Сегодня, 25 марта 2025 года, мой папа первый раз встречает свой День Рождения на Небе,
я посвящаю этот цикл его памяти..

1.

Тебе не угнаться за речью Замоскворечья в выдуманном апреле,
По обветшалым судьбам расселённых по ГУЛАГу коммуналок коего
Мы в рифму лязгали, как по брусчатке Праги гусеницы танков Конева;
Тебе не прожить  – как на ру′ку экскурсовода в Бухенвальде смотрели –

На распространяющий ужас жест, приглашающей к осмотру ладони!
Мне не передать тебе – как стареет при этом мальчишка, слезы выпростав
На кромку ресниц девчачьих, дослушивая, как рельсом подвешенным долдонит
Лагерь построение... Мне б умерить реквием по умершим... Да вы′, просто,

Окунитесь в мускульную суть слова! В небо на плечах – устали атланты!
Мегалитический взгляд сквозь ресницы дремлет, отрекшегося от чувств Будды.
Из детства очередь с авоськой к выходу, крадучись в расход, быть будет...
На киноэкране :  высадка войск в Архангельске – интервенты Антанты...

Тебе не восполнить пробел между шагами на костылях и боями,
В коих ты шинелью кровищу свою впитывал, угодив в заграждения.
Разве что : бессонница в спящей Ницце, бинт Каховки, потомки в Майями –
Взнают цену в сны : Провидение –  су′дьбы, штабелями –  на алтарь гения!

2.

Язык, заблудившись в «трёх сёстрах», с Ламарком под руку,
Блуждая, с «плетеньем словес», по угодьям Лескова,
Кнутом подзадоривал речь, был вальяжен, раскован,
Тапёром отстукивал в кадре влюблённость в подругу

Какого-то франта – весь в чёрном на белом, весть с фронта
Застала её в самом центре аккорда, дымила,
Над клавишами тень в рубашке, и плёнка, как фронда
Внутри королевства, вдруг, рвётся... Сквозь темень: Данила! –

Под гомон и свист, чья-то хлёсткая ругань, как залпы
Бутылок с шампанским... Вновь ожил экран, стихли в зале.
Отвергла его! Вот так взял бы, в глаза ей сказал бы...
Немые навзрыд речи в души смотрящих вонзали

Актёры – любовь каждой жизни, что вышла из дому
Когда-то и всё, не вернулась, исчезла навеки...
Свет в зале. Погасшие, медлят вставать  человеки
Чего-то.. Фильм выронил пепел...Историй истому...

Язык развязать чёрной прорве померкшего взгляда –
Тапёра заслуга? Он выдымит семь папиросин
Над волнообразным потоком мелодий и клята
Немой речью – ночь в сердце, та, что из зала уносим...

3.

Зачем существует бульвар с Гоголем Опекушина? –
Чтоб Мандельштам сказал Ахматовой,
Так, мимоходом и глядя под ноги : «Я к смерти готов».
Зачем смертельная давка, за пряниками, в Тушино,
В честь коронации;
и шланги в трюмы заключённых ртов?

Какой путь! – от мучений «Дяди Вани» к лаю псин у траппов порта Ванино –
Прошла душа страны за тридцать с хвостиком лет.
И с оплывшей рожей у магазина – на ладонь рубли с мелочью: На! Вино,
Где-то на Бакунинской летом, и ветра нет

Утром, около одиннадцати, к откупориванию
портвейна – настежь вход с забулдыгами.
За что ты насмерть слёг у подножья Рейхсканцелярии?
Зачем полицейские потянулись в Техасе за «бульдогами»?
Много вопросов. Смолкни... Жизни смерть... У неё глаза карие...

Какой путь : от мальчика с конницей на полу до в мечтах измождённого!
Когда это случилось со страной – в ночь на Двадцать пятое?
Помню, поручиком высоко стою под топотом сабель Будённого.
И ещё село с колокольнею, во весь рост нами, на «ура» взятое...
А вот, когда народились эти... люди.. на людей похожие внешне?
Не могу сказать...Не знаю... Просто, вдохни ветер вешний!

Зачем мы живём в никуда?
Сколько стоит слезинка девочки Ивана Карамазова?
Там за горами – новая гряда,
Карабкайся, по лицу кровь размазывай,

Иди ввысь, к чёртовой матери, куда попало,
Только – витай в облаках, дурака валяй в лица,
только в дымчатые обводы окунай взгляд, в нутро
невообразимо непознаваемого вглубь,
опалённого небытиём
 опала...

4.

Какая-либо точка, затерянная в бескрайних предложениях романа,
Травинка на окраине, захолонувшей круглый век, захолустной печали;
Какой-то Николай, взрезавший «Цусиму» форштевнями броненосцев, Романов –
Всё родное, далёкое, с журавлями – уходящее –  в небе прокричали...

Как будто на руках невесту, относит ветер торжественно свежесть над поймой.
С широко расположенным сердцем молчит тишина покинутых лет из брёвен.
Как солнечные птицы, весела грусть души, колыбельную утра напой мне,
Голос слов, вопиющий в пустыне людей, остающийся равен снам и ровен!

Какою бы ни стала насыщенной хвоей память о беглом солнце средь веток,
Навечно остаются дороги мне : прощальные объятия с молодою
Душою, успевающей погибнуть под Вязьмой, узреть шинельки малолеток
С тусклым округлым блеском орденов и медалей, потонувшей вешней водою –

Вместе с весенней тенью плакучих ив, вдоль острой кромки забвения былого;
Вместе с шумом упавших дождей
         и последним, царствующим средь нив, Николаем...
Какою-то немыслимой жаждою величать дым костров – мой путь избалован!
И злобу дней незнающим юродивым жизнь бредёт.

                                                      И вместе с Колымой колымаем :

Куда-то прочь от всех, не плачущих над героями Чехова, над влажным, беглым
В глубины неба взглядом... И ничего не свято уже ни в церкви, ни в кабаке этом,
Который, по инерции, жизнью зовётся – обрушились в кегельбане кегли –
Какие-то точки, затеянные в бескрайней беспросветности звёзд, поэтом...



© Copyright: Вадим Шарыгин, 2025
Свидетельство о публикации №125032505513