Это моё стихотворение – не является переводом в общепринятом смысле, это лишь навеянное оригиналом и переводом, сделанным Иосифом Бродским, спонтанно возникшее вольное желание моего воображения – сотворить мир Слова на основе определённого текста, это диалог между поэтами разного времени, для которого нет границ и преград, зато есть жизнь в мире Неба, то есть в мире реальном – провидческом, в мире, который создаётся, а не потребляется. Я ограничился первой частью трёхчастного стихотворения Одена и, соответственно, перевода в исполнении Бродского.
«He disappeared in the dead of winter»
Уистен Хью Оден ««In Memory of W. B. Yeats»
1
Он впал в небытие : когда зима уже мертва
Была, замёрзшие права – у чтения и сонный вид пустыни
аэропорты обрели, напоминали корабли –
С налипшим снегом статуи – Сервантес, Лермонтов, Луи? –
Касались рук снежинки, висли, казались мне чужими мысли :
Как будто впалыми, как щёки, иль полыми, или жестоки,
опустошёнными, пустяшными, пустыми.
Всё уголки сознания заполонила, как если б горла занятые криком –
До самых до краём наполнил ртутью мастер страха, изувер –
Тоска озябшая, бесцельно шлялась, как шарманщик, в поле диком;
И ртуть ползла – вниз по шкале температур, поскольку надобность отпала,
как в перстне холодность опала, –
Жить дальше, без его улыбки и манер –
Бог не предпринял, всуе, гром с грозою, мер :
Не спас, не попытался, сердце встало,
Устала мысль : зима мертва, на взлёт пусты аэропорты..
И стон раздавленный, сдавил собой аорты, стон глубокий...
Тлел в рамке текст на обороте шрифта Таймс,
сквозь гул машин за окнами, сквозь дым от сигареты,
– Ты слышал? – голос располневшей Мариэтты,
вслух шевеленьем губ объят, сейчас, уже, вот-вот,
уткнувшись в смерть, слегка разинув рот,
узнают строчку с датой лежебоки.
Всё – чередом шло, глушь лесов встречала,
Луною, вой волков, под смех с причала
Не раздавалась брань под нос кого-то в кепи.
Лишь скорбным образом слона из мухи лепит
Язык его безудержных поэм...
И влажный сумрак спит, как сон в фамильном склепе.
И бутерброд ко рту – рукой в обед поем...
Но для него, впервые навсегда,
вторая половина дня – последней стала половиной.
Смерть отделяла тело лапой львиной – его от бегства тени медсестёр
По коридору, булькали и бунтовали – остатки сил, мы знаем смерть? Едва ли..
Он не хотел уже... Но слух иссяк и опустели закоулки,
И только нарастал, молчаньем гулкий,
Поток читателей, друзей, врагов, похоже,
Бродили сгустки рук со скальпелем по коже,
Но дверь сюда, как сквозняком, неотвратимо,
Закрылась насмерть.. Брата я в нём, точек строчек побратима –
Навеки вечные сегодня потерял...
Отныне, плечики в шкафу, там матерьял
Его поношенной судьбы, пиджак из твида,
Рубашки чистые, душа висит, я выдал
Из недр сердца – боль, ушла, вдруг, отпустила...
Я слышал скрипки, скрип и синий цвет настила.
Я вслух увидел время дня, который завтра
Запустит на орбиту астронавта,
И маклеров, вдыхавших курсы в ноздри,
И аромат зловещей Коза ностры,
И тысячи людей по всему свету,
Несущие, любимому поэту, цветы, бегущие к нему,
(Я никогда уже...Я воздух обниму...)
Как эти в белых колпаках к нему – медсёстры,
Я видел край – всех нас, осыпавшийся, острый,
Там каждый вспомнит – только миг, срываясь в пропасть...
Я видел мельницы над Дон Кихотом лопасть...
Он гильзой выпал из отстреленной обоймы.
И холод дня над нами царствовал, обоими...
© Copyright: Вадим Шарыгин, 2025
Свидетельство о публикации №125100700191
------------------------------
Оригинальный текст:
«In Memory of W. B. Yeats»
(отрывок)
W. H. Auden
1
He disappeared in the dead of winter:
The brooks were frozen, the airports almost deserted,
And snow disfigured the public statues;
The mercury sank in the mouth of the dying day.
What instruments we have agree
The day of his death was a dark cold day.
Far from his illness
The wolves ran on through the evergreen forests,
The peasant river was untempted by the fashionable quays;
By mourning tongues
The death of the poet was kept from his poems.
But for him it was his last afternoon as himself,
An afternoon of nurses and rumours;
The provinces of his body revolted,
The squares of his mind were empty,
Silence invaded the suburbs,
The current of his feeling failed; he became his admirers.
Now he is scattered among a hundred cities
And wholly given over to unfamiliar affections,
To find his happiness in another kind of wood
And be punished under a foreign code of conscience.
The words of a dead man
Are modified in the guts of the living.
But in the importance and noise of to-morrow
When the brokers are roaring like beasts on the floor of the bourse,
And the poor have the sufferings to which they are fairly accustomed
And each in the cell of himself is almost convinced of his freedom
A few thousand will think of this day
As one thinks of a day when one did something slightly unusual.
What instruments we have agree
The day of his death was a dark cold day.
--------------------------------------
ПАМЯТИ ЙЕТСА
(перевод Иосифа Бродского, отрывок)*
1
Он растворился в холоде зимы:
ручей замерз, аэропорты пустовали,
снег сильно повлиял на вид знакомых статуй,
и градусник тонул во рту истекших суток.
День этой смерти был, согласно показаниям
приборов, мрачным и холодным днем.
Вовне, чужды его болезни, где-то
неслись в вечнозеленых кущах волчьи стаи,
река селя бежала набережных модных.
Уста скорбящие удерживали смерть
поэта от его стихотворений.
Но для него – то был последний день,
когда он был в себе: день медсестер и слухов;
губернии тела глухо восставали,
пустели площади рассудка,
молчанье вторглось в пригород, ток
чувств вдруг иссяк; и вспыхнули его
поклонники. Теперь он весь рассеян
среди бессчетных городов, чужих пристрастий;
он в новом сумрачном лесу блуждает
по следу снежному и ради казни новой.
Слова покойника претерпевают ряд
метаморфоз среди желез живущих.
Но в шуме-гаме завтрашнего дня,
где, как зверьё, ревут дельцы под сводом Биржи,
где нищи привычно страждут, где
всяк в клетке самого себя,
одна-две тыщи вспомнят этот день.
** Этот ранний перевод И. А. Бродского не авторизован и не включен ни в одно из собраний сочинений и переводов поэта.
