Оглавление страницы:

Первый блок:

Поэтическое восприятие.
Из личного опыта постижения поэзии.

Второй блок :

Мой обзор Кубка сайта "Изба-Читальня" 2022 года

Часть 1
Часть 2
Часть 3

Поэтическое восприятие. Эссе
"Простое и сложное в стихах" (эссе)
"Отличие поэзии от хороших стишков" (эссе)

Третий блок:

Мои обзоры, размещённые на сайте Стихи.ру (ссылка)
Обзор стихов авторов сайта "Рифма".
Впечатления от конкурса им.Н.С.Гумилёва 2021.
О книге Миясат Муслимова "Пиросмани".
Сборник стихов Светланы Ос "Имя лишних".
Премия "Поэзия 2019".

Четвёртый блок:

Моя тема на Форуме сайта "Изба-Читальня" : Поэзия или стишок? Оценка произведений.
Часть 1
Часть 2
Часть 3

Пятый блок:

Обмен противоположенными мнениями.
Мой диалог с активным участников сайта "Изба-Читальня" Ниной Севостьяновой в рамках темы Форума "Ау, редакторы!"

Шестой блок:

Моя тема "Таланты и поклонники" на форуме сайта "Улица неспящих фонарей"

Седьмой блок:

Моя тема "Скука. Отбываловка. Профанация" на форуме сайта "Литпоэтон"

Восьмой блок:

Моя тема на сайте "Изба-Читальня": "Если бы редактором был я..". Что можно изменить к лучшему?

ПОЭТИЧЕСКОЕ ВОСПРИЯТИЕ.
Из личного опыта постижения поэзии.

Боис Пастернак
Раскованный голос

В шалящую полночью площадь,
В сплошавшую белую бездну
Незримому ими – «Извозчик!»
Низринуть с подъезда. С подъезда
Столкнуть в воспаленную полночь,
И слышать сквозь темные спаи
Ее поцелуев – «На помощь!»
Мой голос зовет, утопая.
И видеть, как в единоборстве
С метелью, с лютейшей из лютен,
Он – этот мой голос – на черствой
Узде выплывает из мути…

Это произведение наваждения поэзии. Это «раскованная», раскрепощённая, распущенная, не не распутная, распахнутая поэтом, как дверь навстречу долгожданному гостью, поэтическая речь, которую провозглашает само пространство поэзии, не ограниченное контурами вещей и предметов, а так же возможностями воображения воображаемого читателя, не имеющее привязок к «линии горизонта» обыкновенного восприятия… Если музыка записывается с помощью нот, то голос поэзии запечатлевается поэтом на сетчатке глаз читателя, на алой парусине воображения с помощью «непрерывного Слова», то есть не отдельных словечек, согнанных во временные шеренги стишка, как это бывает сплошь и рядом в непоэзии или в хороших/плохих стишках, но в слитный, сплочённый мотив, гул, порыв ветра, сметающий всё на своём пути, скажем: смахнувший горшок с геранью на старом подоконнике, а заодно ещё какие-то блики на разбивающемся, треснувшем и уже опадающем осколками оконном стекле, бегут на пол какие-то бумаги, птица затянута в воронку этого маленького смерча, мысли, всё осмысляющие и всё осмысливающие, привычно ожидающие своей очереди на разъяснение смысла, вдруг, выветрились, высвободились от него проклятого, выпорхнули из круглого отверстия скворечника головного мозга, воображение оголилось, оказалась обнажена какая-то смутная суть жизни, метельная, мятежная, метафоричная, в коей метель, например, вроде бы определяется «как лютейшая из лютен», возможно, «лютейшая» означает здесь струнную силу и мощь какого-то аккорда, или нет, это, скорее всего, просто подвернувшееся под ураганный натиск поэтического вдохновения – однокоренная связка {лют-ейшая из лют-ен} – благодаря которой «эстетика звука» смеётся над «этикой смысла», вскруживая и без того очумевшую голову какому-нибудь неопытному туристу по закоулкам вселенной поэзии, какому-нибудь старательному недотёпе, озадаченно скуксившемуся где-то посреди сгустка строчек этого стихотворения, мол, что здесь такое творится? – о чём это всё, зачем это всё сказано, где тема, сюжет, смысл, мораль «той басни такова», где литературный герой, где хотя бы «я помню чудное мгновенье…»?

Но привычка выуживать «смысл» принудила меня всё-таки задаться вопросом о «содержании» этого стихотворения. Да, есть «со-держание», так же как есть «содержание» у моей жизни, но на вопрос «какое оно?», из чего состоит? Оно не «состоит», оно «зовёт, утопая», и голосом «на чёрствой узде выплывает из мути»… Содержание состоит из смутного ощущения? Да, пожалуй, не более того. Не менее чем! Это ощущение неопределённости предлагает, прививает во во мне Пастернак! А как же миллионы стишков с их темой, выпирающей из самое себя и «мораль той басни такова»? А вот так, поэтической натуре — «темы» не достаточно, по определению, нужен язык, нужно воплощение темы в Слове, нужна речь, которой тема воспользовалась к моменту соприкосновения с глазами и гортанью читающего, нужен перевод «с повседневного на божественный», то есть на язык, которым говорят : само небо, облака, корни деревьев или перьевая ручка, а может быть, письменный стол или «раскованный голос»…

Осип Мандельштам
«Ласточка».

Прочтите начальные строфы несколько раз, прочтите вслух и прочтите, как говорится, пошевеливая губами, при этом, постарайтесь расставить интонационные акценты, определитесь с приемлемым для вас ритмом, почувствуйте настроение, состояние, строй этого стихотворения, и очень прошу: не пытайтесь сходу «освоить содержание», не старайтесь «понять» строки и строфы, просто, позвольте себе, хотя бы пару минут, полного доверия к автору, или просто считайте, что вы читаете текст на не родном вам языке. Практически, так и есть, текст подлинной поэзии – для обыкновенного человека, то есть для человека неимущего в поэзии, неискушённого в её нюансах, не породнившегося ещё с её тайным очарованием, представляет собою некий словесный массив чужой речи, а лучше сказать – омут, перед которым предстаёшь в сумерках или ночью, чувствуешь его затаённую и неведомую глубину, бездну в которую так боязно, и так тянет броситься с головою!

Вначале напоминаю весь текст стихотворения Мандельштама «Ласточка»:

«Я слово позабыл, что я хотел сказать.
Слепая ласточка в чертог теней вернется,
На крыльях срезанных, с прозрачными играть.
В беспамятстве ночная песнь поется.

Не слышно птиц. Бессмертник не цветет,
Прозрачны гривы табуна ночного.
В сухой реке пустой челнок плывет,
Среди кузнечиков беспамятствует слово.

И медленно растет как бы шатер иль храм,
То вдруг прикинется безумной Антигоной,
То мертвой ласточкой бросается к ногам
С стигийской нежностью и веткою зеленой.

О, если бы вернуть и зрячих пальцев стыд,
И выпуклую радость узнаванья.
Я так боюсь рыданья Аонид,
Тумана, звона и зиянья.

А смертным власть дана любить и узнавать,
Для них и звук в персты прольется,
Но я забыл, что я хочу сказать,
И мысль бесплотная в чертог теней вернется.

Все не о том прозрачная твердит,
Все ласточка, подружка, Антигона…
А на губах, как черный лед, горит
Стигийского воспоминанье звона»

1920

А теперь, сконцентрируемся, например, на первых двух строфах:

«Я слово позабыл, что я хотел сказать,
Слепая ласточка в чертог теней вернётся,
На крыльях срезанных, с прозрачными играть.
В беспамятстве ночная песнь поётся.

Не слышно птиц. Бессмертник не цветёт.
Прозрачны гривы табуна ночного.
В сухой реке пустой челнок плывёт.
Среди кузнечиков беспамятствует слово…»

Что ж, строфы отзвучали… Стихотворение ещё не улеглось в сознании, но давайте, остановимся, переведём дух, отдадим самим себе отчёт в том что с нами уже произошло, то есть какое воздействие на нас оказали прочитанные, обретшие наш голос строки. Зададимся вопросом: прочитав первую и вторую строфы стихотворения, — что практически мгновенно возникло в сознании, какие именно ассоциации?

Я предложу вам свою градацию впечатлений, состоящую из четырёх «если», а вы самостоятельно определите кое из этих «если» ближе всего к тем мгновенным ощущения, которые вызвало у вас первичное прочтение этого стихотворения.

1.
Если это только, например, распознанные : плохая память автора, как главная забота и смысл написания стихотворения, и ослепшая ласточка из первой строфы, а из второй строфы вами опознана красота природы, например: ночь, поле, кони и т. п., то это будет означать, что у вас начальный уровень восприятия, или что у вас плоское, поверхностное восприятие, при котором все объёмы впечатлений, которыми богат текст произведения поэзии сводятся к предметным значениям слов и ценность стихотворения определяется количеством встретившихся сходу понятных, лично вам знакомых словосочетаний. Всё незнакомое проглатывается по-быстрому, без аппетита, по принципу: «уж если дали бесплатно подкрепиться, то поем, но не будет мне сытно, не обнаружу в миске «мяса содержания», не обессудьте, благодарности не будет!». «Поем» побеждает «поём».

2.
Если это попытка выстроить историю, зафиксировав «забывчивость автора», как главную тему и «главных действующих лиц» уже в первых двух строфах: сам автор, ласточка, птицы, бессмертник, табун, ещё птицы, кузнечики и т. п., — значит, ваше восприятие — это восприятие прозаического человека, у которого чтение этого стихотворения есть «перекур», краткий отдых от процесса проживания в непрерывной прозе собственной жизни. Прочитал первую и вторую строфу какой-то там (очередной?) поэзии и не обнаружив стройности повествования, не найдя явного «чёткого описания происходящего», не обнаружив «содержания», уже находится на грани потери интереса к тексту, а то и в эпицентре зарождающейся в душе враждебности, читая, скорее по инерции, чем увлечённо, с трудом воспринимая «странные», «бесполезные», «беспомощные» строки и словосочетания странного стихотворения.

3.
Если вы, прочитав первую и вторую строфы, почувствовали некое свойство зарождающегося в стихотворении мира, если вы погрузились в состояние мира созданное в вас поэтом, например, состояние тишины, безмолвия, значит, у вас, как минимум, имеется в наличии поэтическое восприятие, точнее говоря, у вас минимум поэтического восприятия, такого, которое, не акцентируясь на предметных значениях слов, практически мгновенно суммировало их, обнаружило «красную нить» или подспудный смысл происходящего в стихотворении и погрузилось в «терпкий аромат чужестранных специй», параллельно узнавая и фиксируя его конкретные источники, оставаясь, при этом, в рамках содержания, сохраняя дистанцию между собою и стихотворением, воспринимая стихотворение, как красивую, неведомо зачем и для кого сделанную игрушку, на которую можно какое-то время полюбоваться и потом отложить в сторону и жить дальше, любуясь многочисленными другими словесными игрушками, почти такими же как эта, лишь с другим сочетанием форм и красок.

4.
Если же, мгновенно возникшее в вас состояние, например : слепота, тишина, безмолвие — явились для вашего восприятия не финальной, а лишь начальной, отправной точкой, и вы мгновенно ощутили «ключевое», уникальное слово или словосочетание первой и второй строфы, например: «беспамятство», как существительное, как нечто существующее и «беспамятствовать» в качестве глагола, действия, невидимого глазу «движения самой жизни», «движения неподвижности», да к тому же, вы параллельно с этим, оценили уместность, уникальность и уместность эпитетов первой и второй строфы, таких как: «слепая ласточка», «чертог теней», «с прозрачными играть», «прозрачные гривы», оксюморон «сухая река», «бессмертник», означающий и название растения, и тайную мечту каждой души человеческой, — и после всего этого — погрузились в состояние: не просто тишины — в состояние непростой тишины — в состояние безмолвия, но не бессловесного и беззвучного безмолвия, а в мир безмолвно вымолвленных речей, звуков, гулов, в мир «множественного состояния поэтической материи», пребывание в коем настолько же условно, эфемерно, незримо, насколько и реально для гражданина поэзии, для «гражданина обратной стороны мироздания»!

Мир этот только частично вмещается в «беспамятство строки». Беспамятство — не оболочка, не внутренний контур предела, но состояние выхода — стояние взгляда, стояние ветра, стояние времени — словно, у «движущегося» вагонного окна, напротив, одновременно возникающего, изменяющегося и удаляющегося пейзажа…Именно в таком состоянии вы готовы для рандеву со третьей и последующими строфами стихотворения.

И это значит что ваше восприятие равно восприятию «небесного» подхода к поэзии. В случае наличия у вас восприятия высшего уровня или четвёртого «если», вам наверняка хватит запаса «беспамятства», сновиденности для постижения происходящего в третьей, и во всех дальнейших строфах, и во всём стихотворении в целом. Например, в момент прочтения третьей строфы, к найденному ключевому «беспамятству», вы автоматически, согласно выработанным ранее навыкам и вашей личной читательской традиции, наверняка присовокупите дополнительный объём впечатлений: с помощью подобранной вами нужной интонации, верно угаданного ритма, верно прочувствованного настроения текста, в котором звучат «беспамятные строки». А к концу провозглашения третьей строфы вы уже, буквально, сроднитесь с желанной метаморфозностью повествования, когда всё свободно перетекает из одного в другое, всем существом своим воспринимая этот, именно этот, главный смысл происходящего — условность, неопределённость, непредсказуемость и какую-то, почти младенческую расслабленность и доверительность, возведённую гением поэта в образ и принцип жизни, который, вероятно, изначально был заложен в человеке, знаком человеку, но утерян со временем, в процессе непрестанной борьбы человечества за выживание. И вы ещё, конечно, оцените то, с какой филигранной, грациозной точностью, с какой изобразительной силою выписана поэтом, например, «замедленность», и то, как искусно беспамятство строки увязано автором с замедленностью. Вы успеете восхититься неожиданностью, нежданностью образов, без потери здравого смысла, без утраты чувства меры.

«Качество поэзии определяется быстротой и решимостью, с которой она внедряет свои исполнительские замыслы-приказы в безорудийную, словарную, чисто количественную природу словообразования. Надо перебежать через всю ширину реки. Загромождённой подвижными и разноустремлёнными китайскими джонками, — так создаётся смысл поэтической речи. Его, как маршрут, нельзя восстановить при помощи опроса лодочников : они не скажут, как и почему мы перепрыгивали с джонки на джонку»
Осип Мандельштам

Я так же как и вы, мои сотоварищи по постижению поэзии, прочитал сейчас это стихотворение… Вот-вот только, отзвучали надо мною две первые строфы стихотворения Мандельштама… Мгновенно во мне возник… что бы вы думали – полёт. Как будто бы я ждал только «ключ на старт» или порыва ветра, чтобы взлететь, и вот, язык, Слово, найденное, неназванное и наделённое Мандельштамом звуком и ритмом, слово в буднях позабытое, вдруг, мгновенно слилось с каким-то поворотом головы моей – к детству или может быть, ко всем невысказанным за всю мою жизнь переживаниям, которым не нашлось подходящих словесных обозначений, а Мандельштам, зная это про меня, своего даль-далёкого в веках современника, создал такое начало, такую первую строку, которая, как вожак, потянула за собою всю стаю, взмыло ввысь с крутого виража. И моё привычное «бодрствование по земле» испарилось или преобразовалось «сон по небу». Я почувствовал «полёт», как часть речи – речь, язык начинают полёт, а не крылья и моторы – вот мысль, озарившая меня. Мандельштам подарил мне только что не столько даже «полёт», сколько «небо для полёта» моего воображения»! Вот, оказывается, что такое поэзия – она, в отличие от всевозможных хороших, то есть пусть даже складных в рифмах и ладных в образах, стишков, благодаря необыкновенности, необычайности языка, укрощённых чувством меры и знанием стиля, создаёт пространство или небо для моего воображения, а это, в свою очередь, означает что поэзия создаёт иного меня, большего и с большей степенью независимости от состояния обыкновенного сознания, при коем «еле-еле душа в теле»…

Марина Цветаева
«Над синевою подмосковных рощ..»

Над синевою подмосковных рощ
Накрапывает колокольный дождь.
Бредут слепцы калужскою дорогой, —

Калужской — песенной — прекрасной, и она
Смывает и смывает имена
Смиренных странников, во тьме поющих Бога.

И думаю: когда-нибудь и я,
Устав от вас, враги, от вас, друзья,
И от уступчивости речи русской, —

Одену крест серебряный на грудь,
Перекрещусь, и тихо тронусь в путь
По старой по дороге по калужской.
1916 г.

Это стихотворение я, невольно, начинаю вполголоса, шелестом листьев проходят перед глазами первые две строки, затем, «ывае-ывае» с неба журавлями доносится вторая строфа, затихая, завершаю всё, выдыхом-вздохом, уже почти шёпотом…

Постарой-Подороге-Пока-Лужской…

Звукопись стихотворения подобна одиночным/одиноким ударам колокола в пасмурный, непременно в пасмурный осенний день, округа «накрапывает» медноносными каплями… «Не жалею, не зову, не плачу», буквально, через шесть лет, уже совсем в другой стране, другого поколения поэт отзовётся на то как именно «бредут слепцы» в пророческом (на весь оставшийся для России путь) стихоподношении Цветаевой…

А как великолепно рассказана «старость честного человека в России» – одной строкою, в которой всё в виде «ничего не надо» и «никого вокруг»:

«Устав от вас, враги, от вас, друзья…»

Уходящее в туманную даль стихотворение, бредёт, ослепшее, уставшее – из уст, из горла Марины, которой на момент сотворения этих строк всего-то ещё только двадцать четыре года!

Это очень русское душою стихотворение – ничего не прославляющее, никакими «душевными» словечками не напичканное, как это сплошь и рядом в стишках бывает, но какое же близкое к Родине, к Лермонтову на Родине, здесь даже слова «люблю» нет, а любовь есть – ко мне, к тебе, нынешний, слушающий тот же колокол, тот же клин в небе, такой же шелест дождя и шагов…

«По старой – во имя Отца…
По дороге – и Сына…
По калужской – и святого духа…

Слышится мне? Да, но поэзия – выше молитвы, потому что не просит ничего, не вымаливает, не выпрашивает, но выкрашивает в тона и ритмы, с которыми «тихо тронусь в путь» и «во тьме», пусть, но «поющих»! Для поющих – не для живущих с песенками «мордовощёких» с мелом в руке в помещении затянувшегося Ликбеза и всю жизнь одною фразой на доске: «Мама мыла раму», «рабы – немы, не мы»…Поэты голоса создают. На «прекрасной» дороге!

Осип Мандельштам
Несколько стихотворений разных лет

***
Я видел озеро, стоявшее отвесно.
С разрезанною розой в колесе
Играли рыбы, дом построив пресный.
Лиса и лев боролись в челноке.

Глазели внутрь трех лающих порталов
Недуги — недруги других невскрытых дуг.
Фиалковый пролет газель перебежала,
И башнями скала вздохнула вдруг, —

И, влагой напоен, восстал песчаник честный,
И средь ремесленного города-сверчка
Мальчишка-океан встает из речки пресной
И чашками воды швыряет в облака.
4 марта 1937

Одышка сердечная, дыхание через раз, вдохи преобладают над выдохами, вдох с натугой, выдох со вздохом, нервозы, вскакивания с кровати, пепел на плече от папиросы сваливается на пол, вновь укладывается пожелтелым пальцем на левую сторону пиджака из Москвошвея. Никого из вас рядом, участники каждой современности, рядом нет, вас вообще нет, всегда нет, навсегда нет, и близко нет… Но он сопровождает свой замкнутый воронежский воздух – вороным голосом, соколиным с кровинкою взглядом и пишет, пишет сон, пишет сонм поэзии, на лацканах сердцебиения, на холщовом страхе от стука в дверь… Он сотворяет, сотрясает образ мировосприятия – пишет в лица и в рожи эпохи – пособие по пособничеству поэтическому взгляду на вещи, пишет учебник для советских второгодников, – которые всё переиначат, всё разплюнут, мешками словесных частушек обставят со всех сторон все стороны четырёхмерного света, обложат со всех сторон правду вымысла, которую вынесла, каштанами из огня, поэзия последнего поэтического века…

Сновиденность сдали в архив ловкие «закройщики слов из Торжка». Кувалдою правды прошлись по раскалённой до бела петербургской ночи тяжёлые простаки хуже воровства, просроченные простолюдины прямоугольных овалов новоявленной и понятной, как пень в ясный день, словесности, жители вооружённой до зубов территории правды-матки, окружившей «улицу Мандельштама».

Мне кажется или я и взаправду один на этом «празднике жизни»? Коротаю вечность в обнимку с маленькой книжицей, в которой, без зазрения совести и практической нужды, без злобы дня и рвотных ароматов душевности – «средь ремесленного города-сверчка» – «Мальчишка-океан встаёт из речки пресной»!

Но как бы я жил без этого «мальчишки», без этой книжицы, под жирный шурш пишущих пальцев моих современников, на все лады раскрашивающих единственную строчку всероссийского Ликбеза: «Мама мыла раму…», оставляющих равнодушные взгляды на залапанных лепестках его «разрезанной розы» и столбики телесных сообщений о чуйствах, в которых любов, кров, кровь и морковь чередуются с «души», «пиши», «хороши», «спокойной ночи малыши», а сводки о погоде в рифму пришли на смену «выткался на озере алый свет зари»…

Довольно ёрничать, пора сказать что же со мною происходит в этом стихотворении: происходит не просто сон, а разница, между поэзией и прозой. Разница не в том, что поэзия – сон, а проза – явь. Но в том, что поэзия – это язык сна, это поводырь в сон яви! А «проза поэзии» – нонсенс, божий дар с яичницей, совмещение несовместимого, слово-не-соприкосновение, типа: «бюджет мечты», «цель романтики», «диплом интеллигентности» и т.п.

Так что же – каждый сон, записанный в столбик есть, по определению, поэзия? Нет. Сон в руках прозаического человека – проза, прикинувшаяся поэзией, в лучшем случае. В худшем – испорченное представление о поэзии, навязанное представление о поэзии как о раскрашенной образами прозе.
Читая это стихотворение я совсем не пытался представить себе содержание строчек. Мне не требовалась «осваивать» буквальное зрелище, меня заворожила сама метаморфоза, как суть поэзии, представленная Мандельштамом в виде конкретного набора преображений. Произнося строки, я как будто здоровался за руку с «дежурным по поэзии» на данный момент вечности, облик коего создал для меня человек-поэт, нет, поэт, прикинувшийся, притворившийся человеком. И пришло мне откровение – это не сон, это явь реальности. которой я не знаю вне состояния сознания под именем поэзия. Мандельштам создавал мне условия для сна, для сна наяву и не тем, что видел «озеро, стоявшее отвесно», а тем, что все участники текста: озеро, лиса, лев, рыбы, песчаник – были представлены в необычайности, но в необычайности возможной, с фантазией, но без фантастики, в зазеркалье, но не в комнате смеха с «кривыми зеркалами», в обстановке как бы даже уместной, какой-то забытой, из детства известной мне как вполне себе обыкновенное дело. Стихотворение пробуждало воображение, но не коверкало его.

***
Какая роскошь в нищенском селеньи
Волосяная музыка воды!
Что это? Пряжа? Звук? Предупрежденье?
Чур-чур меня! Далёко ль до беды!

И в лабиринте влажного распева
Такая душная стрекочет мгла,
Как будто в гости водяная дева
К часовщику подземному пришла.

Каждая строка здесь – яство языка, изысканное блюдо, но не просто для гурманов словесности, а для восприимчивых к самому состоянию наваждения, возникающему не иначе как через соприкосновение с необычайностью языка, укоренённой в огромный божественный дар, позволяющий исполнить что-то дух захватывающее, благодаря знанию тайной сути мира, которую всё время поэту приходится «переводить» с «тайного» на «благодатный», с языка наблюдателя на язык предмета и явления!

***
От сырой простыни говорящая, —
Знать, нашелся на рыб звукопас, —
Надвигалась картина звучащая
На меня, и на всех, и на вас.

Начихав на кривые убыточки,
С папироской смертельной в зубах,
Офицеры последнейшей выточки —
На равнины зияющий пах…

Было слышно гудение низкое
Самолетов, сгоревших дотла,
Лошадиная бритва английская
Адмиральские щеки скребла.

Измеряй меня, край, перекраивай, —
Чуден жар прикрепленной земли!
Захлебнулась винтовка Чапаева, —
Помоги, развяжи, раздели.
Июнь 1935

Наталья и Осип посмотрели фильм «Чапаев» и воронежские предсмертные стиховые шаги в вечность пополнились этим стихотворением. Это своеобразный «отчёт» поэта о сопротивлении поэзии жизни — жизни с поэзией. Бешеная лаконичность строки – ёмкая, как никогда прежде, нет уже сил у поэта на пересиливание миллионов в веках зрителей марширующей по головам прозы. Но навык остался – крик, вопль стал голосом, но в аккорде, в котором «чуден жар» прикреплённой к поэзии земли. Доведённый до «перекроенного края» поэт пишет реквием своему поэтическому дару – эпитафию, но остаётся на стороне поэзии «с папиросой смертельной в зубах». Выпускники Литературного института найдут здесь «тропы», я же нахожу «трупы» убитых надежд, на поле боя между «дело было так» и «надвигалась картина звучащая». Поэзия – это если есть «надвигалась. картина. звучащая»…

Душный сумрак кроет ложе,
Напряженно дышит грудь.
Может, мне всего дороже
Тонкий крест и тайный путь.
1910
————————————————-
Два эпитета: «тонкий» для креста и «тайный» для пути. Пригодятся поэзии, если что…

Ещё одно стихотворение Бориса Пастернака, давайте провозгласим его вслух, надо подобрать верный ритм, добиться непрерывности произнесения, без запинок, надо свыкнуться, сжиться с текстом, поскольку поэзия, в отличие от хороших и плохих стишков, требует голоса, озвучивания, провозглашения строк таким образом, чтобы ритм найденный стал вторым, а то и главнейшим содержанием, поводырём нашего сознательного «ослепшего» ради внутреннего прозрения, сменяющего обыкновенное «разглядывания текста»:

Борис Пастернак
Метель

1
В посаде, куда ни одна нога
Не ступала, лишь ворожеи да вьюги
Ступала нога, в бесноватой округе,
Где и то, как убитые, спят снега, —
Постой, в посаде, куда ни одна
Нога не ступала, лишь ворожен
Да вьюги ступала нога, до окна
Дохлестнулся обрывок шальной шлеи.
Ни зги не видать, а ведь этот пасад
Может быть в городе, в Замоскворечьи,
В Замостьи, и прочая(в полночь забредший
Гость от меня отшатнулся назад).
Послушай, в посаде, куда ни одна
Нога не ступала, одни душегубы,
Твой вестник – осиновый лист, он безгубый,
Безгласен, как призрак, белей полотна!
Метался, стучался во все ворота,
Кругом озирался, смерчом с мостовой…
– Не тот это город, и полночь не та,
И ты заблудился, ее вестовой!
Но ты мне шепнул, вестовой, неспроста.
В посаде, куда ни один двуногий…
Я тоже какой-то…Я сбился с дороги:
– Не тот это город, и полночь не та.

И вот, я начинаю погружение в сон стихотворения «Метели». Это сон Пастернака, и это сон самой метели, сон внутри сна, с первых строчек произносимых вслух во мне, будто разгорается, колеблясь, свеча – всё время новое сгорающее пламя которой остаётся тем же самым в своём горении, так и здесь, в вращающейся воронке стихотворения – рефрены, видоизменяясь немного, в ногу идут, много идут, могут, ведут…. Да это же я, моя жизнь, твоя жизнь, его жизнь, листом осиновым, подхваченным метелью, нет, голосом метели, нет голосом того что стоит за метелью – чего-то глухого и опустошённого, но влекущего к себе, голосом неведомого промеряется глубина бездны, это билет в один конец! Чей это «город», «чья это «полночь», в которой тропинка стиха уже и не видна почти, и никого кругом, и стал листом – безгласным, безгубым, в ворота, одни душегубы, холодок по спине лезвием, художественный ужас человека, решившегося… туда, «где и одна» повисает на краю пропасти одной строки, а «нога» уже начинает следующую строчку – вот он, наглядный словесный портрет или графическое изображение пропасти наваждения…Тебя уже не найдут, слышишь, мой, читающий инобытие наощупь обладатель души, решившийся на «ознакомительное падение» в пропасть поэзии, но, оказывается, здесь, не падают «наполовину», здесь не подают на блюде ответы, здесь не галерея образов в рамках на стенах жизни, как это бывает в стишках – здесь лицом к лицу с бездной, с рамкой, обрамляющей холст с проломом наружу — в кромешную ночь чужого пространства, по которому идут поэты и ценители поэзии, растопырив руки, натыкаясь на Неведомое, теряя привычное ощущение «я» и «не я»; здесь борьба с неоконченной нескончаемостью, с нескончаемой незавершённостью, с неумолчным гулом жерла, в которое проваливаешься – не по причине любопытства, но в поисках нового дома, нового состояния жизни, не потому что делать нечего на досуге, а поскольку выхода нет, сыт по горло человеком обыкновенным, плоским существом, умирающим от разлук, на поверхности сущего!

Кому страшновато стало – ещё не поздно вернуться – к «ясно, как день», к стишкам, к мешкам макулатуры о том, что осенью дожди, а зимой лыжники, а на стенах передвижники…

«Поэтическое я проступает как преданность души поэта особым снам, и это не воля его, а тайный источник всей его природы. Я поэта есть я сновидца плюс я творца слова. Поэтическое я – это я мечтателя, пробуждённое вдохновенной речью и в этой речи явленное» – вот, Марина Цветаева вновь помогает нам справиться с «Метелью» Пастернака, постичь не постижимое иначе чем через «голосовое сообщение» для самого себя – читайте поэзию голосом, а непоэзия, она и в голос читаемая окажется безголосой или однозвучной, как зевок зеваки, или в обнимку с «медведем, который на ухо наступил»…

Николай Гумилёв
Норвежские горы

Я ничего не понимаю, горы:
Ваш гимн поет кощунство иль псалом,
И вы, смотрясь в холодные озера,
Молитвой заняты иль колдовством?

Здесь с криками чудовищных глумлений,
Как сатана на огненном коне,
Пер Гюнт летал на бешеном олене
По самой неприступной крутизне.

И, царств земных непризнанный наследник,
Единый побежденный до конца,
Не здесь ли Бранд, суровый проповедник,
Сдвигал лавины именем Творца?

А вечный снег и синяя, как чаша
Сапфирная, сокровищница льда!
Страшна земля, такая же, как наша,
Но не рождающая никогда.

И дивны эти неземные лица,
Чьи кудри — снег, чьи очи — дыры в ад,
С чьих щек, изрытых бурями, струится,
Как борода седая, водопад.

(стихотворение из книги «Костёр»)

«Но есть ответ в стихах моих тревожных:
Их тайный жар тебе поможет жить»
(Александр Блок)

«Первое дело, которое требует от поэта его служение, — бросить «заботы суетного света» для того, чтобы поднять внешние покровы, чтобы открыть глубину. Это требование выводит поэта из ряда «деятелей ничтожных мира». Дикий, суровый, полный смятенья, потому что вскрытие духовной глубины так же трудно, как акт рождения… Таинственное дело совершилось: покров снят, глубина открыта, звук принят в душу. Второе требование Аполлона заключается в том, чтобы поднятый из глубины и чужеродный внешнему миру звук был заключён в прочную и осязательную форму слова; звуки и слова должны образовать гармонию. Это область мастерства» (Блок А.А. Собр. Соч. Т.6.М.-Л., 1962, СТР.163)

«Тайный жар» поэзии, о котором проговаривается Александр Блок должен не просто быть внутри стиха, изнутри наружу, но отразиться в ком-то, осуществиться в читателе – засветиться с перламутрами нюансов, радугами звукосмыслов, а чтобы такой читатель появился, проявился в достаточном для жития поэзии количестве, в обществе, на каком-то определённом отрезке времени должна возникнуть и длиться – поэтическая волна, которая вольна стать цунами наваждения – и ждут, и жаждут, и встречают всею грудью, погибнуть готовые, боготворят – удар неимоверной силы, куда-то в тартарары отправляющий жизнь и судьбу, и всё ради мига встречи с поэзией, с магией Слова… Но такая поэтическая волна – в движении всегда – и вот, прошла – и нету. Сейчас, несмотря на количество пишущих что-то в столбик – поэтический штиль – мёртвая вода и «тайному жару» не в ком осуществить своё пламя. Разнообразие есть. Но это разнообразие ничтожного. Поэта и поэзию не только не ждут, не только не жаждут услышать, но обходят стороной, но гонят взашей, но боятся, как бы не нарушил слой белил на бледном подобии творческих дерзновений; как бы не прервал глубокое незнание и непонимание сущности поэзии слов и поэзии жизни, как бы не нарушил культурный досуг , времяпрепровождение ни о чём, повседневность или прозаичность – в мечтах, в помыслах, в языке, во взгляде, в обороте головы, во снах и молитвах!

От поэзии устали, ещё не успев на неё потрудиться. Стишки – понятнее, приятнее, проще, сытнее, как шашлык сытнее нарисованного очага в каморке папы Карло, стишки легче на вес, практичнее для демисезонной носки и ближе к плоскости души, которая прислуживает телу, как лобовое стекло (спасая от ветра и дождя) пассажиров автомобиля, стишки взялись сопровождать каждого современника упадка искусства в его почётном горемыкании от роддома до кладбища. Стишки – лечат, как анальгетики от головной боли, как Чумак с Кашпировским, нацеливая «на добро», их можно читать, не отрываясь от основного дела жизни – от проклятой борьбы с пожизненным одиночеством с помощью трёпа и выживания любой ценой для торжества любви к человеческой жизни «во всех её проявлениях»…

Но были времена… когда две строчки Блока значили больше, чем всё, что вослед за ними заполняло журнальные тома. Величайшие поэты родились и угасли на руках поседевшего Времени, в преддверии многолетней засухи сердечной крови внутри многомиллионной вереницы здоровых телесного цвета душ.
Стихи поэзии утомляют. Стихами уже никого не удивишь, стихов никому не нужно…

«Исчезнули при свете просвещенья
Поэзии ребяческие сны» – напророчествовал Баратынский…

Возвращаясь к заявленному стихотворению Гумилёва:
Горы с первой строфы стали для меня – самой поэзией, её таинственной стороной – первопричиной возникновения среди людей. Это её гимн – «кощунство и псалом» одновременно, это она ПОЁТ, а не ПОВЕСТВУЕТ о пении, как проза. Это она владеет прилагательными, это её эпитеты: «бешеный», «неприступная», «не рождающая никогда», «неземная», «изрытая бурями».

И вы, смотрясь в холодные озёра,
Молитвой заняты иль колдовством? – вопрос о себе, вопрос поэта к поэтам, странника к странствующим, ещё осуществляющимся на земле, хотя бы в этой моей безнадёжной в поддержке и безотлагательной в канун термоядерного завершения нашей цивилизации потребления жизни и досуга, теме Форума : «Поэтическое восприятие»…восприятия альтернативного состояния мироздания.

Земля поэзии – «такая же как наша, но не рождающая никогда»…

Но кто остался у поэзии? – вы, те, кто способны удивляться мирозданию, а не умиляться диарейной душевности стишков, вы, которые способны заворожённо завершать свой громкий шёпот на горней высоте,, и я, перефразируя Гумилёва, вами завершаю своё впечатление:

«И дивны ваши неземные лица,
Чьи кудри — снег, чьи очи — дыры в ад,
С чьих щек, изрытых бурями, струится,
Как борода седая, водопад»…

Продолжаем работу по совершенствованию восприятия,
приветствую всех участников данной темы!

На территории темы данного эссе – мы примеряем на себя забытое, заброшенное и самое почётное «амплуа» – амплуа Читателя, ценителя поэзии, носильщика ( на руках ) её тайного очарования, её мятежного восхождения прочь от культурного досуга в рифму и всего человеческого выживания любой ценой!

Мы все разные: потенциальные, действенные и действительные граждане поэзии, но в большинстве своём уже догадавшиеся о том, что поэзия – не часть культурного досуга, не промежуточное звено между трёпом «на разные темы одиночества» и трепетом перед банальностями, но путь в иное состояние сознания, высшее по сравнению с человеческим, в сознание, которое сотворяет жизнь, а не просто покорно следует, спина к спине, за дудочником, который сам «терпел и нам велел». И пройти этот путь надо успеть до остановки сердца, поскольку, с чем живёшь с тем и умрёшь, и ничего другого, никакого «общего» мира «там» не предвидится, как не бывает «общих» снов, никакого «лучшего» мира «там» не будет, откуда ему взяться, если прижизненное сознание, прокрученное через мясорубку головного мозга, осталось на уровне «а ты кто такой!», на мелководье восприятия, на уровне стишков «в столбик образа жизни», на плоскости пустопорожней борьбы с одиночеством, на фоне «пустых жестов над пустыми кастрюлями»,

Возвращая себе «читателя», воссоздавая «читающий» образ жизни, традицию читательской радости каторжного труда по поиску, выявлению, добычи и сбережению крупиц поэзии из массы стиховой руды – горнее из горного – мы начинаем перемены в себе, которые большинству из нас не понравятся, вызовут встречную лень, отговорки, лишь бы только оставаться на достигнутом обывательстве. Обыватель – не тот, кто сконцентрирован на быте или «прозе жизни», а тот, кто сознательно сам не идёт и другим не даёт пройти к «поэзии жизни», поскольку не знает значения разницы между ними и не согласен с какой-то там вспомогательной ролью «читателя», которая ему, в абсолютном большинстве случаев, предлагается провидением по судьбе, по обстоятельствам, по факту природной редкости или божественности дара слова.
Если сложить минуты + часы + недели чистого и вспомогательного времени, которое потрачено многими из нас на участие имени Шуры Балаганова и Паниковского под девизом «а ты кто такой!» в «разнообразных темах о ничтожном или закоулках прозы жизни на тему: я тут подумала..», например, в рамках потока тематики форума данной площадки, если сложить «общение ни о чём», которые фонтанирует (в замкнутом цикле круговорота воды в фонтане) годами и происходит это: и от недостатка знания и уважения к поэзии, и от избытка одиночества, то, возможно, цифра очень удивит каждого участника процесса! Это будет такое огромное количество времени в никуда, которое, будь оно потрачено, например, на чтение и обсуждение высших достижений поэзии прошлого, буквально, переродило бы душу человека. А если вместе с исключением из образа жизни трёпа (то есть переливания из пустого в порожнее) на «разные темы» кто-то сможет приостановить разбазаривание своей души на производство и чтение стишков, и этот «кто-то» будет измеряться тысячами и десятками тысяч человек, то – возникнет рукотворное чудо – страна других людей, и что самое удивительное, других обстоятельств и возможностей! Не нынешняя территория охающих и ахающих, зверствующих в патриотизме или пофигизме, или пацифизме обывателей, но страна людей, преобразовавших себя в плане подходов к восприятию – страна людей, нашедших своё место и путь внутри себя, изменивших себя в стране а не страну под себя… Утопия? Возможно, для всех, но для тебя лично – читающий этот текст, пришедший в ЭТУ тему, может быть, и не такая уж утопия!
Извините за моё «лирическое отступление» в виде «наступления» на общеизвестные «грабли!

