, туже
На казённых на туловищах на своих,
Когда стало в глазищах смеркаться.
Разговор в караулке и в комнатах стих,
И склонились, как ветви акаций,
К пересохшей земле сны окрестных домов,
Ну, а в этом, висят в вполнакала
Грозди лампочек, полки с рядками томов.
Пальцев дробь тишиной понукала...


2.
Он


 Стрелки медлят и время, взмыв стайкой минут,
Стойко близится к полночи строгой.
К спичкам тянется взгляд, пальцы медленно мнут
Папиросу, вселилась тревога,
Не сейчас, а намедни, почувствовал, знал,
Что готовится казнь, что уж скоро...
Здесь кромешная воля свершает финал
И схватили, как за руку вора,
Чувства душу, крадётся вдоль спящих детей –
Тень былого меня – в сгустках дыма.
Навзничь лёг дожидаться железных страстей...
 
– Смерть моя, что же, необходима...
Но не тронут, пусть, их... От волненья продрог,
Задремал чуть на кромке покоя...
Семь минут, пусть поспит... Нашей смерти пролог –
На всю жизнь теперь смерть и покроя
Гимнастёрок, кожанок – отныне, на век –
Будут судьбы старух и младенцев!
В раз последний – одиннадцать спят человек.
От тоски никуда впредь не деться.


3.

Вы

Мне кажется, что вы вошли – в ту ночь,
Вы, твёрдые на лица и поступки,
В ту комнату... С наганами... и прочь
Гоню тоску свою, но слёзы хрупки,
Разбились об пол, вдребезги, молчат
Расстрелянные стены, помнят грохот...
Вы – обыватели, вы : нянчите внучат,
И длится ваша жизнь, под лай и хохот...


Я чувствую как жмёте на курки,
Как тычете наганом в них, палите...
Вы – сиживали в детстве у реки...
В расцвеченном под кровь палеолите
У вас найдётся ножик в спину тем,
Кто враг ваш и пырнёте без раздумий.
Вам цените у комнат толщу стен,
Взрезаете бинты судеб и мумий!


И если цель достойна, то рука
У вас не дрогнет : грохот, дым, штыками –
В глаза, под сердце, поступь мужика
У ваших женщин с крепкими руками –
Исполните свой долг – в затылок, в грудь –
Останетесь за главного на скотном...
– Искусству умиляться не забудь, –
Советуйте, приклеив взгляд к полотнам.


Вас много, до сих пор и навсегда,
Вы ловко кажитесь людьми, похожи
Вы на людей, врастает лебеда
В могилы, в ваши старческие рожи.
И что с того, что пережили враз :
Детей, его, своих, подвал расстрела?
В а ш  грузовик в ту ночь в грязи увяз
И Богородица вам в с л е д смотрела...


4.
Мы


Эти поиски бога и смысла,
И раздрай на душе, и в окно
Шаг когда-нибудь, вишнями свисла
Темень сада вишнёвого, но...
Наши слёзы и наш дядя Ваня,
Три сестры, одинокие, ждут,
Когда в брошенном сне, на диване
Солнца луч, когда стайка минут
Вдохновенья подхватит, закружит,
Вознесёт... Нас, мечтателей, нет
В вашем мире, мы где-то снаружи,
Не заселены в толщу планет!


Мы расстреляны в головы, в груди,
Под ногами, наганами – спим
Навсегда, тихий ангел разбудит
Нас крылом розоватым своим.
Обнимаемся, кровь замывая,
Догораем огарком, бредём...
Нас дорога ведёт заревая,
Наши слёзы смывая дождём,
Синеокие взгляды – поднимет –
На руках – уцелевших спасёт
Жизнь иная, возносит: «Под ними
Расстилается пропасть высот!»


Мы – Ассоль на краю Зурбагана,
Мы – Татьяна и Ольга вдвоём,
Алексей... Мы в пристволье нагана
Вспыхнем, канем во взгляде твоём,
Современник в веках, соглядатай,
Как Марию добили штыком...
Мы стремимся, не знаю, куда-то,
Прочь отсюда, наощупь знаком
Скользкий пол в этом затхлом подвале,
Полном стонов и ужаса глаз.
Мы в глубинах высот ночевали,
Выше звёзд! – выше всяких прикрас!
 
Мы – уходим. Но кто ж остаётся
В этой Комнате жизни в крови?
Мы – глубокие звёзды колодца,
Облака, хочешь, так разорви
На клочки нас, не больно, поверьте,
Не подвластны, свободны, легки!
Небеса... – адресок на конверте...
Капли воска финальной строки.


© Copyright: Вадим Шарыгин, 2024
Свидетельство о публикации №124062802733 



И в наши дни не составит труда набрать расстрельную команду и будут так же, как тогда, в упор убивать и добивать штыками - безоружную семью и людей чести, добровольно оставшихся с нею. А потом, запросто, разденут догола, побросают тела в кузов грузовика и замесят где-нибудь в грязь на глухой дороге... Юровского (в 1903 году спрашивал Толстого в письме насчёт аморальности развода) и Голощёкина, Медведева-Кудрина и Никулина, Ермакова, Кабанова (бывший лейб гвардеец) и Нетребина... Все типажи найдутся и в наши дни - там, где царствует чернь, тусовка, пустопорожний трёп, досуг, на каждом околопоэтическом сайте и форуме, в любой среде подёнщиков и обывателей. Сколько сегодня волевых людей со свинцовыми глазами, у которых цель оправдывает средства, и "лес рубят - щепки летят"! Поэтому стихотворения цикла подчёркивают разделение, границу, точнее пропасть, между образованными и интеллигентными людьми и называются так: "Они", "Он", "Вы" и "Мы". "Не ведают, что творят" - последние слова Николая Второго. Эти слова можно обращать сегодня к такому огромному количеству людей, что ужаснёшься...