Это стихотворение с рваным ритмом, по наитию, интуитивно выбирая нужный темп и размер для каждого словесного эпизода, сознательно выстраивает разно уровневую архитектуру смыслов, обеспечивая, тем самым, нужной и важной работой читателя, коему предстоит обнаруживать и создавать всё новые и новые звукосмыслы на всём протяжении словесного ландшафта, провозглашая строки и душу поэта.

К тебе, несчастная душа моя, к тебе,
Мой спутник многомиллионный,
Я обращаюсь! –  к брошенной судьбе:
Там вертикальные колонны

Шагов – доносят с пылью топот роковой...
Растоптанная, взгляд еле живой,

Ты, напрягая силы, волокла
Крыла изрубленные, соль текла из глаз,
А, может, кровь... Осколками стекла
Вскрывали жизнь, в который, в каждый раз,
Когда не в силах...

Вдруг, сознанье отключали,
Окатывали, с ног до головы,
Осенним ливнем, лишние печали
И отголоски суд(о)рожной  молвы
Смывали прочь...

И снова, втиснув в тело,
Весомо вталкивали в бешеный раздрай
Смеющихся уродцев, грим Отелло
Стекал на сценах... Встань и умирай! –

Как все. И в свой черёд. В утробе страха,
Во чреве ужаса – живи, живи, живи!

Как на ладони – в крыльях стихла птаха...

 В тьму обмакнула локти,
Вся в крови –

Ты продолжаешь путь – брести куда попало –
Не привыкать, пусть, дети на руках
Спят мёртвые, спадает покрывало
Ночных рассветов в землю...

В пух и в прах –
Оплачиваешь цену целей веских!
Ладонь к лицу удерживает плач.
В перчатках, раздвигая занавески
Ослепших глаз твоих,

Идёт, грядёт палач!
Кого сейчас – любимых? – истуканы
Во храмах лбами отмеряют счёт
Потерь, хранят гранёные стаканы
Весь чёрствый хлеб поверх, священник изречёт
Над гробом счастья : «Па-аамять... и во ии-имя...»

Вер – в е р е н и ц а – горя... Шлейф речей :
Боль тискают и мнут – корове вымя...
И выколотый блеск седых очей –

Блуждает по квартиркам, оглушённым
Безрукой безработной тишиной.
И, будто миски алюминиевые с пшённой,
Часы минут расположились предо мной.

И я –  в тебя с разбега плачу, верю,
Душа несчастная до горизонта и за ним!

Прижмётся мальчик к плюшевому зверю
И тронет девочка угодников за нимб...

Бездомной пустоты зияют бреши.
И пиршествуют мысли от сохи.
Несчастные счастливцы глухо брешут
О том, как нам страданья за грехи

Даются... Спят старухи пред корытом
Расколотым, в платок донашивают дни.
И в небе, на амбарный в прах закрытом,
Зуд оторопи повзрослевшей ребятни.

...Бездетная литература. Брезжат лица
Подержанные. Беглая душа легла.
И кроме бога больше некому молиться!
Четверг четвёртый в створе пятого угла.

И я один, в обнимку с многомиллионной,
Многострадальной спутницей моей,
Душой... Прёт топот марширующей колонны
Вдоль срубленных судеб и тополей.

Как режущая кромка края страсти,
Высвобождая кровь из вены, хороша!
Я вламываюсь в душу вскриком: «Здрасти»...

И, чашку с кофе обнимая не спеша,
Я созерцаю : гул столетий, трепет шторы,
Гвалт ранних рощ, Блокады голод, плоть ковра.
Вдруг, возвращаюсь в мир ходячих глаз, в который
Подбрасываю, в топку чувств сырых, дрова
Моих горючих слов – к тебе, родная,
Бездомной родины жилец – страданьям кров,
Ты, обнажённая перед толпой Даная,
Донашиваешь жизнь, роняя в плоскость кровь,

Держись там, между манной и обманом,
В исчадье современности, в бою
За право выхода... Восходят караваном
Седые журавли, я ввысь спою
Крыл колыбельную – тебе несчастной, счастье
Что есть с кем расставаться навсегда!
Осколки взглядов, сомкнутые части,
Разбитых Зазеркалий города –

Под нами – облака и битв раскаты,
Усыпаны убитыми  навек;

Цыганы в даль,
     Цикады и цукаты.

         (1) Виднеющийся точкой человек.
         (2) Виднеющийся, точно, человек!

© Copyright: Вадим Шарыгин, 2024
Свидетельство о публикации №124090504339