Здравствуйте, граждане Поэзии, всех времён, широт и параллелей!

Не стоит искать в стихотворениях или составных частях этого Цикла, как и во всей подлинной или талантливой, или единственной поэзии – буквальных, смыслов, готового к усвоению содержания. Это только в хороших и плохих стишках многочисленных авторов – содержание лежит «на поверхности слова», а смысл торчит из каждой строки, как хвост селёдки из обёртки. В поэзии – основное содержание – это сам язык, какая бы тема ни была объявлена, о чём бы ни повествовал текст. Именно Его величество Язык – глубина его высоты, сила его дерзновения, оригинальность его стиля, формы и образности, вкупе с чувством меры или талантом сохранения речи в рамках фантазии, вместо перехода в раздел фантастики или вкупе с чувством отличия образности от краснобайства или фигуральности речи – всё это и есть содержание и смысл, и суть искусства поэзии и поэзии, как Искусства. Искушённые в тайном очаровании поэзии читатели, конечно, знают об этом, живут предвкушением состояния заворожённости от самого проистекания поэтической речи и данный цикл, по идее, должен удовлетворить ожидания граждан поэзии и успешно обойти стороной всех тех, кто остановил развитие своего восприятия, остался на уровне «слов из букв» и «кубков из строк», кто остался в одном и том же диапазоне словесных частот, с конспектом словарного запаса или в условиях типовой словесной архитектуры. «Хрущёвки речи» хороших и плохих стишков, при всём разнообразии их панелей, их тем, похожи друг на друга, причём, именном низким потолком и именно той похожестью, которая ничего нового в себе не несёт, скукоживает воображение, является «одноразовой в полученных впечатлениях», лежит на поверхности, и кроме добавления длины плоскости, ничего воображению, а значит, сознанию не приносят. Иное дело Поэзия. Это целый мир движения внутрь себя, в словесные соотношения и стычки, в недостижимую глубину нескончаемой высоты пропасти, в которую, как птица, отражённая в глубине неба водоёма, сознание парадоксально падает, восходя или падает в пропасть высоты. На таком оксюмороне ценностей основано единственное будущее из прошлого всей подлинной поэзии.

Итак, мой вам совет: провозглашайте строки этого цикла, постепенно, прочтение за прочтением, постигая ритм, звукопись, звукосмыслы этой вещи и не ищите содержания, не старайтесь «понять» текст, он сам вас поймёт, если почувствует в вас равноценного собеседника, спутника по чертогам чудес потусторонней ипостаси поэзии. 

Забудьте себя, всё на свете, как в омут с головой надо окунуться в бездну самовозникающих смыслов, которые в данном случае, так устроены, что чем больше не ищешь их, тем больше и скорее они открываются!

В добрый путь, побратимы Неведомого!

Ваш, возможно, лучший из лучших, поэт современности
Вадим Шарыгин



1.

Словесного кудесника – чертоги и прибежище :
Наполнен до краёв – порыв, обрыв над вдохновением могучим – 
Как оскудение на взлёт... Томит... 
Когда же Небесам землян обучим?!

Гроза скитается по небосклону судеб, где ж ещё
Такую прорву яств и трелей языка сыскать дано,
Как в пьяный миг, кой пенится в потоке -  
Вином пурпурным...

{...О, люди будней, как же вы жестоки! – 
не струганные, плоские, как доски...
И будни вечно с вами заодно...}

И Джакомо – в пучину – голос «Тоски»

Бросает в гущу залов, лож, камелий...
Глаза погасшие, ужели вы сумели

Сойтись к барьеру : жизнь и смерть – 
на уровень сердец возносят дула,
Мгновенья замерли, чей выстрел первый? 
                                           Жизнь молчит. Лишь слышно,
Как далеко в садах, сквозь шелест, зреет вишня,
Как эхо мечется меж вымышленных скал. 
И жизнь, как жеребёнок проскакал...С ладони будто, 
свет под утро - сдуло
Нечаянным порывом, осторожным,
{А, помнишь, как душистый чай с пирожным...}

Смерть – победительницей вышла из дуэли.
А жизнь...  Мертва наотмашь... Надоели
Ей – перочинных лезвий череда
{ Крик лебединый – камнем, лебеда...}

И умерла. От ярости в упор...
Свершился насмерть многовечный спор:
{О том, кто главный, кто хозяйничает здесь,
А кто лишь пыль, теряющая взвесь.}

Ром «из горла» – допьют до капли соглядатаи расстрела
Культурного и тишина в глазах, старея, рассмотрела – 

Как вровень с выстрелом не дрогнула рука!