Прежде всего, опыт Мандельштама,
вот выдержки из «Разговор о Данте»:

«Всякий период стихотворной речи – будь то строчка, строфа или целая композиция лирическая – необходимо рассматривать как единое слово. Когда мы произносим, например, «солнце», мы не выбрасываем из себя готового смысла, – это был бы семантический выкидыш, – но переживаем своеобразный цикл.
Любое слово является пучком, и смысл торчит из него в разные стороны, а не устремляется в одну официальную точку. Произнося «солнце», мы совершаем как бы огромное путешествие, к которому настолько привыкли, что едем во сне.»

Итак,

Мы совершаем «огромное путешествие», слово поэзии – это источник разнонаправленных лучей различных смыслов! Мы «путешествуем» – едем во сне.
Строчка, строфа, композиция – единое Слово

Огромное
Путешествие
Смысл из слова в разные стороны
Едем во сне

«Поэзия тем и отличается от автоматической речи, что будит нас и встряхивает на середине слова. Тогда оно оказывается гораздо длиннее, чем мы думали, и мы припоминаем, что говорить – значит всегда находиться в дороге»

Поэтическая речь – это речь, пребывающая «в дороге»? Да, именно так!
Стишок – это кувалда для остановки движения воображения или сведения воображения к абсурду, к глупости, банальности – речь стишка – это куцее слово, никуда не способное идти, паровоз без рельсов, даже при наличии «колёс-образов». Колёса есть, а ехать некуда, потому что не на чем, незачем – рельсов скольжения для мысли, для дороги, для взгляда из окна вагона или в упор на сменяющие друг друга вагоны, а то и со стороны звёзд на ленту состава – нет и в помине. А у поэзии есть.
В этом и осуществляется «дар слова» и «бездарность слова» : у поэзии Слово, включает в себя возможность движения или невозможность остаться воображением на месте, а у стишков – словечки, как плевки, статика вниз, плюнул… и только, разве что, растереть и забыть))

«Поэтическая речь, или мысль… (если) поддается пересказу, что, на мой взгляд, вернейший признак отсутствия поэзии: ибо там, где обнаружена соизмеримость вещи с пересказом, там простыни не смяты, там поэзия, так сказать, не ночевала»
Осип Мандельштам

***
«— Нет, не мигрень,- но подай карандашик ментоловый, –
Ни поволоки искусства, ни красок пространства веселого!

Жизнь начиналась в корыте картавою мокрою шёпотью,
И продолжалась она керосиновой мягкою копотью.

Где-то на даче потом, в лесном переплете шагреневом
Вдруг разгорелась она почему-то огромным пожаром сиреневым…

— Нет, не мигрень, – но подай карандашик ментоловый,—
Ни поволоки искусства, ни красок пространства веселого!

Дальше, сквозь стекла цветные, сощурясь, мучительно вижу я:
Небо, как палица, грозное, земля, словно плешина, рыжая…

Дальше — еще не припомню — и дальше как будто оборвано:
Пахнет немного смолою да, кажется, тухлою ворванью…

— Нет, не мигрень, но холод пространства бесполого,
Свист разрываемой марли да рокот гитары карболовой!»
23 апреля 1931 года

Здесь всё Слово стихотворения – «в дороге», располагает, призывает, влечёт и увлекает за собою воображение, даже какой-нибудь литературообразный увалень, не удосуживающийся сколько-нибудь пристально присмотреться к поэзии, одарен здесь шансом вспомнить о существовании собственного воображения, поскольку сходу оказывается втянутым в движение Слова поэзии сквозь прозу жизни.

Но что поэтического, например, в словосочетании: «карандашик ментоловый», почему оно должно кого-то, вдруг, заворожить? Не это словосочетание «завораживает», это лишь вспомогательная или поэтическая деталь, нужная поэту для подхода ко мне, догадываюсь, мгновенно, по ходу провозглашения строк, уже увлекаемый их голосом, да, это хор, они выпевают мне головную боль, состояние, когда с трудом производишь слова, больно говорить, это душевное состояние, не мигрень, глубже, это эпоха сжатая до размеров головной боли произносит в меня, «ритмует» мое восприятие, налаживает его на главные акценты. Это целую жизнь надо прожить, сотни книг перечитать ему – автору стихотворения, чтобы вымолвить такую краткую и ёмкую суть всего искусства, как «поволока», а мне надо много сил слезами пролить о судьбах искусства, чтобы мгновенно оценить радость наличия именно «поволоки», как ключевой характеристики подлинного искусства:

Поволока – . Легкая пелена, дымка, застилающая что-либо. 2. Легкая пелена, пленка, застилающая глаз; помутнение. 3. Черточки на снегу, оставляемые лапой зверя, идущие по направлению следа (в речи охотников). ПОВОЛО;КА, поволоки, мн. нет, жен. преим. в выражении: глаза с поволокой — о томном и нежном медленном взгляде. «Глаза карие с поволокой, с густыми ресницами.» А.Тургенев.

«Поволока искусства» – словесное озарение, найденное, вычерпнутое из омута лет размышлений, ошибок, отдаления и приближения к сути поэзии – чтобы сократить путь читающему, чтобы углубить суть для читателя и за словосочетанием «поволока искусства», во мне уже потянулась, укрупняясь и обретая форму, мысль о том, что искусство преподносит нам неопределённость, дымку, следы на песке, смываемые вслед за совершением шага; что искусство – это способность ясно видеть смутность очертаний мироздания, в коей, как в облаках, «мгновенно-замедленно» видоизменяется форма, без ущерба для достоверности. И далее, отрицание Мандельштама: «ни того, ни другого», во мне приобретают подтверждение, позитивно отзываются, поскольку пространство, например, которое я осваиваю с детских лет, действительно, «весёлое», потому что неуничтожимое, потому что интересное, побуждающее к новым открытиям мою обновляющуюся с помощью поэзии душу.

И далее по тексту, целая жизнь моя-его-каждого, от рождения-через детство-в юность – уместилась в четыре строки! Прозе понадобится – четыре тома на это и то не хватит, Так вот что такое «поэт», он, в отличии от человека со стишками, способен взвихрить, взбодрить. сосредоточить моё сознание до сверхсветовых скоростей постижения и озарения – скоропись духа с точностью огранки бриллианта – вот она, вот это и есть поэзия! Не перечисляет мне биографию, а если и биографию – то ключевых ощущений, тональность палитры, более и не надо, это не речь уже, в обыкновенном смысле слова, это слепок ветра, в котором время становится пространством, а пространство говорит со мною моим же языком, но как будто эхом со всех сторон доносящимся. Поэт с помощью рефрена возвращает меня «на землю», чтобы вновь подкинуть в небесное небо, откуда видна жизнь моей души, а не биография её прислуживания телу.

«Жизнь начиналась в корыте картавою мокрою шёпотью,
И продолжалась она керосиновой мягкою копотью.

Где-то на даче потом, в лесном переплете шагреневом
Вдруг разгорелась она почему-то огромным пожаром сиреневым…»

Поэт с помощью рефрена возвращает меня «на землю», чтобы вновь подкинуть в небесное небо, откуда видна жизнь моей души, а не биография её прислуживания телу. Снова лечу, «дальше, дальше», сквозь время и пространство – целая жизнь моя – в прошлом и наперёд – проносится ветром из слов найденных благодаря наваждению поэта, возносит он меня на уровень божественного существа, то есть свободного, не обусловленного выживанием, «дальше, дальше» от расхожего «все мы под богом ходим». Я с высоты звёзд и комет смотрю на себя и знаю какие из характеристик жизни – важные, а какие – так, «суета сует»:

«Дальше, сквозь стекла цветные, сощурясь, мучительно вижу я:
Небо, как палица, грозное, земля, словно плешина, рыжая…

Дальше — еще не припомню — и дальше как будто оборвано:
Пахнет немного смолою да, кажется, тухлою ворванью…»

А вдруг, случится чудо, кто-то из вас, присутствующих сейчас в теме, под занавес этого стихотворения скажет себе:
«Я не вернусь в человека, нет, никогда уже, не вернусь в этот пахнущий карболкой «свист разрываемой марли» последних минут обыкновенного, загнанного в нищую и немощную старость существа, всю жизнь проковырявшего в носу стишки, годы напролёт избегающего в себе читателя прекрасного, променяв читателя на писателя и почитателя ухудшенного издания «я помню чудное мгновенье», и тем самым, и одним этим уже зачеркнувшего лучшую судьбу из возможных!»))

Анна Ахматова

Если плещется лунная жуть,
Город весь в ядовитом растворе.
Без малейшей надежды заснуть
Вижу я сквозь зеленую муть
И не детство мое, и не море,
И не бабочек брачный полет
Над грядой белоснежных нарциссов
В тот какой-то шестнадцатый год…
А застывший навек хоровод
Надмогильных твоих кипарисов.
1 октября 1928 года

Произведение поэзии, как правило:

1.Не поддается пересказу, не переводится в разряд прозы
2.Не один смысл, а целый комплекс звукосмыслов
3.Никогда не частный случай, всегда «тысячеглазое видение»
4.Язык необычайный, не повседневного общения, скоропись духа
5.Образность, а не фигуральность речи, развивает воображение, а не коверкает
6.Оригинально от замысла до исполнения, без простоты хуже воровства
7.С неопределённостью, с художественным вымыслом, вместо «правды-матки»

Стихотворение захватило меня, буквально, с первой строки, она, как первая скрипка в оркестре, задала тональность всему дальнейшему звучанию слов – своеобразный «ре-минор», в котором тревога и отчаяние взгляда запрокинутого поэтом в прошлое, и это не простое воспоминание за чашкой чая, отнюдь, это взгляд-вздох на «какой-то», на неважно в какой год, каждый предшествующий краху год есть год «шестнадцатый», единственный год нашей судьбы или судьбы поколения, судьбы отдельно взятой у поколения, – из-за пелены, из-за горизонта сна, сквозь обморок или поволоку усталости. Где начинается «точка» зрения автора – где она расположилась не знаешь,, где-то везде и нигде именно! «Без малейшей надежды заснуть» произрастает в душе видение видения – акт «смутной ясности», который живописует поэзия «сквозь зелёную муть» – моря?, бутылки из-под..? мха в сосновом бору? миража в Сахаре? глаз любимых? Да, да, нет, нет…Ахматова, отрицая, подстёгивает моё воображение, и вдруг, стегает, по глазам плетью итога, упирается в начало конца, в: «застывший навек хоровод надмогильных твоих (Господи?) кипарисов». Это стихотворение есть мятежная молитва в глаза Ему – прошение избавить от… от расшифровки того, что вот-вот уже покажется «сквозь зелёную муть». Что удивительно: сквозь смысл подаваемой грусти с оттенком отчаяния, я вижу ещё один, возможно, главный смысл или причину возникновения стихотворения – показать подход : как надо смотреть на действительность – «из» или «сквозь» зелёную муть наития, сна – тогда только действительность уступает место какой-то высшей достоверности! И вот вам ещё более глубокий пласт смысла – «брачный полёт бабочек над грядой белоснежных нарциссов» – ошеломляющий облик всего возлюбленного и возлюбившего над стеною всего непознанного, и потому кажущегося холодным, надменным, равнодушным, сосредоточенном на собственной красоте, на эстетике. «Надмогильные кипарисы» – это выше надмогильных крестов, краше их, непременно с прибоем волн и тёплым ветром с моря! Это красота водит кисть Ахматовой по листу бумаги, выводя своё торжество в глаза человеческому Богу!

Это стихотворение не переводится на язык прозы, с поэтического – на язык, на котором пишут, читают и общаются обладатели стишков – обратной дороги нет – с поэтического на прозаический не переводят – некого и нечего переводить, перевозить на лодке поэзии к берегам обитания прозаических людей- поблазнило стихотворение, как золотишко, да не далось! Сквозь пальцы золотым песком просочилось и пропало, сливаясь с «зелёной мутью; бездонного донышка догадки, в которой каждый будто бы найденный смысл-ответ не венчает, а лишь величает следы познания))

Две редакции стихотворения Пастернака
«Дурной сон»

Предыстория возникновения:

Начало Первой мировой войны Пастернак встретил в имении Петровское на Оке, где жил на даче у поэта Ю.К. Балтрушайтиса в качестве домашнего учителя его сына. Ненастье первых дней, женский плач и причитания на железнодорожных станциях, стали для Пастернака предвестием национальной катастрофы.

* * *
«…Когда объявили войну, заненастилось, пошли дожди, полились первые бабьи слезы. Война была еще нова и в тряс страшна этой новостью. С ней не знали, как быть, и в нее вступали как в студеную воду. Пассажирские поезда, в которых уезжали местные из волости на сбор, отходили по старому расписанью. Поезд трогался, и ему вдогонку, колотясь головой о рельсы, раскатывалась волна непохожего на плач, неестественно нежного и горького, как рябина, кукованья…

Уже мы проваливались по всегда трудным для огромной и одухотворенной России предметам транспорта и снабженья. Уже из новых слов – наряд, медикаменты, лицензия и холодильное дело – вылупливались личинки первой спекуляции. Тем временем, как она мыслила вагонами, в вагонах этих дни и ночи спешно с песнями вывозили крупные партии свежего коренного населенья в обмен на порченное, возвращавшееся санитарными поездами. И лучшие из девушек и женщин шли в сестры…»

Борис Пастернак. Из повести «Охранная грамота»

«…День – как в паутине; время не движется, но капля за каплею всасывается каким-то узлом ненастья, – и подчиняясь этой топкости засасывающего неба, выходишь к вечеру за ворота – за плечами – тургеневская изгородь усадьбы, впереди – свинцовая пустыня, пустыри в слякоти, жнивья, серые-серые, воронье, комья пара, ни души, и только полный, невыносимо многоверстный, кругом очерченный горизонт вокруг тебя… На горизонте – частые поезда товарные, воинские. И это все один и тот же поезд или еще вернее чье-то повторяющееся без конца причитанье об одном, последнем проползшем поезде, который, может быть, прошел и вправду, до этого наваждения, до этой мертвой думы, от которой оторвалась последняя надежда, в последний день, быть может 19-го, когда действительность еще существовала и выходили еще из дому, чтобы вернуться затем домой…»

Борис Пастернак – родителям.
Из письма июля 1914

В стихотворении «Дурной сон» автор задается вопросом, как Господь Бог мог допустить такое безумие. Картины искореженной земли и проносящихся по рельсам вагонов, в которых дни и ночи напролет вывозили раненых с фронта и везли новые пополнения, не пробуждают погруженного в сон Небесного Постника. «Засунутый в сон за засов», он не может проснуться и прекратить отвратительный бред человеконенавистничества и взаимного истребления. Перед окнами санитарного поезда развертывается картина кошмарного сна, построенная на дохристианских образах мифологии и отзвуках языческих народных примет. Во сне он видит выпадающие зубы, что, по народному поверью, означает смерть, но он не в силах оборвать свой «дурной сон».

Вначале предлагаю вашему вниманию текст исправленный Пастернаком в 1928 году:

Дурной сон

Прислушайся к вьюге, сквозь десны процеженной
Прислушайся к голой побежке бесснежья.
Разбиться им не обо что, и заносы
Чугунною цепью проносятся понизу
Полями, по чересполосице, в поезде,
По воздуху, по снегу, в отзывах ветра,

Сквозь сосны, сквозь дыры заборов безгвоздых,
Сквозь доски, сквозь десны безносых трущоб.

Полями, по воздуху, сквозь околесицу,
Приснившуюся небесному постнику.
Он видит: попадали зубы из челюсти,
И шамкают замки, поместия с пришептом,
Все вышиблено, ни единого в целости,
И постнику тошно от стука костей.

От зубьев пилотов, от флотских трезубцев,
От красных зазубрин карпатских зубцов.
Он двинуться хочет, не может проснуться,
Не может, засунутый в сон на засов.

И видит еще. Как назем огородника,
Всю землю сравняли с землей на Стоходе.*
Не верит, чтоб выси зевнулось когда-нибудь
Во всю ее бездну, и на небо выплыл,
Как колокол на перекладине дали,
Серебряный слиток глотательной впадины,
Язык и глагол её, – месяц небесный,
Нет, косноязычный, гундосый и сиплый,
Он с кровью заглочен хрящами развалин.
Сунь руку в крутящийся щебень метели, —
Он на руку вывалится из расселины
Мясистой култышкою, мышцей бесцельной
На жиле, картечиной напрочь отстреленной.
Его отожгло, как отёклую тыкву.
Он прыгнул с гряды за ограду. Он в рытвине,
Он сорван был битвой и, битвой подхлестнутый,
Как шар, откатился в канаву с откоса
Сквозь сосны, сквозь дыры заборов безгвоздых,
Сквозь доски, сквозь десны безносых трущоб.

Прислушайся к гулу раздолий неезженных,
Прислушайся к бешеной их перебежке.
Расскальзывающаяся артиллерия
Тарелями* ластится к отзывам ветра.
К кому присоседиться, верстами меряя,
Слова гололедицы, мглы и лафетов?
И сказка ползет, и клочки околесицы,
Мелькая бинтами в желтке ксероформа*,
Уносятся с поезда в поле. Уносятся
Платформами по снегу в ночь к семафорам.
Сопят тормоза санитарного поезда.
И снится, и снится небесному постнику…
1914, 1928

*Река Стоход, находящаяся в Волынской губернии, – место кровопролитных военных действий в мае-июне 1916 года.
* Тарель – точёный обод на пушках.
* Ксероформ – дезинфицирующая мазь, употребляемая при перевязках раненых.

А теперь, давайте, милые моему сердцу граждане поэзии, вчитаемся в первоначальный текст этого стихотворения. Этот вариант уже трудно отыскать, я обнаружил его в двухтомнике «Избранное», М., Художественная литература, 1985 год, в разделе: «Другие редакции»:

Дурной сон

Прислушайся к вьюге, сквозь дёсны процеженной,
Прислушайся к ;захлестням чахлых бесснежий.
Разбиться им не обо что, – и заносы
Чугунную цепью проносятся по снегу.
Проносятся чересполосицей, поездом,
Сквозь чёрные дёсны деревьев на сносе,
Сквозь дёсны заборов, сквозь дёсны трущоб.

Сквозь тёс, сквозь леса, сквозь кромешные дёсны
Чудес, что приснились Небесному Постнику.
Он видит: попадали зубы из челюсти
И шамкают ;замки, поместия – с пришептом,
Всё вышиблено, не единого в целости!
И постнику тошно от стука костей.

От зубьев пилотов, от флотских трезубцев,
От красных зазубрин Карпатских зубцов,
Он двинуться хочет – не может проснуться,
Не может, засунутый в сон на засов, –
И видит ещё. Как назём огородника,
Всю землю сровняли с землёю сегодня.

Не верит, чтоб месяц распаренный выплыл
За косноязычною далью в развалинах,
За челюстью дряхлой, за опочивальней,
На бешеном стебле, на стебле осиплом,
На стебле, на стебле земли измочаленной.

Нет, бледной, отёклой, одутлою тыквой
Со стебля свалился он в ближнюю рытвину,
Он сорван был битвой, и, битвой подхлёстнутый,
Шаром откатился в канаву с откоса –
Сквозь дёсны деревьев, сквозь чёрные дёсны
Заборов, сквозь дёсны щербатых трущоб.

Пройдись по земле, по баштану помешанного,
Здесь распорядились бахчой ураганы.
Нет гряд, что руки игрока бы избегли.
Во гроб, на носилки ль, на небо, на снег ли
Вразброд откатились калеки, как кегли,
Как по небу звёзды, по снегу разъехались.
Как в небо посмел он играть, человек?

Прислушайся к вьюге, дресвою процеженной,
Сквозь дряхлые дёсны древесных бесснежий,
Разбиться им не обо что, и заносы,
Как трещины чёрные, рыскают по снегу,
Проносятся поездом, грозно проносятся
Сквозь тёс, сквозь леса, сквозь кровавые десны…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И снится, и снится небесному постнику –
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
1914

Я начну своё впечатление с изначального варианта текста, с варианта 1914 года.

У Пастернака слово со звуком в обнимку ходят. Если, например, возникло слово «вьюга», значит, будет её звучание, будут тонкие срезы врезающегося в слух звука в виде «цж», «снж», «з»… К вьюге добавится голос, набравшего ход, состава санитарного эшелона, который представлен ритмом: шестистрочие на одном вдохе, затем пауза перестука колёс, снова шесть строк на вдохе или даже на выдохе, так, чтобы последняя строка в каждом отрезке произносима была уже почти шёпотом, обессилив, санитарный всё-таки поезд идёт, с войны на войну, израненный, перебинтованный, уставший…

Если люди со стишками, по обыкновению, пробегают глазами единожды строчки, ну, может, второй раз соизволят, если смысл не на блюде им подан, но на третий раз их уже не хватает, на произнесение вслух, на подбор ритма, тем паче не хватает, поскольку они не в храме находятся – не в храме стихотворения, не в храме Поэзии, а так, мимоходом, им некогда, надо ещё успеть о мелочах жизни потрепаться, надо ещё успеть тоннами перелить из пустого в порожнее, так что времени на собственно поэзию не остаётся вовсе, а главное – навыка обращения с нею нет практически никакого, а у кого если и было что когда-то, то забыто всё, травою поросло, одно название осталось «любитель поэзии». Однако, у поэтического человека, у прихожанина храма поэзии всё по другому – для него слова не перечень действий и событий, не конец предложения, а начальный импульс для воображения, для преображения, для преобразования действительности в достоверность!

Вот почему, после первого стихового отрезка, я не тороплюсь ко второму, произношу первый ещё раз, ещё раз чуть медленнее, нащупываю ход эшелона, тональность холода ветра, цвет голой земли и нищей, застывшей нагромождением унылости жизни. Ритм набирает ход, но ключевое слово «дёсны» уже добилось своего – рот, пасть крика или стона, огромная, размером с судьбу, это жерло чего-то одушевлённого, доведённого до трупного окоченения, через дёсны этого распахнутого в крике рта приходит картинка за картинкой ко мне, пока ещё наблюдателю, а не жильцу стихотворения.

«Кромешные дёсны чудес» снятся – бездна поглотившая всех и вся, непроглядная, кромешная, даже чудеса пожирающая, схлёст рельсовой стали со сталью колёсной – стук костей, хруст веры в человеческое понимание неба, не единого целого, «всё вышиблено», это рентгенограмма войны, или мира в период войны? Это образ силы наизнанку, так живут люди – в «дурном сне небесного постника» – так живут люди занятые пожизненно стишками от жизни, а не прорывом к поэзии жизни. «Засунутый в сон на засов» – каждый из «всяких разных» в ничтожествах разнообразных – да это же образ каждого современного сайта со стишками, засунутые в дурной сон словесного примитива, культурного досуга ни о чём, пустых перебранок на единственную тему: «А сама-то, а ты кто такой?!».

Вот почему идёт по рельсам эпохи это стихотворение, вот отчего идёт этот эшелон, идёт война Первая Мировая, Вторая, Третья, Последняя – потому что, даже соединившись вместе в пределах одной площадки, одной судьбы, одного дома, одного бытия – подавляющему большинству культурных обывателей (то есть жителей поверхности восприятия и эпицентра досуга) нечего сказать миру и друг другу! У них «мирная жизнь» – война и заворожённость – от примитива стишка ни чуть не меньше, чем от произведения поэзии – заворожённость усреднённая, с поправкой на бег на месте, годами, вплоть до остановки сердца…

«даль в развалинах», «стебель бешеный», «земля измочаленная», «шаром… с откоса», «поместия с пришептом», ещё, ещё… я прорастая в ткань, в рогожу стихотворения, исчезаю как наблюдатель, становлюсь частью исполнения образов стихотворения, Слово Пастернака поглощает мою привычку всё узнанное сходу понимать, расшифровывать, раскладывать по полочкам – я же не стишочник какой-нибудь, я гражданин республики Поэзия, значит, гражданин самовозникающей и самоисчезающей словесной субстанции, сплочённой команды – коммуны слов, страны без границ, в которой вход не равен выходу, в коей смысл – оттенок, а не весь цвет, нюанс, а не сумма двух слагаемых.

Рты, рты, рты и дёсна – щербатые (от кулаков судьбы) трущобы, деревья, заборы, рытвины – все с дёснами – все одушевлённые – измождённые, прикидывающиеся живыми – мне важен охват, чувствую широту охвата, с небесной высоты взгляд падает на землю и эшелон, Пастернак одалживает мне на мгновение или на вечное мгновение стихотворения небесный взгляд на вещи – на заигравшихся в богов, в небо человеков. И под занавес звучания звукосмыслов – вьюга вновь прорывается на передний план впечатления – как возросла скорость эшелона человечества, скорость приближения конца – «проносятся» дни и года, снега и леса, «грозно», «сквозь кровавые десна» – пустые, беззубые рты схаркивают в снег на лету поезда сукровицу жизни, родственной смерти..

«И снится, и снится…» не прекращает Пастернак движения протяжного звучания стихотворения. Нескончаем эшелон искалеченных…
Когда я ощущаю всю «огроменность» пустоты среды, в которой нахожусь, при всём уважении к скорости познания, к прожитым жизням и мукам принятым, эшелон Пастернака, несущийся встречь взгляду моему – страшен, но прекрасен словом своим, не тем словом, на котором говорят вокруг меня, а таким, которое выбрасывают из недр гортани незримые, необыкновенные по выразительности и огромности вариаций сущности, или субстанции — «многовековые» люди, самообразующиеся объёмы состояния сознания именуемого «поэзия».

Чем же вариант 1914 года отличается от варианта текста 1928 года?

В изначальном варианте, я пережил трагедию или «дурной сон» целого человечества», в позднем и окончательном варианте, при сохранении узорчатой плотности или художественной насыщенности языка, я очутился в более узком пространстве – в пространстве Первой мировой, в пространстве санитарного поезда, боя, земли за окном вагона – Пастернаку не удалось «приземлить» меня, моё воображение, но у меня за плечами – не просто писание стихотворений – но питьё из рыданий, одиночество всесусветное на глазах толпы, поход к кромке жизни, камни в голову от любителей поглазеть на поэзию и поэтов, хамское молчание в виде лучшего из худшего от соседей по человечеству, руками в кровь добытые крупицы сокровищ поэзии и много ещё чего такого… «что и не снилось вашим мудрецам».. Но как воспримешь, как промеришь всю глубину потери Пастернака, как поэта, начиная с 1928 года, ты, мой собеседник в веках, мой несуществующий уже или ещё гражданин поэзии, сможешь ли ты оценить ступени вниз Пастернака? Не возьмусь предугадать. Работай, совершенствуй восприятие, не пройдёт и десяти лет, многое получится, многое изменится в тебе и вокруг тебя.

Однако, помни, у тебя нет не то что десяти лет, десяти месяцев, слишком вплотную подошли мы к термоядерному завершению очередной попытки развития цивилизации потребления жизни.

Я лично не возражаю против того, чтобы обывательство со стишками или без стишков считали не ценностью, а позором жизни, и чтобы этот позор сгорел в гиене огненной. Но жаль наших – последние тысячи душ, рвущихся к небу внутри себя, успеют ли, хватит ли сил, обстоятельств, здоровья?
Вот и пишу, с надеждой на каждого из последних.
Пишу как будто бы в стол, как если бы в вакууме, но я привык к такому отношению, к такой обстановке, никаких обид, только радостное «разбазаривание» бликов на сводах, блёсток в темноте, только путь, который не вместе никому не пройти.

Марина Цветаева
Памяти А.А. Стаховича

А Dieu — mon ;me,
Mon corps — аu Roy,
Моn соеur — аuх Dames,
L’honneur — роur moi. (1)
1
Не от за;пертых на семь замков пекарен
И не от заледенелых печек —
Барским шагом — распрямляя плечи —
Ты сошел в могилу, русский барин!

Старый мир пылал. Судьба свершалась.
— Дворянин, дорогу — дровосеку!*
Чернь цвела… А вблизь тебя дышалось
Воздухом Осьмнадцатого Века.

И пока, с дворцов срывая крыши,
Чернь рвалась к добыче вожделенной —
Вы bon ton, maintien, tenue** — мальчишек
Обучали — под разгром вселенной!

Вы не вышли к черни с хлебом-солью,
И скрестились — от дворянской скуки! —
В черном царстве трудовых мозолей —
Ваши восхитительные руки.
———————

*Если бы – дровосеку! (Прим. Цветаевой)
**Правила хорошего тона, осанка (фр.)
NB! (Даже труд может быть –
отвратителен, даже – чужой!
Если он в любовь – навязан, и в
славословие вменён. М.Ц. –
т о г д а и в с е г д а )

2
Высокой горести моей —
Смиренные следы:
На синей варежке моей —
Две восковых слезы.

В продрогшей це;рковке — мороз,
Пар от дыханья — густ.
И с синим ладаном слилось
Дыханье наших уст.

Отметили ли Вы, дружок,
— Смиреннее всего —
Среди других дымков — дымок
Дыханья моего?

Безукоризненностью рук
Во всём родном краю
Прославленный — простите, друг,
Что в варежках стою!

3
Пустыней Девичьего Поля
Бреду за ныряющим гробом.
Сугробы — ухабы — сугробы.
Москва. — Девятнадцатый год. —

В гробу — несравненные руки,
Скрестившиеся самовольно,
И сердце — высокою жизнью
Купившее право — не жить.

Какая печальная свита!
Распутицу — холод — и голод
Последним почетным эскортом
Тебе отрядила Москва.

Кто помер? — С дороги, товарищ!
Не вашего разума дело:
— Исконный — высокого рода —
Высокой души — дворянин.

Пустыней Девичьего Поля
…………………………………
Молюсь за блаженную встречу
В тепле Елисейских Полей!

4
Елисейские Поля: ты да я.
И под нами — огневая земля.
……. и лужи морские
— И родная, роковая Россия,
Где покоится наш нищенский прах
На кладбищенских Девичьих Полях.

Вот и свиделись! — А воздух каков! —
Есть же страны без мешков и штыков!
В мир, где «Равенство!» вопят даже дети,
Опоздавшие на дважды столетье, —
Там маячили — дворянская спесь! —
Мы такими же тенями, как здесь.

Что Россия нам? — черны купола!
Так, заложниками бросив тела,
Ненасытному червю — черни черной,
Нежно встретились: Поэт и Придворный. —
Два посмешища в державе снегов,
Боги — в сонме королей и Богов!
Москва, март, 1919 г.

(1) Господу — мою душу,
Тело мое — королю,
Сердце — прекрасным дамам,
Честь — себе самому (фр.)

Да, да, я вспомнил, как много лет назад читал короткий очерк Марины Цветаевой о её встрече на всю оставшуюся жизнь – с Алексеем Александровичем Стаховичем, потомственным дворянином, генерал-майором Российской Империи, адъютантом генерал-губернатора Москвы Великого князя Сергея Александровича, увлечённым театралом, меценатом и пайщиком, актёром Московского Художественного театра, потерявшим после Октябрьского переворота 1917 года всё, всё, кроме чести и достоинства, всё, кроме такта и лоска, душевного благородства и преданности своей бывшей стране, своей замечательной жизни. свои мечтам и идеалам. Этот яркий представитель российской аристократии, вдумчивый, увлечённый и выдержанный человек, обладатель изысканных манер и простоты в общении – аристократ духа – не стал дожидаться пока шариковы и швондеры Совдепии придут за ним, чтобы поквитаться с русским барином за ничтожность своих душонок. Алексей Александрович не стал продлевать пустоту и одиночество, вкупе с нищей старостью, которые уготованы теперь всем без исключения интеллигентным людям, начиная октября 1917 года до наших дней, соорудил петлю, рассчитался с долгами, помог чем мог напоследок друзьям и знакомым и повесил себя, оградив этим последним творческим актом на веки вечные свою бессмертную русскую душу от унижения и позора, от новоявленной и насильно навязанной каждому жителю судьбы, которая, как началась октябрьской ночью Семнадцатого года, так до сих пор продолжается в никуда на всей испоганенной территории бывшей Российской Империи, и которая заставляет с глубокой тревогой и грустью угасать или пропадать пропадом каждого памятливого и совестливого человека посреди разгула людей поверхностных и функциональных, массово огрубевших в манерах, в мыслях, в восприятии.

«Его смерть совсем была лишена того характера отчаяния, которым всегда отмечено самоубийство; он был в самоубийстве аристократичен еще больше, чем в жизни; он ушел из жизни, как человек уходит из комнаты, в которой не хочет оставаться, из комнаты, в которой дурно пахнет… Через пятнадцать месяцев после его смерти приходили на его квартиру, чтобы его арестовать…» (Сергей Волконский «Мои воспоминания»)

«И пока, с дворцов срывая крыши,
Чернь рвалась к добыче вожделенной …»

«Чернь». Эта самая гиблая, подлая часть населения. убийцы мечты и поэтов, гонители Искусства.
«Но есть другой читатель – некультурный. Читатель – масса, читатель – понаслышке.. Отличительная черта такого читателя – неразборчивость, отсутствие способности ориентироваться.. Такому читателю имя – чернь.. Грех его не в темноте, а в нежелании света, не в непонимании, а в сопротивлении пониманию, и в злостной предвзятости. В злой воле к добру». (Марина Цветаева)

«Старый мир пылал. Судьба свершалась.
— Дворянин, дорогу — дровосеку!*
Чернь цвела… А вблизь тебя дышалось
Воздухом Осьмнадцатого Века»

Да это же о поэзии сказано: «Старый мир пылал…» Это поэзия горит сегодня, разграблена агрессивной и бездарной «чернью», растаскана по подворотням, разорвана на лоскуты для латания дырявого в ничтожности посылов и помыслов одиночества. «Дровосеки» нарубили, наломали дров, изрубили берёзовую плоть поэзии на отопление бараков досуга. «Чернь расцвела» и стала хозяйкой положения – настало время уравниловки, когда «все пишут», в равной степени бездарно, никто не читает, и всё разнообразие – ничтожно в результатах и перспективе своей!А поэты только «маячат тенями», мешают изредка громоздкому топоту любителей, путаются под ногами марширующей в никуда обалдевшей и озверевшей от нахлынувших возможностей, самой пустопорожней части населения, реализующего свою «злую волю к добру»!

«Вы не вышли к черни с хлебом-солью,
И скрестились — от дворянской скуки! —
В черном царстве трудовых мозолей —
Ваши восхитительные руки»

Это не только о Стаховиче, это ведь Марина Цветаева говорит о лучших поэтах каждой современности – их подвиге духа и слова – «не вышли к черни с хлебом-солью». К читателям, желающим постичь поэзию – да, вышли навстречу с радушием и чуткостью, но к читателям понаслышке, к черни, в которой громоздится злостная предвзятость, злая воля к добру – выход «скрестивши руки»! – этих могила, и то не исправит.

«Такой читатель не только не чтит – он не читает. И не читая, не только относится – судит. К нему и только к нему слово его Пушкина: «И не оспаривай глупца!». Не оспаривать, а выбросить за дверь при первом суждении»(Марина Цветаева)

Я погружаюсь в вневременье – это Девятнадцатый, Двадцатый, Двадцать второй год – и через сто лет – такие же, где «голод на поэтическое», «холод от непоэтических» и «распутица» от крови и слёз – пролитых русской поэзией – не потому что жизнь тяжела, а поскольку нет восприятия поэзии – в обществе, в творческом сообществе, в окололитературных кругах…

У меня есть стихотворение «К столетию стихотворения Цветаевой»

К столетию стихотворения Марины Цветаевой «Тебе — через сто лет».

«Тебе, спустя сто зим, подкинет социалка :
Что, мол, любима ты до слёз…
Им лишь сегодняшних своих не знать не жалко,
А смерть спустя, поклон принёс

Тебе народ, на рот тебе мрак поцелуя,
Признанье, выкладки гвоздик.
Как нарукавная повязка полицая,
Ничтожеством наш век велик!»

Я прохожу сегодня путь поэта и кровью собственной души окропляю действительность, мне не надо уже понимать насколько права Марина в своём посыле: «Поэзия – самое бедное место на земле. И это место свято». Всё лучшее, буквально, пропадает пропадом, буквально, на глазах той самой массы добрых и душевных людей, которые, перестав читать и почитать ЕДИНСТВЕННО ПОЭЗИЮ, предали её стишками – своими и чужими – разбавили кровь водой, придали поэзии черты творческого развлечения на досуге.

«Так, заложниками бросив тела,
Ненасытному червю — черни черной,
Нежно встретились: Поэт и Придворный»

Встретилась поэт Неба Марина Цветаева и придворный Неба Алексей Стахович. Она убилась. И он тоже. И уже двадцать два года длится Третье тысячелетие. И ничего не изменилось к лучшему, напротив, худшее стало «лучше прежнего»! И сотни тысяч авторов пишут, ети о мать, всякую…каждый божий день. А сколько из них – Цветаевых и Стаховичей – что сколько : получилось или загублено? – все, кто поближе к поэтам и придворным Неба – все затоптаны – массою «авторов»…

Поэтическая сторона побеждает горе и скорбь – Цветаева создала произведение поэзии, которое не принадлежит к современной системе безумного деления на «гражданскую лирику», «военно-обязанную лирику», «философскую», «зоологическую», «ботаническую», «ремонтно-машиностроительную», «нефтедобывающую», «любовную», «нелюбовную», «бракоразводную», «пенсионерскую», «миссионерскую», «прозаическую отчасти» и «прозаическую до мозга костей». Марина Цветаева создала реквием – рентгенограмму гибели высокого духом человека – на все времена цивилизации потребления жизни.

