Люблю, запруженную темой разговора,
Немую обездвиженность вечерних летних голосов :
Здесь тайны –  кованный засов
Смещается вдоль плоти дней, благодаря
Волшебной клинописи речи звуконосной...

Спит всенощная млечная заря.

И мачтовых мечтаний свет
на полотне судеб,
на траверзе влюблённых в гул ветров очей –
восторженно возделывают сосны.

Люблю отсутствовать, присутствуя во всём –
Во всём незримом – тонущем в бездонной пропасти высот:
Когда сплочённых мыслей плот
Несёт река времён
И данью прелести воздухоплавания в снах
с лихвою хвои гул лихой обременён...

Восходим в даль, любимая, мы на руках несём
Израненную трогательность вида:
Рассказ из клетчатого твида
о том, как вечная Изида
Вступает в резонанс четырёхгранный
В утробе многотонных блоков Гизы...

Под поезд брошенная –  А н н ы
судьба раскрыта на столе...
Хватает горя, на' сто лет.
В затылок поколению – н а г а н ы
дымятся, раскалились от расстрела.
В обнимку с куклой девочка смотрела,
вскользь управляясь с повестью ДЕТГИЗа,
На россыпь, сброшенных с шатровых колоколен
Червонных звонов – кто богат, кто болен,
Кто бледен, беден,

Будит ночь, иль будет, скажем, Баден-Баден
Располагать среди соцветий красоту...
Ох, приземляет – душный, знойный, знатных песнопений ладан
Легчайшей веры суть... Уверенно врасту:

В возделанный руками купол сада,
В воссозданный глазами строй  чудес,
В котором в ветошь сумрачную сяду.
Глиссаду пенья птиц окатит лес

Волною вдохновенного покоя,
Родимой роскошью заморского покроя...

Безвременного времени героя
Увозит Лермонтов в повозке с багажом.
И есть родное что-то в воздухе чужом,
В столетнем ветре, от Печоры, от Онеги...
Над сомкнутою прелестью элегий
Как будто вьётся жаворонок или
Мальки полощут радость в тонком иле...
Иль покосившаяся тень креста –  к могиле
Приникла ночью лунной –
Подмосковной...

Лёг пояс Ориона – мыслью скован –
На смутную поверхность глубины
Бездонной пропасти воображения и постигая
Как мы в трёхгранном мире рождены,
Воспоминаешь, вдруг:
есть сторона вовсю другая,

Которую – 
на все четыре сто'роны –
Вещают в снах дремучих с веток вороны.
Там смерти нет, несправедливости, войны.
И вьётся песня, и соседствовать вольны
Мы с каждым воспарением – крылами
Раскинулся покой, парят орлами
Порывы юности иль духа нашего...

Я, исчезая, в тёплый цвет раскрашивал –
Полотнище, парсуну, парусину...

В проулке эхо догоняет лаем псину.
Зажёгся фонарями небосклон.
Плакучая отвесила поклон –
Июню ива, viva счастью, иже с нею!
Люблю возделанную плугом слов аллею :

От кромки тьмы египетской до раскалённых дюн Сахары,
От скал Шпицбергена до копий Соломона, старый
Над Асуаном ветер –  вытер копоть многотысячных ночей...

Идти. Искать. И не найти ключей
От очага в каморке – нарисован...
Но сдвинувшийся скрип влечёт засова,
Манит замок увесистый, притягивает к тайне – шелест шага,
Эфес наитья. Обнажён, как шпага,
Лишился ножен – блеск подлунного клинка...
Острейшего желанья велика
Стальная прыть – уборист почерк дневника –

В нём суматоха впечатлений,
Как гон сцепившихся оленей,
Записана –

Песнь пилигрима? Что-то вроде
Упавшей радуги – обломки кораблей
На дальних гребнях вспененных морей.

В глубь приключения –
               Явь рушится, скорей!

В саду, в чертогах неба звёзды бродят...
И поднимают бригантины якорей

Облепленный безмолвием придонным лязг цепной...
Кровоточащей жизнь оправдана ценой?!

Пора в дорогу, в путь, друзья, в просторы
Познания, давно уж заждались –
Всех беглецов земных – меня, тебя, который
Меняет жизнь кондовую
          на кипарисовую призрачную высь –

Угодья вечности, нет капель моря – брызги!
Единый облик у цветенья и цветка.

Ни дуновения.

Ночь –  вальса вольного  с ц е л о в ы в а е т  брезги –
С уснувшей темени долин...

И беспробудных истин исполин
Спит, претворившись горною грядой.

Обугленные души – молодой
Коснулся луч укромных, п р е с т а р е л ы х
заветных уголков...
П о д н ат о р е л а – обыденность –
В никчёмном перечне ничтожных дел своих...
Но рвётся из гортани – глас!
И голос обживает стих:
Строка к строке – уводят прочь отсюда,
Располагая звук на кромке чуда...

Жить на века, –
Возделывать душистый сад, творить самозабвенно!

И где-то позади – пустая жизнь, весь пантеон
Несчастных человеческих богов.

Поющих вальс над звёздным Подмосковьем,
в рощах Вены – наш привечает сад!
И нету берегов –

У горизонта дерзновений – вечным оком
Вздымает Сфинкс истоки взлёта, погляди,
В каком тюремном, яростном, жестоком
Мы жили мире...

Хватит! Впереди –

Неведомое : сад ночует, ночь июньская без края,
В исчезнувшей душе царит простор.
Травинки к звёздам тянутся. В тени с а р а я
С ы р а я  опрометь столетий. Дальних гор

Спит влажный гул, туманных слов прозрачен
  отзвук, еле слышен.

Не возвращаться в мир людей – вот цепь, вот цель!
Вишнёвый сад. Не тот, кой каплями багровых вишен
Увешен. Ласково молчат – сосна и ель.

И всё умолкло – жизнь покинула пределы
Житья – настала звёзд над головой пора.
Заря в глубоком обмороке рдела.
И в снах куражилась, кружилась детвора...

Люблю смыкание ресниц – тяжёлое, как тени
От смутных силуэтов, где-то там, вдали,
Где череда миров, хитросплетений
И время каплет, как с картин Дали.

Где от Гренландии до Сальвадора,
Где от калитки до разлуки –
Нить серебрится, в миг, в который
Не разрываемые руки –
Любимых – держатся, герои
Последних слов и первых песен.
Над ними ночь из звёзд построит
Шатёр! И тем мне интересен
Безмолвный голос млечной брежи,

Что ни конца, ни края, ни ответа,
Лишь гул скалистых побережий,
Лишь взблеск погаснувшего света...

© Copyright: Вадим Шарыгин, 2023
Свидетельство о публикации №123062104052