Толпится пустошь, накренилась вдаль река – 
И потонули, в ней витая, облака.

Охаживает поле брани ветер свежий
И память вспомнит перепады побережий,
С ударом в камни, с шелестом пологим.
Смерть победила жизнь.
Пожертвовала многим.
И  м н о г и м и.

2.

О, mon ami, как хорошо, провозглашая,
Там, где ограда с вензелем, большая,
Благоухающее жертвоприношение, – 
Ощипывать ромашки в пол, с прощением
Всех истуканов что о двух ногах, ждут смысла,

{Начнётся с пролитой судьбы на рельсы, с масла – 
С трагичных подскользнушек –  век кухарок...}

Петров. И водка. Богоматерь. В красном. Марок
Гашёных – штемпель: Пастернаку из Берлина
Овальный почерк – предъявитель чувств: Марина...

Ну, разве жизнь смогла бы жить без Слова?
Андрея Белого – ударно – от Белого

Жизнь отличает –  «в голос», верным ударением :
Ударной гласной классно бьёт стихотворение - 
По внешней сути наших внутренних различий,
Правдоподобно... Как бы...Голос птичий...

Все жаждут содержанья... Взяли моду – 
У моря синего не чаек ждать – погоду!
По году ждут единственного дня.
Бегом под солнцем знает ребятня,
Как надо ждать...

Ждут – безраздельно доверяя слову, сходу – 
Как дым затяжки доверяет пароходу,
Сей неприкаянной, отчасти, малахольной,
Блаженной, выстеленной в сумерках Стокгольма,
{Или в любой другой стране чужой, подколокольной}

С подлунным шлейфом – речи, с шагом и эфесом,
С бесстрастно накренившим чашу весом,

Незрячая вещает Немезида,
{Впритык к кромешности безмолвного Аида} :

О том, как созревает естество,
О том, как льнёт мальчишкой баловство – 
К раздольному разбегу в створе песни...

И всё же... Попытаюсь интересней,
Ошеломительнее высказать и н о е:
Плывёт по гладкой глубине, будто каноэ,
Ведомое желаньем рыбака,
Которого горчит судьба, горька,

{Седая непроглядная вначале, скупая на слова и сны отрада – 
Из водомерок скользкого парада...С бедой, как будто черти накачали,
Топорщится, треклятых слов тирада...}

Застывших джонок млеют силуэты.

Полёт фантазии пилоты слов – поэты – 
Свершают в глубину высоких слёз,
Под сенью арок на обложке, в гуще гроз;
В кристаллах рос – рост рослых наваждений
И дружный миг, и в каждый божий день я,
Проголосивши, шёпотом зачем-то,
Стяжаю блеск и отблеск Кватроченто!
 
Или молчу на все вглубь времена.
{Невнятной точности мне смутность вменена...}
                                                            
Мазутом жирным нефтеносной эры Нобелей
Я преграждаю путь всем знаньям жизни с партами!
В атаку – горсти слов, как в белом с саблей Скобелев
На склонах Шипки; шибко, звонкой в битвах Спартою,
Щиты к щитам, стоим когортою блистающей:
Мгновенья Слова, будто копья, сходу вколоты
В утробу будущего, как же мыслью молоды
И хлещет жизнь из нас, разнузданная, та ещё
Чувств седина! – Вдруг, с «эскимо» в руке, растаяла:

От голоса с войной из недр «тарелочек».
А вскорости, на стул взошла Цветаева
И красный крест – через плечо у девочек.

И в кровь ладони в дверь: «Который здесь за старшего,
Кто нас на жизнь обрёк, на без вести оплаканных?!»
В какой таверне с ромом в кружках, вдруг, засташь* его,
Людского Бога, чинит сорванные клапаны!

*правильно : застанешь, но поэт выбирает "неправильно" в пользу созвучия рифмы

3.

Родниковою водицей с ладони счастливой подброшена,
Та, что без распрей с цепями, без кровью умытой
 легенды всевышней, – 
Терпких странствий оснастка, морских перламутров горошина.
Страстно грезит свечением слов – наша сомкнутость губ –  
льётся спелостью вишни,

Обливается сад, заблудилась в трёх сёстрах могучая,
Страшно русская суть языка, с переводом
 на глухонемой смысл в истоке.
Я впервые вступаю в покой лучезарного случая,
Тихо так отстраняя рукой всех, которые в средствах жестоки.