Тела наши – достаются этому миру и его обитателям, и его описателям – души встречаются «нежно» на не достигаемой для «злой воли к добру» высоте.

На земле поэзия представлена – процессом гибели. На Небе – процессом жизни. Если присмотреться к себе: разве человек поэтический, склонный к заворожённости, к очарованию прекрасным, а не просто красивым, находится среди всех остальных людей? Если и находится, то отчасти. Поэзия сегодня – на подпольном положении. Всё что составляет её богатство – её облик – тайна не доступная даже для отдалённого приближения. Поэзия ушла от современности. Осталась только распахнутая в бездну дверь. И воспоминания.

Обращаюсь, в сердцах, к стишочникам и деятелям профессионального безделья: читайте это стихотворение, как воспоминание о том, что уже никогда не будет в нашей жизни. 13 марта 1919 года и 31 августа 1941 года – вы, сегодняшние, профессиональные и любительские профаны, вы убили на столетие вперёд Стаховича и Цветаеву. И убьёте ещё. И ещё. Каждым стишком. Каждой огульной яростью и подлостью. Каждым обыкновенным днём. Каждым бездействием в поиске талантов. И сколько тысячелетий не отмерь – ничего не изменится, никакая наука и религия не изменит этот порядок вещей. Кто ножом машет, кто в сторонке стоит, кто фонариком подсвечивает, кто добром занят, пока зло творят. Много народилось людей. Литературизованные «верхи» выбирают, с барского плеча, серых мышек от поэзии, вместо талантов, чтобы не расстраивать самих себя тоже что-то изображающих в рифму, изображающих из себя, а литераторчиковые «низы» выбирают друг друга, чтобы не расстраивать самих себя, потонувших в однообразии и ничтожности посылов и исполнения. И те и другие — полноценные неграждане поэзии, приличные сволочи, честно говоря, пробу ставить негде! Но для поэзии и поэтов, сирот из Двадцатого века, и это уже не имеет никакого значения. Поэзия, отныне, дело подпольное, или просто воспоминание, легенда, случайная гостья на чужом празднике поверхностной жизни, эхо былого величия, слабый отголосок, который вот-вот исчезнет с лица земли, с лица каждого современного человека – тенью сойдет, тенью от солнца, тенью от света давно погасших звёзд…
Я не хочу завершать голос свой, провозглашающий строки этого стихотворения, пока звучит голос, звучит моя память о поэзии, о высоких людях, мне легче так, мне так легче делать вид, что кто-то у поэзии ещё остался… Пусть звучит голос.

Мой обзор Кубка "Избы-Читальни" 2022 года и далее:

"Поэтическое восприятие" , "Простое и сложное в стихах", "Отличие поэзии от хороших стишков".

Обзор лонг-листа Кубка «Избы-Читальни» 2022 Часть 1 (1-23)

В первую часть вошли впечатления от прочтения первых двадцати трёх (сверху вниз по списку) представленных на конкурс стихотворений.

На сайте опубликован список предварительного редакторского отбора (без указания авторства) :

www.chitalnya.ru

Кубок портала «Изба-Читальня» - литературный конкурс

1. В преддверьи сезона дождей (13.11.2022г.)

2. Сошёл с ума (11.11.2022г.)

3. Отпустит ночь (10.11.2022г.)

4. Падшие (10.11.2022г.)

5. Стрекоза (10.11.2022г.)

6. Промозглый ветер (10.11.2022г.)

7. Себя приучаю... (09.11.2022г.)

8. Я променяю сон на пару строк (09.11.2022г.)

9. Блаженный Том (08.11.2022г.)

10. В городке крылатого коня (08.11.2022г.)

11. Пианист (07.11.2022г.)

12. Глубина (07.11.2022г.)

13. Поначалу трудно (07.11.2022г.)

14. Зачем тебе крылья? (06.11.2022г.)

15. Впервые мужем назвала (06.11.2022г.)

16. Домой (06.11.2022г.)

17. Музе царственной честь воздай! (03.11.2022г.)

18. Сумерки (03.11.2022г.)

19. Уносимое ветром (03.11.2022г.)

20. Крепдешин (02.11.2022г.)

21. Целуя на ночь (02.11.2022г.)

22. Заря занялась... (02.11.2022г.)

23. Крылатая душа (02.11.2022г.)

-----------------

Я выделяю семь ключевых ценностей или признаков произведения поэзии:

1. Не принадлежит прозе, не переводится в разряд прозы, не вариация прозы

2. Смысл поэзии звучит, то есть поэзия представлена звукосмыслами

3. Реализует в звукосмыслах целостное миропонимание поэта, не частный случай

4. Выражает, воплощает смысл, вместо желания или намерения его выразить

5. Развивает воображение образностью, а не коверкает его фигуральностью речи

6. Обладает оригинальностью в замысле и исполнении, вместо штампов и клише

7. Даёт достоверность, вместо действительности, правдоподобие, вместо правды

Все вышеперечисленные ценности, сформулированные мною на основе, как минимум, пятнадцатилетнего практического опыта погружения в поэзию и опыта сотворения поэзии, в совокупности своей, придают произведению поэзии, пожалуй, то самое, главное свойство, которое сподвигает настоящих читателей, то есть граждан поэзии, погружаться в текст всё глубже и глубже, перечитывать много-много раз, навсегда пребывать в звуконосной анфиладе смыслов, пребывать в состоянии сознания – несоизмеримым по возможностям и ощущениям с сознанием обыкновенного (то есть ограниченного в восприятии) человека. Это свойство можно озаглавить одним словом – ЗАВОРОЖЁННОСТЬ.

Произведение искусства в целом и произведение Искусства поэзии, в частности, не просто красочно или художественно информирует читателя о чём-либо, но главным образом – ЗАВОРАЖИВАЕТ ( NB!) соприкоснувшегося с ним искателя иного состояния жизни или гражданина поэзии, то есть, произведение поэзии, в буквальном смысле, преображает сознание – из формы наблюдателя со стороны – в форму самой «стороны», самого мироздания! Язык самой жизни или мироздания автоматически вызывает преображение у читающего поэзию «личного взгляда на вещи» во взгляд как бы из вне во внутрь или взгляд со всех возможных сторон, вне времени и пространства, возникает всевидящее око самой жизни и появляется привкус достоверности на губах, пошевеливающих Слово поэзии, возникает музыка сфер – своеобразное сочетание ритма мира и стихотворения, интонации голоса и ещё т.н. звуконосное молчание – слова, строки, строфы, замысла, когда озвучивается тайна целостности мироздания, – вот что такое заворожённость поэзии, вот то, ради чего поэзия, счастливой кровью своих поэтов, прокладывает ввысь свой падающий в бездну смыслов путь посреди узких или коридорных людей, обыкновенных даже в мечтах и воображении!

Этим Обзором я попытаюсь приоткрыть лишь малую часть огромной отдалённости от сути и сущности поэзии, характерной для очень значительного числа участников околопоэтических сайтов и проектов.

Для рассмотрения крупным планом возьмём 64 стихотворения отобранных редакторами сайта в лонг-лист для дальнейшего отбора и итогового выбора победителей.

Прошу учесть всех, кто когда-нибудь будет вчитываться в эту мою работу: я делюсь своим многолетним опытом постижения тайного очарования поэзии, своим опытом поэта, создающего, возможно, лучшую по потенциалу заворожённости поэзию нашей современности. Надеюсь, что этот Обзор поможет хотя бы каждому одному из каждой тысячи пишущих – инициировать путь гражданина поэзии в редчайшем в нашей современности качестве – путь читателя, сберегателя поэзии и поэтов, в качестве ценителя и знатока поэзии как искусства.

Давайте же вместе, днём с огнём, попробуем поискать «заворожённость» в этом длинном списке произведений. Попробуем оценить представленные авторами работы с точки зрения их потенциала заворожить, преобразовать обыкновенное сознание в сознание более высокого уровня:

Итак, идём по опубликованному для размышлений списку:

1. В преддверьи сезона дождей

«Занавесит небесный свод

Переменная облачность грусти

И отступит жара,

А дожди заплутают в пути,

И сравняется счёт

Сладких снов и недобрых предчувствий;

Беспокойно замрёт

Ожидание чуда в груди.

На распутье дорог,

Где в порывах унылого ветра

На ресницах слеза

Просочилась от дыма костров,

Убегая в закат

Впечатленья угасшего лета,

Каблучками стучат,

Словно маятник старых часов.

Пред сезоном дождей,

Воспаряя к звезде, как пушинка,

Из алькова аллей

Полнолуние схлынет в зарю,

На ладонях озёр

Начертав меж озябших кувшинок

Бриллиантами рос

Предрассветное слово: Люблю…»

Мог бы сотрудник гидрометцентра, творчески относящийся к сводкам погоды, рассказать слушателям о том, что «небесный свод занавесила переменная облачность», которая навевает грусть, а дожди уже на подходе, но слегка «заплутали в пути»? Пожалуй, смог бы... И его слова : «Беспокойно замрёт ожидание чуда в груди» остались бы просто словами о НАМЕРЕНИИ ЧУДА, но само «чудо в груди» в слове так и не воплощающими. От намерения автора заворожить, в том числе, меня чудом – завороженности и чуда ещё не возникает. Дальнейшая «слеза от дымов костров» также естественна для моего обычного состояния сознания, не тревожит и не пробуждает его, как, впрочем и «впечатления», которые «каблучками стучат», пусть даже и «словно маятник», пусть даже и «словно маятник старых», а не новых часов. Вся финальная вязь, в которой возникает вопрос профессора Преображенского Швондеру: «Потрудитесь, голубчик, объяснить «кто на ком стоял»!?». Полнолуние – воспаряет к звезде, как пушинка. Воспаряет оно из «алькова аллей». Воспаряет и схлынет в зарю. Если бы дело этим хотя бы завершилось. Но не очень-то обладающий художественным вкусом и мерой автор терзает несчастное полнолуние, дополнительно обязывая его «на ладонях озёр» начертать, и не где-нибудь, а «меж озябших кувшинок», да ещё с помощью «бриллиантов рос» «предрассветное слово... Люблю». И это вымученное из красивостей слово, увы, не завораживает меня не потому что не люблю «Люблю», а поскольку возникает оно из нагромождения слов, из словесной «безвкусицы на каблучках», стучащих, как маятник «старых» часах...

Если кого-то завораживает подобный текст, то я не буду спорить с таким человеком, даже если «таких человеков» наберётся 99,999% состава участников данного сайта. Численное превосходство «заворожённых» нагромождением тривиальностей меня не смутит. Но зато я искренне порадуюсь, что живу жизнь не зря и могу позволить себе иной уровень заворожённости.

2. Сошёл с ума

«Сошёл с ума иль брежу наяву?

Мне кажется, вот если откровенно,

Что я, как-будто, больше не живу.

И лишь душа песчинкой во вселенной,

Не год, не два, а миллионы лет,

Блуждая в вечном холоде пространства,

Обитель ищет средь других планет,

Свой уголок тепла и постоянства.

Она познала множество миров

За время многолетнего скитанья:

Планету грёз, созвездье Гончих псов

И видела истоки мирозданья.

Жила с людьми недолго – маета

И взмыла в небеса при лунном свете.

К плеядам звёзд, Земля уже не та,

Особенно в последнее столетье.

Не редки катаклизмы, смерть и боль,

А человек разумный так умело,

Давно ведёт кровавый, страшный бой,

Себе подобных истребляя смело.

Сойти с ума, забыться и суметь,

Подальше от всего, с душою к звёздам

Вспорхнуть легко и,.. нет, не умереть,

А просто улететь пока не поздно!»

Задаюсь тем же вопросом: «Где здесь повод для заворожённости?». Какими именно строчками, словами я смог бы заворожиться, то есть преобразовать своё обыкновенное состояние сознание на более объёмный, дух захватывающий уровень? Автоматически, как это происходит при моём взаимодействии с произведением поэзии, состояния заворожённости, очарованности не произошло. Автор делится со мною вполне тривиальными своими ощущениями, он мне не ПОКАЗЫВАЕТ СУТЬ, но лишь РАССКАЗЫВАЕТ о том, что у него есть эти ощущения, он называет мне какие именно : вот он «песчинка», вот всё усугубляется «особенно в последнее столетье», «смерть и боль», «катаклизмы»... «себе подобных истребляя» и т.д. и т.п. В стихотворении торчат, как засохшие стебли увядших цветов в вазе с протухшей водой, палки газетных слов, обёрнутые в бумагу «лунного света», не более того. То что душа автора «видела истоки мирозданья» и «сошла с ума» мне предлагается поверить на слово. Но душа, судя по представленному тексту так и осталась «умной», не сошедший в небо поэзии, оставшейся на земле обыкновенных слов, разве что записанных в столбик... Но ведь я то был настроен на произведение поэта, то есть человека, владеющего даром и мастерством преображения намерений в животрепещущие картины правдоподобия, противоположенные правде бытия и превозмогающие красотою эту правду, я то был настроен на произведение поэзии, то есть на произведение, в котором демонстрируют замысел, чувства, а не декларируют их. Однако, состояние заворожённости в процессе чтения и по итогам его не то что не возникло лично во мне, но как бы даже усомнилось в своём существовании на белом свете среди людей...

3. Отпустит ночь

«Отпустит ночь - закончатся слова,

и землю отчеркнут легко от неба

проворные лучи.

За облака

из прошлогоднего растаявшего снега

сорвутся неразгаданные сны

гурьбой весёлой, вольные, как птицы.

Их лёгкие шаги на порции -

на промежутки притчи во языцех -

чужие отслюнявят языки,

глаза чужие выищут соринку,

поставят штамп, навесят ярлыки

и по дешёвке на блошином рынке,

в ряду последнем, кинут на крюки.

Быть может кто-нибудь возьмёт в довесок

не помещающееся в формат строки

за так,

из состраданья,

безвозмездно...,

Сожмёт в ладони хрупкое тепло

и в кулачок чрез дырочку заглянет.

Зайдётся, затрепещет мотыльком,

засуетится ложечкой в стакане

одна восьмая от одной восьмой

не музыки и не стихов, конечно.

Так колокольчики с утра звонят росой

в тумане, зябко передёргивая плечиком»

Когда я говорю «заворожённость» – что же всё-таки происходит со мною в момент оной? Вот выдержка из очерка Марины Цветаевой «Пушкин и Пугачёв»:

«Есть магические слова, магические вне смысла, одним уже звучанием своим — физически-магические — слова, которые, до того как сказали — уже значат, слова — самознаки и самосмыслы, не нуждающиеся в разуме, а только в слухе, слова звериного, детского, сновиденного языка.

Возможно, что они в жизни у каждого — свои.

Таким словом в моей жизни было и осталось — Вожатый.

Если бы меня, семилетнюю, среди седьмого сна, спросили:

“Как называется та вещь, где Савельич, и поручик Гринев, и царица Екатерина Вторая?” — я бы сразу ответила: “Вожатый”. И сейчас вся “Капитанская дочка” для меня есть — то и называется — так...

...Есть одно слово, которое Пушкин за всю повесть ни разу не назвал и которое одно объясняет — все.

Чара...»

Чара! Вот кратчайшее слово, иное имя заворожённости. В произведении поэзии есть «физически-магические» слова, слова «не нуждающиеся в разуме, а только в слухе»! Слова «звериного, детского, сновиденного языка». Они и составляют импульс или инициацию перехода сознания на уровень неба, на уровень неба поэзии.

Есть ли в данном стихотворении такие слова, такие «звериные» и «детские», такие «не нуждающиеся в разуме» слова или импульсы? Как замечательно обещает стихотворение такие слова: «из прошлогоднего растаявшего снега сорвутся неразгаданные сны»... «Вольные как птицы»... «Гурьбой весёлой»... На этом обещании заканчивается, на мой взгляд, поэзия данного стихотворения. Моя, возникшая было заворожённость, падает и разбивается вдребезги. Огромное поэтическое начало стихотворения разбивается об деревянный помост мелочной натуры автора, позволившего себе непозволительное для любого поэта – драгоценные места в строчках предназначенные для воплощения заветного, сновиденного инакомыслия, для погружения сознания в ЧАРУ явления целостного мироздания или правдоподобия – глаголить о том, как ещё толком не явленную ЧАРУ «поставят в ряду последнем» на блошином рынке. Именно по причине победы натуры над поэзией – в финале стихотворения, как гвоздь в крышку гроба заворожённости, возникает фигуральная глупость речи в виде плечиков у колокольчика, коими можно растрогать аудиторию любителей стишков, но невозможно заворожить аудиторию, уже заворожённую языком Цветаевой и Мандельштама, Пастернака и Гумилёва, Ахматовой и Лермонтова, Баратынского и Бродского. Все авторы современности, обязаны равнять своё творчество на лучшие образцы или уже взятые высоты поэтами прошлого. Полувысот или недовершин не бывает и не требуется. Заворожённость, которую мы начинаем в данном стихотворении и которую у нас забирают к моменту завершения его – печальный результат привычки многих авторов не вычитывать многократно собственный текст, не оттачивать его, отдаляя его тем самым от искусства и приближая к искусственному. Искусство – это труд отбора лучшего из массы хорошего, чтобы вместо содержания личности возникло содержания жизни. Это и завораживает! Стишочничество или увлечение поэзией на уровне стишков – это труд услужения сиюминутному, чтобы вместо белого листа достоверности появился черновик действительности. Первые слова – заменены на первые попавшиеся под руку. Колокольчики «звонят росой». Звонить росою для колокольчиков – дело прекрасное и вполне самодостаточное. Хотя бы для того, чтобы не разрушать заворожённость. Чтобы не производить эксперимент над заворожённостью на арене шапито, где клоуны словесности колокольчикам приделывают «плечики» с возможностью их «зябко передёргивать». Мне искренне жаль это, создавшее и свернувшее мою заворожённость в точку, стихотворение.

Мой экспромт-вариация этого стихотворения :

"Отпустит ночь - закончатся слова,

и землю отчеркнут легко от неба

проворные лучи.

За облака

из прошлогоднего растаявшего снега

сорвутся неразгаданные сны

гурьбой весёлой, вольные, как птицы."

я бы продолжил авторский текст так:

Лучам дорогу – не прожекторам –

Рассеянной улыбке воплотиться:

В расселенных в расщелинах житья

Владельцах лиц и ликов угловатых.

Отступит прочь, как мальчик для битья,

И друг, и враг... Лучи, они как сваты,

Ввалившись в дом, торгуют жениха,

С поклоном чтут размеренность обряда...

Не хороша собою, не плоха.

А так... Ей быть бы с ним, ей быть бы рядом..

Сожмёт в ладони – свет ли, луч ли, вскрик?

И так стоит, подчёркнуто усталой.

Отступит в тень судьбы, чтоб не настиг

Тяжёлый блеск чужого пьедестала.

Обступят ночь – закончатся ветра

и землю отчеркнёт носком ботинка

кто-то где-то

За чудака

из прошлогоднего растаявшего лета

смогла принять

прочтённого поэта.

За голос – грохот приняла

упавшего ведра... Ценители поэзии заметят разницу уровня между авторским стишком и моей вариацией, в которой есть "взгляд с неизвестной стороны", продолжается "луч", как стержневая опора темы, в которой вместо мелочности обидок - млечность широкого огляда!

4. Падшие

Если душа родилась крылатой…

М. И. Цветаева

«Не-ет!

Вскрою нерв строф в пелене светотени:

Крылья редеют под скрежет пера —

Ангел чернильный, став штучной мишенью,

В падшие вписан навечно! Вчера,

Как ювелиры,

мы рифмы делили:

Были творцами, врачуя рассвет.

Нынче — нам срезали крылья в ответ!

Не-ет! Нет. Нет…

Как не по-божески! Всем на потеху?

Так горицвет изучают в лорнет,

Тело нагое… Вслед — пустошь от смеха?!

Смеха камней… С беСталанных планет...

Взвыли метели!!!

Мы враз протрезвели,

Как при расстреле под реплики лет,

Лет без возврата, твердя грозно вслед.

Не-ет!

К шрамам приклеим бумажные крылья

И оригами к душе… С неких пор

Мы — вне игры с вами! Мы — для утиля?..

Пусть! Наслаждайтесь без чести на спор!

Мы же — взлетаем

строфой в дикой стае!

Нас по рожденью влечёт вольный свет!

Вырастут крылья у «падших» в ответ!»

Намерение и воплощение. Разные вещи. В первой строке стихотворение шокирует обещанием не больше не меньше как «вскрыть нерв строф» и не где-нибудь, а в некой «пелене светотени». Дальнейший ход стихотворения, увы, не вскрывает никакого «нерва», а если вскрывает, то консервным ножом пустую банку намерений что-то громыхнуть в столбик, ничего толком так и не сказав: напрасно оговаривает автор ювелиров, отрывая их от огранки бриллиантов – пытаясь привлечь их для делёжки рифм – такие, например, рифмы как: «светотени/мишенью», «крылья/утиля» как не «дели», каких ювелиров не приглашай, звучности не создашь и не услышишь! Плач Ярославны явно не получается, выходит какой-то «скрежет пера» и «бумажные крылья», автор не поэзию пишет, а обиду на поэзию, что не даётся она в руки из бетона, не умещается её тайный жар в строчках из картона, написанных сумбурным, скомканным языком. Автор прячется за неким «мы» – мы, стая, мы, свора, мы масса... Все стенания стишка, лично меня, не только не завораживают, но замораживают воображение, несмотря на обилие авторских восклицательных знаков – разве можно, например, вот этим заворожиться?

«Смеха камней.. с беСталанных планет» – беЗ комментариев

«Взвыли метели!!! Мы враз протрезвели» – фото протрезвления нет, а жаль.

«К шрамам приклеим бумажные крылья» – это как будто уж в песне «О соколе» Максима Горького, пытается приклеить себе «бумажные крылья», чтобы рождённый ползать сумел летать.

«...и оригами к душе»– если душа плотская, вещественная, буквальная или плоская, то к ней что угодно можно «приклеить», но строка такая заворожить не может, скорее, вышутить несчастную душу с приклеенным амплуа поэта не по росту.

«Мы же взлетаем строфой в дикой стае»– ну вот и стая появилась, хорошо, если уток, а не волков. «Мыжи», взлетающие стаей, не завораживают – настораживают полным раздраем в представлении о прекрасном, о гармонии, о поэзии...У павших – вырастут крылья, у – падших – нет. Падшие – бумажными крыльями имитируют небо, павшие – и без крыльев, и в окружении «мы», обложенные «стаей» – летят по земле своего Неба, никаким «мы» неведомого(восклицательный знак) и неподвластного!

5. Стрекоза

«Задёрнуты шторы. Закрыты глаза.

Предчувствие нави.

Над камнем замшелым кружит стрекоза.

Прогнать ли, оставить

Её в смутном сне? Он, похоже, и сам

Недолго продлится.

Послушные вызову, как по часам,

Являются лица

Из утренней дымки, размытой лучом,

Так зримо, бесспорно,

Как будто бы дверь отворили ключом

В мир жизни повторно

Родные до плача, до спазма души.

На пике страданья

Я прошлым, как током, внезапно прошит.

Гляжу в очертанья

Сквозь сжатые веки – закрыты глаза

Ладонями нави.

Зелёной искрой мельтешит стрекоза –

Преследует, давит

Почти невесомой своей четверной

Пульсацией крыльев.

Я руки тяну, прикоснуться б одной…

Рыдаю в бессилье.

Прижаться губами, хотя бы сказать,

Что мной не сказалось.

Я сердцем тянусь… Вот отец мой, вот мать.

Не тронула старость,

И смерть не мазнула ещё белизной

Любимые лица.

Над камнем замшелым кружит стрекозой,

Мерещится, снится,

Висок сединой запорошила вмиг

Не зимняя замять –

Приходит, в обличье закутав свой лик,

Сыновняя память».

Мне пришлось заглянуть в словарь. чтобы узнать, что навь – у древних славян – это «мир мёртвых, загробный мире, мир, куда уходят умершие люди и где живут наши предки». Я знаю что именно помешало во мне возникновению состояния заворожённости – язык стихотворения, не отшлифованный, полный несуразностей, которые фальшивят весь замысел и ход стихотворения, например:

«Я прошлым как током внезапно прошит Гляжу в очертанья» – сам по себе разряд тока не лучшее из возможной аналогии озарения, стулом электрическим отдаёт или гвоздиком малыша в розетку, плюс, даже если согласиться на разряд тока, то после такой «прошивки» не может быть никакого размеренного «гляжу в очертанья»: «гляжу в начерта мне (всё это)!» ещё может быть))

«Сквозь сжатые веки – закрыты глаза Ладонями нави» – как можно, чисто физически, да и метафизически закрыть глаза ладонями «СКВОЗЬ» сжатые веки?

«Четвертная пульсация крыльев»? которая «почти невесомая», но ей, этой «четвертной пульсацией» стрекоза проклятая всё-таки «ДАВИТ» – на кого и на что – не указано, но строка похожа на шарж больше, чем шарм – очарования, гармонии во всей этой давящей на сознание читателя и автора четвертной пульсации стрекозиных крыльев, на мой взгляд, нет никакого.

«Прижаться губами. Хотя бы сказать что мной не сказалось» – вот это «сказать, что мной не сказалось» и есть главная черта всех произведений, не осенённых свыше поэтическим даром слова – «хотя бы сказать» не получается, только заявить о намерениях, о желаниях сказать – получается – растратить строки на декларацию намерений – не значит заворожить читающего.

«Не зимняя замять» – но если согласно словарю Ефремовой «замять» это метель, вьюга, то она не может быть «летней», но спишем на сюрпризы климата нашей нищей в словесности современности.

«Сыновняя память», которая подтянулась к финалу этого стихотворения, «приходит, в обличье закутав свой лик». Это вызов русскому языку – просто «в обличье» никого «закутать» нельзя, в обличьем кто-то может показаться знакомым... Главное: в данном стихотворении мне не удалось очутиться даже на дальних подступах к состоянию очарования, заворожённости, вся эта канитель со «стрекозой у виска» настолько высосана из пальца, что даже если допустить этот текст как сон, такой сон – либо не перекладывать в поэтический текст, либо – переложить на язык поэзии, но с поправкой на наличие богатейшей сокровищницы русского языка, доступной практически каждому ищущему её, начитанному человеку.

6. Промозглый ветер

Меня бодрит промозглый ветер.

Я не стандартен, это факт.

Туман и слякоть, мутный вечер -

Какой избрать последний шаг?

А вариантов ведь не мало.

Осенний хлад и трезвый взгляд,

И листопад гуляет шало -

Шальные мысли вновь гудят.

Внутри сорвался некий клапан,

И сразу как-то понесло.

И вдохновеньем нежно сцапан.

И страх, сомненья - всё ушло.

И не боишься быть смешным.

Реальность многих развратила.

Теперь так модно быть лихим,

И мера вдаль, видать, уплыла.

И я впадаю в турбулентность

С толпой спокойных, мрачных лиц.

И растворилась мигом леность,

И разыгрался нежный блиц.

И мы играем в кошки-мышки,

Горит костер, и нам тепло.

Смеясь, мы ставим вновь на фишки

Ветрам и бедам всем назло.

Если автору стишка повезло и он (она) оказался «нежно сцапаным» вдохновением, то я, читатель, в свою очередь, не оказался ни грубо, ни нежно «сцапанным» заворожённостью или очарованием строк. Нечем здесь очаровываться, на мой взгляд. Всё сказано в этом тексте так, таким образом и языком, что если кто не с нашей планеты – может подумать, что поэзия – это просто набор слов в столбик. Это стихотворение не завораживает – нечем : листопад, гуляющий «шало, гудящие шальные мысли, сорванный клапан внутри автора, мера уплывающая вдаль, впадение в турбулентность и «я не стандартен это факт» для меня вовсе не «факт», или факт ни чем по тексту не подтверждённый. Дай Бог, если «нежный блиц» разыгрался внутри автора текста, но в моём воображении разыгралась скука и желание поскорее выйти на свежий воздух, правда, этого мне пока не видать – у меня ещё впереди, мама дорогая, пятьдесят восемь вариаций «нежного блица», дай Боже силы осилить всё это, доползти до конца этого нескончаемого списка...

7. Себя приучаю...

Как к дому, который за окнами вырос,

Забрав тот простор, что мне с детства привычен,

Себя приучаю /о мудрости милость/,

К тому, что простор иногда ограничен.

Простор неотъемлемый, необходимый,

Безжалостно вспорот громадой-высоткой.

Мой мир безграничный, вольготный, любимый,

Теперь обозначен предельно и чётко.

Мой мир необъятный, желанный, свободный

Иллюзией тихо во мне догорает,

В нём кто-то незначимый и инородный

Настойчиво в рамки меня загоняет.

Границы простору души не подходят,

Да только судьба не однажды шутила.

И я приучаю себя к несвободе,

Когда проникает в мой мир кто-то милый.

У меня нет ответа на вопрос – где здесь хотя бы малейший повод для заворожённости? – Мир автора, такой якобы «безграничный, вольготный, любимый, свободный» – не добрался до меня читателя – ни словом, ни звуком – автор придержал его для себя. а читателю, в том числе мне, предложил поверить не Слову, которого нет, а на слово, что всё, мол, в порядке – поэзия прекрасна, но её расскажу когда-нибудь всем вам в следующий раз.

8. Я променяю сон на пару строк

Я променяю сон на пару строк,

На шелест пожелтевшего блокнота.

Переверну исписанный листок,

За ним другой ... Тревоги и заботы

Забудутся на несколько минут,

И время остановится в полёте.

Кому расскажешь, просто не поймут.

Но вы меня, я думаю, поймёте!

Проходит ночь среди стихов и книг,

На завтрак черновик и чашка чая.

И в этой жизни есть особый шик -

Парит душа, над буднями взлетая.

Так в каждом слове, в каждой запятой

Находит сердце радость и покой.

«Особый шик» авторских будней не требует поэтической формы, об этом «шике» можно и прозой или газетной статьёй разразиться, или постом в блоге, в конце-концов. Автор перепутал удовольствие со счастьем, прозу жизни с поэзией жизни. Если тридцать тысяч человек на этом сайте и ещё восемьсот с хреном тысяч на Стихире, и ещё двести с гаком тысяч на остальных околопоэтических сайтах завели свои странички, выложили на публичное обозрение пятьдесят пять миллионов стишков только за предыдущие десять лет, и сделали это, чтобы «тревоги и заботы забудутся на несколько минут», то лично для меня, поэта, это означает, что я хреново тружусь, плохо пишу, плохо объясняю, если не могу увлечь таинственным очарованием поэзии какой-то там несчастный миллион отдыхающих в поэзии от трудов праведных! Ещё это значит, что напрасно свершилась гибель лучших поэтов прошлого, что напрасны все их стихи, вся пролитая кровь души и тела, вся бездна звукосмыслов их произведений, если после такого уровня, после ТАКИХ взятых с боем высот и безымянных высоток русской поэзии в стихотворении с порядковым номером «восемь» всем им со всею силой тривиальности заявят что дважды два это четыре, то есть «парит душа, над буднями взлетая», а радость и покой найдётся в каждой запятой. Вперёд к букварю! Но ведь, так как в этом стишке, пишут десятки тысяч человек! Каждый божий день! Годы напролёт! Значит... Значит, есенинское «что-то всеми навек утрачено» – это ключевая строка нашей современности...

9. Блаженный Том

«В селении, где ширились ухабы,

и церковь не соперничала с пабом

в желании гостям представить рай,

был мир, как скорлупа, непрочно-тесен.

Блаженный Том – хранитель древних песен,

любил подчас висеть, как попугай,

вниз головой на ветке тополиной.

Он громко пел. Но лился над равниной

не звук, а свет, сошедший с языка.

«Чиста вода в уродливом сосуде.

Безумный херувим», – дивились люди,

и шли к нему на свет издалека.

Молчали псы, не жалила крапива,

пока горел огонь неторопливо

в светильнике из музыки и слов.

Склонялось в покаянии селение.

И суть любви являло воскресение,

в котором каждый встречный слышал зов.

«Не слушайте его! – кричал викарий, –

Он меньший из живущих ныне тварей!

Испорченный, гнилой материал!»

Но тёк елей в тумане невесомом,

когда Господь на ветке рядом с Томом

сидел и незаметно подпевал»

Меня не вдохновил к заворожённости этот стишок. Я искатель и "слышатель" поэзии. А поэзия – это богатство языка. это изыск и изящество, яство языка – без «мораль той басни такова», без урока для третьеклассников в столбик, это сонм нюансов – своеобразный мост – между обыкновенным и волшебным – каждый шаг по этому подвешенному над бездной мосту – это чудо явления нового, оригинального в гармоничности и необыкновенности своей образа, это неопределённость, пунктир мыслей из намёков и противоречий, это камлание шамана, выверенное до галочки над «и»! Все рассказики и россказни, все частушки без запева и словесные приплясы – отдыхают в сторонке, когда начинается ПОЭЗИЯ, магия, завораживающая меня с полуоборота, с первой и до последней строки удерживающая меня в судорожном напряжении даже на полотне так называемых простых слов, но расставленных так, что простотой хуже воровства и не пахнет.

10. В городке крылатого коня

В городке крылатого коня, в Златоусте,

Золотит листву всполох огня с тёплой грустью.

Словно каблучки, стучат дожди степ на крыше.

Ты меня, моя любовь, дождись, если слышишь.

Старый домик спит в тени аллей, не усну я.

Мне бы с эскадрильей журавлей в даль лесную.

Только не найти твоих следов меж двух сосен,

Не услышать грохот поездов там, где осень.

Стынут росы белые в ночи, сны холонут.

Тихий голос шепчет: «Не молчи, встань под крону».

В окнах звёзды ярко не горят, быстро тонут,

С круч гранитных падает заря прямо в омут.

А во тьму слетают не слова, боли комья.

В жизни так ещё не тосковал ни по ком я.

В песне лебединой сохраню отсвет рани.

Встретимся в безоблачном раю, до свиданья.

Не случилось для меня лично волшебства в момент прочтения и по прочтению этого произведения. Стишок отличается от поэзии, в значительном количестве случаев, слабой или не прояснившейся для самого автора к моменту решения писать – причиной для написания. Любое шевеление чувства или мало-мальское впечатление от увиденного, любое чуть более явное, чем обычно ощущение принимается за импульс к написанию. Никакой выстраданности замысла. Сразу в текст. Сразу в слова облекается – что-то незрелое, неспелое, несъедобное, горелое... Как результат – тривиальность, «у рояля – тоже что и раньше», «ухудшенное издание лучших чуйств»! То, что в городке «крылатого огня» есть осень, грусть, дождь по крыше и старый домик с аллеей, звёзды ночью и солнце днём – ещё совсем не повод для попытки поэзии. За всеми росами и зарёй с гранитных круч, возможно, не сложилось сказать что-то действительно главное, важное, что-то единственное, такое, с чем и помереть не стыдно. И мой совет всем и автору этого произведения – проводите аудит своей писанины – оставляйте только то, без чего, на ваш взгляд, вам не прожить даже самый обычный завтрашний день! Если, например, ещё так не тосковал ни по кому, как по ней – то либо напиши именно это, как говорится, в двух словах, либо прочти это у тех, кто уже давно написал это в тысячу раз лучше тебя и не порти своего чувства собственным неумением сказать! Поэзия, какое бы представление о ней у каждого из нас ни было, это прежде всего НЕВОЗМОЖНОСТЬ НЕ СКАЗАТЬ, ИЛИ НЕВОЗМОЖНОСТЬ СКАЗАТЬ ХУЖЕ, ЧЕМ ЧУВСТВУЕШЬ, а не тысячи вариаций сказать возможное.

11. Пианист

Да, конечно, она умеет

О любви.... но запали клавиши,

Пальцы тонкие онемели.

Пианист, подыграй! Ты справишься.

Пусть в реале не все банально,

Но каким-то чудесным образом

Вновь вплетается в виртуальность

То лианой она, то коброю.

Облекая в слова свой танец,

Вспоминает оттенки красного

И магических бормотаний,

Чтоб все стало яснее ясного.

Если видишь ты в ней актрису,

То, наверное, по-дункановски

Ей пришлось выводить репризы

И скрывать свою неприкаянность.

Смысл прольется дождем весенним!

Пианист, ты напишешь музыку

На слова, что сказал Есенин?

Ей так хочется слышать русское...

Автору это стишка можно смело вчитаться в написанное мною для стишка номер «десять». Здесь схожая ситуация. В тексте есть такая строка: «Но каким-то чудесным образом» – вот эту строку и надо бы развернуть во всю ширь, вместо «каким-то» явить в слове «чудесность» или если не готов, тогда, как говорится, «о погоде»...

12. Глубина

Я собираю имена

Горстями тёплых янтарей...

О, океан, где нету дна, –

Хранилище души моей!

Глубинных вод безмолвный мрак

Укроет их и сохранит.

И сбережёт... хотя бы так...

Без дат, набитых на гранит.

Вне расстояний и времён,

Вдали от всех координат,

Здесь россыпью родных имён

Мои сокровища лежат.

Всегда со мной... а я живу,

Сиянья тихого полна,

И свято верю волшебству,

Которым дышит глубина.

Что мне – свечение небес,

Их свет призывный в вышине?!

Никто не канул, не исчез,

Ведь все мои – живут во мне...

