Цикл стихотворений, навеянный одноимённым фильмом режиссёра
Станислава Ростоцкого, вышедшим на широкий экран в 1968 году.

                Осокиной Ирине Анатольевне посвящается...

1.

За безысходностью безличных предложений
Сокрыта морось тёмной участи окна,
В котором гарь и горечь в две косых сажени,
Сливаясь с лунным протяженьем волокна
Осенней ночи... - Что, сыночек, вдаль не спится? –

(1) Спокойный стон доносит небо матерей.
(2) Доносит небо стон (с)покойных матерей.

Прожекторов блуждают яростные спицы
В глубоком кобальте небесных пустырей.

И нет ответа. Глухо : эхо, веха, въехал
В ночной загон двора блеснувший «воронок».
Вспорхнула боль с изъёденного молью меха.
Стальная тень, вдруг, спотыкаясь об порог,
Вломилась в дом – и топот, тополь, допотопный
Прервался нерв тысячелетий : кровь и кров
Души – обляпан окриком гортани... Будто копны,
На конус сходятся слова... Вязанки дров –
В печах сгорают – плечи, плачи... – Ну же, целься
Друг в друга, друга и того не пощади!
На перекрестьях дальнобойных стёкол Цейсса :
Анфас улыбки, воздымание груди!


За безысходностью всплеснувших рук сокрыта
Шальная искренность костра и доживём
До понедельника, и ядовит Сократа
Предсмертный вдох... Пропали пропадом, живьём
Придётся, ввысь всем умирать! Лишь капли строчек
Стучатся в окна, бьются в стёкла невпопад.
Под сонмом звёзд навек уснул её сыночек.
И облик матери безумием богат...
И ждут наощупь, век за веком, ночь за ночью:
– Любимая! – Любимый! – Отзовись!
... Высокий ветер разрывает тучи в клочья
И низкий свет огарков рвётся в высь...

2.

До краёв наполнены слезами, тонут веки –
В струях ливня, выплакана суть.
Длит промолвленную вдаль судьбу попутчик некий,
Не давая снам передохнуть.

В ночь бескрайнюю глядеть, неведомо откуда.
Входит в масло острой мысли нож:
В цвет стены окрасить безрассуднейшее чудо –
Всем придётся? ... – Нет, рассвет похож

На присутствие отсутствия всего. Беззвучно
К чёрно-белой саге льнёт мотив.
Тень на кромке дня, дитя – случайности подручный –
В даль уводит, в тайны посвятив.

Лица... Влиться бы в поток вселенский, в небыль были,
Мне бы... только кто я, кто же, кто?
Пепел горстки счастья, спит на дне... – Крути кобыле
Хвост с репейником, ходи в пальто –

Осенью, в шестидесятых, в пятницу наверно,
Созывая Вечность на урок,
Исчезай в раскатах моря острова Жюль Верна,
Просто, покажи как вверить смог

Весь кагал слепых надежд  –  чертогу, дебрям, дрёме,
Пусть потонут смыслы, явь сойдёт,
Будто позолота с Будды, всё возможно, кроме
Жизни, в лестничный упав пролёт...

Пусть белеет одинокий алый парус встречи,
Пусть, среди сардин, широт и шпрот,
Грусть по журавлю... Синицею в руке перечит
Повзрослевший сызмальства народ,

Позабыв о детском, ввысь остолбеневшем взгляде,
К безрассудству истерично строг.
...Шелестом упавшим шепчет, ветром гладит
Жизнь, переступившая порог...

3.

Падает дождь.
На поверхности осени влажной
Тысячетонные слёзы страны
И панельной, и кафельной,
многоэтажной.

Здесь сочинением счастья за партами заняты классы.
И, сочленяя дожди со слезами,
Народные массы,

Заняты жизнью – торчком макароны в бумаге,
Но не в ГУЛАГе уже, и отрадно бедняге –
Ветру осенних дворов, дичь настреляна в плавнях...
Мир к понедельнику, крадучись движется, плавно.

Вдруг, мой поверхностный взгляд
Ночь встречает глубоко :

Где-то Кере'нский свой век доживает,
Шульгин, а Набоков –
Жизнь переводит с английского – зал петербургский с лепниной.
Ветер ипатьевский с гарью костей перешёл Апеннины...
Мягко, подушечкой пальца коснулся стиха Заболоцкого на пианино

Мой поседевший искатель, историк, источник, романтик.
Детство, мелькнув, уронило на краешек полночи – бантик...

Падает стул:
под Мариной, на сцене
И зал в Камергерском

Страстно молчит, разбираясь что в выпаде дерзком
Прав дядя Ваня, но карта истории бита –
Интеллигентная смерть под эгидою быта...

Здесь и сейчас замер класс: воцарилась минута:
С нами? Уйдёт? Иль останется? Взоры застыли...
Гром тишины среди ясного вымысла были.
Вечера мне дорога моросящая смута.

Падает ввысь,
Будто пламя свечи, одиночество странника Грига.
Ветер молчит в парусах белоснежного брига.
Пасмурно смотрит Владимир на шуточки Брика...
Эхо молчит, побелённое известью к р и к а.

Как-то спаслась ты, осенняя морось, от осени жизни и белой вороной –
Бьёшься об стены и стёкла, в объёме закрытом.
И подавился покладистый быт вермишелью варёной,
Вызнав случайно, как счастлив был ветер над морем за Критом...

Падая, знать,
Что не зря всё, что кто-то – свечу – из рук в руки – ладонь обжигая,
Мир создаёт – достоверность вскипает другая!

Хижину счастья из строчек в линейку, из «корочек» красных построю,
С мелом к доске подступив, настигая ответы броском!
Троицу троечник пишет и тросточкой трогает Трою –
Ш л и м а н и ш л и мы, себя позабыв, ш л е м ы войн, босиком...

Освободите, прошу, от земли, от Земли,
От всего наносного!
Тихо, торжественно падает дождь,
завтра, заново, засветло, снова...

Пусть воссияет луна :

Над ожившим безмолвием времени ночи,
В створе заплаканной сути предсмертных записок!
Может быть, головотяпством строки станет близок
К запоминанию тонкого снега в составе ночного покрова
Старый беспамятный стих, в половине (часов Николая) Второго?

Тихо, торжественно, заново, засветло,
замертво, снова...

И в прозвеневшем звонке – никого,
Только голые парты и горсточка счастья от пепла...

За понедельником прячась,
Мелодия  крепла...
Вновь засмотрелись в полёт с журавлями,
Не встав на колени,
Зная, что кровью умолкла
Мечта поколений...

© Copyright: Вадим Шарыгин, 2023
Свидетельство о публикации №123090403622