Тонко, суд(о)ржно светит огарок свечи в келье вечера.
Льётся музыка сосен, колеблются, на полуслове застывши, пилоны
Завоёванных с гиком руин. И сказать вслед нам нечего,
Выпавшим из гнезда чудесам, потому что
 спокойны мы и непреклонны,

Когда речь идёт вниз по ступенькам без визга щенячьего,
Просто  –  портретом искусств любоваться – 
                                         настенным, из бронзы, в мраморе?
Правдой слов, как штыком в грудь, судьбу отстранял и подначивал – 
Колкий язык – запрокинувший взгляд и запропастившийся
 смыслом за море.

4. 

Кто-то водит по строчкам глазами, вполне ошарашено.
И никак не сподобится ритм отыскать, содержание, тему!
Лишь побелен забор детства Томом из Марка, из мрака, из Твена,
                                                                                       с бумажкой «Окрашено!» – 
Спит словесность во сне, видит Жучку в колодце и мальчика Тёму,

У которого жизнь разгорается пламенем чувств, 
треволнений треклятых, вдоль вымысла.

Не скупись на глоток винограда, на яства язычества, гойда*!
Наша явь, посмотри, сколько всячины всякой из тлена вынесла!
Пляшет слёзно высокая смесь бутафорий в очах Мейерхольда.

Неприкаянной бродит сумбурная речь, буйство шаткое.
Речь сыта пониманьем по горло, шагом пудовым
 и языком –  и бездетным, и нищим!
Взбаламучена ряска надежд. Ветер, мусором шаркая,
Ищет выход из душного мира чудес заводных... Ввысь раз ищем – 

Только раз удостоимся шанса – свобода нас нянчила,
В дальнем детстве, там кот бродит по′ цепи... «О» цепь озвучило!
Я хочу, чтобы вязкая, неимоверно ничтожная жажда сказать – 
что-то значила!
О, какая великая роль – о г о р о д н о г о чучела!

*Гойда!» — междометие, использовавшееся Иваном Грозным
и опричниками для восклицания какого-либо события . 

5.

Луны сияние в глубинах небосвода
воображения – так непомерно всласть проистекало,
Что зналось : нет картинки под лекало;
Что та, которая вверху была луною – 
В сравнение не шла
с придуманною – высказанным мною...

Иду внутри себя, пронзительно миную,
Ищу иную высоту глубин, из коих все начала!

Руками в дверь – тоска людей кричала – 
О чём-то невозможном и благом...

А войны в грудь втоптали сапогом
Суровых истин сукровицу злую...
Но нет меня здесь, девственно целую
Совсем иного мира ипостась.

Луна сквозь мысли, чуть правее подалась...
И нарисованы привычных точек группы – 
Медведица лежит, Кассиопея...

Чугун для бойни извергают жерла Круппа,
Скрипит тугая, сросшись с ночью, портупея...
Уже рассвет. И гул тяжёлый сходит с неба.
Летят с крестами города бомбить, на Бугом
Плывёт туман, и бабы тянут горе – плугом

Судьба распахана. Известна наперёд.
И взрывы ужаса, вот-вот, набьются в рот...

И никогда не будет в мире этом внешнем и чужом – 
Ни красоты, без гибнущих детей, без похоронки выше этажом,
Ни тишины, без слёз сирот, без на руках разлуки!

Глаза в глаза.
Объятья. Гладят руки.

Родного облика сиянье в рамке тонкой.
Речь за околицей зальётся собачонкой.
И только абрис... Погружает плоть луна – 

В глубь облака...
Минута жить вольна – 

Так бесконечно долго и привольно!

Кресты на Бугом? – Нет, с меня довольно,
Я поживу внутри, там дом родной!
Пусть мир людей обходят стороной :
Все, кто остался, кто с любовью и навзрыд,
Кто взрывом без вести на склоне чувств зарыт;
Все, кто не может жить такой ценою...
Все, кто прожил, написанное мною
Витийство и безумство языка!

Нам близорукость речи далека...

Но если вдруг случится
вера в Слово, 

как белого глоток, посреди плова,
Тогда столкнём бокалы напоследок
В весёлом тосте : с коромыслом дымом едок...

И никого вокруг. Лишь жизнь. 
Лишь вымысел правдивый.

И утомлённым солнцем над комдивом
Начнётся стылый ужас от ареста...
Жена. Жизнь. Жертва. Женщина. Не с места!
Святая, с кровью в лицах, круговерть.
Паденья ослепительного твердь.
Блокада. Хлеб голодный Ленинграда.
И в Петербурге – над буржуйками буржуи
Так вымерли.. И после доскажу я
Все капли вишни сада и награда – 

За все труды – седая дружба с языком.
И дверь в простор, открытая тайком...

© Copyright: Вадим Шарыгин, 2025
Свидетельство о публикации №125060204410