В этом-то всё и дело, что когда поэзия – не есть дар свыше, не дело жизни, не судьба, не профессия от Бога, то, конечно, «что мне – свечение небес, их свет призывный в вышине?!». И пишется столбик слов, как будто раскрашивается контурная карта на уроке географии – как в песне: «полным полна моя коробочка, есть и ситец и парча» – есть и «глубинных вод безмолвный мрак», и «сиянье тихого полна», и «свято верю волшебству», но нет самого волшебства, нет магии слова, потому что стихотворение пишется не поэтом, а просто хорошим, душевным человеком, который безмерно тоскует об утратах и использует форму поэзии для максимального, как ему кажется, проявления глубины памяти и силы чувства, для всеуслышания о неувядающей любви. Но здесь есть одно очень важное обстоятельство и я буду просто счастлив, если автор хотя бы попытается понять меня, а я, соответственно, смогу внятно пояснить свою мысль. Поэзию можно использовать, как плащ от дождя, когда «сыро на душе». Нет такого закона, чтобы запрещал нам выбирать форму выражения для своих чувств. Несправедливость и вред для себя и других начинается не с самого факта пользования поэтической формой, а тогда, когда «пользование» происходит мимоходом, небрежно, когда все слова в составе «столбика» рабски отрабатывают содержание – в данном случае – скорбь утрат и неувядающую любовь! Слово не входит в «Мои сокровища» и когда слово удлиняется, например, до размера строки «я свято верю волшебству», то «волшебство» так же «свято» отсутствует, не верит в автора, поскольку «волшебство» больше самых дорогих и незабвенных авторских «моих сокровищ», волшебство там, где, например, «глубинных вод безмолвный мрак», и он, этот «мрак» не безмолвный, он «говорящий», живой, родимый не меньше всех сокровищ автора, ждущий знака внимания к себе, жеста, кивка, поворота головы вверх и вглубь этого якобы «мрака». И только, если когда-нибудь, может уже под самый занавес жизни, автор этого столбика чувств решится включить в состав своих «сокровищ» – и «мрак», который был годами нужен лишь для антуража передачи тоски, и «свечение небес», и «горсти янтарей» и все они и ещё многие им подобные слова – оживут, породнятся с автором «собственных сокровищ», получат свой расширенный облик, тогда только свершится чудо осознания какие же они эти «все мои», которые «живут во мне», и возникнет ответ на вопрос: «Что же такое поэзия?» Форма жизни или набор красок для контурных карт измотанных чувств?

13. Поначалу трудно

Мы с детства взоры устремляем

К прекрасной каждому мечте:

Кто вожаком быть хочет в стае,

Кто полетать хоть на метле,

Кому в учении нескучно

Откроет он закон научный,

Другой -- уюту будет рад, --

Работа, чтоб не гнулась спинка,

И жить с любимой половинкой,

С ней дети, дом, фруктовый сад.

Но все согласны, -- лишь трудами,

Стараньем обретёт мечту:

Кто -- к "божествам" спешит на саммит

И кто на завтрак пьёт росу.

Но часто воля рока мучит!

И где же фарт, наш добрый случай?

Мы знаем, -- жизни нет без бед,

Но нужно потерпеть немного,

С ухабами судьба-дорога

Лишь первых семь десятков лет.

Этот сборник нравоучений, как конспект учителя к уроку на тему: «и спросила кроха: что такое хорошо и что такое плохо?». Здесь я не смог найти и тени поэзии, соответственно, никаких шансов на возникновение состояния заворожённости.

14. Зачем тебе крылья?

Зачем тебе крылья, мальчишка?

Собрался в далёкий полёт?

Мечты лучезарная вспышка

Зовёт покорять небосвод?

А Землю уже покорил ты?

И много ли видел вершин?

Пугают скрипучие лифты,

Не лазал на клёны и пихты,

Живёшь средь степей и равнин?

А может быть стоит сначала

Подняться на маленький холм?

Чтоб сердце сильней застучало,

Отправиться вдаль от причала

Моря покоряя сквозь шторм?

Рвись к цели в порыве едином,

Стремись быть во всем исполином,

Знай, крылья решают не всё!

Они есть у кур и павлинов,

У страусов, даже пингвинов,

И чем же им в жизни везёт?

Поверь, коль не будешь трудиться,

Что в жизни важнее всего,

Крыло может лишь пригодиться,

Чтоб голову скрыть под него!

Прости, нераскрытая книжка,

Ты вижу еще не дорос,

Ответить на сложный вопрос –

Зачем тебе крылья, мальчишка?

Это стихотворение для трудовых «муравьёв», которые не то что бездельница стрекоза, которая «ты всё пела». Но поэзия не для «муравьёв» придумана на свете белом, поэзия всю историю своего существования – «пела» песенную сторону даже самой будничной, самой «муравьиной» жизни. И «крылья» мальчишке нужны не для того, чтобы «трудиться», и даже вовсе не для того, чтобы «рвать цепи», «покорять холмы размером с вершины», утверждаю с полной ответственностью, поскольку на всю жизнь остался мальчишкой, крылья нужны для покорения вершин воображения, для полёта воображения такого уровня, когда слово «о полёте» ни в грош не ставишь, но ищешь слово – которое есть полёт, которое являет собою «полёт» – сквозь все труды и заботы, успехи и горести, радости и печали всех «муравьёв»! Крылья мальчишки и девчонки не принадлежат стишкам и их слагателям – не подвластны, поскольку стишки «о крыльях летают», а поэзия мальчишек и девчонок «крыльями летает», то есть производит небо на земле. И слово поэзии очаровывает, дух захватывает не потому что это слово «крылья», «душа», «любовь», или «отправиться вдаль от причала», а поскольку это слово принадлежит и являет собою суть «отправиться», суть «вдаль», суть «причала». Суть нужна, а не слова о сути! Крылья нужны, а не слова о необходимости крыльев!

15. Впервые мужем назвала

Впервые мужем назвала

Я океан безбрежный.

Но с ним недолго прожила -

Без счастья, без надежды.

Уж слишком муж мой был ревнив.

Хоть лишь его ласкала,

Бушуя, с ног меня он сбил

И вышвырнул на скалы.

Венчалась с ветром в поле я.

Но ветер так изменчив.

Что для него жена, семья?

На свете много женщин.

Мне дождь осенний надевал

Колечко дождевое.

Сначала нежно целовал,

Ласкал, любимой называл,

Заигрывал со мною…

А после слишком часто был

Мрачнее черной тучи.

То угрожал, то слезы лил,

То не бросать его молил.

Он скоро мне наскучил.

С тех пор живу как перст одна.

Совсем другой я стала:

Как дождь осенний холодна,

Как ветер, лишь себе верна.

И как соленая волна

Точу я жизни скалы.

Ни океан безбрежный, ни ветер, ни дождь – не входят в круг «родных и друзей» человека со стишками. Гражданин поэзии – в океане, на ветру и в дождь – дома, а человек, использующий форму поэзии для всевозможного выражения личных чувств и обстоятельств своей жизни, а так же для всевозможных иных содержательных целей на благо человечества – до конца дней своих, как правило, так ничего толком и не знает о «безбрежности» океана, об «изменчивости» ветра или «плаче дождя». Для такого человека это просто явления природы, которыми он пользовался в стишках, и он может восхититься ими в какой-то момент жизни, но они всегда в стороне от его «личной» жизни и восприятия размером с личную жизнь! И любые слова при любой длине столбика – не обладают волшебством для их создателя, но лишь средством передачи содержания опять таки личной-приличной жизни или несмолкаемого одиночества посреди таких же сотен тысяч пользователей формой поэзии. Если бы я не знал наверняка, как это знает каждый большой поэт своего времени, об этом итоге всех, кто балуется стишками жизни напролёт, умещающемся в «живу как перст одна», разве стал бы тратить время и силы на трудоёмкие и не вознаграждаемые ни чем, кроме злобы и ненависти попытки помочь изменить этот порядок вещей! Слово поэзии – дверь в заворожённость – за которой волна полноты и цельности мироощущения разбивается от счастья об скалы, а не «точит» их, как в последней строке данного стишка.

16. Домой

Домой

Иногда я просыпаюсь там --

на забытом богом полустанке,

где мадонна в стёганой фуфайке

машет вслед зелёным поездам…

Там -- стою я в сумеречной мгле

в двух шагах от старого перрона,

где, краснея, юная мадонна

улыбается смущённо мне…

А когда состав растает вдруг,

отстучав колёсами на стыках,

так светло становится и тихо

на душе и на земле вокруг…

Спит туман над сонною рекой,

месяц яркий высветил дорогу…

И во сне хотя бы – Слава Богу!

Я иду со станции домой…

Чем занимается поэзия посреди многомиллионных жизней обыкновенно-хороших людей? Что можно подарить, как желанный и долгожданный и вместе с тем полезный дар, каждому такому человеку, который и так уже вполне себе хороший, чувственный, добросовестный в делах и поступках, о чём-то размышляющий по жизни, немало передумавший и перестрадавший? Чем может одарить (именно поэзия, а не проза) всех таких людей вместе взятых и каждого по-отдельности? Ну раз я называю потенциальных читателей или граждан поэзии хорошими, но при этом, ОБЫКНОВЕННЫМИ, то есть привыкшими к собственной жизни, наблюдающими её, с одной и той же стороны, с одной и той же высоты колокольни и практически переставшими в неё пристально вглядываться, так пристально. чтобы, например, различать смутное, неопределённое, неоднозначное, то что подаётся жизнью в намёках, оттенках, нюансах, наитиях. А ещё ОБЫКНОВЕННЫМИ – означает переставшими искать, всей кровью души своей, иное состояние жизни, вместо раскрашенного в разные цвета «у рояля то же что и раньше»! Отсюда выходит, что поэзия обязана создавать и предлагать всем этим людям что-то НЕОБЫКНОВЕННОЕ, НЕОБЫЧАЙНОЕ и в замысле, и в исполнении. Что-то такое, которое никакой, даже самой талантливой прозой невозможно передать! Но что это? Вероятно, это должно быть то, что включает в себя семь указанных мною в начале Обзора ценностей или признаков поэзии, напомню их:

Если кратко, признаки или ценности поэзии, произведение поэзии:

1. Не принадлежит прозе, не переводится в разряд прозы, не вариация прозы

2. Смысл поэзии звучит, то есть поэзия представлена звукосмыслами

3. Реализует в звукосмыслах целостное миропонимание поэта, не частный случай

4. Выражает, воплощает смысл, вместо желания или намерения его выразить

5. Развивает воображение образностью, а не коверкает его фигуральностью речи

6. Обладает оригинальностью в замысле и исполнении, вместо штампов и клише

7. Даёт достоверность, вместо действительности, правдоподобие, вместо правды

Применительно к данному стихотворению, если бы за «полустанок» взялся поэт, если бы поэзия решила коснуться крылом своим этих строк, что бы изменилось, а вот что: исчез бы «рассказик о том, как дело было», то есть поэзия постаралась бы обрести себя не просто в форме – в форме строк записанных в столбик с рифмовкой окончаний, но в форме, отличающий её коренным образом от прозы как таковой. Возможно, ушла бы прочь последовательность событий и действий, появились новые действующие лица – надвигающийся поезд, проносящийся поезд, волна горячего воздуха и скрежета стали. Исчезла бы сентиментальность на грани банальности – исчезла бы ГОЛОСЛОВНОСТЬ, каждое слово сказанное в строку имело бы явленное воплощение, то есть не просто «мадонна в фуфайке», а девушка или женщина в фуфайке, но с добавлением чего-то такого в её облик, что давало бы сходство с обликом мадонны, скажем, одной из мадонн Рафаэля. Итак, если бы поэт и поэзия взялись за работу над темой и текстом, то: была бы уточнена ТЕМА, суть причины написания, суть невозможности не написать, если бы поэту удалось защитить перед самим собою «невозможность молчания», то, далее, многократно оттачивался бы замысел, затем ракурс подачи – чем можно превзойти прозу с её общеизвестной формой маленького рассказика? – форма сна? ок, но сон имеет свои «сновиденные законы», свой вариант правдоподобия – подобие! – вот, чем далее озадачился бы поэт или поэзия – вместо краткой «правды-матки» типичной прозы с вкраплением фальшивой зоркости героя, сумевшего в «сумеречной мгле» разглядеть покрасневшее и улыбающееся лицо юной мадонны в фуфайке – вместо сентиментальности на грани фальши – понадобилось бы правдоподобие искусства поэзии. Пришлось бы поэту крепко задуматься, глубоко погрузить себя в сон на яву, чтобы не просто увидеть приметы одной из ключевых ценностей поэзии – правдоподобия художественного вымысла, но и воплотить эти приметы в слове. Не голимая фантазия на тему «полустанка в фуфайке», но достоверность искусства, подобная действительности, но подобная таким образом, что не отвергая действительность во много раз превосходит её глубиной и широтой охвата, подхода к замысленному. И вот, только в случае, если бы поэту удалось решить все поставленные перед собою задачи, появилась бы на свет божий ПОЭЗИЯ ПРОИЗОШЕДШЕГО НА ЭТОМ «забытом богом» полустанке, вместо рассказика в столбик с сентиментальным акцентом о том, что до оскомины уже пережито и пройдено душами, написано поэтами и писателями и не требует ухудшенного переиздания в краткой форме от новоявленного слагателя прекрасного. Даже попытка ТАКОЙ работы, такого подхода к написанию произведения, уверен, дала бы лучший результат и повод для заворожённости. Если бы такой подход, как я предлагаю в этом комментарии был бы нормой для ныне пишущих, то, вероятнее всего, я бы и мои произведения, остались бы единственными на этом сайте, возможно в компании ещё двух-трёх поэтов, все остальные «поэты» вынуждены были, при таком возродившемся в них уважением и пиетете перед Поэзией, свернуть свои писательства и не рискнули бы выставлять на публичное обозрения свои сырые, тривиальные стиховые потуги, стали бы читателями, и как знать, может быть, целая страна Россия вздохнула бы полной грудью, обрела бы в их лице не производителей макулатуры досуга, а сберегателей прекрасного – граждан искусства поэзии – граждан искусства совести и жизни, как знать, не так ли?))

17. Музе царственной честь воздай!

В перламутре зари искристой

Звонко жаворонок поёт.

В синем небе светло и чисто:

Отправляйся, душа, в полёт!

Чтобы лира твоя запела

В созерцании красоты, –

Диадемою ало-белой

Удостоят тебя сады.

Поклонись серебристой вербе,

Где в ветвях прикорнул Зефир:

Он проводит тебя к Евтерпе,

На торжественный званый пир!

Постарайся быть скромной гостьей:

Хоть мерцаешь, но – не звезда, –

В величальном заздравном тосте

Музе царственной честь воздай!

Не жалей золотую лиру:

Тем, кому суждено судьбой

С дивным словом идти по миру, –

Всем поэтам – хвалу воспой!

У меня за спиною – огромный путь пройденный всею русской поэзией – путь высочайшего вдохновения и непрестанной гибели лучших «покорителей вершины пропасти» посреди масс хороших людей (со стишками и без стишков), путь умопомрачительного добывания крупинок золота поэтической речи из многотонной гущи руды обыкновенно-красивых слов и оборотов речи! Я не могу не учитывать этого огромного пройденного поэзией пути, этого взятого с боем рубежа, этого необыкновенного языкового богатства, добытого каторжным образом, когда собираюсь написать очередное произведение, неважно на какую тему. Я люблю поэзию – это значит, для меня пишущего, что я не могу позволить себе написать пустоту мысли, замысла, взгляда, раскрашенную словами «царственная муза», «заря искристая», «диадема ало-белая», «золотая лира», то есть – просто каким-то нарядным набором слов, словоблудием славословия. Это для меня всё равно что друга предать, это невозможно и немыслимо. И сколько не сталкиваюсь с конкретными примерами «словоблудия славословия», не могу поверить в саму возможность, в сам допуск их появления в головах людей, которые, вроде бы так же как и я, любят поэзию... Вот, например, данная «ода славословию словоблудия» венчает текст призывом: «Всем поэтам – хвалу воспой!». И ведь искренне, от всей душу это делает, ни чуточки не сомневаюсь. Но знает ли автор «оды» что значит такое – на свете былом – быть поэтом?! А это, например в моём случае, так же как, например, в случае Лермонтова и Цветаевой, Бродского и Мандельштама, Баратынского и Гумилёва, Ахматовой и Пастернака, Пушкина и Блока, значит писать вовсе не для того, чтобы «лира твоя запела в созерцании красоты» – нет, не упрощёнка мысли и слова для страниц школьной Хрестоматии, не трактат наблюдателя записных красот, не раскраска рисовальщика на плакатах – поэзия и профессия поэта, как в фильме «Офицеры»: «Есть такая профессия, взводный, {перефразирую}Поэзию защищать!»... Это лира не оприходующая в строчках крас'оты, но добывающая кайлом, вручную, на глубине пропасти языка, прекрасное из руды красот. То есть, ещё раз, поэтическая речь – это не «Мели Емеля – твоя неделя!», не сборник типовых восторгов, состоящих из размалёванных сантиментов, не набор раскрашенных банальностей, не воздаяние чести «Музе царственной» с помощью бесчестья высокопарностей, но и не «правда с маткой» простоты словесной, которая хуже воровства, – это «лицезрение», но не внешней среды только, а прежде всего, внутренней сущности Слова и Звука, такое пристальное, что слово становится на вес золота, нет, на вес крови! Слово ПОКАЗЫВАЕТ, а не РАССКАЗЫВАЕТ желание показать. При этом, Слово ПОДРАЗУМЕВАЕТ, ПОКАЗЫВАЯ, НАМЕКАЕТ И ОПРОВЕРГАЕТ, а не показывает «ТАК И НЕ ИНАЧЕ», «ВСЁ КАК БЫЛО» и «от и до». Не надо заигрываться в песочнице со словечками славословия Поэзии. Не требуется славы, написанной языком плаката или хрестоматии. Не требуется восторга без поэзии как таковой. Заворожённость, которая является главным критерием оценки данного Обзора, возникать должна в гражданине поэзии не там, где душа, по воле автора, отвешивает лбом в пол поклоны «серебристой вербе», не там, где политработники словоблудия только призывают читающую душу: «Воздай!», «Воспой!», но там, например, где Лермонтов в стихотворении «Родина», в противовес расхожему славословию Родины в рифму и столбик – являет словолюбие поэзии, напрямую воплощающую, выражающую Родину через так называемые поэтические детали:

«...Но я люблю – за что, не знаю сам –

Её степей холодное молчанье,

Её лесов безбрежных колыханье,

Разливы рек её, подобные морям;

Просёлочным путём люблю скакать в телеге

И, взором медленным пронзая ночи тень,

Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,

Дрожащие огни печальных деревень...»

18. Сумерки

Не снится то, что навсегда ушло.

Любые вещи, связанные с теми,

Чье более не чувствуешь тепло,

Дают понять, что главный цензор – время –

Все лишнее и сор метет в совок;

Равна нулю и ценность идеала,

Который, сделав в сторону рывок,

Свалился с неземного пьедестала.

И пьедестал теперь смертельно пуст.

Его украсить сможет разве только

Расцветший перед ним белесый куст

Бесшумных облаков, которых столько

Над головой и в ней, когда весна,

Что нет сомнений в том, что счастье рядом,

Но ты его не видишь, и верна

Тебе печаль, приправленная ядом.

Обыденные «бог с ним» и «авось»,

Как ни крути, не в меру деловиты;

Во взгляде, меланхолией насквозь

Пронизанном, кристальный Ледовитый

В своих широтах будто; голос глух,

А нотки безразличья величавы,

Поскольку не захватывает дух

От аномалий, чуда и забавы.

Ведь для того, чтобы себя отвлечь

От мысли о провале предприятья,

Где о любви не заходила речь,

Смешно и глупо раскрывать объятья

Попавшемуся под руку, мол, ты,

Меня не оценивший, пожалеешь!

Знай наших! Мне другие шлют цветы,

Пока ты одиночество лелеешь!

Мудрее не рубить стремглав с плеча.

Взаимные симпатии притворны,

Когда идешь на принцип сгоряча,

Желая в светлый перекрасить черный.

Полученное выявит секрет

Самообмана с мыслью о протесте:

Достигнул цели, а веселья нет,

И чувство безысходности на месте.

Это стихотворение много философствует и совсем не завораживает, лично меня. Первый катрен «морализумствует», и не на чем заворожиться на уроке скучных выкладок, второй катрен – констатирует общеизвестное: бесшумность облаков, то что облака над головой, а счастье может быть рядом, а печаль с ядом... Третий катрен – действительно «не затрагивает дух», негде заворожённости приклонить голову, четвёртый катрен – всю предшествующую философию сводит к «несчастной солдатской любви», к избитой формуле, когда не сама любовь явлена, а о «любви заходит речь»... И «чувство безысходности» моей не состоявшейся заворожённости осталось «на месте»...

19. Уносимое ветром

Мы невинны, Нептун!

Не познали ещё

Ни любви твоей,

Ни гнева её,

Ни яда.

Наша лодка мала, как щепа,

Как заноза, посреди безбрежности океана.

Путь наш долог.

Среди тайфунов и грозных бурь

Соль дорог будоражит акулье племя.

Зацелуй же нас до смерти, страстный бог!

Да сочится сквозь время безумия семя!..

Так, стеная, мы звали все беды стихий и штормов,

Призывали ветра из глубин наших страхов.

И трясло нашу лодку, смывая улов,

Но держало нас нечто поверх океана.

Поднималась пучина - ночная стынь,

И русалки пьянили сирен голосами.

И на лодке остался лишь я один.

И молил, чтобы сердца последний крик

Разорвало на части волной цунами.

Ты услышал меня...

Жажда солью горчит.

Лодка тихо плывёт под сгорающим пеклом.

Человек без любви - умирающий миг.

Слышишь, сердце стучит, уносимое ветром...

Здесь так же не случилось мне заворожиться. Увы. Я старался, например, вначале попытался очутить себя в лодке «посреди океана». Мешали сравнения лодки с «щепой» и «занозой» – какие-то тривиальные, первые попавшиеся под перо эпитеты, заявленная океанская «безбрежность» не получила ВОПЛОЩЕНИЯ В СЛОВЕ, вслед за нею и я очутился в лодке, разместившейся, скорее, на стенде музея, чем в океане. Такие строки, как «Соль дорог будоражит акулье племя», на мой взгляд, засоряют пространство стихотворения, поскольку воображение не знает что ему делать с этой «солью дорог», которая, вроде бы как, голосовно, по утверждению автора «будоражит акулье племя», но не будоражит при этом ни атмосферу стихотворения, ни стихию воображения. ГОЛОЕ СЛОВИЕ и словесная бутафория – из папье-маше сделанные сценические «нептун», «тайфун» и вскрики, типа: «Зацелуй же нас до смерти, страстный бог!». вместе с семенем, которое у кого-то из участников постановки стиха куда-то «сочится сквозь время безумия»... Ну не смог я заворожиться этой «бурей в стакане воды». Мне лично не хватило для обретения вожделенного состояния зачарованности, заворожённости текстом – языка – с его возможности потрясающих воображения метафор, с его крупными планами каких-либо поэтических деталей, добавляющих достоверности правдоподобию; не зря же ходят легенды о том что поэзия – это дар слова, дар божий, вначале, а затем уж, ремесло. Например, старик-рыбак Хемингуэя, в прозе, в рассказе «Старик и море», сражающийся с собою и солнцем и старостью и рыбой, остающийся один на один, не с рыбой, а со своей мужественной и мечтою её поймать и дотащить до берега, прекрасен, поскольку рассказан талантливым, то есть внимательным к художественным деталям человеком, проживающим вместе с ним каждую минуту схватки. Там не было «русалок» и «нептуна», «сирен» и «зацеловывающего до смерти, страстного бога», но заворожённость там, в каждом слове, в каждом знаке и жесте... А здесь сцена уездного театра с декорациями страстей.

20. Крепдешин

Был скромен наш советский быт,

война недавно отзвучала,

и крепдешина вздох добыт

у привокзального менялы.

На завтрак: «Доченька, поешь,

уже вставать пора, засоня…»,

а на столе простой омлет

и хлеб из маминых ладоней.

Тот крепдешин достался мне –

зеленоглазой и крылатой,

в иное время на дворе,

в иную стать – в семидесятых.

Надёван был под поясок

мной в одиночестве трельяжном,

где возраст сердца невысок,

а взмах крыла всегда отважен.

Так и жила – неся в судьбе

немногое – земную силу,

от суеты обычных дел

в себя глубинно уходила.

Поволжский вымытый песок

и седина степей ковыльных

остались в песне ясных строк

мной не-до-высказанной былью.

Мы разминулись на земле –

песчинки разных поколений,

тебя не тронет гобелен

моих задумчивых оленей.

За верность дому не корю,

чуть запоздала нежность наша,

я падать до сих пор люблю

в объятья полевых ромашек.

Всё чаще я ищу покой

и улыбаюсь шуткам старым,

и тихой песне над рекой,

и всем дождям по тротуарам.

Я бы не хотел ТАК стареть. Я постараюсь Так не стареть, как постарел автор стихотворения. Не потому что это старение в чём-то плохое, скучное, нет, вполне достойное, интересное и хорошее! Но... дело в том, что свою миссию поэта на земле, свой путь земного Небожителя прохожу для того, наверное, чтобы в стихах, в форме поэзии люди не рассказывали другим людям прозу жизни, даже самую прекрасную, душевную и достойно прожитую. Пусть проза жизни остаётся для прозы в литературе – для мемуаров, для записей дневника, для писем другу... А поэзия, пусть бы, осталась она вольной, свободной птицей, не дающейся в руки просто хорошим и добрым, но обыкновенным в восприятии, – но лишь тем, кто умеет летать, витать – в облаках – над – самой прекрасной прозой самой чудесной жизни! Я живу поэтом – за то, чтобы Поэзия выбралась из «Красной книги» исчезновения, из зоопарков, где её подкармливают для лицезрения ребятишками всех возрастов и профессий, из всех уютных закутков, из овалов арен и хлебных мякишей зрелищ, из душных комнат стареющего жилья, там где давно уже «житья нет». Свободу поэзии! – тихий призыв в стол, который вряд ли поймёт кто-то, кроме поэта и как в одной из моих строк: «Последнего идущего без дела». Что касается данных «мемуаров в столбик», что ж, помолчим, с уважением...

21. Целуя на ночь

Целуя на ночь берега,

Река беспечно отражала

В худой руке хрусталь бокала,

Луна багровость берегла.

Вздыхала женщина устало,

Шептала с высоты моста,

Что жизнь пуста…

уста,

уста…

Слова летели и, шипя,

Неудержимых волн касались,

Прохладен воздух, ветер шквалист,

Деревья кланялись, скрипя,

Дрожало всё вокруг, оскалясь.

Беду накрыла тень крыла

И отвела…

вела…

вела

Судьба незримо за собой.

Сопротивляться бесполезно,

Звено связующее – бездна,

И мысли с чувством вразнобой.

Не важен город затрапезный

В статичном холоде камней,

В душе тесней…

о ней,

о ней

Шептал, и думал, и молчал

Он, прежде вовсе не знакомый.

Так трепетно побыть ведомой,

Найдя единственный причал,

Едва очнувшись после комы…

И чувствовать, что крылья целы,

И целоваться…

цело…

Ой... Ну как тут... Не знаю даже с чего начать...

«цело... цело...»

Писал бы пародию на этот стихотворение, назвал бы её: «"comme ci comme ça"». Так себе. Но моя задача – сложнее, мне надо попытаться объяснить тем, кто не понимает, почему это стишок, а не поэзия, почему он не завораживает, а загораживает простор для поэтического восприятия. Итак, на мой взгляд: стишок переполнен красивостями, перенаряжен, как новогодняя ёлка всевозможными украшениями – увешан блёстками, обёртками и фантиками, рюшками и плюшками слов, усыпан словесной ватой, имитирующей снег и далёк от подлинной красоты Слова:

«Целуя на ночь берега,

Река беспечно отражала

В худой руке хрусталь бокала,

Луна багровость берегла»

Это не правдоподобие художественного вымысла Искусства поэзии, но словесная фальшивка – подобие правдоподобия. Какой там «хрусталь бокала» река «беспечно отражала» известно только какой-нибудь современной девочке-подростку из российской действительности, ещё или уже не читавшей, видимо, не знающей совсем – Наташу Ростову и Нину Заречную, Марину Цветаеву и Анну Ахматову. Драматизм слишком театрализованный, наигранный. Мыльная опера стишка или драма мелом на серой стене сарая или на стекле витрины бутика, на глянцевой пустоте нашей современности, которая вот что делает с людьми! И лезут в уши и в души – в плэйкастах и в ластах – дешёвые словесные выкрутасы дорогостоящей культурной деградации некогда «самой читающей страны в мире»... Из лучших снов и яви русского и мирового искусства такой стишок возникнуть не мог, я уверен.. Его истоки в нашей общероссийской деградации.

Происходит безвкусица : «слова.. шипя», «деревья.. скрипя», «всё...оскалясь» и «беда» накрылась крылом... А страна – медным тазом. Хорошо ещё что холод камней «статичный», а не динамичный, иначе без травм героям стихового ролика не обойтись. Не заворожённость следствие этого опуса, но «едва очнувшись после комы»...

22. Заря занялась...

Заря занялась поначалу румянцем

На самом исходе усталой ночИ.

Затем ипостась полыхнула багрянцем,

И змейкой шелкОвой скользнули лучи...

Спешат обласкать они знойное лето;

С небес передать долгожданную весть;

И счастье, так долго бродившее где-то,

Заставить в душе хризантемой расцвесть...

Работу исполнив, заря над Алтаем

Бросает последний свой пламенный взор -

И молнией Искра летит золотая,

И небо теряет прекрасный убор...

Взмывает душа в Небеса бестелесно

В тревоге и страхе, не зная границ.

И с Ангелом Света в сиянье чудесном

Пред Богом смиренно склоняется ниц.

Пока ожидает она приговора:

Трепещет, как листик, до Судного Дня;

Стыдится за грех и боится позора,

Надежду на Божию милость храня...

Мне не заворожило это стихотворение. Хитросплетения «зари», так хорошо известные автору, для меня лично, после первого и последующих прочтений этого произведения, так и остались просто словесным наброском, эскизом к ещё не придуманной картине.

«Заря занялась», «ипостась полыхнула», лучи скользнули змейкой... Я попытался представить хризантему, которой, по задумке автора, должно «расцвесть» чьё-то почему-то «так долго бродившее где-то» счастье и кроме приторного запаха этой хризантемы ничего не почувствовал. Если кто-то увязал ощущение счастья именно в таком ключе, как в этих строчках, что ж, вольному воля, но я высказываю личные ощущения и они далеки от счастья. Почему заря сузила своё пространство до Алтая уже не суть важно, с таким же успехом это мог быть и, например, Кавказ, и Ханты-Мансийский автономный округ, но конкретика географии явно сузила мои и без того не восторженные впечатления по ходу текста. Не возымело на меня толстокожего – не «искра золотая» летящая молнией (может потому что не поверил – молния ведь не летает, а вспыхивает, мгновенно возникает, мгновенно исчезает, к ней глагол «летать» не слишком подходит). Не вдохновила меня строка, в которой «небо теряет прекрасный убор», наверное потому что всё это писано как-то по-детски? Всё дальнейшее действо разыгравшееся в стихе, типа: «Взмывает душа в Небеса бестелесно», так же не вызывает во мне мгновенного и последующего доверия – душа взмывать «телесно» просто не может, не умеет, нет у неё «телесов», тогда зачем мне автор говорит о масле масляном – о бестелесной душе? И финал стихотворения – с этим «склоняется ниц» тоже как-то фальшивит – знаю что ниц падают, можно распластаться ниц, а вот склоняться «лицом на землю» затруднительно : если уж ниц, то лёг или склоняешься, склоняешься, но пока склоняешься – это ещё не «ниц». Всё вышеперечисленное, прошу внимания, это не придирки, это то внимание и уважение к словам, которое есть у поэзии, ка норма и чего нет в стишках, как правило. Из фальшивок разных строк стихотворения возникает не заворожённость, а желание отойти в сторону от всего этого набора слов, в которых ни красоты, ни звукописи – только банальный набор обывательского представления о попадании души на небо.

23. Крылатая душа

По улицам, лёгкой походкой шурша,

Цепляя крылами деревьев вершины,

Спешила куда-то большая душа,

Укрывшись во взгляде седого мужчины,

Спешила на зов, на отчаянный крик,

Укутать, спасти, обогреть и очистить.

Бежала сквозь осень душа напрямик -

По лужам в опавших октябрьских листьях,

Сквозь ветер и дождь, сквозь прохожих поток,

Взлетая на мокром и скользком бордюре,

Запутался жёлтый, как осень, листок,

В седой, словно небо, её шевелюре.

И каждый, с кем взглядом встречалась душа,

Чему-то тепло начинал улыбаться,

Замедлив немного стремительный шаг,

Как в книге стихов перед новым абзацем,

Как перед свиданием, перед грозой,

И первым неловким ещё поцелуем.

Стремилась душа через дождик косой,

Сквозь будние дни и обиду былую,

Сквозь непонимание и немоту,

Сквозь все отчуждения, боли, разлуки,

Забытую детства большую мечту

И разъединённые временем руки.

Сквозь прошлое, лёгкой походкой шурша,

Цепляя крылами и небо, и лужи,

Спешила крылатая эта душа,

Спасая в пути некрылатые души.

А с неба стекающий мокрый поток

Мешал отрываться от грязи осенней,

И каждый, казалось, здесь был одинок,

И каждому так не хватало спасенья,

Но взгляды терялись в мирской суете.

Лишь эта — открытая, с крыльями света,

Спешила согреть сонным вечером тех,

Кто просто осмелится жить по приметам -

Не прятать от встречных страдающих глаз,

Стремиться и видеть, и верить, и слушать,

Как мчатся в пространстве они ради нас -

Живые, простые, крылатые души...

Крылатая душа, походкой шурша...Я легко представил нечто, какое-то «облако в штанах», именуемое автором «душою», которое самозабвенно куда-то мчалось, кому-то на выручку, потом вечером согревала... Нет. Ничего не вышло. Вся моя картинка оказалась нарисованным очагом в коморке папы Карло, который, по примеру Буратино, захотелось проткнуть носом, сорвать и обнаружить тайну двери... И я, каюсь, позабыл напрочь о словесных шуршах данной души и перенёсся в дивную тайну «Золотого ключика», в настоящее и по настоящему увлекательно, и на всю жизнь мою написанное и рассказанное мне строчками книги Приключение – где талант писателя выразился в магии замысла и языка исполнения. Извините меня, автор «Крылатой души», но я предпочёл ей вовсе не «крылатую», а вполне себе тяжеловесную дверь в тайну «золотого ключика». Там и заворожился...

---------------------------------------------------- Подводя итог впечатлениям от первых 23-х стихотворений представленных на Кубок сайта "Изба-Читальня" 2022 года, отмечу следующее

: 1. Ни одно из этих стихотворений, на мой взгляд, не принадлежит поэзии.
2. Все стишки объединяет подход к поэзии, как к вспомогательному средству для раскраски прозы жизни авторов. Заметна тривиальность от замысла до исполнения, бедный язык, неотшлифованность текстов и нулевая звукопись.
3. Ни одно из данных стихотворений не захватило дух мой, не заворожило, не очаровало, возвращаться к этим текстам не хочется ни под каким видом.
4. Складывается впечатление, что люди их написавшие вовсе не интересуются или мимоходом интересуются поэзией прошлого, не чувствуют или по каким-то причинам игнорируют тот высочайший уровень, которого уже достигла русская поэзия.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Обзор лонг-листа Кубка «Избы-Читальни» 2022 Часть 2 (24-46)

24. К тебе одной. (02.11.2022г.)

25. Что любила она? (02.11.2022г.)

26. Генокод (02.11.2022г.)

27. Тише (02.11.2022г.)

28. Душа просыпается (01.11.2022г.)

29. В марте (01.11.2022г.)

30. Если б мы не летали... (01.11.2022г.)

31. Отсчитаем и... (01.11.2022г.)

32. Незавещное (01.11.2022г.)

33. Я двум избранницам в любви клянусь (01.11.2022г.)

34. Хотелось бы... (01.11.2022г.)

35. Зачем... (01.11.2022г.)

36. Корабли (31.10.2022г.)

37. Тополиный пух (31.10.2022г.)

38. Не зовите (31.10.2022г.)

39. Мы только дети (31.10.2022г.)

40. Ноктюрн (31.10.2022г.)

41. Там, где колдует тишина (31.10.2022г.)

42. О душе (31.10.2022г.)

43. Никуда не спешить... (31.10.2022г.)

44. Пока поэзия живёт (30.10.2022г.)

45. Крылатая душа моя, прости (30.10.2022г.)

46. Предзимье (30.10.2022г.)

Напомню, что главный мой критерий оценки, в данном случае, есть ли в представленных на конкурс стихотворениях – в принципе или хотя бы в какой-то степени – художественный повод для возникновения состояния заворожённости, зачарованности сказанным, когда из привычного «наблюдателя жизни» превращаешься в «саму жизнь».

24. К тебе одной.

К тебе одной,

Такой далёкой,

К одной тебе лечу душой.

К глазам с небесной поволокой,

К губам с улыбкой неземной.

Ничем похвастаться не смею.

Никем с тобой себя не мню.

Лишь чувство тонкое лелею,

Лишь для тебя его храню.

К тебе одной,

Как будто к Богу,

Всю жизнь блуждал с чужой судьбой.

Теперь у неба голубого

Прошу увидеться с тобой.

Пусть всё в дыму

Войны жестокой,

К одной тебе лечу душой.

К тебе одной, такой далёкой.

К тебе одной, к тебе одной.

Шесть раз повтора «К тебе одной», шесть строк из девятнадцати, то есть добрая треть текста потрачена на мантру, но, на мой взгляд, мантры не получилось, поскольку остальные тринадцать строк не подтверждают шесть намерений «к тебе одной». Сантиметры сантиментов, типа «с небесной поволокой», удручающая словесная скромность «ничем похвастаться не смею» выливается в итоговое – НИЧЕГО ТОЛКОМ СКАЗАТЬ НЕ МОГУ. Не добавляет желания заворожиться текстом для рифмы притороченные к строке «не мню», а также подставные пустые эпитеты, типа «неба голубого» – сказать о небе что оно «голубое» – ничего не сказать, только растранжирить дорогостоящее место в кратком объёме текста, из девятнадцати строк коего и так шесть ушло на «мантру». Лучше бы автор «мнял» себя с кем угодно, но вместо губ «с улыбкой неземной» разглядел в любимой что-то осязаемое, вполне земное, а главное предметное, особенное, подсказавшее читателю суть облика и счастья той, к которой так шестикратно стремится автор.

25. Что любила она?

