В основе цикла – «Повесть о Сонечке» Марины Цветаевой»:
под впечатлением от прочтения.
1.
Глаза
Её глаза, слезами сердце обжигая...:
Сквозь морось проступает, будто свет,
Наивная, надмирная, нагая
Душа, виднеется и Моцарта пропет
В них реквием – высокий хор волной созвучий
Окатывает – Падать в бездну их
С губительным восторгом! Лес дремучий
Стеной – в глазах её. Их пламя вторгнет в стих:
Какой-то отсвет – странный, переменный:
Огонь в раздумьях – остывать иль подождать –
Мерцает. В зыбком взгляде – ночи смена
И наваждения слепая благодать.
2.
Ночи напролёт
Не комнат анфилада – взглядов.
Как тихий падающий фейерверк нарядов, –
Пространства достоверности в ночи.
От скважины утеряны ключи –
Дверной...
Верь, мной –
Владеет нынче вьюга,
Блуждающая с воем и тоской
По старым мыслям канувшего друга,
По улице Морской или Тверской...
И нет конца, бездонна анфилада:
Там паруса расправила Эллада,
Ассирии пещерная прохлада;
Там из ладоней родники пила ты,
Там омывали руки день Пилата,
К которому казался ни при чём...
И обоюдный страх кровит, мечом
Разрубленный, волчицей замер Рим...
Ночь до утра о ри(т)ме говорим.
За окнами – распятая эпоха,
Юденич не дойдёт до Петрограда.
И хорошо, что Маяковский скажет плохо
В поэме «Хорошо» о том, что сада
И города, на самом деле, нет...
(1) На перекрестья окон лёг рассвет.
(2) На низких окнах высится рассвет.
3.
Любить, любить...
Любить, любить... Глагол вздыманья - шага
Над кромкой снега, ох, как глубоки
Поля заснеженные, кровью стынет влага,
Вплотную к коже... Что же, рыбаки
Подняли взгляды на него, молчали,
Почувствовали что-то, бросив сеть
И жизнь, и прежней радости печали...
Любить, любить... На сотую, на треть –
И то уже – на гладкой вертикали
Седого Эвереста, вбивши крюк,
Висеть... Дождями лица истекали...
Несут её усилиями рук –
Возлюбленная, спи! И крепко-крепко
Прижав к себе, закинув в небо стон,
Стоять под ливнем... Вмята в поле кепка
И ветер хлещет их со всех сторон...
Любить, любить... Пусть Нерчинск, Благодатка
Поделятся глагольным остриём...
И на крыльце осевшая солдатка
С тяжёлой похоронкой, и споём
«Про это» на двоих, на водосточной
Трубе аккомпанируя строке,
В которой тихо, бережно и сочно
(1) Купались чувства в вешнем молоке.
(2) Стихали чувства в Вышнем Волочке.
Смотреть, смотреть... как любящесть натуры
Угнежживается в старинный час –
В глубоком кресле, бродят тучи хмуро,
Дождём волнуясь проливным за нас...
Любить, любить...
Как в омут! Ввысь низринув
Всю без остатка душу! Суд творить...
Кто без греха – припомнят ей Ирину
И нож сумеют в спину сотворить.
И только ангел с лёгкими крылами,
Любя, любя её, в даль вознесёт
Дням неподсудную! Стоит углами
В Борисоглебском изморозь высот.
Не ждать, не ждать – любить –
как нянчить, нынче
В свершающийся миг, на глубину
Сикстинской Рафаэля и в Да Винчи
Вдаваться взглядом... Больше не верну
Себя в кондовый мир, где крылья остро
Блестят, как бы в размахе лебедей,
Стяжают крик... Снам нужен отдых, остров!
Пусть омывается прощаньями людей.
Любить, любить... Рукой вдоль эшелона,
Оглохшею славянкой... Марш разлук
Литаврами грохочет, непреклонна
Жизнь к машущим ладоням тысяч рук.
И целовать кромешный воздух залпа
Салюта, в холод лютый над Москвой.
На небо, вместо всех иконок, взял бы
Лицо её и отблеск заревой...
Но бой идёт: в распадке под Донецком...
И скомкан почерк... Двадцать первый век –
Любить по-русски – жизнь во взгляде детском
И «Жди меня!», и смерть – горячий снег
Бросает с неба, крупным снегопадом
Усыпан почерк писем и блиндаж...
Любить, любить... Бессмертье смерить взглядом...
И, вдруг, стихами должное воздашь :
Карандашу, краюхе света, тонкой,
С воронками, оглохшей тишине...
