1.

Здесь слова' – кегельбана раскатистый грохот круглый –
Не нуждающиеся в разуме – только в слухе,
Издают, то ли плач раскаченной на ручках куклы,
То ли грезятся, прикорнувшей в кресле старухе, –
Какофонией кинохроники с Unter den Linden.
Наливные яблочки – по заветным, кажется,
Блюдцам – бродят по кругу – остов капитана Флинта
Хранит тайну... Здесь солнца румяная кожица
Поглощается силой, надвигающейся, кроткой :
Громогласное погружение в шкурки шкварок,
Смачно ждущих едоков чугунной сковородкой.
От окольной речи – морока! Смысл её – марок!

Ураганный натиск – слово за слово – долговечно
Только вольное шараханье бумажной яхты
В створе моря. Только чайкой, взмывшей в Нине Заречной
И ещё, слетевшим с губ, восхищением: «Ах, ты!» –
Жизнь способна донести – исхлёстанность глаз и плети
По глазам – окровавленные лыбятся страсти!
А вы песенки мусолите, заржавев в куплете?
А вы встречному поэту под ноги: «Здрасте!»?

2.

Обустраивая, обусловливая, обволакивая
Какого-нибудь Ефремова, Енукидзе, Енакиева;
Обматерив, обожествив, облив, облагородив
Какого-то Молотова, Маленкова, Мавроди,

Языку, без костей,
до костей обглодать надобно –
С л а д о з в у ч и е   – как проект атомный
С расщеплением ядер плутония...
Голословных чудес анатомия!

Шебуршание Норильлага :
Миски, тачки, продление сроков...
Венских сказок вальсирует влага.
Грудь пробита берёзовых соков –
Истекает в ладони по желобу...
Тон молитвы, похожий на жалобу,

Наполняет гортани шёпотом...
Назвалась немцам Таней, шла потом...

А пока...
преподнёс всем на ладони
краюху слова Хлебников...
И до сих пор далеки от сути,
Назову в лоб, не обессудьте, –
Придурки со стишками!

Стылые груди Поэзии –
                груды нахлебников.

3.

Я слыву симфоническим поэтом в этом
Символическом блуждании по злым закоулкам мании
Величавости Слова в сравнении с летом
Господним и осенью жизни –  вагоновожатый в мантии –
С лунным дребезгом шпарит, громыхает трамвай,
Лихо следует мимо московского приюта Цветаевой;
Мимо Дома Рождения моего, бывай,
В благоденствии, если знаешь обитания места его!

Я живу ожидающим своей очереди колокола.
И стихи – единственный мой приют отныне!
Ты, родная моя, поднимаешь меня волоком около
Кромки, всмятку вызволяющей из уныний!
И опять наступает солнечное утро, для глаз свежее,
Расстилающее даль под ноги идущим.
Улыбаюсь и утираю капли дождя с лица реже я,
Притворяясь: едящим, следу(ю)щим, «еду'щим»!

4.

 Подрумянена личина, озабоченного суетою фасада пузатого!
Дыры глаз – славно зияют. Похоронные марши лестниц слышно.
Граммофоны и графоманы не знают пульса крови из вен лезвием изъятого.
Я застопорил ломом циферблат времён в два пополудни с лишним!

С легкомысленным таинством
чайки стихают крылами над каменным руслом, и далее
Разлеглась тишина, та, что стон предваряет над мёртвым и любящим.
Перелётная мысль замерла : над мундиром Эльзаса и над ботфортом Италии,
И над Красною площадью вместе с Василием, вставшим в рубище..
.

Век тетрадок растрёпанных, расстрелянных
 и глубоких в слезах читателей – на круги своя –
Воротись ко мне, изы'ди современность глупцов толстобрюхая!
Пусть опять стынет крупная соль красных плах
 и младенцев пупки варит, запахом кислая –
Дна ночлежка с трухой, – но пусть, жизнь оживёт!
свойски совой ухая,

Размахнёт свой полёт – всласть развяжет Язык –
 моё Слово – полегшее и пологое!
Пусть восстанут мечтатели – заворожённым дорогу яркую!
Одолжи, Провидение, убиенных читателей, на час, взамен отдам многое!
Но дождит тишина, каплями обрамлена –  под старой аркою....

5.

Приуготовлена поэтическая речь для вас – альдэнтэ.
Обернувшись флагом – застрелился президент Чили Альенде.
Облетела мир и мою душу – песня АBBA : Andante.
Сожгли тело Фанни Каплан –  руками Кремля коменданта.

Рассказ о сущности поэзии –
начинается с «Разговора о Данте».
Дело поэзии продолжается – мною.
Российская Империя – принадлежала к тройственности, или к Антанте.
Тело Поэзии – похоронено в зное

Одна тысяча девятьсот какого-то года... под вечер,
Может быть, под злой вечер Тридцать восьмого?
Все, кто остались – догорающие против ветра свечи.
Я узнал вас, прожигатели дыр, снова :

По тысячевёрстной тишине, иль по погостам вдоль судеб,
По обнаглевшим в ярости гонениям.
И молотобойцами развенчана в прах, вечно в нас будет
Смертоубийственная тяга к гениям.

© Copyright: Вадим Шарыгин, 2025
Свидетельство о публикации №125031806008