Он любил свой диван, сигареты, кота,

Суету голубей под расплавленной крышей,

Вид из окон на яблочно-спелый закат,

Над посадочным полем гравюрой зависший.

Что любила она? – Хаки цвет его глаз,

Раздевающий взгляд, никотина удушье,

В новом платье по кухне кружиться, смеясь,

И мечтать, в его буйные кудри уткнувшись.

Он любил крепкий кофе и стиль «Пикника»,

Молчаливые горы в тумане лиловом,

Ароматы «Картье» … Что любила она? -

Растворятся в Мужчине своем с полуслова,

Есть послушной голубкой с руки его хлеб,

Восходить в его сердце весенним рассветом,

Нарушая седьмой с упоеньем завет,

И лучиться от женского счастья при этом.

Мне кажется что вся великая русская литература падших и воспрянувших чувств, вся грандиозная лавина русской поэзии прошла мимо большинства «современников зияющей пустоты». Это трагедия всей нашей цивилизации. В жизни обывателей – есть диван и стишки, свадьбы и похороны, кредиты и кэшбэки, околопоэтические сайты и околопоэтические конкурсы выбора лучших из худших, есть огромная масса, поток сознания, который уже втиснули в столбики слов – в пятьдесят пять миллионов стишков, это только приблизительно, это только за последние десять-пятнадцать лет. Но суть обывательства даже не в «словах о диване», а в «диванной широте и глубине чувств»! Именно чувства «одеванились» настолько, что превратили искусство Глубины– в ремесло Оторочки – в ателье по пошиву галстуков из «Собачьего сердца», в словесные наборы упаковки ароматных жвачек. Удовольствие подменило счастье.

"Вечный обывательский характер. У него свои радости и свои горести. Никто и ничто не может отнять у него "его счастье". Пусть горит мир, но вот сейчас, в эту минуту, он вкусно поел или у него хорошо действует желудок - и это счастье отнять у него нельзя.. Если он горюет, то через час уже успокаивается. Ведь так много возможностей вокруг для "его счастья"!" (Г.М.Козинцев)

26. Генокод

***

Вырвав крылья как зуб коренной,

Прижигают

Рану йодом, кетгутом сшивая края.

А она всё равно соколят нарожает -

Непокорная горькому року земля!

Осквернили свинцом, оскопили булатом.

Наказали немой словно рыба прослыть.

Но она всё равно нарожает крылатых,

Причитая проклятья с молитвой навзрыд.

Хоть терзай, хоть калечь, хоть убей – не смирится,

Материнский сторицей исполнивши долг,

В высь накажет птенцам желторотым стремиться,

А не виться ужами у царственных ног.

И не биться челом у престолов подножий.

Непокорное темя впирая в зенит,

Восхищать, возрождать, вдохновлять невозможным –

Что ни бог, ни герой не сумел отменить!

…Перебили хребет. Превратили в амебу.

Обратили рабой. Но на уровне ген

Прорастает в потомстве упрямое небо,

Разрывая шаблоны, и ждёт перемен.

Этому стихотворению, на мой взгляд, не хватило мастерства и таланта сочиняющего его текст – образность грубо отёсанная, эпатирующая воображение, но не прививающая стиль чувства и речи: Фигуральность или краснобайство не знает «золотого сечения» или меры воздействия – лепит и обрушивает на голову читателя «гантели и гири» словесных «ужастиков», накопившихся, но не оформившихся в гармонию чувств авторов. В данном случае: читателю предлагается представить Землю с крыльями, которые вырывают «как коренной зуб», видимо, как в гестапо или в НКВД, без наркоза, или под наркозом, но долго и муторно; затем, бабахают «йод» и после, смилостивившись, зашивают рану, используя саморассасывающийся шовный материал... Жуткое дело – не в анатомических подробностях, а в подходе к самому понятию образности. Всё-таки «хирургу» не стоит браться за перо! Пытки продолжаются: «Осквернили свинцом», видимо, залили в «глотку» всё той же земли, «оскопили булатом» – не буду расшифровывать... Если даже принять «выдёргивание коренного зуба», с последующими «осквернением», «оскоплением» – то словесное издевательство над искусством поэзии в лице многотысячных «хирургов слова», которое явлено в наши дни, то всё равно, становится жутко от испорченности мыслительного аппарата, от самого факта что такой ужасный пыточный эксперимент над поэзией происходит каждый божий день на всём протяжении, уже впавшей в массовую кому, современности. И если наша несчастная «земля» всё таки будет жить, а «не биться челом у престолов подножий», своё «непокорное темя впирая в зенит», то скорее вопреки заботливым строкам автора, чем благодаря им и в благодарность им.

27. Тише

Тише,

прошу тебя, тише.

С лязгом железным по крыше

мимо чердачных окошек,

мимо испуганных кошек,

не ожидавших вторженья

в их неземное владенье,

мелким шажком семенящим,

с дрожью, в восторге щенячьем,

воздух руками хватая,

мы доберёмся до края –

самого краешка крыши.

Тише!

Ты можешь потише?

Только прислушайся –

слышишь? –

Город звучит по-другому.

Голосом вроде знакомым

шепчет, грохочет, щебечет

и затихает под вечер.

Свет фонарей в паутину

сплёлся и бабочек дивных

манит. И вьются, и бьются,

гибнут в немом безрассудстве.

Как же здесь сверху красиво!

Звёздным изящным курсивом

небо расписано тонко.

Глянь-ка, луна, как девчонка,

вспыхнув смущённо над нами,

спряталась за облаками.

Кажется, вот она, рядом,

но прикоснуться лишь взглядом

к этой кокетке сумею.

Век любовался бы ею,

сидя на краешке крыши,

спящего города выше.

Тише,

прошу тебя, тише.

Сердце колотится,

слышишь?

Панталончики, например, могут иметь броскую вышивку, которая может быть интересна: а) любителям панталончиков, б) любителям вышивки в виде цветочков. Я ни к тем, ни к другим не отношусь, поэтому заворожиться не смог от строчек этого стихотворения. Меня, осенённого открытиями русской поэзии, читателя, в данном случае не вдохновили на зачарованность громыхания по крыши, результатом коих явилась словесная тривиальность, типа:

«Свет фонарей в паутину

сплёлся и бабочек дивных

манит. И вьются, и бьются,

гибнут в немом безрассудстве»

Для лицезрения света фонарей с паутинкой в виде бабочек не обязательно выдумывать из пальца лазание по крыши. Зажмурься, глядя на источник света, и увидишь : и «бабочек», и даже их «гибель в немом безрассудстве». Но, главное, не продешевить, заигрывая с собственным воображением и привлекая к своей «плоской глубине» читателей, если, конечно, это не те, которые сами каждый день мастерят «пустое» из «порожнего». Эти, да, эти оценят! И располневшую до невозможности «девочку-луну», «вспыхнувшую» не как-нибудь, а «смущённо» тоже оценят и будут век любоваться этой «кокеткой»...

28. Душа просыпается

Как хлопья предрассветного тумана

Бледнеет сон и тает на весу,

Стихает зов усталого шамана,

И солнце робко смотрится в росу.

Светает сквозь ожившие ресницы.

Светает сквозь дрожащую листву…

А с неба уж насвистывают птицы

Проснувшемуся в сердце естеству.

Открыв глаза, зажмурится от света,

Осознавая приходящий день,

И вспоминая, что когда-то, где-то…

Нет, не ушла, а погрузилась в тень.

Потянется легко и без усилья

И локоны расчешет не спеша,

Расправит залежавшиеся крылья

И улыбнётся мне - моя Душа.

Шажок, другой - походкой угловатой.

Ещё немного и вернётся стать.

Моя Душа, рождённая крылатой,

Должна летать. Не может не летать.

Вся суть в последней строке: «Должна лететь. Не может не летать». Это «о» и «для» телесной, плоской или плотской душе рядового обывателя создано стихотворение, для человека успешно подменяющего тело – плотской или телесной душой, которая, по сути своего мироощущения, дерзновения и порыва ни чем от тела не отличается, и пишет себя «телесными словами»! И видит телесные сны. И обладает телесной поэтичностью, за пределы коей вырваться не может, поскольку не желает постигать искусство, но тратит жизненное время и пространство на среду обитания стишков и создание «телесов» для души. Телесная душа, получив глаза для зажмуривания, мозги для «осознания приходящего дня», ноги для «угловатой походки», руки для имитации крыльев, ничего не знает о душе как таковой, о поэзии жизни и поэзии слов. Меня лично такая «телесная душевность» совсем не завораживает.

29. В марте

В марте планета — плоская,

Суша на трёх китах.

Рифы Галапагосские

Грезятся в городах.

Райские где-то — верите? —

Крокусов берега.

Сонные ждут америки,

Сахарные снега.

Картой манят Меркатора

Тайные знаки звёзд

И паруса крылатые,

Кухонных шторок гроздь.

Этому произведению не хватает, на мой взгляд, поэта, который, уж если решился бы на короткое по количеству строк стихотворение, то непременно, сделал бы это, имея за душой выстраданный сильный мотив – некий яркий или даже необыкновенный «сгусток мысли», собственно, причину для появления строк. Краткость– сестра таланта, но родная, а не двоюродная, при которой даже краткое выглядит и является набором слов или сообщением, без которого так же «кратко» и легко можно обойтись.

30. Если б мы не летали...

... но глаза закрывая,

взлетаем с тобой,

поднимаясь над всем

и над вся.

Если падать,

давай,

будем падать в любовь,

бесконечные бредни

неся...

Если падать, то падать,

такая весна,

будто крылья нам нынче не впрок.

Если б мы не летали

в заоблачных снах,

то забыли бы древний урок,

как глаза закрывая,

сквозь ночь прорастать,

что трава через толщу земли.

Если б мы не умели,

обнявшись, летать,

то, наверно, бы

жить не могли...

Сослагательное наклонение данного текста – не добавляет, на мой взгляд, ему магии или волшебства. Напомню слова известного литературоведа Ефима Эткинда: «Поэтическое слово не повествует о действиях, оно воплощает эти действия непосредственно, оно принуждает читателя к сопереживанию, к соучастию». «Если б мы не летали в заоблачных снах» – это просто слова, вместо них нужен сам Его величество «заоблачный сон», хотя бы краешек его, а так остаётся только «сослагательность» притягательности поэзии. Гораздо лучше звучит : «прорастает травой через толщу земли». Но заворожённость в моём случает – это когда сказанное – действительно ЗВУЧИТ. То есть уже одним этим являет отличительную сторону поэзии, скажем, её отличие от прозы, и опраданновсть «столбика слов». Но звукопись, видимо, не входила в арсенал автора и оказалась немой. Не мой это случай заворожённости. Мне, например, важнее не «если бы... да кабы», а поэзия жизни, ЯВЛЕННАЯ в слове.

31. Отсчитаем и...

Осень - рыжая лисица...

Ночь - испуганная мышь...

Почему тебе не спится ?

Почему ты вся дрожишь ?

Месяц долькой мандарина

То светлее, то бледней -

Эх, Мариночка !..Марина...

Ночи стали холодней.

Нет вестей плохих в помине,

Но гостей не позову:

Догорят дрова в камине,

Превратятся вновь в золу.

Твой хочу услышать голос

С тихой просьбой о любви:

Всё в душе мертво и голо,

Ты мираж мой - визави...

Молоком туман прольётся,

Всё укроет на земле.

Гулким эхом отзовётся

Где-то колокол в селе.

Ухнет филин на опушке,

Вспыхнет зарево огнём:

Отсчитаем по кукушке,

Отсчитаем и...

Фамильярность охов, эхов и вздохов, типа: «Мариночка !... Марина...» настолько не присуща ни по манере, ни по стилю и поэтике, ни по облику и характеру самой Марине Цветаевой (если, конечно, речь идёт о ней), что режет мне душу и слух, сильнее заточенного ножа! "Презираю всякое любительство как содержание жизни" – эти слова Цветаевой можно было бы ставить поперёк абсолютного большинства текстов, упоминающих в столбик и всуе её, её путь в поэзии и гибель. «Ухнет филин на опушке». Но заворожить – частушке, не дано, она на дно – опускает высоту, выставляя простоту, свою, хуже воровства: жизнь – на раз, а смерть – на два...

32. Незавещное

Спасибо жизнь за всё, за эту старость,

Где книги, звезды и заросший сад,

И память обо всем что мне осталось —

Январский зной, июльский снегопад.

За завтра, где смышлен хотя и молод,

И дням счастливым не видать конца,

И дети юны и послушны снова,

Внимая знаку каждому отца.

За прошлое поклон, за эту милость

Слова ценить не меньше чем дела,

За ту любовь, что к счастью не случилась,

За ту, что прямо к счастью привела.

За радость, что с бедой делила ложе,

За строки, что витали между строк,

За лишний день, что всех былых дороже,

Фортуною подкинут на порог.

За миг, что растянулся на два века,

За лжи бальзам и откровений яд,

Там явь как сон. Там ночь, фонарь, аптека,

Там книги, звёзды и заросший сад.

«..как это ни жестоко, я напоминаю Вам слова великого Пушкина о том, что на одних воздыханиях об ушедшей молодости не уедешь. Ваши стихи – стихи «для себя», не более того» (Александр Твардовский)

33. Geneva 2018

Я двум избранницам в любви клянусь

Я двум избранницам в любви клянусь,

Характером и внешностью несхожим.

Весне, не признающей слово «грусть»,

И осени, уныло-непогожей.

Не скрыть того, что я не однолюб,

Признания обильно расточаю,

Когда весны касаюсь тёплых губ,

Когда карету осени встречаю.

Да, я люблю и осень и весну,

Пишу стихи любовные, как школьник,

И не отдам другому ни одну.

Мне нравится любовный треугольник!

Здесь не трудно не обнаружить поэзии с добавлением слова «совсем». Если кто-то «пишет, как школьник», то и двойку пусть ставит сама жизнь, «как учитель словесности».

34. Хотелось бы...

Хотелось бы немного теплых дней,

Порадоваться солнцу безмятежно.

Чтоб небо было ярче и синей,

А лес стоял в сугробах белоснежных.

Чтоб крылья вырастали за спиной,

И воздух трепетал при каждом взмахе.

Хотелось бы, чтоб ты была со мной,

И прочь ушли полуночные страхи.

Молитвой душу вычистив до дна,

У Бога за грехи спросив прощенья,

Подняться высоко, где даль видна,

И там парить на крыльях восхищенья.

Очень много «крыльев» в конкурсных текстах и очень мало воплощённого в слове полёта этих самых «крыльев». Крылья «растут», но никак не вырастут. Нечем заворожиться мне в этом тексте. Не волшебных строк, эпитетов, словосочетаний и даже слово-не-сочетаний, нет даже признаков, «тени намёка» на попытку поделиться со мною, читателем, который, наверное, единственный на всей планете – читает все эти, в том числе это стихотворение, не чувствуется авторского желания и стремления – расширить свой и мой багаж художественности. Лес «в сугробах белоснежных» – это бланк с Ф.И.О. природы, а не поэтическое видение её облика и смысла. Воздух, который «трепетал при каждом взмахе» крыльев, которые ещё только «вырастали» за спиною автора – не впечатляет. Как он там «трепетал»... Даже Карлсон, с моторчиком за спиной, – вызывает движение, завихрение воздуха, не то, чтобы... «трепет».

35. Зачем...

В твоих глазах - нездешние огни,

На фото, где стоишь у нашей вишни.

Четвёртый год в душе моей дожди -

Амур ошибся с нами: третий - лишний...

Сейчас погаснет свет. Теней узор

Падёт в углу на выцветшие стены.

Печальная луна, немой укор,

И будто змеи мне сплетают вены…

Когда ждала в последний раз рассвет?

Мне ночь милей и ближе, и дороже -

Там в памяти застыл

твой силуэт.

Зачем ты научил любить, мой Боже?!

«Ваши стихи – ваше частное дело, – вот в чём беда.. Писание стихов доставляет Вам радость, освобождает Вас от груза невысказанных переживаний, облагораживает Ваши помыслы и желания в Ваших собственных глазах, но не более того». (Александр Твардовский)

36. Корабли

Над бухтою тихо восходит златая заря,

уткнулся там нос корабельный в прибрежный песок,

и просят напиться лежащие ниц якоря,

а ржавчина выела судну продавленный бок.

Палящее солнце к воде свои тянет лучи,

здесь бриги, фрегаты нашли свой последний приют,

разбитые мачты, обшивка скрежещет, кричит,

как туши огромных китов распластались и ждут...

Но въедливо в плоть им врезается гнусная ржа,

маячат обломки разбитых флагштоков и рей,

раскручены ванты, у паруса нет крепежа,

им больше не ждать моряков и не видеть морей...

Но... мысли как чайки уносятся прочь от земли…

качается небо над самой моей головой,

а там в купоросе небесном плывут корабли,

флотилия мчится и всех увлекает с собой.

Сразу бросается в глаза и в уши – замусоренность текста – избыток лишних слов и несуразностей – мешает возникновению контакта восприятия с словесностью: «тихо восходит заря» – громко восходить заря не может по определению, слово «тихо» лишний довесок, не добавляющий заре художественности; далее, «лежащие ниц якоря» – ниц, значит, лицом, лбом к земле, к поверхности, у якорей, в этом смысле, как ни положи – будет «ниц», для них «ниц» лишнее слово; «солнце свои тянет лучи» – ну, конечно, не чужие, «свои» – мусорное слово; «обивка скрежещет, кричит» – дублирование, достаточно чего-то одного; «туши огромных китов» – кит воспринимается уже как нечто огромное, ему «добавлять прилагательное «огромный» излишне; «въедливо...врезается...гнусная ржа» – перебор, об оном и том же, да ещё обвинение естества ржавчины в «гнусности», выглядит смешно; «маячат обломки разбитых» – если обломки, то значит, разбитые части чего-то по определению, «разбитых» – лишнее слово, «над самой моей головой» – над не самой, но моей головой или над самой, но не моей головой? «Самой» – мусорное слово в большинстве случаев; «...плывут корабли, флотилия мчится...» – если плывут, то все, если мчится флотилия, то и корабли тоже. Обилие словесного мусора приводит к тому, что о заворожённости не может быть и речи.

37. Тополиный пух

Белое облако мягким ковром

Расположилось на плитах бульвара.

Снежная россыпь под летним теплом,

С ветреным вздохом летит мотыльком

И оседает на край тротуара.

Нежная лёгкость в разгаре жары.

Зимняя сказка на летнем подворье.

Белые хлопья среди мошкары,

Облаком пуха под визг детворы,

Тёплый июнь возвращают в зимовье.

И по бульвару гуляя вдвоём

В белом пуху тополиной метели,

Мятый пиджак поправляя на нём,

Молча она пожалеет о том,

Что тополя, как и он поседели.

На двадцать втором году Третьего тысячелетия, когда за спиною и перед глазами каждого читателя, пусть даже на время решившего заделаться писателем, непрестанно осуществляется громада явленного богатства русского языка – торжество глубин, образов, ракурсов огляда, нюансов и высот всей предшествующей каждому желанию что-то написать Русской поэзии, поэзии нескольких столетий – априори не достаточно выписывать школьным почерком «прописи общеизвестного», напоминая о схожести пуха и снега, а так же о том, что «тополя, как и он поседели»...Автор, либо годами не читает ничего, кроме стишков, либо читает, но не понимает в чём заключается смысл ЛЮБВИ И УВАЖЕНИЯ к поэзии и поэтам – не в том, конечно, что время от времени, что-то писать в рифму и столбик или, например, ходить в музеи, класть цветы на могилы поэтов и поэзии и т.п. Но прежде всего в том, чтобы не унижать Поэзию примитивом от замысла до исполнения, не завешивать картину Поэзии школьными рисунками слов, на которых «с ветренным вздохом летит мотыльком» неуёмная неумелость обольститься чем-то во истину новым и прекрасным и неумелость воплотить обольщение в слове. Поменять зиму с летом, снег с пухом местами – не порок, но и не случай причастности к высотам и глубинам, к бездне пропасти очарования поэзии.

38. Не зовите

Не зовите меня в свой заброшенный сад,

Где под яблоней – стол колченогий,

Где собака и кошка по-дружески спят,

Растянувшись на тёплой дороге.

Не зовите меня в свой запущенный быт,

Где углы заросли паутиной,

Где, дождями простуженный, ставень скрипит

Одинокой своей половиной.

Мне привычнее нынче дорог кутерьма.

И пока я свой мир не разрушу.

Не зовите меня – я приеду сама,

Когда осень запросится в душу,

Чтобы с тёплым дождём на террасе грустить,

И купаться в грибном аромате,

Чтобы с «бабьим» теплом в свою душу впустить

Красоту неземной благодати.

Стишок – хороший или плохой – это всегда известное об известном. Поэзия – это другое. Это, либо известное о неизвестном, либо неизвестное об известном. То есть, одно из двух: либо рассказать известное всем, но ТАК, чтобы предстало своей таинственной (неземной) стороной или обликом; либо рассказать неведомое, но не с помощью голимой фантастики, а через правдоподобие, то есть через поэтические детали, известные всем и каждому, но неведомые, незримые в своих, найденных поэтом, смыслах и характеристиках. Вот если умеешь создать одно из этих двух «либо», тогда получается «любо». Тогда есть чем заворожиться – то есть, приостановить в себе наблюдателя – исчезнуть, как куколка и возникнуть бабочкой в мире бабочек – на совершенно другом уровне бытия – стать всем! – стать всем тем, на что ранее лишь смотрел со стороны и с большей или меньшей густотой красок раскрашивал в стишках. Я понятно говорю? Кто-нибудь слышит, понимает меня – из завсегдатаев околопоэтических мест обитания? Надеюсь что так.

Я предлагаю свой экспромт на тему данного стишка:

Своё стихотворение я назвал

«Не зови!»

Я – заброшенный сад, острый остров углов:

Дрожь поодаль - паук с паутиной.

В волоокую даль поволок свой улов

Дальний Бог иль пастух с хворостиной.

Прикасанье руки к моим скрежетам, ишь,

Как давно я окну не подмога –

Ставня, стало быть, воем столярки молчишь

Т и ш и н а – в н и ш е н а ш е г о бога.

Я за – брошенный сад! Не вернулась, не жди –

Умерла, вагонетки толкая...

Слишком в красной косынке выходишь в дожди,

Босоногая, кто ты такая?

39. Мы только дети

Благодатна земля Россия.

Но повсюду, куда не пойдёшь:

— Настя, Настя, Анастасия, —

колосится густая рожь.

Летний полдень лучист и звонок.

В соснах ветер береговой.

— Оля, Оленька-оленёнок,

не увидеть тебя живой.

Прячет неба глаза сырые.

— В чём, скажите, моя вина? —

бьёт родник. Или крик Марии…

Ей в ответ — только смерть одна.

Золотой одуванчик скошен.

Колокольчиком на ветру

рассыпается смех Алёшин:

— Ночь наступит — и я умру.

Только Ганина помнит яма

грузовик, Поросенков Лог…

Помнит имя твоё, Татьяна —

хрупкий маленький ангелок.

Помнят воды былой Исети,

храм, возвышенный на крови…

Плачут свечки: «Мы только дети

беззаветной Твоей любви».

На мой взгляд, это слишком детская, неумелая, не отточенная в слове и смысле попытка увековечить память. Общие словечки не к селу не к городу, типа: «Благодатна земля Россия» «Летний полдень лучист и звонок», «Золотой одуванчик скошен» – придают стихотворению стиль частушки, вместо реквиема получается «скорбь школьницы на уроке истории». «Хрупкий маленький ангелок», «Оленька-оленёнок»... Мне неудобно, даже стыдно перед детьми Николая Второго, утончёнными, взрослыми, вдумчивыми, которые получили такие детсадовские строчки, безусловно, как и во всех стишках, «от всей души» и с высокой степенью неумения воплотить «от всей души» в слове. Надо трогать строчками так, чтобы не за счёт уменьшительно-ласкательных суффиксов и фамильярности «Алёша», «Оленька», но проникая в суть обликов своих героев, возвышая дух, а не уменьшая слово до размеров словечек.

40. Ноктюрн

Шар земной — коврига хлеба

из всевышней чайханы,

и плывёт в кадушке неба

золотой карась луны.

Там, где ночи чёрный кочет

звёзды-зёрнышки клюёт,

гороскоп судьбы пророчит

к тайне вечности полёт.

На насест порхнёт зарница,

и как ангел во плоти,

полетит душа-жар-птица

в бездну Млечного Пути.

На живой картинке лета,

на подносах расписных

любо видеть в искрах света

краски сумерек земных.

И чарует, как плацебо

утешающий гипноз,

натюрморт ночного неба

на холсте июльских грёз.

Нет, «утешающий гипноз» данного стишка я тысячекратно предпочту художественному правдоподобию искусства поэзии – явленному в тясячах стихотворений многим поэтов разных времён. Нет, правда, стоит заглянуть в Есенина и Бунина, чтобы отказаться вежливо от «ковриги» и «кадушки» автора, от петушиного насеста звёздного неба. «Натюрморт» надо бы назвать этот текст, а не «Ноктюрн». И ингредиенты натюрморта во мне лично заворожённости не вызвали.

41. Там, где колдует тишина

Там, где колдует тишина

Среди снегов и сонных елей,

Где бледноликая луна

Рождает дивные виденья,

Я замираю не дыша

И на тропинке, в лунном свете,

Как-будто на другой планете

Преображается душа

И слышит, как в прекрасном сне

Чудесной музыки звучанье

И постигает мирозданье,

И Бога видит в вышине.

Лучше бы «колдовство тишины» и рождённые луною «дивные виденья» автор попытался воплотить в слове, а не просто упоминал их в тексте. Сам-то автор «замирает не дыша». А читателю – не шиша! У него там «чудесной музыки звучанье», а мне предлагается поверить – не Слову, воплотившему в себя колдовство тишины, – но лишь на слово автору, что так оно всё и есть. Там где колдует автор – в тексте тишина пустоты отсутствия поэзии.

42. О душе

Залатанная несмело,

Трещит по заметным швам.

И снова иголку в дело…

Зашитая — пополам

распалась.

Гнилые нитки

Отчаянно непрочны,

Как блики твоей улыбки

В раздробленных снах ночных.

Заштопала, рвётся снова

Из тела… легко и зло.

Безумствуя, вновь готова

Рассыпать своё нутро.

Я злюсь на неё, чужую…

Свою, но не ко двору…

Раскованную, шальную,

Затеявшую игру.

Она мне в глаза смеётся,

Показывает язык.

Заштопаю, снова рвётся,

Зашью, и стихает крик

Ночного её уродства,

Дневного её пути,

Со старой увижу ль сходство?

Получится ли спасти…?

Борьба мастерицы по шитью со своею разорванной, непрочной, заштопанной душой – находится за пределами моего представления о таинственном и прекрасном очаровании поэзии. «Гнилыми нитками» сшито приглашение в поэзию в этом стихотворении. Чем здесь можно ЗАВОРОЖИТЬСЯ? Тем, разве что, как душа автора «показывает язык»? Телодвижения авторской души не стоят потраченных на чтение минут, хочется скорее выбраться на свежий воздух жизни из этого «ателье по фигуристой штопке залатанных душ».

43. Никуда не спешить...

Никуда не спешить…

Улетаю в мгновенье.

Дай, Господь, для души

Свой бальзам – просветленье!

Одинокой тропой…

Я нектар Твой вбираю.

Помоги мне, Господь,

Не вернуться из рая!

Там церквей купола

Золотятся сильнее,

Там сгорает дотла

Маска сбитого змея…

Там берёзы листок

Зеленей изумруда.

Благодати поток –

Несравненное чудо!

Чистый воздух звенит...

Сотрясаюсь до дрожи

И взлетаю в зенит!

Не вернуться бы, Боже…

Райские кущи автора не произвели на меня магического действия. Не о таком «рае» мечтаю, не к такому «раю» держит путь поэзия. Это рай стишка – глубокий как лужа, в котором, как на съезде КПСС или Единой России – только анонсируют «благодати поток» и «несравненное чудо», но ничего не являют такого художественного, необыкновенно сотканного из слов и звуков, чтобы так же как автор, «сотрясаться до дрожи». Профанация обещаний и намерений приводит к необходимости изменения названия – вместо «Никуда не спешить» – «Некуда спешить».

44. Пока поэзия живёт

Как непременный атрибут: перо, чернильница, бумага,

И духа русского отвага (как позже это назовут).

Горит нетленная свеча, бросая тень на своды арок.

Пусть свет её не слишком ярок,

Но, безусловно, горяча...

Что возбуждает вдохновенье в столь поздний час,

Когда в мгновенье проходят целые года!

Да, что года?

Летят столетья, запечатляя лихолетья России славной,

Времена великих странствий и открытий, земных законов бытия,

Отсеяв правду от вранья,

Ты излагаешь ход событий.

А может, росчерком пера начнёшь своё повествованье

О мудрости глубоких знаний и силы духа торжества.

Иль с божьей помощью Христа`

Опишешь тайны мирозданья

Там, где любовные желанья особый шанс, один из ста.

И ты напишешь о любви хоть пару фраз, хоть пару строчек.

Их, завершая многоточьем, запрячешь истины свои.

Слух ловит каждый звук в тиши.

Скрипит перо, ложатся строки...

И в этот миг столь одинокий, с тобою рядом ни души.

Но всё же кто-то в тишине шепнёт: «Пиши, не расслабляйся,

Твори, безумствуй, наслаждайся, пока поэзия живёт!

Она с тобой не навсегда, она приходит если хочет,

С тобою плачет и хохочет или болтает без стыда.

И с ней вдвоём, из года в год блуждаешь в лабиринтах мыслей.

Но свой ответ о смысле жизни, как выход, вряд ли кто найдёт.

Пускай она в тебе поёт, пусть даст собою насладиться!

Ты пишешь новые страницы…

Пока поэзия живёт…

Прочитав первый катрен от «как» до «ход событий», кроме авторской попытки притянуть к стишку уже избитую всем, кому не лень, строку Блока – ничего завораживающего не обнаружил: какая-то нарисовалась в тексте «нетленная свеча», у которой не свет, а тепло важно, как у батареи отопления. «Столетья», «лихолетья»... уже завершается второй катрен, а мне всё скармливают предложения самому, дескать, вне этого стишка, найти и «описать тайны мироздания». Чем тогда занимается текст? Он, как опытный политработник из штаба – призывает, вопрошая: «а может росчерком пера... начнёшь...опишешь...напишешь», затем, понукает меня бездельника: «пиши, не расслабляйся, безумствуй, наслаждайся...». Спасибо за совет, конечно, но я пришёл в это произведение не за методическими указаниями и призывами, а с надеждой на встречу с поэзией, которая, бывая разной по форме подачи материала, по степени глубины и охвату целостности, всё же всегда тем и занимается, что ЯВЛЯЕТ МНЕ ТАЙНЫ МИРОЗДАНИЯ, а не агитирует за них. как это делают стишки! Даже «лабиринта мыслей» не досталось. Вместо него, «пустые жесты над пустыми кастрюлями».

45. Крылатая душа моя, прости

Как хочется немного тишины...

Прислушаться и стать чуть-чуть счастливей -

Без чувства неискупленной вины,

Без самолëтных на ладонях линий,

Несущих нас куда-то далеко

(Куда не важно, просто друг от друга),

Без тëплых окон в буре городской,

И без дождя, входящего без стука,

Без этих встреч случайных vis-a-vis,

Когда краснеют беспардонно щëки,

Без нежности и даже без любви,

Без сердца, что умеет тихо ëкать,

Чтоб чувство беспокойное в груди,

Как будто солнце в январе, остыло...

Крылатая душа моя, прости

Желание навечно стать бескрылой...

«Без» в тексте предостаточно. А вот «с» – дефицит. Мне показалось, для полного счастья этому тексту не хватает оказаться – БЕЗ слов. Так как те слова, которые присутствуют с приставкой «без» всё равно ничего не являют, кроме очевидного факта – автора «без попутал», ему нечего сказать – ни себе, ни людям, а если и было что, то осталось БЕЗ воплощения в слове.

46. Предзимье

Предзимье - глухая пора,

В кюветах заклекшие комья.

А то, что утратил вчера -

Декабрь напророчит спросонья...

Иное хочу увязать,

Суровой доверившись прозе:

Как в детстве топор полизать

Учили меня на морозе...

Не месяц на небе - ладье,

Скользит - опечаленный пастырь,

Хрустальная грань бытия

Ломка и ознобка до спазмов.

Живое зовет и манит.

Так тянутся к первенцу - сыну...

А смутная блажь холодит:

Уйти, заблудиться и сгинуть!

Ранимое сердце - стучи,

Ты вызнало сущность глагола...

“Все сущее сгибло в ночи”, -

Ветла проскрипела из дола.

Кто рыщет во тьме по полям,

Сгребая в охапку дороги?

В снегах поседеть ковылям

Еще не нагрянули сроки!

Еще в индевье крутояр,

Остатним теплом не остывший,

Как тот атаман Кудеяр

В папахе заломленной - дышит...

Не знаю как кого, но меня не вдохновляют к заворожённости – ни «заклекшие комья», ни «ознобка до спазмов», ни ветла, которая «проскрипела из дола», ни «в индевье крутояр», ни «атаман Кудеяр»... Пусть всё что содержит текст достанется в полной мере – автору и всем желающим. Я скромно и сдержанно поблагодарю и откажусь от таких словесных даров...

------------------------------------------------------------------

Что ж, завершилась вторая серия «Марлезонского балета» или знакомства с текстами лонг-листа Кубка «Избы-Читальни»...

Какие выводы?

1. Тексты с 24 по 46 – я бы так же, как и предыдущие, двадцать три стихотворения, не рискнул причислять к поэзии.

2. Для всех текстов характерно – обещание чего-то интересного, прекрасного, таинственного – и нулевое воплощение этих обещаний. Заворожиться мне лично не удалось ни единого раза, ни в единой строке, ни в одном стихотворении.

3. Хорошо, конечно, что кроме как авторы друг друга, никто или практически никто из собственно читателей или любителей, тем паче, ценителей поэзии – контент околопоэтических сайтов – не читают. Но всё-таки жаль, что поэзию сегодня настолько не уважают и игнорируют.

4. Все рассмотренные мною стихотворения, как мне кажется, нельзя «улучшить», их, желательно, переписать заново, а ещё лучше, «переписать в стол» и задуматься авторам о своих творческих возможностях.

Обзор лонг-листа Кубка «Избы-Читальни» 2022 Часть 3 (47-64)

47. Добрых снов (30.10.2022г.)

48. Астронавты (29.10.2022г.)

49. Душа не устаёт летать (29.10.2022г.)

50. Лодка (28.10.2022г.)

51. Засвиристели зимние ветра... (28.10.2022г.)

52. Слова (27.10.2022г.)

53. Натирал я лопатою руки до боли... (27.10.2022г.)

54. Актеон (27.10.2022г.)

55. Сквозь ткань души (26.10.2022г.)

56. Вивальди (26.10.2022г.)

57. Соприкосновение прозрачности (26.10.2022г.)

58. Белогорская голгофа (26.10.2022г.)

59. Пандора (26.10.2022г.)

60. Подражание грекам (26.10.2022г.)

61. Облака (26.10.2022г.)

62. Нетопырь (26.10.2022г.)

63. Ангел тишины (26.10.2022г.)

64. Знаю, зацветёт в июне сныть (25.10.2022г.)

47. Добрых снов

Добрых снов! И сна забвение

Пусть уносит вдаль небрежно

Грусть, печали и сомнения,

Обнимая тело нежно,

Растворяя в дымке томной

Силуэты, позы, лица,

Отдаляя брег бетонный

И причалов вереницы.

Над тобой смыкая воды,

Пусть ветра бушуют где-то,

Волн косматых хороводы

Лунным отблеском задеты,

Накрывают всю пучину,

Забирая все угрозы,

Погружая без причины

В сладкий сон и сладки грезы.

10.01.2022

Художественность этого стихотворения, на мой взгляд, практически нулевая. В сочетании с бедностью ритма и рифмы, здесь нет причины для заворожённости. Обыкновенен язык и обыкновенен взгляд пишущего. Если у автора дымка «томная», то, значит, никакая, пустословие получается, когда эпитет или характеристика предмета, явления ничего не добавляет, но заводит воображение в тупик. Например, причалы – можно увидеть на яву, во сне, но сама по себе «вереница причалов» волшебства не создаёт, так же и ветра, которые по задумке автора «над тобой смыкая воды» – это ветра никакие и ни о чём, поскольку в этой словесной конструкции нет так называемой дополненной реальности или правдоподобия, а всё что есть – ни правда, ни подобие – как там в голове автора «ветра смыкают воды»? – почему ветра, а не ветер, «смыкание вод» над автором мне, читателю, не передаётся как словесное сокровище, а скорее, как ребус на последней страницы газеты с программой передач на неделю. «Хороводы волн», пусть даже и «косматых» то есть круговые движения волн, которые по обыкновению хороводов не водят, так же откладывается на пороге воображения с большой натяжкой. Чем отличается «лунный отблеск» от «отблеска луны»? Итого: дело в том, что волшебство или магия строк – это, например, не простое перечисление «хороводов волн» и того факта, что эти «хороводы» задеты «лунным отблеском – ну, хороводы, ну задеты, коли луна над ними – зачем нужна поэтическая форма для перечисления очевидного? Вот именно что «форма», а поэзии во всём этом перечне, по моему глубокому убеждению, нет и в помине. Поэзия не началась в этом стихотворении уже внутри авторского видения мира, и не попала в строчки. Поэзия – не раскраска очевидного, а скорее, ретушь неочевидного! Того, что не заметно обычному глазу, обычному слуху, обычному человеку. Поэзия – это передача внутренней сути и сущностей вещей и явлений, а не добавление к волнам «хороводов», к отблеску «лунности», а к дымке «томности». Поэзия это сон, но не названный, а явленный.

48. Астронавты

В зеркале заднего вида - прекраснейший вид!

Солнце, сгорая, обильно роняет лучи,

Словно надеется вечер для нас оживить.

Едем, скафандры напялив, и гневно молчим.

Губы поджали сердито. А кто виноват?

Оба уже и забыли, с чего началось,

Шины в вечерней тиши по асфальту шуршат,

А впереди бесконечность дорожных полос.