Лишь выскулилась, будто собачонкой,
Взмывающая в полночь в стороне –
Горсть мин, иль это раненные вскрики?
Молчание слилось с дремотой глаз.
Льнул сон волною к острову Маврикий...
И сонм раздумий в темноте погряз.
Любить, любить... Художественно просто...
В огонь и в воду! Брода нет в огне!
Актриса. Сцена. Маленького роста.
И свечи пляшут пламенем в окне
Давно не существующего дома
Давно живущей на страницах книг
Страны и странна истины истома,
И странник-тополь каплями поник...
Влюбиться – в снег иль в смерть – напропалую!
Ни дня, ни часа без любви – приказ
Марины: я в рассвет расцвет целую:
Целую ночь неугасимость глаз –
Предмет сиянья, внутренний огарок...
И только тонкий свет, и только ты
От шага в высоту спасаешь, марок
Заснеженный осколок красоты.
Огни горящих чувств – дотла сгорели :
Эпоха, дом, страна, любовь одна
Осталась на земле... Дворец Растрелли
Стал Эрмитажем, в Зимнем – днём видна
Седая ночь, от края и до края...
- Люби её, всем сердцем, до конца...
Луч солнца, понемногу умирая,
Сойдёт, как тень с любимого лица,
С последних строк, со стен и с вертикалей
Спокойных подвигов, спонтанно уступив
Последним сумеркам, в которые стекали:
Слезинки радости и острых звёзд мотив...
4.
Перевод с небесного на русский
Когда-нибудь каждое, каждое сердце
свершит свой последний удар.
И речь, продолжая себя, владея распахнутым голосом,
глаз немотою глубокой
И даже улыбкою вниз уголочков Джоконды,
Вдруг, в рифму вступая,
Колонной сипаев :
Наёмники неба – слова...
Засыпая,
в счастливом неведенье,
В выси, как кондор,
Огромными крыльями вычертив Анды,
Речь реет над миром,
Ей с неба команды
Лучами, морзянкой мелькающих листьев,
Доносят – веления...
Мордочка лисья –
Проклюнулась в свежем осеннем покрове...
Вот так, вдруг, по-детски,
Совпавши по крови –
С людьми, у которых сердца ещё бьются
Об двери забытые, выпали блюдца
Из рук, ярко, кажется, грохнулись об пол!
А кто-то за стенкою – топал и топал...
И тополь изрубленный где-то в Трёхпрудном
В поленнице нынче...Как высказать трудно
Упавшие вдребезги смыслы – как дети –
К ручонкам всех кукол свели нас зачем-то...
Идёшь... Под шагами темнеет Квинченто:
Луна на ожившие ночью полотна
Взирает...Уставший, счастливейший, потный;
В расцвете сомнений и тайного жара,
Высокий в огляде, походный, поджарый –
Творец... Обрамляет свечой мастерскую...
Спит речь озарённая...Мне бы такую.
А речь всё уводит, уводит, увидит
Высокие дебри, пусть дрогнут ресницы,
Пусть падают капли и память приснится...
А может быть что-нибудь всё же, ух, выйдет
Из этого странного эхом захлёба?
Стоять бы : за мёрзлой картошкой, за хлеба
Краюхою, ухаю, охая, об пол
Тяжёлый мешок, кто-то топал и топал
За окнами века Двадцатого или
Вы «Повесть о нежности» всю позабыли?! –
Воскликнула Речь, неизвестно откуда...
И барскою с плеч – дар словесного чуда –
Берите, возьмите, задаром! -Не надо...
И долго ещё вековая прохлада
Шаталась по дому снесённому всуе,
И чёрным на белом портреты рисуя,
Блаженная речь, малахольная дева –
Пугала, на чашках гадающих девок,
Чудным бормотанием...
– Что здесь творится?!
И Речь, заплетаясь: На озеро Рица
Приедет автобус, так, в Семьдесят первом
Там мальчик, он станет...посыльным иль нервом,
Протянутым между Москвой и Мариной,
И память о повести в книге старинной
Лучи осветят – первых звёзд Ориона...
И живы, все живы! И тополя крона
Укутает тенью их всех, и улыбки
Сияют, прощайте, рассвет близко, зыбкий
Туман – всё объёмнее, глубже и гуще...
(1) И гаснет экран
со строкою бегущей.
(2) И гаснет экран,
за строкою бегущий.
© Copyright: Вадим Шарыгин, 2024
Свидетельство о публикации №124011804592
