«Я полагаюсь не только на народ, но и на язык. Писатель – орудие языка. Язык остаётся невзирая не личности. Так уж случается, что постоянно появляются писатели, которые раскрывают и выявляют зрелость языка. Пока будет жив русский язык, он сохранит свою великую литературу..»
Иосиф Бродский
«На самом деле писатель – слуга языка, не наоборот. Язык отражает метафизическое отношение. Язык развивается, достигает определённой зрелости, достигает определённого уровня, а писатель просто оказывается поблизости, чтобы подхватить или сорвать эти планы.. Писатель пишет под диктовку гармонии языка как такового. То что мы называем голосом музы, на самом деле – диктат языка...Писатель – орудие языка»
Иосиф Бродский
«Язык – мощнейший катализатор процесса познания. Недаром я его обожествляю»
Иосиф Бродский
«На самом деле выживает только то, что производит улучшение не в обществе, но в языке»
Иосиф Бродский
«Язык – это важнее, чем Бог, важнее, чем природа, важнее, чем что бы то ни было иное, для нас как биологического вида»
Иосиф Бродский
«... перевод с небесного на земной... то есть перевод бесконечного в конечное... Это как Цветаева говорила, «голос правды небесной против правды земной». Но на самом деле не столько «против», сколько переводы правды небесной на язык правды земной, то есть явлений бесконечных в язык конечный»
Иосиф Бродский
«Поэзия – это перевод, перевод метафизических истин на земной язык. То, что ты видишь на земле – это не просто трава и цветы, это определённые связи между вещами, которые ты угадываешь и которые отсылают к некому высшему закону. Пастернак был великим поэтом деталей: от детали, снизу, он поднимался вверх. Но есть и другой путь, путь сверху вниз. Тогда идеальным собеседником поэта становится не человек, а ангел, невидимый посредник»
Иосиф Бродский
Язык, зачинщик мысли запоздалый,
Вновь – вечер, ветер. веер – речи, хвост павлиний
На ширину, на глубину гравюр суть жизни силится раскрыть,
Превозмогая шелесты с а н д а л и й, шум с к а н д а л о в,
К цветущей примыкая бессловесного познанья половине,
Выказывая обезумевшую в образности прыть...
Ему почти што всё равно, какая будет тема на повестке:
О чём поведаю в глубокой проруби веков собравшимся,
куда под дудочку по кромке страха поведу,
Лишь бы словесный ворс столетнего орнамента иль голод резкий
Предотвратил доступность пункта назначения, рациональности беду!
А н т и ч н ы й космос любит он, подобно грекам.
Покой а п т е ч н ы й прорастает в нём и только с толикой тоски
Виднеются в прощальный вечер пламенеющие тихо голоса –
Всё для него – закат, прилаженный к заливам, к рекам
И даже под крылом кренящиеся, смешанные с родиной, леса...
Скользнувший взгляд – ласкает, гладит альт,
Буквально, за мгновение до смычки
Смычка и Моцарта... Выхаркивает: Halt!
Над Бухенвальдом... Сходит с электрички,
На станции, перрон так пуст, лишь куст,
Лишившись уст, сиренью процветая,
Нахлынет, канет... Не дочитан Пруст...
Ласкает слух мелодия простая:
Простаивает в сумерках гармонь,
Поддерживая, падающий в тоне,
Девичий хор... И только ветку тронь:
«Москва-Берлин», бег зайчика в вагоне,
Приклеенный к стеклу далёкий взгляд,
Избыток : ветра, молодости, чая.
О чём-то барабанят, говорят,
Молчат, задумавшись, чай с чаяньем сличая...
Язык вторичен, не возложат некогда цветы, лишь назовут вослед:
Прожилкам интуиции, промасленным шарнирам ходоков
По чёрным дебрям не вернувшегося Слова –
Бездомный реквием, донос, который не донёс ещё в НКВД сосед,
Пункт безымянного прозрения, кой был и нет, иль был таков...
(1) Изюмный мякиш где-то в Могадишо сваренного плова.
(2) Безумный кукиш – в лица, где-то в полвторого!
Язык осыплет за меня подножия житья –
белогвардейским цветом яблонь – лепестками.
Заставит тихо насмерть встать навстречу обывателям – тьме тьмущей!
И десять тысяч проклятых надежд расположить вдоль глаз,
и ночь озвученную до истомы соловьями знать,
и вылепить из глины лепет ткани –
Язык – косули, прозренье посулит очам моим,
с ладоней слизывая соль земли иль отблеск звёздной гущи...
Речь констатирует : на свете больше нет –
Читающих, есть только пепел от разгрома, от раздора.
Шарфом задушенная в вихре мыслей Айседора.
«Дункан», покинувшая порт, вошла в рассвет...
Вес крови – всё во мне подчинено –
Диктату языка – все всхлёбы речи, взвивы слога –
Кипят в гортани, разрастается вино
Лозой, сгорающей в горниле глаз Ван Гога!
Язык – застрельщик стороны обратной света –
Вновь опадает, будто древко, в руках, навылет п о д а ю щ е й
надежду, п а д а ю щ е й в сонм сомнений знаменосецы.
Полотнище подхватываю – звуков свита –
Вдруг, подчиняясь чинной оторопи слов,
в тартарары возносится!
© Copyright: Вадим Шарыгин, 2023
Свидетельство о публикации №123052402717