Солнце стремительно гаснет и, злиться устав,

Тоже погасим мы пламя ненужных обид,

Ты невзначай прикоснёшься к моим волосам,

Дрожь пробежит от столкнувшихся наших орбит.

Ночью теплее ладони и трепетней взгляд,

В нём отраженье сияния дивной луны,

Что-нибудь скажешь тихонько, совсем невпопад,

Я улыбнусь - астронавтам слова не важны.

В нашей галактике звёзды возносятся ввысь,

Встречные фары кометами мчатся в ночи,

Чтоб не сорваться в пике - срочно остановись,

Съедь на обочину и аварийку включи.

Чем здесь заворожиться? Может быть тем, как они там «под скафандрами «гневно молчат с поджатыми губами»? У меня, слава богу, от такой картинки заворожения не происходит. Один к другому пробрался под скафандр и так «прикоснулся к волосам», что дрожь пробежала от «столкнувшихся орбит». Глаза могут вылезти из орбит от такой картинки, но не более того. «Астронафтам слова не нужны», а читателям поэзии слова нужны, они и приходят в стихотворение за словами, за необыкновенными словами, но, конечно, не за такими, чтобы в итоге тебе предложили: «Съедь на обочину...». В ответ только: «Ссадь меня здесь, дальше ехать отказываюсь!».

49. Душа не устаёт летать

Идёт, качается бычок.

Кончается его тропинка.

Лишь вздох, лишь памяти клочок,

Лишь на мосту одна заминка.

Тетрадь невысказанных слов.

Любовь, растраченная всуе.

Старуха чёрная из снов

У изголовья круг рисует.

Уже и льдом покрылась гладь,

В которой сгину я. А всё же

Душа не устаёт летать!

Она на ангелов похожа.

Взгляни, как золотится свет!

Как в небеса раскрыты двери!

Душа летит, и смерти нет.

И мы ей верим, снова верим.

Ну здесь очень «тонкая» логическая взаимосвязь «бычка», «клочка», «любви», «старухи», «Глади покрытой льдом»ти «души, которой верим... мне осилить эту цепочку из потока авторского сознания, честно скажу, не удалось. Даже удвоение слова «верим» не улучшило ситуацию, но если «двери в небеса» через бычка, который качается, то возможно это просто продолжение детской мудрости от Агнии Барто, которая начиналась, как известно, словами: «идёт бычок качается, вздыхает на ходу,-Ох, доска кончается, сейчас я упаду»...

50. Лодка

Когда-нибудь устану от утрат,

Обрадуюсь тебе, моя находка.

Из камышей заброшенную лодку

Я притяну на берег за канат.

Ракушечник стряхну и тины слизь.

По дну – смолой, борта – лазурной краской.

К корме пройду как в детстве, без опаски,

Сиденья подниму. Оторвались...

Сверкает, будто новый, мой "ковчег",

Приятная, скажу, метаморфоза!

Жаль, вёсел нет ( смели ветра и грозы),

На дно ушли, свой отслужили век.

Без вёсел плыть наверно, не смогу…

Да и куда, случилось, что случилось.

Меня не ждут, ведь жизнь остановилась

На том далеком, милом берегу.

Скрывалось солнце где-то за рекой,

И в зябкий сумрак запахи вмешались.

Мне ничего вернуть не обещая,

Туман спускался к скалам на покой.

Осталась в одиночестве находка –

Отцовская заброшенная лодка…

Это стихотворение - хороший пример того, КАК ИМЕННО миллион хороших. неимущих в поэзии людей пишущих столбики слов, не понимают суть и сущность поэзии. Вот, в данном случае: сын обнаружил лодку отца, попытался её подремонтировать, но вёсел не было и поплыть на лодке не удалось, да и к лучшему, подумал, не к кому, да и некуда. А тут и сумерки. Стемнело. Бросил и ушёл. А потом, спустя какое-то время, захотел рассказать об этом случае, решил в стихах, чтобы лучше (кратко, но ярко) передать свои чувства, переживания. Написал. Получился короткий рассказ в столбик. А когда узнал о поэтическом Кубке (о конкурсе) на сайте, взял да и отправил. А там, к счастью, в редакторах оказались такие же хорошие люди, и вот уже рассказик в столбик прошёл благополучно предварительный отбор, попал в лонг-лист... Ну, а как же насчёт поэзии? – спросите вы. – А причём здесь «поэзия»? А в чём поэзия этой истории? То что написано – можно смело рассказать прозой: перечислит всю последовательность действий и событий, добавить для живописности рассказа несколько предложений о начале сумерек, о том что солнце «скрылось где-то за рекой», было зябко, в сумрак смешался с запахом краски и смолы. Срифмовать «лодку» с «находкой». И всё на этом...

Если бы этот случай произошёл с поэтом, а не с любителем стишков, то ещё до первых букв первой строки произошла бы в сознании поэта огромная работа, напряжённейшая фокусировка или поиск ответа на вопрос: что именно могло бы стать в данном случае предметом поэзии – предметом ОБОЛЬЩЕНИЯ, затем, понадобился бы ответ на второй вопрос: как лучше ВОПЛОТИТЬ в слове свою обольщённость.Возможно, поэт выстрадал бы в себе суть своего обольщения во всей этой истории с лодкой, например, – в нахлынувшем чувстве Родины, и тогда вспомнилось бы ему стихотворение Николая Рубцова «Тихая моя родина», помните начало:

«Тихая моя родина!

Ивы, река, соловьи...

Мать моя здесь похоронена

В детские годы мои.

- Где тут погост? Вы не видели?

Сам я найти не могу.-

Тихо ответили жители:

-Это на том берегу...»

Лодка, заброшенная и найденная, стала бы для поэта поводом и приметой той самой, любимой стороны жизни, родины, которая та же, так вот, неприметно, оказалась для него и многих – забытой в камышах времени, одинокой и заброшенной. Поэт попытался бы сфокусировать строки на передаче, например, этой НЕПРИМЕТНОСТИ отстранения или забвения того, что так волновало и радовало когда-то душу. Пропуская технические подробности своих действий в связи и вокруг лодки, поэт загорелся бы сказать главное – ПЕРЕВЕСТИ НА ПОЭТИЧЕСКИЙ ЯЗЫК суть чувства: люди, други мои, а ведь где-то есть и ждёт каждого из нас его «лодка», его частичка родины, одинокая и заброшенная, уже без вёсел, полузатопленная часть души, часть родного дома, родимого мира, вещественная и не вещественная, но до боли в сердце радующая душу своей естественной скромностью в желаниях и своим богатым соответствием понятию «душа»! И в дальнейшем, переходя непосредственно к строчкам, поэт бы уже точно знал, что все изобразительные средства, весь инструментарий поэзии будет задействован не просто для передачи фона, на котором производятся какое-то его буквальные действия с лодкой, но для широкого обобщения его частного случая, для выражения в слове найденной им главной идеи или главной причины стихотворения. Каждое слово, каждый образ, каждая смена ритма, каждый звук – всё было бы направлено на достижение цельности передачи чувства обретения родины, родины, а не лодки, уже навсегда, уже с потерей «вёсел времени», но и с обретением утраченного. Вот в этом другом стихотворении, в произведении поэзии чувства поэта я и заворожусь когда-нибудь, если появится оно на свет божий...

51. Засвиристели зимние ветра...

Засвиристели зимние ветра.

Волчонком воет буря у отрога.

Но греет сердце пламенем костра,

Как будто я за пазухой у Бога,

Твоей любви горячий огонёк –

Брат звонких мартов и шальных апрелей.

Моя душа - скиталец-мотылёк

Летит к тебе в край соловьиных трелей.

Так пуночка спешит от лютых вьюг,

Над снежной тундрой расправляя крылья,

В страну берёз, где тихо шепчет луг,

Где встретит птаху Божье изобилье.

Я знаю, ждёшь ты на материке.

Чуть потерпи. Умчится злая вьюга.

И задрожит опять в моей руке

Твоя ладонь, как робкая пичуга.

И выбьется твой локон золотой

Ячменным колоском из-под берета.

И я спрошу у женщины святой:

«За что дано мне Богом счастье это?»

Спит подо льдом суровый океан.

Над Арктикой полярные сиянья.

Но я вернусь сквозь бури и туман.

Вернусь к тебе сквозь вечность расставанья.

Художественность этого стихотворения тривиальна, например, эпитеты или прилагающиеся к существительным прилагательные -сообщают нам известное об известном: огонёк горячий, март звонкий, трели соловьиные, пичуга робкая, вьюга злая, огонёк горячий, тундра снежная. Это всё, по сути, пустословие, заполнение пустоты замысла пустотою характеристик. Образность так же оставляет желать лучшего, то есть далёкого от клише и штампов, от набивших оскомину каких-то «желторотых» сравнений: «волчком воет буря», «солнце греет пламенем костра», «любви горячий огонёк», «тихо шепчет луг», «душа скиталец-мотылёк», «вернусь к тебе сквозь вечность-расставанья». Нет, на мой взгляд, в стишке меры и стиля – автору, например, не достаточно показалось «локон золотой» и идёт приписка локону схожести с ячменным колосом, а горячий огонёк любви оказывается братом «звонких мартов и шальных апрелей»... Все равзёртки, все дополнения не дополняют ничего значимого: тривиален уже сам по себе «горячий огонёк любви», а уж в компании вышеуказанного «брательника» так совсем получается какой-то нарисованный на уроке рисования в средней школе. Высокопарность словечек, типа «спрошу у женщины святой», повторюсь, лишь снижает доверие к тексту, не говоря уже о возникновении заворожённости. Поэзия – концентрирует значимость слов, а не разбрасывается словами – спроси, автор, лучше не у «женщины святой», а для начала просто у женщины», но спроси не ни о чём, типа: «за что дано мне богом счастье это», спроси, например, «который час», но создай для простого вопроса необыкновенный, волшебный словесный фон, или психологическую совместимость покажи, когда он и она не нуждаются в приписках друг другу «святости», но составляют, тем не менее, одно сердце на двоих, одну душу, и тогда можно будут ПОКАЗАТЬ чувство, обходясь без сообщений о «суровом океане», который спит подо льдом, тогда можно просто вернуться к любимому, а не в антураже актёра самодеятельного театра, который возвращается ни как не меньше, чем «сквозь вечность расставанья», находясь при этом «за пазухой у Бога» и т.п. словесной шелухи.

52. Слова

Фонарные столбы, туман, рассвет,

и вывеска кафе, затерянного в сером,

зауженном, приталенном и севшем, -

на плечи улиц пиджаком надет

неглаженный и отсыревший город,

с карманами мостов, с заплатами метро;

набрасывая рыжее манто

он пошло обнимает морось: осенних листьев

выцветшую шерсть, весенних ливней

выцветшую силу;

а летнюю случайную ангину

он за глоток вина принять готов.

Проплешины на шляпе – площадям,

их проводам – нечесаные пряди;

трамваи-перстни утопают в глади,

под чёрными ногтями – лязг и гам…

А сердце-зеркало – в монисто мелких луж;

на ожерелье облаков нанизан ветер,

который, как и дождь, за всё в ответе… -

и эта милая промасленная чушь: слова-

слова, и перламутр сплетен, сплетения

промозглости и… ветер, предвестник дальних

вёсен, близких стуж: летит-скрипит трамвайная

пурга, кряхтит-сучит трамвайная подпруга, -

в его подбрюшье – очертанья круга, а в брюхе –

перезревшие слова: ботва немых глаголов,

стёртых фраз,

обрубленных ветвей и

междометий,

нанизанных на стайки мелких сплетен,

где сизым бисером – незрелая молва.

Всё смелет жерновами сталь пути;

хлеб электричества, вино созревших капель;

и солнце леденеет на асфальте,

не в силах зеленью во взгляде расцвести.

Богатство языка в поэзии означает – созданный поэтом орнамент речи, то есть созданные гармоничные сочетания отрезков художественной речи, составляющих разнообразие целостности. Образность поэзии, как составная часть языкового богатства, превосходит фигуральность стишков именно тем, что она ПРАВДОПОДОБНА, развивает, а не оглупляет воображение. Образность поэзии необычайна, не не вульгарна в своей необычайности, облагораживает действительность до уровня достоверности, а не обгладывает кости действительности до неузнаваемости. Поэт предлагает читателю свою фантазию, но не фантастику, образы поэзии можно представить, а фигуры речи стишков можно представить только находясь в сильном подпитии или под действием электрошокера. Когда в стишке, как например, в данном воображению читателя предлагается представить «фигуру-дуру» с плечами в виде улиц, на которые надет город (в содержание коего, видимо, улицы не входят), то как нельзя лучше понимаешь какую медвежью услугу оказал интернет, выпустив непоэтических до корней волос людей на вольные хлеба публичности! Поэзия пострадала как ни один другой жанр Искусства. Гармония подменена вульгарностью, вместо очарования вещами, явлениями и предметами до уровня воплощения их сути и ключевых признаков в Слове, наша уродливая современность получила дополнительные словесные угнетения волшебства, потому что обыватель со стишками – не знает ни правды жизни, ни её правдоподобия, вот и получаем на выходе из мозга: «плечи улиц», «неглаженный город... который пошло обнимает морось», «карманы мостов», «заплаты метро», «проплешены на шляпах площадей», «выцветшую шерсть листьев» и т.п. словесные уродцы. Отчего так? Оттого, что у неимущих в поэзии людей нет представления о поэтичности, о художественности образа поэзии как таковой. Образ поэзии – это иносказание, это подобие, но подобие правды, а не выдумки, это подобие органично связанное с правдой, а не фигура речи о том, что в принципе быть не может. Листья, осенние или летние, например, выцветшие или сохранившие цвет, по определению не связаны с понятием «шерсти» – шерстяные листья такая же нелепость, как вельветовая вода или деревянный сок. Сказануть так можно, сказать нельзя. Приталенный и севший на плечи улиц город-пиджак – такая же, оглупляющая воображение чушь, как, например, располневший и севший на горб иголки переулок. «Лязг и гам под чёрными ногтями» такой же абсурд, как, скажем, тишина и покой в сердцевине прыща! Ветер ни при каком состоянии – ни во сне, ни на яву – не может быть «нанизан» на ожерелье облаков, и не потому что мне жалко (что ли) допустить такое, а поскольку, при всех попытках допуска воображение заходит в тупик по причине характерных примет ветра – ветер бесформен и бесплотен, ему просто нечем «нанизываться» ни на шампур, ни на «ожерелья облаков» утомившегося автора. Авторский «перламутр» ничего не добавляет «сплетням», кроме пшика, поэтому является пустословием, так же как и «сплетения» для всего авторского множественного числа «промозглостей». Есть в тексте и брюхо трамвая и этот «брюхатый трамвай с подбрюшьем» никогда не будет даже отдалённо приближен ко всем трамваям русской поэзии за всё время её существования. Итого: вся «милая промасленная чушь» этого стишка, вся его «ботва немых глаголов» пусть остаётся в голове автора, а я, честно скажу, с облегчением, пусть и не помышляя уже ни о каком очаровании, заворожённости, покидаю этот текст.

53. Натирал я лопатою руки до боли...

Натирал я лопатою руки до боли,

Ныли ссадины. Но все равно

На ладонях моих не твердеют мозоли,

На душе — затвердели давно.

Черный свет мой пошел безвозвратно на убыль,

Белым светом наполнится дом,

Ведь не стала душа толстокожей и грубой,

Просто сверху прикрылась щитом...

Мир един. И холмы на ухабистом поле,

Что лежит одиноко вдали, —

Это, может быть, тоже тугие мозоли

На душе утомленной земли.

Здесь трава-мурава с каждым годом редеет,

Здесь машины ревут, мельтеша,

Но под коркой земли, что все больше твердеет,

Остается живою душа.

Здесь также явлено антипоэтическое мышление, например: мозоли, давно затвердевшие на душе и тем самым превращающие душу в пятку или подошву, точно указывают на полное отсутствие у автора текста поэтичности или представления о поэтической стороне мироздания. «Толстокожесть» также в принципе не о душе, уже не важно, стала душа автора «толстокожей» или, продлевая этот тип мышления, «бледнолицей», или «колченогой», главное что отдаляет от поэзии сам подход, сама телесность эпитетов для бестелесной сущности. Не всё в порядке с управлением русским языком и в самом действии – «натирал я лопатой руки», натирал свяклой щёки, да, приемлемо, но «натирать лопатой руки» звучит не по-русски. Дальнейшая «мозолистость» текста в масштабе всей земли – откровенно «мозолит глаза» и на «мозоль улыбки» придётся накладывать пластырь. Как там именно «под коркой земли» душа всё больше «твердеет» и при этом «остаётся живою», известно автору, мне сие действо не по душе и никакой заворожённости не вызывает.

54. Актеон

невольно, непростительно, случайно

застав нагой - врасплох застигнут сам,

свидетель обречен, узревший тайну,

заложник немоты, добыча псам

осталось бегство - сотканный из лая

горячий ветер - крылья за спиной,

клубится пыль, неистовствует стая,

цикады, камни, повилика, зной...

награда по пятам или расплата,

увидел свет - прозрел и вновь ослеп,

играет в салки с гневной и крылатой,

ярятся псы, взахлеб читая след

бежать все легче - и одежда в клочья,

и шкура с мясом... остается взгляд -

дыра - зиянье - жажды средоточье,

вещами ненасытными разъят

на сотню глаз, на сотню псов голодных,

летят по кругу, заперты в крови,

прибоя гул, не дольше вдоха отдых,

о ребра бьются - клетку отвори!

кровавый след - дымящаяся строчка,

и смерть охоту эту не прервет,

настигнет ночь, но не поставит точку,

теперь теням оленя гнать вперед

зачем нам знать, чем кончится погоня?

голодных псов не разомкнуть кольца,

они одни рассказ об Актеоне

прочтут в пыли - до самого конца

Этот поток авторского сознания мне показался очень похож на обыкновенно словоблудие, то есть набор слов, которые пыжатся быть значительными, но таковыми не являются – данный текст не отягощён, на мой взгляд, богатством и красотою русской поэтической речи. Может, глядя в текст, некий «свидетель» и НАГОЙ, то на слух он там кого-то ногою «застаёт». Есть ещё ветер с «крыльями за спиной», имеются «цикады», которых расслышал автор сквозь лай погони, «неистовство стаи»; есть словесный винегрет из «прибоя», из «крылатой и гневной игры в салки», есть кто-то или что-то, уже не понять, кто «о рёбра бьются»... Прекрасная по лихости, свежести утра, азарту погони и схватки охота – превратилась в вымученную в драматизме, от зари до ночи происходящую, словесную канитель. в которой нет ПОЭТА, то есть человека способного обольститься происходящим для ЯВЛЕНИЯ КРАСОТЫ В СЛОВЕ, ДАЖЕ САМЫХ ДРАМАТИЧЕСКИХ СОБЫТИЙ.

Честное слово, краткая суть древнегреческого мифа из Википедии мне показалась более поэтичной, то есть легко располагающей воображение к новым высотам и глубинам ассоциаций, чем столбик сознания данного текста:

Выдержка из Википедии:

«Согласно мифу, однажды Актеон во время охоты случайно подошёл к месту, где Артемида купалась со своими нимфами в реке. Вместо того чтобы в священном страхе удалиться, он, зачарованный, стал наблюдать за игрой, не предназначенной для людских глаз. Заметив охотника, разгневанная богиня превратила его в оленя, который попытался убежать, но был настигнут и разорван 50 охотничьими собаками самого Актеона. Это было на склоне горы Киферон».

55. Сквозь ткань души

Сквозь ткань души любимой тонкой

Мне видится иная твердь.

Невинной поступью ребёнка

Туда шагнуть чтоб, умереть

Обычно требуется людям,

Но с вами нынче всё не так:

Не думая о том, что будет,

Я делаю несмелый шаг.

И вот уже из рощи дальней

На мир, покинутый едва,

Смотрю, не помня о печали,

Как утром после Рождества.

(13 декабря 2016 г.)

Невинной словесной поступью ребёнка мне показалось это стихотворенье. Если шаг «несмелый», и «поступь ребёнка», то не стоит, на мой взгляд, делать «из мухи слона», даже размером в двенадцать коротких строк. «Не думая о том, что будет» – а это ведь и есть ГЛАВНЫЙ ПРИНЦИП НАПИСАНИЯ всех стишков, которые пишут не поэты, но «авторы» собственной «невинной поступи», без которой легко можно обойтись – читателям, жизни, литературе, этому свету и тому свету. Ничего не приращивают в мире эти строки, поскольку нет в них поступка и автора поступка, и Слова этот поступок выражающего. Всё что есть – это убеждённость в наличии души «любимой тонкой», но этого самоубеждения автора для самозаворожённости читателя не достаточно.

56. Вивальди

Из тёмных тайн волнующих кулис

Порхнул на свет сценического ока,

Покорнейше исполнить клич-каприз

Боготворящего - зовущего на бис,

Огненнокудрый ангел из барокко.

Взгляд опустился тёплой бирюзой,

Над изваяньем века Страдивари.

Благословенный пастырской рукой,

Связав навеки буйство и покой,

Смычок задел божественные грани.

И заискрился нежный Фа мажор.

Зашелестел осенним листопадом.

Вздохнул холодным ветром с дальних гор.

Дождём звенящим - Lacrime d′amore*

На слушателя падал, падал, падал.

Мажорный плач - он вовсе не роптал,

В объятьях еле слышного оркестра.

Он воспевал свой чувственный астрал,

Он "Временами года" открывал

Все тайные эмоции маэстро...

* - слёзы любви.

Стихотворение названо очень серьёзно, имя замечательного композитора стало названием... «Вивальди»...Задача сложнейшая – уместить в двадцать строк – суть самого Вивальди, как человека Искусства, суть века, суть музыки барокко, суть цикла «Времена года», в коем, как известно, исполнение каждого времени года, предварялось чтением сонетов. Большой замах, здесь талант требуется, как минимум, для того, чтобы хотя бы примерно соответствовать уровнем слова уровню музыки...

У данного стихотворения я сразу подмечаю слабую проработку замысла – сказать обо всём «Вивальди» (согласно названию стиха), значит, рисковать сказать ни о чём. Поэзия даже не начинается там, где об известном или о талантливом собираются сказать как бы «в целом и общем». Это база профессионализма. Нужен план, нужны уникальные поэтические детали – именно в них должен быть смысл и суть обольщения пишущего, когда ты прочувствовал нечто особенное, нечто настолько ГЛАВНОЕ и ВАЖНОЕ о, в частности, о явлении искусства в лице Вивальди и его музыки, что не сказать уже вроде бы как не имеешь права, но выстраданное важное должно быть сужено, сконцентрировано, пусть даже, на одном нюансе, эпизоде, чёрточке, и КРУПНЫЙ ПЛАН этой детали, этого уникального мгновения – должен обладать новизной и харизмой, соизмеримой с харизмой жизни в искусстве всякого таланта и данного композитора.

Возможно, надо было бы сконцентрироваться на Вивальди как авторе «Времён года». Если бы к созданию стихотворения готовился поэт, то непременно возникли бы ключевые слова – для опоры слова и звука последующего стихотворения, то есть, после изучения материалов, возникли бы, например, слова:

1. Антонио – это имя композитора, это трёхслоговое слово, очень итальянское, очень любопытное в звукоряде

2. Написаны для солирующей скрипки и оркестра – важна эта СОЛИРУЮЩАЯ РОЛЬ скрипки

3. написаны в 1723 году, сопровождались сонетами, кто их автор не известно до сих пор – сравнить тексты переводов, а как сонеты звучат на итальянском?

4. Всего было – 12 виртуозных скрипичных концерта, в том числе 4 времени года

5. Идея написания в момент путешествия по Италии в 1713 году

6. Путешествовал на почтовых дилижансах – это важно: ЧТО видел и КАК видел

7. Манчестерский вариант концертов отличался от амстердамского и парижского – чем и почему? Для «Зима» было красивое соло для виолончели – отдельный лист...

8. Их ещё называют «четырёхактной скрипичной оперой» – поскольку есть там СКВОЗНОЕ симфоническое развитие.

9. С ними ассоциируют четыре фазы человеческой жизни: детство, юность, зрелость, старость. В «Зиме» есть намёк на последний круг ада из «Божественной комедии» Данте...

10. И Т.Д.

--------------------------------------

Далее, поэт не приступил бы к строчкам, пока не прочитал бы сонеты на итальянском, пока не нашёл бы «итальянское» в русской речи, пока не определился бы с ракурсов или заходом на текст – с какой стороны он «покажет слова о музыке» Вивальди, так, чтобы влюблённый в музыку Вивальди читатель – услышал музыку слова, а поверхностно знакомый с музыкой Вивальди читатель непременно захотел услышать это цикл «Времена года».

--------------------------

Что касается данного стихотворения: поскольку, как я уже сказал, это попытка сказать обо всё понемногу, то, например, первый катрен – не имеет предметного отношения – к Вивальде, к стилю барокко, к веку, к «Временам года». Зачем он в таком случае нужен? О «тёмных тайнах» сказано, а самих «тайн» не явлено. «Огненнокудрый ангел из барокко» – фраза ни о чём. Столь же «огненнокудрой» могла быть струя из брандспойта. Во втором катрене – так же нет – главного действующего лица – самого Вивальди и его музыки – то что «взгляд опустился тёплой бирюзой... связав навеки буйство и покой» – по сути, пустые слова на пустом месте, только раскрашенные «под поэзию», но поэзия – не раскрашивает пустоты замысла и слова, а добивается поставленной в замысле цели. Но в чём он, замысел данного текста, в чём именно он состоит? Так же ни о чём, на уровне пустословия оказывается и третий катрен, в котором: «заискрился нежный Фа мажор», заискриться мог бы и «грубый Фа минор», но где ИСПОЛНЕНИЕ В ЗВУКОНОСНОМ СЛОВЕ этого самого «нежного Фа мажора»?! Кто там «падал, падал, падал» не знаю, не верю, поскольку не чувствую уникального ЗНАНИЯ АВТОРОМ ТЕКСТА предмета стихотворения. И уж совсем бледный финал, с каким-то лепетом о том что кто-то там «вовсе не роптал», «чувственный астрал».. Автор стишка начинает со слова «тайна» и этим же словом завершает текст, но самой «ТАЙНЫ» не являет на свет божий. Поэтому, получается стишок для аплодисментов на сайте стишков, но не произведение Искусства поэзии для увековечивания произведения Искусства музыки.

57. Соприкосновение прозрачности

Живое одиночество воды.

Размытый свет, размытые следы

и лунная дорожка между вёсен.

Всё кажется, что вот меня подбросит

в забытый город крепко сшитый плот.

Вода щекочет пятки и поёт,

ей не понять моих земных забот.

Она умеет выплеснуть за борт,

отжившие сомнения и страсти.

Она – волшебник. Беспокойный мастер.

Наполненная ночью тишина,

танцующая девочка из сна.

Вода одна.

И я совсем один.

И я не знаю, что там впереди.

С водой сливаюсь молча, не спеша.

Вода прозрачна как моя душа.

Меня лично как-то сразу выбросило из состояния, нахлынувшей было заворожённости: «крепко сшитый плот», почему плот «сшитый» догадаться я не смог, далее, невольно возник вопрос: а почему вода должна «понимать земные заботы» автора, потом, появился, вслед за «пятками», откуда ни возьмись, какой-то «борт», за который бедная вода, оказывается, может «выбросить» сомнения и страсти автора, да не абы какие, но именно «отжившие»... Соприкосновения «прозрачностей», на мой взгляд, не произошло, поскольку НЕ ЯВЛЕННОЙ В СЛОВЕ оказалась эта самая «прозрачность» души автора и уж тем паче «прозрачность» ночной реки. Получилась в итоге просто рифма-клише «спеша-душа», но поэзия, со всем её языковым богатством и точностью исполнения замысла, не нашла себе место в этих строчках. «Прозрачный» – любимый эпитет Мандельштама, для него это «святое» слово:

«Не слышно птиц. Бессмертник не цветет.

Прозрачны гривы табуна ночного.

B сухой реке пустой челнок плывет.

Среди кузнечиков беспамятствует слово».

--------------------------------------------

58. Белогорская голгофа

Взрывом из прошлого

Белая молния

Режет неба лоскут …

То ли привиделось,

То ли вдруг вспомнил я

То, что случилось тут.

Чёрными стаями

Годы безбожные,

Крутится время вспять …

Вижу отчётливо,

Взрывом из прошлого,

Их было сорок пять …

Эхом от выстрела

Птицы встревожены,

Это, Россия, твой бич …

Звоны набатные,

Взрывом из прошлого,

Красный от крови кирпич …

Рваные мантии,

Клобуки сброшены,

Сомкнутые уста,

Души невинные,

Взрывом из прошлого,

Жизнь отдать за Христа …

Рота расстрельная,

Взрывом из прошлого,

Взводит затвор опять …

Небо отверстое …

Даль припорошена …

Их было сорок пять...

( Памяти новомучеников Белогорского Св.-Николаевского монастыря )

Долгое время оставался малоизвестным мученический подвиг братии Белогорского Свято-Николаевского мужского миссионерского монастыря Пермской епархии. В первых числах июня 1917 года в обители состоялось последнее величественное торжество – освящение Белогорского собора. В октябре 1918 г. произошел разгром Белогорского монастыря. В Осинском уезде, где находился монастырь, «красный террор» отличался невиданной жестокостью. Расстреливали за отказ от мобилизации в Красную Армию, прямо на глазах местных жителей, пытали, закалывали штыками, топили в Каме, бросали в ямы с нечистотами... Расстреливали и мучали до смерти: в Перми в Белгородском подворье, в Кунгуре, на Юго-Осинском заводе, в селе Шарашах Осинского уезда.

Стихотворение хорошее, но это, на мой взгляд, хороший стишок, не произведение поэзии, не талантливое в поэтическом смысле произведение. Талант поэта – это не просто сказание о том «что случилось тут», с парой красочных деталей для художественного обрамления. Талант поэта – это не просто пересказ случившегося в краткой форме в столбик, и это не разговор о случившемся (о случившемся можно вполне солидно сказать и прозой), талант поэта или произведение поэзии – это прежде всего, художественный крупный план психологии случившегося, когда, несмотря ни на какую степень важность содержания, ВОПЛОЩЕНИЕ В СЛОВЕ, или само СЛОВО, язык, РЕЧЬ ПОЭТИЧЕСКАЯ, – важнее или на первый план выходят – ПРЕВОСХОДЯТ степенью изобразительности и психологизма – любую возможную прозу по этому же поводу. Ещё раз поясняю свою мысль: поэзия – это не краткое содержание прозы в форме столбика, но на порядок превосходящее дух захватывающей ПОЭТИЧНОСТЬЮ, ПРАВДОПОДОБИЕМ – превозмогающей этим самым - как эквивалентно краткую, так и любую классически «долгую» прозу. Иначе. смысла в поэзии нет. Есть только «ухудшенное краткостью и оформленное в столбик» произведение прозы, по инерции, по недоразумению или по случаю назвавшей себя какой-то там «поэзией»! В этой связи:

первый катрен – транжирит дорогостоящее место в строках на подготовку, на «молнии», «неба лоскуты», на слова ни о чём. Так в поэзии не делается. Так поэзия не создаётся. Так создаётся стишок – хороший, ладный, складный, но стишок. Напоминаю: задача произведения поэзии – не делать «ухудшенное краткое изложение события или случая» или того, что уже давно и подробно рассказано, описано в форме прозы, задача произведения поэзии – ни в коем случае не уподобляться прозе – явить на свет божий даже не высшую степень прозы, но как бы прозу изнутри себя самой и со всех сторон одновременно – не «рассказывающую случившееся», не «повествующую» предложить читателям часть мироздания, а как бы взошедшую над повествованием звезду раскрыть через холодный, но всепроникающий свет её, давно не существующих лучей...

Для ТАКОГО уровня речи, конечно, не достаточно упомянуть, в данном случае, о «годах безбожных» и то что «их было сорок пять»... Об этом легко может узнать любой мало-мальски любопытный читатель из материалов истории. Поэзия – это о главном, минуя всё «главное», что уже написано ДО начального импульса или решения написать стихотворение. А для выяснения этого самого ГЛАВНОГО – требуется большая предварительная работа – как бы выуживание из массы свидетельств, исторических фактов и домыслов – ПОЭТИЧЕСКИХ ДЕТАЛЕЙ, кардинальным образом отличающихся от деталей исторических, социальных, прозаических! Если, например, одна из поэтических деталей определена как вспорхнувшие в мгновенье ока птицы, испуганные выстрелом, то поэт – в строке оставляет только самих вспорхнувших птиц – без пояснения чем они там встревожены. Поэзия – это ещё и исключение из текста всего лишнего, всего подставного для рифмовки, всего промежуточного, всего что только кажется важным, но по сути своей является словами ни о чём, типа: «это Россия твой бич», «души невинные», «жизнь отдать за Христа», «взрывом из прошлого», «даль припорошена», «рота расстрельная», «их было сорок пять»... Всё это уже есть в более интересном и подробном контексте прозы и не надо ощипывать этот имеющийся исторический контекст. Нужны слова – которых нет и не может быть в прозе – тогда, возможно, возникнет ПОЭЗИЯ...случившегося...

И вот я, поэт, послушник, не монах даже, там, в октябре Восемнадцатого года, на последних минутах жизни пробую поведать вам свою:

«Белогородскую голгофу»:

«С губ срываются вопросы, кромешны :

-Кто вы, люди, да кто ж вы всё-таки такие?!

Мнёмся по дорогам, с узелками: Пермь да Киев...

-А вы в Бога-то верите? – Конешно..

Глухого Закамского края

Возьми горсть земли, возьми!

Сегодня попытка вторая –

Премного же с нами возни:

Наотмашь! Ох, господи, боже,

Я чувствую холод стены...

Я крестик руками... Похоже,

Минутки уже сочтены.

И кровь так темна... Я не сдюжу –

Идите губите дите...

И вновь, в эту тёмную лужу...

Прикладами – по красоте,

С размаху, как больно и ловко!

А я всю тяну и тяну,

Как будто над храмом, верёвку

И звона всё нет, и тону

В багровой от солнца трясине,

И что-то кричат мне в лицо.

Платочек, хотел было, синий

Да сил нет... Ступени.. Крыльцо..

Ввысь пламя, горит где-то справа,

Там лики сквозь лица – горят!

Расправа. Расправа. Расправа.

И стынут глазёнки ребят.

Прости им, не ведают... Кто же

Всё создал?! Нет, Боже, прости,

Помилуй мя, господи, строже

Смотри на упавших в пути!

Успеть бы губами взмолиться,

Длю взгляд в жерло выстрела – вдруг...

...Внизу краснощёкие лица

И белая простынь разлук.

Ночь умерла. Липкие на телеге

Наши руки и ноги, наших стонов останки.

Птица крикнула, в мечтах о ночлеге...

...Разбежался, матушке в руки, просить сметанки!»

59. Пандора

Выдохлась, сгинула вовсе

С криками, гомоном птичьим

Тусклая, хмурая осень

В поисках редкой добычи.

Виснет меж сосен и голью

Тощих берёзовых прутьев.

Муторной думой крамольной

Жалобно ноет под грудью.

Слабая, мокрая, хворая.

Кто же полюбит такую?

Бродит дубами и хвоями,

Щупает темень глухую.

Осени дышится трудно.

В лёгких свинцовая туча.

Сердце Пандоры могутной

Плачет слезою горючей.

Выдохлась?! Фигушки! Вскочит!

Сбросит свой горб лошадиный!

К чёрту пошлёт неохочих

Градом и ливнями в спины!

Пандора – имя героини переводится с древнегреческого как «одаренная всем». Первая женщина, созданная олимпийскими богами в наказание человечеству. Древнегреческий поэт и историк Геосид впервые упоминает о ней в труде «Теогония». Люди провинились перед богами потому, что мятежный титан Прометей ради них похитил с неба огонь. Разгневанный Зевс в наказание человечеству повелел создать Пандору. Бог-кузнец Гефест замешал глину с водой и из этого материала слепил героиню. К творческому процессу приложили руку и остальные боги: от богини любви Афродиты героиня получила красоту, а от Афины — наряды, Гермес преподнес Пандоре хитрость и сладкоречие. Образ Пандоры нашел отражение в мировом искусстве...

Что касается данного стишка... Согласно легенде, любопытная Пандора открыла ларец, подаренный мстительным Зевсом, и оттуда вырвались на волю все человеческие пороки, в том числе порок стишкописательства без наличия божественного дара слова. С той поры и до наших дней, многотысячные Пандоры активно и вполне искренне стараются превратить Искусство Слова в уличный балаган с вульгарными словесами или кунсткамеру с уродливыми словесными карликами. Ящик Пандоры распахнут. И теперь «Пандора могутная» с помощью сердца крокодилово «плачет слезою горючей». И если кто-нибудь думает, что она «выдохлась», то это трагическое заблуждение, отнюдь, – многотысячными стишками «вскочит», «сбросит свой горб лошадиный», пошлёт к чёрту «неохочих» читать галиматью, и ударит подло «градом и ливнями в спины». Пропал мир, со всем своим очарованием, гармонией и высотою слова прошедших лет....

60. Подражание грекам

Премудро Сароническое море

Открыло миру вечные скрижали.

И тело, от души отъединившись,

В блаженстве задремало на песке.

На колоннадах в Греческой Агоре

Сидели чайки, солнце величали,

И, крыльями сверкая, распушившись,

Напоминали парус вдалеке.

Душа, воздушно воспарив, от тела,

Тот час, послушно к небу полетела,

Надеясь, за короткий промежуток

Меж сном и явью, Истину открыть.

" О, Гелиос, сплети златую вязь!" -

Душа взывала к солнцу, не боясь,

" Ревнивы боги, не приемлют шуток,

Но я готова землю позабыть..."

Но в тот же час, назойливая муха

Жужжала у заснувшего над ухом.

Проснулся спящий, муху проклиная,

И, вмиг, обратно душу притянул.

Меж тем Светило, путь пройдя дневной,

За Сунио спускалось, на покой,

Храм Посейдона ярко освещая.

И взглядом человек к нему прильнул.

Последний столб на ипподроме дня,

Торжественно молчание храня,

Уж колесница солнца обогнула,

Цветной короной небо озарив.

И, потрясённый и душой, и телом,

Воспел он Жизнь в одном порыве смелом,

Стихами благородного Катулла

Стремление к познанью воплотив.

Мне весь этот текст показался, не в обиду будет сказано, упомянутой в нём «назойливой мухой», которая пристаёт к слуху и глазу читателя, сама не зная зачем и почему. Что такое «слова ни о чём» или пустые слова? Пустословие – это когда у слова или словесной конструкции – нет ни лёгкости скорописи духа, ни весомости дух захватывающей. Пустые слова что-то называют, но не показывают, что-то обещают, но не исполняют, что-то утверждают патетически, но патетика остаётся не воплощённой в слове. В итоге, получается произведение – без которого можно обойтись. Но поэзия – это произведения выстраданные, то есть учитывающие всё сказанное до них о чём-то в прозе, в искусстве вообще, содержащие некое утверждение о жизни – драгоценное своей уникальностью как таковой, уникальностью речи, замысла, ракурса, звучания, соотношением правды и вымысла и т.д. Не надо, на мой взгляд, вывешивать лозунг в первой строке, типа: «Премудро Сароническое море», и не потому даже, что не море, а залив есть Саронический или Эгинский, который является частью Эгейского моря, но поскольку сказать об этом заливе что он «премудрый» всё равно что ничего не сказать. «Учение Маркса всесильно – сказанул когда-то Ильич, – потому что оно верно». Лучше бы первой строке не подтверждать голословность голословием, не тратить место в стихотворении на «премудрость» открывшую миру какие-то «вечные скрижали», но пригласить читателя, с первого мгновения прикосновения к тексту к облику этого самого «Саронического залива», представить и передать волшебными, ТО ЕСТЬ ЗРИМЫМИ словами читателям образ этого места, каким его видели древние греки. Тогда не пришлось бы устраивать последующий, никому не нужный, «пляж» с «отъединившимся» телом. Нет причастности к древнему миру в этом, претендующем на оную, тексте: чайки «распушившись» могут совершенно так же сидеть на «колоннадах» санаториев, тривиальны, на мой взгляд, все последующие воспарения и восклицания души – потому, прежде всего, что сама «душа» имеет слишком обывательский облик – то есть никакой, штампованный беллетристикой и статейками из астрологических прогнозов на неделю. Логос и культ тела Древней Греции намного превосходят эту авторскую «отъединившуюся» от гармонии «душу»! И «потрясённый и душой и телом», автор так и не «воспел жизнь» – ни в порыве смелом, ни в тексте – не удалось мне отыскать – ни ПОТРЯСЕНИЯ авторского, ни ВОСПЕВАНИЯ СЛОВОМ этого потрясения. Только и было что совет авторский – читать «благородного Катулла» и самостоятельно искать величие Древнего мира... И на том спасибо!

61. Облака

Задаю вопрос облакам,

Что похожи на белых овец:

«Как там мама моя и отец?»

Я туда не могу пока.

Я осталась без их тепла,

И без них тут безрадостно мне.

Часто вижу их лики во сне.

Только к ним не могу, дела…

Им не зябко там, облака,

В той далёкой небесной стране?

У меня здесь уже выпал снег

Сединой на моих висках.

И журчит, как прежде, река,

А с погоста виднеется дом,

Он был нашим родимым гнездом.

Только нет из трубы дымка.

Надо мной плывут облака

Величаво и молчаливо.

И до слёз на душе тоскливо...

Не нашла носового платка.

Не ответили облака.

Из овец превратились в вату.

Прилечу, как стану крылатой.

А сейчас не могу пока...

Прочитав эти простые, тоскующие строчки, вы знаете, я задумался... В прежние времена, с учётом имеющихся здесь: сбоя ритма, бедных рифм, бедного языка, нулевой звукописи, нулевой образности, скорее всего, эти стихи не приняли бы к публикации, например, редакторы разделов поэзии литературных журналов. Твардовский сказал бы о них: «Ваши стихи – ваше частное дело, – вот в чём беда.. Писание стихов доставляет Вам радость, освобождает Вас от груза невысказанных переживаний, облагораживает Ваши помыслы и желания в Ваших собственных глазах, но не более того». (Александр Твардовский) И был бы прав. А в наши дни образовались околопоэтические сайты или социальные сети для непоэтов, далёкие от поэзии, но зато там, внутри них, добрые, хорошие люди, время от времени, могут поделиться друг с другом своею тоской, своим одиночеством в нашем «лучшем из миров»...Поделиться и поддержать друг друга, такими же обыкновенными, но искренними словами, построчно или в столбик написанными. Если автор этого текста вполне осознаёт что не является поэтом, не обладает даром слова и вряд ли уже сможет создать что-то воистину поэтическое, если автор пишет, практически «в стол», так, от полноты нахлынувших чувств, то я бы поддержал его (её), с уважением отнёсся бы к утрате и к желанию как-то пережить её, сказать её вслух, я бы с пониманием отнёсся к утрате, которая уготована каждому из нас и никакие «веры» и религии не в состоянии, по большому счёту, объяснить этот странный порядок вещей и разгладить рубцы на сердце каждого живущего. Этот мой Обзор произведений участников конкурса – не огульная критика, не так ли, я стараюсь предметно показать авторам в чём именно или как именно далеки их тексты от очарования или заворожённости произведений поэзии. Дело в том, что произведения поэзии не просто констатируют – переживание, чувство утраты или радости, событие или явление – они создают внутри своей сокровищницы Языка или поэтической речи – источник для перехода человека на новый уровень или план бытия. Поэзия прокладывает путь – от человеческой жизни – в жизнь справедливую! Как именно это делается, – спросите вы, – а так: вне зависимости от того грустит произведение поэзии или радуется, гневается или умиротворяется, язык поэзии как бы приостанавливает обычное миропонимание, практически автоматически улетучивает «я-сознание» читающего, вместо наблюдателя и жителя утрат и радостей, вместо пешехода от одной беды к другой, вместо маленького доброго человечка от роддома до кладбища – возникает Человек поколения, Гражданин века, гражданин всех и вся, свершается «потеря себя»! Индивидуальная – душа, точка зрения, судьба, жизнь – волшебным образом как бы растворяются – трансформируют свою «индивидуальность» во всё, что есть в мире. Поэтому и назвал Пастернак поэзию – «скорописью духа» – поэт, как обладатель такого состояния сознания, в котором мир не делится на «я» и не-я», говорит языком самих событий, явлений, поколений. Поэт создаёт, вместо деталей быта, – поэтические детали, то есть подробности или крупные планы микродвижений души или сознания. Поэтому Марина Цветаева напомнила всем: «поэта далеко заводит речь». Вместо деревянного и едиственного содержания стишков – поэзия предлагает читающему погружение в неопределённость содержаний, в целый сонм содержаний, анфиладу смыслов, погружаясь в которые, читатель ОСВОБОЖДАЕТСЯ ОТ СЕБЯ И ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЖИЗНИ, в том виде, который мы знаем. Именно по всему поэтому я бы, с уважением относясь к данному стишку, всё-таки предложил бы автору поближе познакомиться с поэзией – с Искусством превозможения разлук и расставаний!

62. Нетопырь

Мешковатым плащом,

сшитым из почерневших лепестков увянувшей розы,

обёрнуто чёрное тельце ростом с персиковую косточку.

Это – на подоконнике, сжавшийся, отовсюду ждущий угрозы

нетопырь – гость ночной, в дом явившийся через форточку.

Я разверну осторожно

складки его плаща, разглажу покровы, ища пару

рук... Станут полы плаща на паруса похожи.

Будто бы держит зверёк каждой рукой парус,

чёрный парус, выкроенный из собственной кожи.

Пригляжусь: рука нетопырья –

не то, что рука обезьянья.

Палец только один оттопырен,

один не занят.

Один в оконное тычет стекло.

Остальные – удерживают крыло.

А крыло в пальцы вросло,

в руку вросло, в тело вросло.

Я тебя понимаю, зверёк!

Если б мне в этой жизни достались такие крылья,

я бы тоже боялся за них.

Я б их тоже берёг.

И ничьи бы усилья

не разжали моих обезумевших пальцев.

О, не какие-нибудь стальные,

не фанерные, не картонные,

но по зову небес рождённые –

плоть от плоти моей...

И можно, конечно, забыться, задёрнуть шторы...

Но я не из тех порождений ночного кошмара,

которым привычно на свалке земного сора

вылизывать капли воска, стёкшие с крыльев Икара!

И в душе моей бьётся животное чувство полёта.

И я водорослями осязанья

чувствую в воздухе густоту и пустоты,

сон сквозняков и смерчами оставленные зиянья.

И я ощущаю узлы и все завитки линий

всемирного тяготения,

по которым на землю срываются с неба ливни

и, кружась, опускается с веток листва осенняя.

Поток сознания сильно пострадал, пройдя через мясорубку авторского мозга. Мозг устал – то ли от одиночества, то ли от приложения усилий не в своей сфере. Только так я могу объяснить мамаево вторжение в пределы гармонии русской поэзии таких сказанутостей, как: «парус...из собственной кожи», «крыло в пальцы вросло», «обезумившие пальцы». Стоит ли редакторам принимать к участию в конкурсе тексты, которые вроде бы как «не из тех порождений ночного кошмара... которым привычно вылизывать капли воска, стекшие с крыльев Икара»? Видимо, забористое было курево, раз автор дошёл до «животного чувства полёта» и «водорослями осознания» чувствует «сон сорняков», а заодно с этим ощущает «узлы и завитки» всемирного тяготения.

Комната ужаса уступает место свободе публикаций первой трети Третьего тысячелетия...

63. Ангел тишины

В сонме ангелов есть одиночка, который молчит,

неприметными крыльями машет легко и воздушно,

в балахоне невидимом из бессловесной парчи

он привык улетать и казаться всегда равнодушным.

Ангел не бессердечен, но сердце его не стучит.

Он - хранитель единственный редких беззвучных мгновений.

Иногда вечерами колышется пламя свечи -

это он где-то рядом, ценитель и грёз, и сомнений.

Верить в этого ангела... Разве такое дано

странным людям с их верой в машины и вечную битву?

Может, с ним повстречаться и мыслили старцы давно,

укрываясь в скиты с откровенной, душевной молитвой.

Тишине подарите от вашего сердца ключи,

вам спокойствие будет служить бескорыстно и слепо.

Тишина - это ангел, тот самый, который молчит,

не пытается спорить, прозрачный и чистый, как небо.

Могу сказать только: Очень жаль, что «ангел тишины» не посетил автора этого текста в тот момент, когда автор собрался писать, возможно, тогда тишина уже сотворённая Пушкиным и Лермонтовым, Блоком и Баратынским, Бродским и Мандельштамом, Тютчевым и Буниным – не пополнилась бы «балахоном невидимым из бессловесной парчи». Перефразирую: «Тишина – это автор, тот самый, который молчит»...

64. Знаю, зацветёт в июне сныть

"Послушайте! — Еще меня любите. За то, что я умру."

М.Цветаева

Знаю, зацветёт в июне сныть.

Верю, расцветёт Святая Русь.

Всё, что было – снова может быть.

Только я уже не повторюсь.

Прошагав по жизни от и до,

Вся как есть – плоха и хороша:

Утром – в беж, а вечером – в бордо;

Уникум – и тело, и душа, –

Промелькну в природе, словно блик.

Вспомнит ли земля мои года,

Каждый облик мой и каждый миг

На пути неведомо куда?

Иль они развеются, как дым?

Чуть пожив, растает, как мираж,

Образ мой, что так неповторим,

Индивидуальность и кураж.

Может, самый значимый мой час

Тенью отразится в чьём-то сне.

Может, уникальный мой рассказ

Переврут в родимой стороне.

Выветрится память, как стерня,

Высушат ветра быльё-траву…

Возлюбите ближнюю – меня

Здесь: пока я с вами и – живу.

Эта ода «уникуму» меня, честно говоря, не заворожила ни на чуточку. А чем, простите, в этом тексте можно заворожиться? Тем, что автор «утром – в беж, а вечером – в бордо»? Чем же так «неповторим» образ автора стишка, в чём его «индивидуальность и кураж»? Известно только ему. Читатели, развесив уши, должны поверить в «уникальный рассказ» ни о чём. Я с радостью останусь в стороне – от всех потуг этого текста и его автора напомнить о себе человечеству.

Но есть и ценность – это последний текст в списке произведений, отобранный редакторами для демонстрации достижений нашей своеобразной современности.

Подвожу итоги произведениям этой части и всему лонг-листу Кубка сайта «Изба-Читальня»:

1. Ни одно из шестидесяти четырёх стихотворений списка меня не заворожило, ни одно из них я бы не причислил к произведениям поэзии.

2. Расстаюсь с этим конкурсным списком, честно говоря, с большим облегчением, с радостью вернусь к поэзии – к её гармонии и очарованию.

3. Желаю всем участникам конкурса задуматься о возможном переходе из разряда писателей в разряд читателей, которых так остро не хватает нашей современности.

4. Понимая сложность задачи отбора, которая стояла перед организаторами конкурса, всё таки хотел бы обратить внимание на качество отбора, которое, судя по этому списку, оставляет желать лучшего. Многие произведения были исключены из

конкурса на полностью глупом основании, дескать, они сопровождались картинками. Надо чётче формулировать условия и совсем убирать из функционала загрузки конкурсных произведений возможность загрузки сопровождающего стихотворение фото или картинки, чтобы не доводить дело отбора до глупости и абсурда.

5. Успех проведения конкурса, на мой взгляд, определяется не конечным выбором «лучших из худших», но, прежде всего, созданием авторитетного жюри, с прозрачной системой оценок, то есть, с объявленной заранее системой ценностей поэзии и ещё в том случае, если процесс – является результатом! Нужны не «победители и проигравшие», по итогам, но люди, которые в процессе проведения конкурса смогли улучшить свои представления о поэзии, благодаря целому ряду сопровождающих конкурс мастер-классов, обсуждений и обмену мнениями. В любом другом случае – это профанация или отбываловка.

Поэтическое восприятие. Обмен читательским опытом.
моя тема на форуме сайта "Изба-Читальня":

Эта тема предлагает всем её участникам представить себя читателями, а не писателями, читающими, а не пишущими, читающими поэзию, а не стишки. Формат участия : каждый участник темы предлагает к прочтению одно из стихотворений поэтов Серебряного века и прилагает к тексту своё развёрнутое впечатление от прочитанного. Таким образом, участники темы смогут сравнить подходы друг друга к восприятию поэтического текста, почувствовать как зарождается наваждение, заворожённость, очарованность словом поэзии. В рамках развития темы я буду публиковать некоторые свои впечатления, вошедшие в книгу-черновик "Поэтическое восприятие":вот, например:

Борис Пастернак Раскованный голос

В шалящую полночью площадь,
В сплошавшую белую бездну
Незримому ими – «Извозчик!»
Низринуть с подъезда. С подъезда
Столкнуть в воспаленную полночь,
И слышать сквозь темные спаи
Ее поцелуев – «На помощь!»
Мой голос зовет, утопая.
И видеть, как в единоборстве
С метелью, с лютейшей из лютен,
Он – этот мой голос – на черствой
Узде выплывает из мути…

Это произведение наваждения поэзии. Это «раскованная», раскрепощённая, распущенная, не не распутная, распахнутая поэтом, как дверь навстречу долгожданному гостью, поэтическая речь, которую провозглашает само пространство поэзии, не ограниченное контурами вещей и предметов, а так же возможностями воображения воображаемого читателя, не имеющее привязок к «линии горизонта» обыкновенного восприятия... Если музыка записывается с помощью нот, то голос поэзии запечатлевается поэтом на сетчатке глаз читателя, на алой парусине воображения с помощью «непрерывного Слова», то есть не отдельных словечек, согнанных во временные шеренги стишка, как это бывает сплошь и рядом в непоэзии или в хороших/плохих стишках, но в слитный, сплочённый мотив, гул, порыв ветра, сметающий всё на своём пути, скажем: смахнувший горшок с геранью на старом подоконнике, а заодно ещё какие-то блики на разбивающемся, треснувшем и уже опадающем осколками оконном стекле, бегут на пол какие-то бумаги, птица затянута в воронку этого маленького смерча, мысли, всё осмысляющие и всё осмысливающие, привычно ожидающие своей очереди на разъяснение смысла, вдруг, выветрились, высвободились от него проклятого, выпорхнули из круглого отверстия скворечника головного мозга, воображение оголилось, оказалась обнажена какая-то смутная суть жизни, метельная, мятежная, метафоричная, в коей метель, например, вроде бы определяется «как лютейшая из лютен», возможно, «лютейшая» означает здесь струнную силу и мощь какого-то аккорда, или нет, это, скорее всего, просто подвернувшееся под ураганный натиск поэтического вдохновения – однокоренная связка {лют-ейшая из лют-ен} – благодаря которой «эстетика звука» смеётся над «этикой смысла», вскруживая и без того очумевшую голову какому-нибудь неопытному туристу по закоулкам вселенной поэзии, какому-нибудь старательному недотёпе, озадаченно скуксившемуся где-то посреди сгустка строчек этого стихотворения, мол, что здесь такое творится? – о чём это всё, зачем это всё сказано, где тема, сюжет, смысл, мораль «той басни такова», где литературный герой, где хотя бы «я помню чудное мгновенье...»? Но привычка выуживать «смысл» принудила меня всё-таки задаться вопросом о «содержании» этого стихотворения. Да, есть «со-держание», так же как есть «содержание» у моей жизни, но на вопрос «какое оно?», из чего состоит? Оно не «состоит», оно «зовёт, утопая», и голосом «на чёрствой узде выплывает из мути»... Содержание состоит из смутного ощущения? Да, пожалуй, не более того. Не менее чем! Это ощущение неопределённости предлагает, прививает во во мне Пастернак! А как же миллионы стишков с их темой, выпирающей из самое себя и "мораль той басни такова"? А вот так, поэтической натуре - "темы" не достаточно, по определению, нужен язык, нужно воплощение темы в Слове, нужна речь, которой тема воспользовалась к моменту соприкосновения с глазами и гортанью читающего, нужен перевод "с повседневного на божественный", то есть на язык, которым говорят : само небо, облака, корни деревьев или перьевая ручка, а может быть, письменный стол или "раскованный голос"...

P.S.

Некоторые стихотворения и впечатления от их прочтения участников данной темы я включаю в текст содержания книги-черновика "Поэтическое восприятие", которая содержит более развёрнутые материалы и пишется прямо сейчас, с обновлениями в установленный период с августа 2022 по февраль 2023, главы книги обновляются по мере возникновения новых материалов и публикуются на
ЛитРес.

Вадим Шарыгин(19.09.2022 23:07:19)

Вот ещё одно стихотворение, впечатление, которым хочу поделиться с ценителями поэзии - участниками данной темы:
Осип Мандельштам «Ласточка».

Прочтите начальные строфы несколько раз, прочтите вслух и прочтите, как говорится, пошевеливая губами, при этом, постарайтесь расставить интонационные акценты, определитесь с приемлемым для вас ритмом, почувствуйте настроение, состояние, строй этого стихотворения, и очень прошу: не пытайтесь сходу «освоить содержание», не старайтесь «понять» строки и строфы, просто, позвольте себе, хотя бы пару минут, полного доверия к автору, или просто считайте, что вы читаете текст на не родном вам языке. Практически, так и есть, текст подлинной поэзии – для обыкновенного человека, то есть для человека неимущего в поэзии, неискушённого в её нюансах, не породнившегося ещё с её тайным очарованием, представляет собою некий словесный массив чужой речи, а лучше сказать – омут, перед которым предстаёшь в сумерках или ночью, чувствуешь его затаённую и неведомую глубину, бездну в которую так боязно, и так тянет броситься с головою!

Вначале напоминаю весь текст стихотворения Мандельштама «Ласточка»:

«Я слово позабыл, что я хотел сказать.
Слепая ласточка в чертог теней вернется,
На крыльях срезанных, с прозрачными играть.
В беспамятстве ночная песнь поется.

Не слышно птиц. Бессмертник не цветет,
Прозрачны гривы табуна ночного.
В сухой реке пустой челнок плывет,
Среди кузнечиков беспамятствует слово.

И медленно растет как бы шатер иль храм,
То вдруг прикинется безумной Антигоной,
То мертвой ласточкой бросается к ногам
С стигийской нежностью и веткою зеленой.

О, если бы вернуть и зрячих пальцев стыд,
И выпуклую радость узнаванья.
Я так боюсь рыданья Аонид,
Тумана, звона и зиянья.

А смертным власть дана любить и узнавать,
Для них и звук в персты прольется,
Но я забыл, что я хочу сказать,
И мысль бесплотная в чертог теней вернется.

Все не о том прозрачная твердит,
Все ласточка, подружка, Антигона…
А на губах, как черный лед, горит
Стигийского воспоминанье звона»
1920

А теперь, сконцентрируемся, например, на первых двух строфах:

«Я слово позабыл, что я хотел сказать,
Слепая ласточка в чертог теней вернётся,
На крыльях срезанных, с прозрачными играть.
В беспамятстве ночная песнь поётся.

Не слышно птиц. Бессмертник не цветёт.
Прозрачны гривы табуна ночного.
В сухой реке пустой челнок плывёт.
Среди кузнечиков беспамятствует слово...»

Что ж, строфы отзвучали... Стихотворение ещё не улеглось в сознании, но давайте, остановимся, переведём дух, отдадим самим себе отчёт в том что с нами уже произошло, то есть какое воздействие на нас оказали прочитанные, обретшие наш голос строки.

Зададимся вопросом: прочитав первую и вторую строфы стихотворения, — что практически мгновенно возникло в сознании, какие именно ассоциации? Я предложу вам свою градацию впечатлений, состоящую из четырёх «если», а вы самостоятельно определите кое из этих «если» ближе всего к тем мгновенным ощущения, которые вызвало у вас первичное прочтение этого стихотворения.

1. Если это только, например, распознанные : плохая память автора, как главная забота и смысл написания стихотворения, и ослепшая ласточка из первой строфы, а из второй строфы вами опознана красота природы, например: ночь, поле, кони и т. п., то это будет означать, что у вас начальный уровень восприятия, или что у вас плоское, поверхностное восприятие, при котором все объёмы впечатлений, которыми богат текст произведения поэзии сводятся к предметным значениям слов и ценность стихотворения определяется количеством встретившихся сходу понятных, лично вам знакомых словосочетаний. Всё незнакомое проглатывается по-быстрому, без аппетита, по принципу: «уж если дали бесплатно подкрепиться, то поем, но не будет мне сытно, не обнаружу в миске «мяса содержания», не обессудьте, благодарности не будет!». «Поем» побеждает «поём».

2. Если это попытка выстроить историю, зафиксировав «забывчивость автора», как главную тему и «главных действующих лиц» уже в первых двух строфах: сам автор, ласточка, птицы, бессмертник, табун, ещё птицы, кузнечики и т. п., — значит, ваше восприятие — это восприятие прозаического человека, у которого чтение этого стихотворения есть «перекур», краткий отдых от процесса проживания в непрерывной прозе собственной жизни. Прочитал первую и вторую строфу какой-то там (очередной?) поэзии и не обнаружив стройности повествования, не найдя явного «чёткого описания происходящего», не обнаружив «содержания», уже находится на грани потери интереса к тексту, а то и в эпицентре зарождающейся в душе враждебности, читая, скорее по инерции, чем увлечённо, с трудом воспринимая «странные», «бесполезные», «беспомощные» строки и словосочетания странного стихотворения.

3. Если вы, прочитав первую и вторую строфы, почувствовали некое свойство зарождающегося в стихотворении мира, если вы погрузились в состояние мира созданное в вас поэтом, например, состояние тишины, безмолвия, значит, у вас, как минимум, имеется в наличии поэтическое восприятие, точнее говоря, у вас минимум поэтического восприятия, такого, которое, не акцентируясь на предметных значениях слов, практически мгновенно суммировало их, обнаружило «красную нить» или подспудный смысл происходящего в стихотворении и погрузилось в «терпкий аромат чужестранных специй», параллельно узнавая и фиксируя его конкретные источники, оставаясь, при этом, в рамках содержания, сохраняя дистанцию между собою и стихотворением, воспринимая стихотворение, как красивую, неведомо зачем и для кого сделанную игрушку, на которую можно какое-то время полюбоваться и потом отложить в сторону и жить дальше, любуясь многочисленными другими словесными игрушками, почти такими же как эта, лишь с другим сочетанием форм и красок.

4. Если же, мгновенно возникшее в вас состояние, например : слепота, тишина, безмолвие — явились для вашего восприятия не финальной, а лишь начальной, отправной точкой, и вы мгновенно ощутили «ключевое», уникальное слово или словосочетание первой и второй строфы, например: «беспамятство», как существительное, как нечто существующее и «беспамятствовать» в качестве глагола, действия, невидимого глазу «движения самой жизни», «движения неподвижности», да к тому же, вы параллельно с этим, оценили уместность, уникальность и уместность эпитетов первой и второй строфы, таких как: «слепая ласточка», «чертог теней», «с прозрачными играть», «прозрачные гривы», оксюморон «сухая река», «бессмертник», означающий и название растения, и тайную мечту каждой души человеческой, — и после всего этого — погрузились в состояние: не просто тишины — в состояние непростой тишины — в состояние безмолвия, но не бессловесного и беззвучного безмолвия, а в мир безмолвно вымолвленных речей, звуков, гулов, в мир «множественного состояния поэтической материи», пребывание в коем настолько же условно, эфемерно, незримо, насколько и реально для гражданина поэзии, для «гражданина обратной стороны мироздания»! Мир этот только частично вмещается в «беспамятство строки».

Беспамятство — не оболочка, не внутренний контур предела, но состояние выхода — стояние взгляда, стояние ветра, стояние времени — словно, у «движущегося» вагонного окна, напротив, одновременно возникающего, изменяющегося и удаляющегося пейзажа...Именно в таком состоянии вы готовы для рандеву со третьей и последующими строфами стихотворения. И это значит что ваше восприятие равно восприятию «небесного» подхода к поэзии. В случае наличия у вас восприятия высшего уровня или четвёртого «если», вам наверняка хватит запаса «беспамятства», сновиденности для постижения происходящего в третьей, и во всех дальнейших строфах, и во всём стихотворении в целом. Например, в момент прочтения третьей строфы, к найденному ключевому «беспамятству», вы автоматически, согласно выработанным ранее навыкам и вашей личной читательской традиции, наверняка присовокупите дополнительный объём впечатлений: с помощью подобранной вами нужной интонации, верно угаданного ритма, верно прочувствованного настроения текста, в котором звучат «беспамятные строки». А к концу провозглашения третьей строфы вы уже, буквально, сроднитесь с желанной метаморфозностью повествования, когда всё свободно перетекает из одного в другое, всем существом своим воспринимая этот, именно этот, главный смысл происходящего — условность, неопределённость, непредсказуемость и какую-то, почти младенческую расслабленность и доверительность, возведённую гением поэта в образ и принцип жизни, который, вероятно, изначально был заложен в человеке, знаком человеку, но утерян со временем, в процессе непрестанной борьбы человечества за выживание. И вы ещё, конечно, оцените то, с какой филигранной, грациозной точностью, с какой изобразительной силою выписана поэтом, например, «замедленность», и то, как искусно беспамятство строки увязано автором с замедленностью. Вы успеете восхититься неожиданностью, нежданностью образов, без потери здравого смысла, без утраты чувства меры.

«Качество поэзии определяется быстротой и решимостью, с которой она внедряет свои исполнительские замыслы-приказы в безорудийную, словарную, чисто количественную природу словообразования. Надо перебежать через всю ширину реки. Загромождённой подвижными и разноустремлёнными китайскими джонками, — так создаётся смысл поэтической речи. Его, как маршрут, нельзя восстановить при помощи опроса лодочников : они не скажут, как и почему мы перепрыгивали с джонки на джонку»
Осип Мандельштам

Я так же как и вы, мои сотоварищи по постижению поэзии, прочитал сейчас это стихотворение... Вот-вот только, отзвучали надо мною две первые строфы стихотворения Мандельштама... Мгновенно во мне возник... что бы вы думали – полёт. Как будто бы я ждал только «ключ на старт» или порыва ветра, чтобы взлететь, и вот, язык, Слово, найденное, неназванное и наделённое Мандельштамом звуком и ритмом, слово в буднях позабытое, вдруг, мгновенно слилось с каким-то поворотом головы моей – к детству или может быть, ко всем невысказанным за всю мою жизнь переживаниям, которым не нашлось подходящих словесных обозначений, а Мандельштам, зная это про меня, своего даль-далёкого в веках современника, создал такое начало, такую первую строку, которая, как вожак, потянула за собою всю стаю, взмыло ввысь с крутого виража. И моё привычное «бодрствование по земле» испарилось или преобразовалось «сон по небу». Я почувствовал «полёт», как часть речи – речь, язык начинают полёт, а не крылья и моторы – вот мысль, озарившая меня. Мандельштам подарил мне только что не столько даже «полёт», сколько «небо для полёта» моего воображения»! Вот, оказывается, что такое поэзия – она, в отличие от всевозможных хороших, то есть пусть даже складных в рифмах и ладных в образах, стишков, благодаря необыкновенности, необычайности языка, укрощённых чувством меры и знанием стиля, создаёт пространство или небо для моего воображения, а это, в свою очередь, означает что поэзия создаёт иного меня, большего и с большей степенью независимости от состояния обыкновенного сознания, при коем «еле-еле душа в теле»...

Светлана Севрикова [Москва] (20.09.2022 00:19:45)

*** Я вздрагиваю от холода,
- Мне хочется онеметь!
А в небе танцует золото,
Приказывает мне петь.

Томись, музыкант встревоженный,
Люби, вспоминай и плачь,
И, с тусклой планеты брошенный,
Подхватывай легкий мяч!

Так вот она, настоящая
С таинственным миром связь!
Какая тоска щемящая,
Какая беда стряслась!

Что, если, вздрогнув неправильно,
Мерцающая всегда,
Своей булавкой заржавленной
Достанет меня звезда? ------------------------------------------------------------- Осип Мандельштам

Это стихотворение-булавка. Прочитал - и оно вдруг вонзается и пристёгивает тебя, ничего не подозревающего читателя, к "таинственному миру", и это навсегда. Я прочитала его впервые, наверное, в 2001. Когда готовилась ко вступительному экзамену в Литинститут. Вдруг спросят про Мандельштама? А я ничего не знаю. Прочитала и вот. До сих пор эта булавка меня колет. "Правда глаза колет"... И сердце... Я вздрагиваю от холода, Мне хочется умереть... Поэт - такой как я, помешанный на ритме и рифме - всегда одинок. А это ХОЛОДНО. Очень. До того, что, конечно, "хочется умереть", чтобы хоть немного согреться! Но нельзя. Потому что А в небе танцует золото Приказывает мне петь! А приказы надо выполнять. Смотря чьи, конечно. Ладно там царские или генеральские. Но ТАНЦУЮЩЕГО ЗОЛОТА? Думаете, это о листве? Нет. Это о настоящем ЗОЛОТЕ, о том же, которому поклоняется и Кант: Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, - это звездное небо надо мной и моральный закон во мне (с) Которое вступает с тобой во взаимодействие всеми своими светилами и небесными телами, пока ты читаешь эти быстрые 4 строфы: и с тусклой ПЛАНЕТЫ брошенный Подхватывай лёгкий мяч. Так вот она, настоящая С таинственным миром связь... Вот через это связь - через "приём" какого-то космического посыла, импульса.. В виде мяча! И тоска от этого щемящая, и беда. Потому что как только ты всё это пропустил через себя - так уже и ты, как Мандельштам. "под прицелом" у звезды.. Спасибо за тему, Вадим!

Вадим Шарыгин(20.09.2022 01:48:08)

(Ответ пользователю: Светлана Севрикова)

Интересно, в 1937 году Мандельштам исправил одну букву в строке, вместо строки 1912 года: "Так пот она, настоящая", появилась более логичная: "Так вот она, настоящая..". Что это было, просто правка типографской опечатки, или нечто более существенное, не знаю. Моё, например, первичное впечатление, привычно начинается с автоматического выбора "главной" или первопричинной строки, которая в данном случае, мгновенно и почти неосознанно определилась для меня в виде: "Что, если вздрогнув неправильно..". В этих словах как будто расшифровалась предшествующая "с таинственным миром связь". Таинственная, не потому что постичь не способны или скрываемая усердно, а поскольку - постоянно видоизменяющийся, преобразующийся, становящийся, "мерцающий" мир - не под силу даже сильному воображению, если оно привыкло к определённости. А этот, уже молодым Мандельштамом опознанный, реальный мир - весь состоит из "вздрогнул чуть" и всё уже поменялось, сплошные метаморфозы, ничего определённого, ясного, стабильного, сколько-нибудь значимо долго существующего! Как у облаков - посмотрел - увидел что существует - снял взгляд на мгновение - уже другое облако или нет ничего. Ещё увидел, услышал в голос три "з": три острых и звонких согласных начинают не соединённое воедино словосочетание: "заржавленное золото звезды" - художественный образ или символ предела нашего восприятия, если бояться, если "вздрагивать от холода"... А если с прищуром смотреть, так, чтобы золото стало "танцующим", то появляется сцена, игра, игра в слова! И даже совсем натуральные "тоска щемящая" и "беда стряслась" - только игра нашего свободного воображения, свободно завладевающего поэтическим человеком воображения, и финал стихотворения - оказывается в середине его: "подхватывай лёгкий мяч". То есть, я, например, читаю целиком текст, но и строфа каждая, зачастую, для меня как будто глава завершённая, а может так: стихотворение - состав, строфы - вагоны, я могу, мне интересно почувствовать "слитность состава", но и возможность задержаться в любом из его вагонов... Спасибо, Светлана, за Канта, за детальные и тонкие впечатления, напоминаю только, что тема : "поэтическое восприятие": нам с вами важно доискаться и сформулировать сам процесс возникновения впечатлений, иначе говоря: детализировать наш личный метод или традицию воспринимать поэзию, как поэзию, а не просто содержательный текст, УСЛЫШИМСЯ!

Светлана Севрикова [Москва] (20.09.2022 05:22:39)

(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

Очень понравился ваш разбор, Вадим! Спасибо, вы поделились зрением...

Вадим Шарыгин(20.09.2022 16:36:30)

Марина Цветаева
«Над синевою подмосковных рощ..»

Над синевою подмосковных рощ
Накрапывает колокольный дождь.
Бредут слепцы калужскою дорогой,—

Калужской — песенной — прекрасной, и она
Смывает и смывает имена
Смиренных странников, во тьме поющих Бога.

И думаю: когда-нибудь и я,
Устав от вас, враги, от вас, друзья,
И от уступчивости речи русской, —

Одену крест серебряный на грудь,
Перекрещусь, и тихо тронусь в путь
По старой по дороге по калужской.
1916 г.
------------------------------------------------------------
Это стихотворение я, невольно, начинаю вполголоса, шелестом листьев проходят перед глазами первые две строки, затем, «ывае-ывае» с неба журавлями доносится вторая строфа, затихая, завершаю всё, выдыхом-вздохом, уже почти шёпотом...

Постарой-Подороге-Пока-Лужской... Звукопись стихотворения подобна одиночным/одиноким ударам колокола в пасмурный, непременно в пасмурный осенний день, округа «накрапывает» медноносными каплями... «Не жалею, не зову, не плачу», буквально, через шесть лет, уже совсем в другой стране, другого поколения поэт отзовётся на то как именно «бредут слепцы» в пророческом (на весь оставшийся для России путь) стихоподношении Цветаевой... А как великолепно рассказана «старость честного человека в России» – одной строкою, в которой всё в виде «ничего не надо» и «никого вокруг»: «Устав от вас, враги, от вас, друзья...» Уходящее в туманную даль стихотворение, бредёт, ослепшее, уставшее – из уст, из горла Марины, которой на момент сотворения этих строк всего-то ещё только двадцать четыре года! Это очень русское душою стихотворение – ничего не прославляющее, никакими «душевными» словечками не напичканное, как это сплошь и рядом в стишках бывает, но какое же близкое к Родине, к Лермонтову на Родине, здесь даже слова «люблю» нет, а любовь есть – ко мне, к тебе, нынешний, слушающий тот же колокол, тот же клин в небе, такой же шелест дождя и шагов...

«По старой – во имя Отца... По дороге – и Сына... По калужской – и святого духа... Слышится мне? Да, но поэзия – выше молитвы, потому что не просит ничего, не вымаливает, не выпрашивает, но выкрашивает в тона и ритмы, с которыми «тихо тронусь в путь» и «во тьме», пусть, но «поющих»! Для поющих – не для живущих с песенками «мордовощёких» с мелом в руке в помещении затянувшегося Ликбеза и всю жизнь одною фразой на доске: «Мама мыла раму», «рабы – немы, не мы»...Поэты голоса создают. На «прекрасной» дороге!

Николай Гузенко(20.09.2022 23:11:50)

(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

Хорошее прочтение, Вадим. Со многим согласен. Но, может быть, ошибаюсь, из анализа, по-моему, выпала ключевая строка: "Бредут слепцы Калужскою дорогой..." Слепцы - люди, не нашедшие ответа для чего они пришли в этот красивый внешне, но, зачастую, безобразный, уродливый внутренне мир. И бредут, бедняжки, с именем Бога на устах, под колокольный звон слов, не по какой-то, а по Калужской дороге: наверно, в Оптину пустынь. К известным своей мудростью старцам. По той же дороге и героине идти. Вместе со всеми. За прозрением... Таким вижу смысловой подтекст. Возможно, не прав. Извините.

Вадим Шарыгин(21.09.2022 00:19:21)

(Ответ пользователю: Николай Гузенко)

Эта строка , если ключевая, то благодаря своей многозначности - многозначительности, поскольку "слепцы" - это и слепые от рождения, и ослепшие по злому року, по обстоятельствам и просто не видящие, что творится вокруг, а ещё... это те, которые видят "внутри себя", помните, у Мандельштама в "Ласточке": "слепая ласточка в чёртог теней вернётся"... Слепая, не потому что не видит, а потому что знает куда лететь, по наитию, по памяти летит! Кстати, Мандельштам, примерно в то же время, в 1917 году, чуть позже чем Цветаева пишет свою "калужскую дорогу", завершает стихотворение "Твоё чудесное произношенье" такой строфой: "И столько воздуха и шёлка, И ветра в шёпоте твоём, И, как слепые, ночью долгой Мы смесь бессолнечную пьём". И вот, чувствую, что цветаевские "слепцы", хотя и "бредут", то есть с трудом нащупывают дорогу, но путь свой видят и мир видят, и знают куда идут и зачем, как ласточка Мандельштама "знает глазами больше, чем видит". Не бедняжки идут, а "смиренные странники, во тьме поющие Бога"! Поэты бредут - не зрячие, но видящие, но выдавшие желаемое за действительное, сознательно, добровольно, с упоением, может быть, даже. И всё что мы знаем от Цветаевой об их дороге - что она "песенная" и "прекрасная". Не сама дорога, но их, слепцов, дорога прекрасна и песенная, потому что они одаривают её песней. А там, где песня доносится, там страдающие, ищущие, спотыкающиеся и поднявшиеся, но никогда не "бедняжки". Поэт написал поэзию в виде строчек этого стихотворения. Не историк историю народа, не философ - диалектику, ни прозаик прозу жизни, ни краевед с указанием "куда идут, в Оптину или в храм какой", нет, поэт написал поэзию их трудных шагов и грустных песен. Спасибо, Николай, за участие в поэзии этого стихотворения!

Герман Грю [Владимир-Воронеж] (20.09.2022 23:25:50)

В вашем разборе смысла больше, чем в стихе. Сам же стих - коктейль красоты отдельных строчек. Символизм возведённый в максимализм. Нет смысла в розе кроме красоты...

Вадим Шарыгин(21.09.2022 00:41:35)

(Ответ пользователю: Герман Грю)

Хорошо сказано, Герман! Но, возможно, наш подход к текстам поэзии как раз-таки и должен начинаться с того, что мы как бы позволяем себе остановить на время прочтения свою многолетнюю привычку или традицию, скажем, как читателей той же самой прозы, с первых звуков строки искать и вникать в смысл, вот тогда и не придётся пенять нам розе, что в ней смысла, кроме красоты нет. Скажу иначе: поэзия - это такая словесность, такое иносказание. в котором, в отличие от тех же самых пресловутых стишков, смысл не на поверхности, в глаза и под ноги читающего не бросится, челом бить не станет, подобен глади омута - глубокая гладь-то! - в неё без оглядки бросится можно, не зря говорят: "окунуться, как в омут, с головой"... Скажу ещё иначе: стишки, если надо, например, о звёздах сказать - так и скажут, мол, вон они там на небе, такие-сякие, распрекрасные, а поэзия, если доведётся о звёздах - об отражении их в глубине колодца скажет! И читатель поэзии, а не стишков знает, предвкушает это падение взгляда и души в колодец, где средь бела дня звёзды поэзия утопила, на дне "развесила"... Поэтому-то, всё от читательского опыта взаимодействия с поэзией зависит. Зачерпываешь смысл, а не поглаживаешь, и уносишь с собою ровно столько, сколько можешь поднять и унести.

Герман Грю [Владимир-Воронеж] (21.09.2022 01:04:55)

(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

Важнее смысла - эмоция! В настоящей поэзии мы черпаем эмоции! И в этом и есть смысл! Одним словом, фразой нарисовать зябкую осень одиночества или юную весну любви, испытать гневное желание воздать хазарам иль плакать в небе с журавлями о погибших.

Александр Попов [Минск] (21.09.2022 14:39:43)

Владислав Ходасевич

— Дождь. Я рад всему: что город вымок,
Что крыши, пыльные вчера,
Сегодня, ясным шелком лоснясь,
Свергают струи серебра.

Я рад, что страсть моя иссякла.
Смотрю с улыбкой из окна,
Как быстро ты проходишь мимо
По скользкой улице, одна.

Я рад, что дождь пошел сильнее
И что, в чужой подъезд зайдя,
Ты опрокинешь зонтик мокрый
И отряхнешься от дождя.

Я рад, что ты меня забыла,
Что, выйдя из того крыльца,
Ты на окно мое не взглянешь,
Не вскинешь на меня лица.

Я рад, что ты проходишь мимо,
Что ты мне все-таки видна,
Что так прекрасно и невинно
Проходит страстная весна. -------------------------------------------------
В поэзии главное эмоции, которые возникают у читателя. И содержание, как таковое, не важно. Существует понятие подсознания. На уровне подсознания зашифрованы различные эпизоды жизни человека. Среди серости бытия всплывают краткие моменты озарения и восторга. И масса мелочей, которая ранее господствовала над личностью, ушла куда-то вниз, стала чем-то незначительным. Стихотворение начинается с фразы: "Я рад". И далее автору удаётся погрузить читателя в состояние некой эйфории. Внутри разливается непонятное чувство удовлетворённости. Будто решил трудную задачу. Решал долго и мучительно. И вдруг решил. Происходит явление духовного резонанса.

Вадим Шарыгин(21.09.2022 16:43:03)

(Ответ пользователю: Александр Попов)

«Стихотворная речь не всегда значит поэтическая, и ни важность предмета, ни сила чувства, которым она вызвана, ещё не делают её поэзией. Например, молитве, чтобы стать поэзией, надо ещё стать искусством. Поэзия есть молитва не всякого настроенного человека, но непременно — художника, искушённого в своём ремесле. Она располагает особыми, специфическими художественными средствами, но зато и подчиняется формальным и эстетическим законам, не нормируемым религиозно. Молитва, вполне оправданная эмоционально и религиозно, — чтоб стать поэзией, должна быть оправдана ещё и литературно. Дело в том, что психологическая убедительность не совпадает с литературной. Читатель — не просто авторский наперсник, перед которым достаточно раскрыть сердце и мысль, чтоб возникла поэзия. То, что в индивидуальном переживании автора, в его мысли, в его личной «молитве» и трогательно, и правдиво, и даже глубоко, всегда вызывает в отзывчивом читателе искреннее сочувствие по человечеству, но такое сочувствие отнюдь ещё не обязывает к сочувствию художественному, без которого не возникнут меж автором и читателем отношения поэтические (иными словами — не возникнет сама поэзия). Поэзия требует установления особой, чисто литературной связи, достигаемой столь же специальными, литературными способами воздействия. Поэт должен уметь и хотеть ими пользоваться. Слово своё (и порой даже самое чувство и самую мысль) ему приходится подчинять законам и правилам поэтического ремесла, иначе пребудет оно дневником, исповедью, молитвой — но не поэзией... Вера в документальную силу переживания обманчива. Переживание, даже самое поэтическое по внутреннему свойству и с совершенной точностью закреплённое на бумаге, всё ещё не образует поэзии».
Владислав Ходасевич

Стихотворение называется «Дождь», но явлен ли дождь здесь, так сказать, собственной персоной? «Он» и «Она» имеются, Дождь со стороны, как фон, пожалуй, но всё-таки, где в этом произведении поэзия прячется? Если ли она здесь, впустил ли её автор в текст, погреться у камелька? Акцентирую, ещё раз, мысль самого Ходасевича: «То, что в индивидуальном переживании автора, в его мысли, в его личной «молитве» и трогательно, и правдиво, и даже глубоко, всегда вызывает в отзывчивом читателе искреннее сочувствие по человечеству, но такое сочувствие отнюдь ещё не обязывает к сочувствию художественному...» Есть ли «художественность», которой может «посочувствовать» читатель поэзии, а не читатель прозы или читатель стишков (то есть произведений без поэзии)? Лично для меня, это произведение – максимально прозаично, это проза, пусть и миловидная, пусть и вполне себе эмоциональная, но всё же – ПРОЗА, написанная в столбик и когда я читаю эту прозу, вместо ожидаемой поэзии, то становлюсь на чуточку более прозаическим человеком, то есть человеком у которого правда жизни превышает правдивый вымысел, а воображение существует как будто только для того, чтобы, например, вообразить огромный молоток (вместо обыкновенного) для забивания гвоздя размером со сваю (вместо обыкновенного гвоздя). Вы улавливаете разницу между воображением, которое стимулирует поэзия и «воображением размером со сваю»? Кто улавливает этот нюанс, считайте, продвинулся на сантиметр ввысь поэзии, кто разницу не улавливает, тот, значит, по прежнему думает, что поэзия – это проза в столбик! Ходасевич рассказик написал в столбик под названием «Дождь», и там все строчки легко и приятно укладываются в повествование о том «как дело было». Но укороченное, усечённое повествование до размеров, которые использует поэзия – пользуется инструментарием поэзии, но ей не является! Ходасевич сам подписал себе «приговор», сказав: «Переживание, даже самое поэтическое по внутреннему свойству и с совершенной точностью закреплённое на бумаге, всё ещё не образует поэзии». Спасибо, Александр, за наглядный пример разницы между прозой и поэзией! Но может быть это «прозаическая поэзия»? Или «поэтическая проза»? Но тогда надо продавать в магазинах, например: «маргариновое масло» или «масловидный маргарин», однако, надо ли применять схоластику псевдо генетика Лысенко, превращая поэзию в колченогую служанку или кухарку прозы?

Александр Попов [Минск] (21.09.2022 17:09:50)

(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

Согласен: это «прозаическая поэзия». Но, она отзывается внутри. Спасибо, Вадим, за ответ. Глубоко. Попробую вникнуть.

Людмила Домогацкая(22.09.2022 01:43:44)

Тэффи.

Белолапка-серокошка
Раз уселась на окошко,
А по улице идет
Очень важный тигрокот.
Прыг - и смял ее в охапку,
Серокошку-белолапку,
Под себя ее подмял
Тигрокот, ну и нахал!

Привлекает лаконизм, точность и выразительность. И конечно, добрая ирония.

Вадим Шарыгин(22.09.2022 11:53:01)

(Ответ пользователю: Людмила Домогацкая)

Спасибо, Людмила, за то, что поделились стихотворением писательницы и поэтессы Надежды Лохвицкой (Бучинской)! 6 октября 2022 года исполнится ровно 70 лет со дня её ухода в мир иной. На мой взгляд, "лаконизм" сам по себе ещё не признак поэзии. "Надпись на какой-нибудь технической двери, скажем, "Не входи - убьёт!" лаконична, точна и выразительна вполне, а её сопровождающий рисунок с черепом и перекрещенными костями под ним ещё более выразителен, но вряд ли мы станем относить надпись и рисунок к искусству поэзии. В представленном стишке используется форма поэзии - слова в столбик, рифмовка, но самой поэзии, на мой взгляд, нет. Это кусочек прозы, рассказик в столбик записанный. Если представить, что кроме него больше ничего никем из поэтов за все времена не написано, то поэзия представлялась бы нам в качестве милой словесной безделушки с рифмовкой окончаний для удобства усвоения. Но если бы мне пришлось выбирать между этим стишком Тэффи и вышеозвученной надписью с рисунком для, например презентации сущности поэзии инопланетянам, я бы выбрал надпись и череп с косточками))

Вадим Шарыгин(22.09.2022 02:38:32)

Осип Мандельштам

Несколько стихотворений разных лет

***
Я видел озеро, стоявшее отвесно.
С разрезанною розой в колесе
Играли рыбы, дом построив пресный.
Лиса и лев боролись в челноке.

Глазели внутрь трех лающих порталов
Недуги — недруги других невскрытых дуг.
Фиалковый пролет газель перебежала,
И башнями скала вздохнула вдруг, —

И, влагой напоен, восстал песчаник честный,
И средь ремесленного города-сверчка
Мальчишка-океан встает из речки пресной
И чашками воды швыряет в облака.
4 марта 1937

Одышка сердечная, дыхание через раз, вдохи преобладают над выдохами, вдох с натугой, выдох со вздохом, нервозы, вскакивания с кровати, пепел на плече от папиросы сваливается на пол, вновь укладывается пожелтелым пальцем на левую сторону пиджака из Москвошвея. Никого из вас рядом, участники каждой современности, рядом нет, вас вообще нет, всегда нет, навсегда нет, и близко нет... Но он сопровождает свой замкнутый воронежский воздух – вороным голосом, соколиным с кровинкою взглядом и пишет, пишет сон, пишет сонм поэзии, на лацканах сердцебиения, на холщовом страхе от стука в дверь... Он сотворяет, сотрясает образ мировосприятия – пишет в лица и в рожи эпохи – пособие по пособничеству поэтическому взгляду на вещи, пишет учебник для советских второгодников, – которые всё переиначат, всё разплюнут, мешками словесных частушек обставят со всех сторон все стороны четырёхмерного света, обложат со всех сторон правду вымысла, которую вынесла, каштанами из огня, поэзия последнего поэтического века... Сновиденность сдали в архив ловкие «закройщики слов из Торжка». Кувалдою правды прошлись по раскалённой до бела петербургской ночи тяжёлые простаки хуже воровства, просроченные простолюдины прямоугольных овалов новоявленной и понятной, как пень в ясный день, словесности, жители вооружённой до зубов территории правды-матки, окружившей "улицу Мандельштама". Мне кажется или я и взаправду один на этом «празднике жизни»? Коротаю вечность в обнимку с маленькой книжицей, в которой, без зазрения совести и практической нужды, без злобы дня и рвотных ароматов душевности – «средь ремесленного города-сверчка» – «Мальчишка-океан встаёт из речки пресной»! Но как бы я жил без этого «мальчишки», без этой книжицы, под жирный шурш пишущих пальцев моих современников, на все лады раскрашивающих единственную строчку всероссийского Ликбеза: «Мама мыла раму...», оставляющих равнодушные взгляды на залапанных лепестках его «разрезанной розы» и столбики телесных сообщений о чуйствах, в которых любов, кров, кровь и морковь чередуются с «души», «пиши», «хороши», «спокойной ночи малыши», а сводки о погоде в рифму пришли на смену «выткался на озере алый свет зари»... Довольно ёрничать, пора сказать что же со мною происходит в этом стихотворении: происходит не просто сон, а разница, между поэзией и прозой. Разница не в том, что поэзия – сон, а проза – явь. Но в том, что поэзия – это язык сна, это поводырь в сон яви! А «проза поэзии» – нонсенс, божий дар с яичницей, совмещение несовместимого, слово-не-соприкосновение, типа: «бюджет мечты», «цель романтики», «диплом интеллигентности» и т.п. Так что же – каждый сон, записанный в столбик есть, по определению, поэзия? Нет. Сон в руках прозаического человека – проза, прикинувшаяся поэзией, в лучшем случае. В худшем – испорченное представление о поэзии, навязанное представление о поэзии как о раскрашенной образами прозе. Читая это стихотворение я совсем не пытался представить себе содержание строчек. Мне не требовалась «осваивать» буквальное зрелище, меня заворожила сама метаморфоза, как суть поэзии, представленная Мандельштамом в виде конкретного набора преображений. Произнося строки, я как будто здоровался за руку с «дежурным по поэзии» на данный момент вечности, облик коего создал для меня человек-поэт, нет, поэт, прикинувшийся, притворившийся человеком. И пришло мне откровение – это не сон, это явь реальности. которой я не знаю вне состояния сознания под именем поэзия. Мандельштам создавал мне условия для сна, для сна наяву и не тем, что видел «озеро, стоявшее отвесно», а тем, что все участники текста: озеро, лиса, лев, рыбы, песчаник – были представлены в необычайности, но в необычайности возможной, с фантазией, но без фантастики, в зазеркалье, но не в комнате смеха с «кривыми зеркалами», в обстановке как бы даже уместной, какой-то забытой, из детства известной мне как вполне себе обыкновенное дело. Стихотворение пробуждало воображение, но не коверкало его.

***
Какая роскошь в нищенском селеньи
Волосяная музыка воды!
Что это? Пряжа? Звук? Предупрежденье?
Чур-чур меня! Далёко ль до беды!

И в лабиринте влажного распева
Такая душная стрекочет мгла,
Как будто в гости водяная дева
К часовщику подземному пришла.

Каждая строка здесь – яство языка, изысканное блюдо, но не просто для гурманов словесности, а для восприимчивых к самому состоянию наваждения, возникающему не иначе как через соприкосновение с необычайностью языка, укоренённой в огромный божественный дар, позволяющий исполнить что-то дух захватывающее, благодаря знанию тайной сути мира, которую всё время поэту приходится «переводить» с «тайного» на «благодатный», с языка наблюдателя на язык предмета и явления!

***
От сырой простыни говорящая, —
Знать, нашелся на рыб звукопас, —
Надвигалась картина звучащая
На меня, и на всех, и на вас.

Начихав на кривые убыточки,
С папироской смертельной в зубах,
Офицеры последнейшей выточки —
На равнины зияющий пах...

Было слышно гудение низкое
Самолетов, сгоревших дотла,
Лошадиная бритва английская

Адмиральские щеки скребла.

Измеряй меня, край, перекраивай, —
Чуден жар прикрепленной земли!

Захлебнулась винтовка Чапаева, —

Помоги, развяжи, раздели.
Июнь 1935

Наталья и Осип посмотрели фильм «Чапаев» и воронежские предсмертные стиховые шаги в вечность пополнились этим стихотворением. Это своеобразный «отчёт» поэта о сопротивлении поэзии жизни - жизни с поэзией. Бешеная лаконичность строки – ёмкая, как никогда прежде, нет уже сил у поэта на пересиливание миллионов в веках зрителей марширующей по головам прозы. Но навык остался – крик, вопль стал голосом, но в аккорде, в котором «чуден жар» прикреплённой к поэзии земли. Доведённый до «перекроенного края» поэт пишет реквием своему поэтическому дару – эпитафию, но остаётся на стороне поэзии «с папиросой смертельной в зубах». Выпускники Литературного института найдут здесь «тропы», я же нахожу «трупы» убитых надежд, на поле боя между «дело было так» и «надвигалась картина звучащая». Поэзия – это если есть «надвигалась. картина. звучащая»...

Душный сумрак кроет ложе,
Напряженно дышит грудь.
Может, мне всего дороже
Тонкий крест и тайный путь.
1910
-------------------------------------------------

Два эпитета: «тонкий» для креста и «тайный» для пути. Пригодятся поэзии, если что...

Вадим Шарыгин(22.09.2022 14:18:31)

Ещё одно стихотворение Бориса Пастернака, давайте провозгласим его вслух, надо подобрать верный ритм, добиться непрерывности произнесения, без запинок, надо свыкнуться, сжиться с текстом, поскольку поэзия, в отличие от хороших и плохих стишков, требует голоса, озвучивания, провозглашения строк таким образом, чтобы ритм найденный стал вторым, а то и главнейшим содержанием, поводырём нашего сознательного «ослепшего» ради внутреннего прозрения, сменяющего обыкновенное «разглядывания текста»:

Борис Пастернак
Метель
1
В посаде, куда ни одна нога
Не ступала, лишь ворожеи да вьюги
Ступала нога, в бесноватой округе,
Где и то, как убитые, спят снега,
— Постой, в посаде, куда ни одна
Нога не ступала, лишь ворожен
Да вьюги ступала нога, до окна
Дохлестнулся обрывок шальной шлеи.
Ни зги не видать, а ведь этот пасад
Может быть в городе, в Замоскворечьи,
В Замостьи, и прочая(в полночь забредший
Гость от меня отшатнулся назад).
Послушай, в посаде, куда ни одна
Нога не ступала, одни душегубы,
Твой вестник – осиновый лист, он безгубый,

Безгласен, как призрак, белей полотна!
Метался, стучался во все ворота,
Кругом озирался, смерчом с мостовой… –
Не тот это город, и полночь не та,
И ты заблудился, ее вестовой!
Но ты мне шепнул, вестовой, неспроста.
В посаде, куда ни один двуногий…
Я тоже какой-то…Я сбился с дороги: –
Не тот это город, и полночь не та.

В эссе «Поэт и время» Марина Цветаева пишет:

«Есть нечто в стихах, что важнее их смысла: их звучание». А вот ещё выдержка из Цветаевой (»Искусство при свете совести»): «Состояние творчества – это состояние наваждения... Состояние творчества есть состояние сновидения, когда ты вдруг, повинуясь неизвестной необходимости, поджигаешь дом или сталкиваешь с горы приятеля. Твой ли это поступок? Явно – твой (спишь, спишь ведь ты!). Твой – на полной свободе, поступок тебя без совести, тебя – природы... Кто-то мне о стихах Пастернака: – Прекрасные стихи, когда вы всё так объясняете, но к ним бы нужно приложить ключ. Не к стихам (снам) приложить ключ, а сами стихи ключ к пониманию всего. Но от понимания до принимания не один шаг, а никакого: понять и есть принять, никакого другого понимания нет, всякое иное понимание – непонимание». И вот, я начинаю погружение в сон стихотворения «Метели». Это сон Пастернака, и это сон самой метели, сон внутри сна, с первых строчек произносимых вслух во мне, будто разгорается, колеблясь, свеча – всё время новое сгорающее пламя которой остаётся тем же самым в своём горении, так и здесь, в вращающейся воронке стихотворения – рефрены, видоизменяясь немного, в ногу идут, много идут, могут, ведут.... Да это же я, моя жизнь, твоя жизнь, его жизнь, листом осиновым, подхваченным метелью, нет, голосом метели, нет голосом того что стоит за метелью – чего-то глухого и опустошённого, но влекущего к себе, голосом неведомого промеряется глубина бездны, это билет в один конец! Чей это «город», «чья это «полночь», в которой тропинка стиха уже и не видна почти, и никого кругом, и стал листом – безгласным, безгубым, в ворота, одни душегубы, холодок по спине лезвием, художественный ужас человека, решившегося... туда, «где и одна» повисает на краю пропасти одной строки, а «нога» уже начинает следующую строчку – вот он, наглядный словесный портрет или графическое изображение пропасти наваждения...Тебя уже не найдут, слышишь, мой, читающий инобытие наощупь обладатель души, решившийся на «ознакомительное падение» в пропасть поэзии, но, оказывается, здесь, не падают «наполовину», здесь не подают на блюде ответы, здесь не галерея образов в рамках на стенах жизни, как это бывает в стишках – здесь лицом к лицу с бездной, с рамкой, у которой холост проломлен наружу, в кромешную ночь чужого пространства, здесь борьба с неоконченной нескончаемостью, с нескончаемой незавершённостью, с неумолчным гулом жерла, в которое проваливаешься – не по причине любопытства, но в поисках нового дома, нового состояния жизни, не потому что делать нечего на досуге, а поскольку выхода нет, сыт по горло человеком обыкновенным, плоским существом, умирающим от разлук, на поверхности сущего! Кому страшновато стало – ещё не поздно вернуться – к «ясно, как день", к стишкам, к мешкам макулатуры о том, что осенью дожди, а зимой лыжники, а на стенах передвижники... «Поэтическое я проступает как преданность души поэта особым снам, и это не воля его, а тайный источник всей его природы. Я поэта есть я сновидца плюс я творца слова. Поэтическое я – это я мечтателя, пробуждённое вдохновенной речью и в этой речи явленное» – вот, Марина Цветаева вновь помогает нам с правиться с «Метелью» Пастернака, постичь не постижимое иначе чем через «голосовое сообщение» для самого себя – читайте поэзию голосом, а непоэзия, она и в голос читаемая окажется безголосой или однозвучной, как зевок зеваки, или с «медведем, который на ухо наступил»...

Вадим Шарыгин(23.09.2022 18:01:46)

Продолжаем работу по совершенствованию восприятия, приветствую всех участников данной темы! На территории этой темы – мы примеряем на себя забытое, заброшенное и самое почётное «амплуа» – амплуа Читателя, ценителя поэзии, носильщика ( на руках ) её тайного очарования, её мятежного восхождения прочь от культурного досуга в рифму и всего человеческого выживания любой ценой! Мы здесь все разные: потенциальные, действенные и действительные граждане поэзии, но в большинстве своём уже догадавшиеся о том, что поэзия – не часть культурного досуга, не промежуточное звено между трёпом «на разные темы одиночества» и трепетом перед банальностями, но путь в иное состояние сознания, высшее по сравнению с человеческим, в сознание, которое сотворяет жизнь, а не просто покорно следует, спина к спине, за дудочником, который сам «терпел и нам велел». И пройти этот путь надо успеть до остановки сердца, поскольку, с чем живёшь с тем и умрёшь, и ничего другого, никакого «общего» мира «там» не предвидится, как не бывает «общих» снов, никакого «лучшего» мира «там» не будет, откуда ему взяться, если прижизненное сознание, прокрученное через мясорубку головного мозга, осталось на уровне «а ты кто такой!», на мелководье восприятия, на уровне стишков «в столбик образа жизни», на плоскости пустопорожней борьбы с одиночеством, на фоне «пустых жестов над пустыми кастрюлями», Возвращая себе «читателя», воссоздавая «читающий» образ жизни, традицию читательской радости каторжного труда по поиску, выявлению, добычи и сбережению крупиц поэзии из массы стиховой руды – горнее из горного – мы начинаем перемены в себе, которые большинству из нас не понравятся, вызовут встречную лень, отговорки, лишь бы только оставаться на достигнутом обывательстве. Обыватель – не тот, кто сконцентрирован на быте или «прозе жизни», а тот, кто сознательно сам не идёт и другим не даёт пройти к «поэзии жизни», поскольку не знает значения разницы между ними и не согласен с какой-то там вспомогательной ролью «читателя», которая ему, в абсолютном большинстве случаев, предлагается провидением по судьбе, по обстоятельствам, по факту природной редкости или божественности дара слова. Если сложить минуты + часы + недели чистого и вспомогательного времени, которое потрачено многими из нас на участие имени Шуры Балаганова и Паниковского под девизом «а ты кто такой!» в «разнообразных темах о ничтожном или закоулках прозы жизни на тему: я тут подумала..», например, в рамках потока тематики форума данной площадки, если сложить «общение ни о чём», которые фонтанирует (в замкнутом цикле круговорота воды в фонтане) годами и происходит это: и от недостатка знания и уважения к поэзии, и от избытка одиночества, то, возможно, цифра очень удивит каждого участника процесса! Это будет такое огромное количество времени в никуда, которое, будь оно потрачено, например, на чтение и обсуждение высших достижений поэзии прошлого, буквально, переродило бы душу человека. А если вместе с исключением из образа жизни трёпа (то есть переливания из пустого в порожнее) на «разные темы» кто-то сможет приостановить разбазаривание своей души на производство и чтение стишков, и этот «кто-то» будет измеряться тысячами и десятками тысяч человек, то – возникнет рукотворное чудо – страна других людей, и что самое удивительное, других обстоятельств и возможностей! Не нынешняя территория охающих и ахающих, зверствующих в патриотизме или пофигизме, или пацифизме обывателей, но страна людей, преобразовавших себя в плане подходов к восприятию – страна людей, нашедших своё место и путь внутри себя, изменивших себя в стране а не страну под себя... Утопия? Возможно, для всех, но для тебя лично – читающий этот текст, пришедший в ЭТУ тему, может быть, и не такая уж утопия! Извините за моё «лирическое отступление» в виде «наступления» на общеизвестные «грабли!

Прежде всего, опыт Мандельштама, вот выдержки из «Разговор о Данте»:

«Всякий период стихотворной речи – будь то строчка, строфа или целая композиция лирическая – необходимо рассматривать как единое слово. Когда мы произносим, например, «солнце», мы не выбрасываем из себя готового смысла, – это был бы семантический выкидыш, – но переживаем своеобразный цикл. Любое слово является пучком, и смысл торчит из него в разные стороны, а не устремляется в одну официальную точку. Произнося «солнце», мы совершаем как бы огромное путешествие, к которому настолько привыкли, что едем во сне.» Итак, Мы совершаем «огромное путешествие», слово поэзии – это источник разнонаправленных лучей различных смыслов! Мы «путешествуем» – едем во сне. Строчка, строфа, композиция – единое Слово Огромное Путешествие Смысл из слова в разные стороны Едем во сне «Поэзия тем и отличается от автоматической речи, что будит нас и встряхивает на середине слова. Тогда оно оказывается гораздо длиннее, чем мы думали, и мы припоминаем, что говорить – значит всегда находиться в дороге» Поэтическая речь – это речь, пребывающая «в дороге»? Да, именно так! Стишок – это кувалда для остановки движения воображения или сведения воображения к абсурду, к глупости, банальности – речь стишка – это куцее слово, никуда не способное идти, паровоз без рельсов, даже при наличии «колёс-образов».

Колёса есть, а ехать некуда, потому что не на чем, незачем – рельсов скольжения для мысли, для дороги, для взгляда из окна вагона или в упор на сменяющие друг друга вагоны, а то и со стороны звёзд на ленту состава – нет и в помине. А у поэзии есть. В этом и осуществляется «дар слова» и «бездарность слова» : у поэзии Слово, включает в себя возможность движения или невозможность остаться воображением на месте, а у стишков – словечки, как плевки, статика вниз, плюнул... и только, разве что, растереть и забыть))

«Поэтическая речь, или мысль... (если) поддается пересказу, что, на мой взгляд, вернейший признак отсутствия поэзии: ибо там, где обнаружена соизмеримость вещи с пересказом, там простыни не смяты, там поэзия, так сказать, не ночевала»
Осип Мандельштам

***
«— Нет, не мигрень,- но подай карандашик ментоловый, – Ни поволоки искусства, ни красок пространства веселого! Жизнь начиналась в корыте картавою мокрою шёпотью,
И продолжалась она керосиновой мягкою копотью.

Где-то на даче потом, в лесном переплете шагреневом Вдруг разгорелась она почему-то огромным пожаром сиреневым… —
Нет, не мигрень, – но подай карандашик ментоловый,—
Ни поволоки искусства, ни красок пространства веселого!

Дальше, сквозь стекла цветные, сощурясь, мучительно вижу я:
Небо, как палица, грозное, земля, словно плешина, рыжая… Дальше — еще не припомню — и дальше как будто оборвано:
Пахнет немного смолою да, кажется, тухлою ворванью… —

Нет, не мигрень, но холод пространства бесполого,
Свист разрываемой марли да рокот гитары карболовой!»
23 апреля 1931 года

Здесь всё Слово стихотворения – «в дороге», располагает, призывает, влечёт и увлекает за собою воображение, даже какой-нибудь литературообразный увалень, не удосуживающийся сколько-нибудь пристально присмотреться к поэзии, одарен здесь шансом вспомнить о существовании собственного воображения, поскольку сходу оказывается втянутым в движение Слова поэзии сквозь прозу жизни. Но что поэтического, например, в словосочетании: «карандашик ментоловый», почему оно должно кого-то, вдруг, заворожить? Не это словосочетание «завораживает», это лишь вспомогательная или поэтическая деталь, нужная поэту для подхода ко мне, догадываюсь, мгновенно, по ходу провозглашения строк, уже увлекаемый их голосом, да, это хор, они выпевают мне головную боль, состояние, когда с трудом производишь слова, больно говорить, это душевное состояние, не мигрень, глубже, это эпоха сжатая до размеров головной боли произносит в меня, «ритмует» мое восприятие, налаживает его на главные акценты. Это целую жизнь надо прожить, сотни книг перечитать ему – автору стихотворения, чтобы вымолвить такую краткую и ёмкую суть всего искусства, как «поволока», а мне надо много сил слезами пролить о судьбах искусства, чтобы мгновенно оценить радость наличия именно «поволоки», как ключевой характеристики подлинного искусства: Поволока – . Легкая пелена, дымка, застилающая что-либо. 2. Легкая пелена, пленка, застилающая глаз; помутнение. 3. Черточки на снегу, оставляемые лапой зверя, идущие по направлению следа (в речи охотников). ПОВОЛО́КА, поволоки, мн. нет, жен. преим. в выражении: глаза с поволокой - о томном и нежном медленном взгляде. «Глаза карие с поволокой, с густыми ресницами.» А.Тургенев.

«Поволока искусства» – словесное озарение, найденное, вычерпнутое из омута лет размышлений, ошибок, отдаления и приближения к сути поэзии – чтобы сократить путь читающему, чтобы углубить суть для читателя и за словосочетанием «поволока искусства», во мне уже потянулась, укрупняясь и обретая форму, мысль о том, что искусство преподносит нам неопределённость, дымку, следы на песке, смываемые вслед за совершением шага; что искусство – это способность ясно видеть смутность очертаний мироздания, в коей, как в облаках, «мгновенно-замедленно» видоизменяется форма, без ущерба для достоверности. И далее, отрицание Мандельштама: «ни того, ни другого», во мне приобретают подтверждение, позитивно отзываются, поскольку пространство, например, которое я осваиваю с детских лет, действительно, «весёлое», потому что неуничтожимое, потому что интересное, побуждающее к новым открытиям мою обновляющуюся с помощью поэзии душу. И далее по тексту, целая жизнь моя-его-каждого, от рождения-через детство-в юность – уместилась в четыре строки! Прозе понадобится – четыре тома на это и то не хватит, Так вот что такое «поэт», он, в отличии от человека со стишками, способен взвихрить, взбодрить. сосредоточить моё cознание до сверхсветовых скоростей постижения и озарения – скоропись духа с точностью огранки бриллианта – вот она, вот это и есть поэзия! Не перечисляет мне биографию, а если и биографию – то ключевых ощущений, тональность палитры, более и не надо, это не речь уже, в обыкновенном смысле слова, это слепок ветра, в котором время становится пространством, а пространство говорит со мною моим же языком, но как будто эхом со всех сторон доносящимся. Поэт с помощью рефрена возвращает меня «на землю», чтобы вновь подкинуть в небесное небо, откуда видна жизнь моей души, а не биография её прислуживания телу.

«Жизнь начиналась в корыте картавою мокрою шёпотью,
И продолжалась она керосиновой мягкою копотью.
Где-то на даче потом, в лесном переплете шагреневом Вдруг разгорелась она почему-то огромным пожаром сиреневым…»

Поэт с помощью рефрена возвращает меня «на землю», чтобы вновь подкинуть в небесное небо, откуда видна жизнь моей души, а не биография её прислуживания телу. Снова лечу, «дальше, дальше», сквозь время и пространство – целая жизнь моя – в прошлом и наперёд – проносится ветром из слов найденных благодаря наваждению поэта, возносит он меня на уровень божественного существа, то есть свободного, не обусловленного выживанием, «дальше, дальше» от расхожего «все мы под богом ходим». Я с высоты звёзд и комет смотрю на себя и знаю какие из характеристик жизни – важные, а какие – так, «суета сует»:

«Дальше, сквозь стекла цветные, сощурясь, мучительно вижу я:
Небо, как палица, грозное, земля, словно плешина, рыжая… Дальше — еще не припомню — и дальше как будто оборвано:

Пахнет немного смолою да, кажется, тухлою ворванью…»

А вдруг, случится чудо, кто-то из вас, присутствующих сейчас в теме, под занавес этого стихотворения скажет себе: «Я не вернусь в человека, нет, никогда уже, не вернусь в этот пахнущий карболкой «свист разрываемой марли» последних минут обыкновенного, загнанного в нищую и немощную старость существа, всю жизнь проковырявшего в носу стишки, годы напролёт избегающего в себе читателя прекрасного, променяв читателя на писателя и почитателя ухудшенного издания "я помню чудное мгновенье", и тем самым, и одним этим уже зачеркнувшего лучшую судьбу из возможных!»))

Вадим Шарыгин(30.09.2022 18:19:43)

Анна Ахматова

Если плещется лунная жуть,
Город весь в ядовитом растворе.
Без малейшей надежды заснуть
Вижу я сквозь зеленую муть
И не детство мое, и не море,
И не бабочек брачный полет
Над грядой белоснежных нарциссов
В тот какой-то шестнадцатый год…
А застывший навек хоровод
Надмогильных твоих кипарисов.
1 октября 1928 года

Прежде чем раскрывать своё впечатление от этого и дальнейших стихотворений Ахматовой, напомню свои собственные маркеры или признаки поэзии, которые я подробно разбираю в эссе «Отличие поэзии от хороших стишков»: https://www.chitalnya.ru/work/3379052/

Произведение поэзии, как правило:

1.Не поддается пересказу, не переводится в разряд прозы 2.Не один смысл, а целый комплекс звукосмыслов 3.Никогда не частный случай, всегда «тысячеглазое видение»
4.Язык необычайный, не повседневного общения, скоропись духа
5.Образность, а не фигуральность речи, развивает воображение, а не коверкает
6.Оригинально от замысла до исполнения, без простоты хуже воровства
7.С неопределённостью, с художественным вымыслом, вместо «правды-матки»

Стихотворение захватило меня, буквально, с первой строки, она, как первая скрипка в оркестре, задала тональность всему дальнейшему звучанию слов – своеобразный «ре-минор», в котором тревога и отчаяние взгляда запрокинутого поэтом в прошлое, и это не простое воспоминание за чашкой чая, отнюдь, это взгляд-вздох на «какой-то», на неважно в какой год, каждый предшествующий краху год есть год «шестнадцатый», единственный год нашей судьбы или судьбы поколения, судьбы отдельно взятой у поколения, – из-за пелены, из-за горизонта сна, сквозь обморок или поволоку усталости. Где начинается «точка» зрения автора – где она расположилась не знаешь,, где-то везде и нигде именно!

«Без малейшей надежды заснуть» произрастает в душе видение видения – акт «смутной ясности», который живописует поэзия «сквозь зелёную муть» – моря?, бутылки из-под..? мха в сосновом бору? миража в Сахаре? глаз любимых? Да, да, нет, нет...Ахматова, отрицая, подстёгивает моё воображение, и вдруг, стегает, по глазам плетью итога, упирается в начало конца, в: «застывший навек хоровод надмогильных твоих (Господи?) кипарисов». Это стихотворение есть мятежная молитва в глаза Ему – прошение избавить от... от расшифровки того, что вот-вот уже покажется «сквозь зелёную муть». Что удивительно: сквозь смысл подаваемой грусти с оттенком отчаяния, я вижу ещё один, возможно, главный смысл или причину возникновения стихотворения – показать подход : как надо смотреть на действительность – «из» или «сквозь» зелёную муть наития, сна – тогда только действительность уступает место какой-то высшей достоверности! И вот вам ещё более глубокий пласт смысла – «брачный полёт бабочек над грядой белоснежных нарциссов» – ошеломляющий облик всего возлюбленного и возлюбившего над стеною всего непознанного, и потому кажущегося холодным, надменным, равнодушным, сосредоточенном на собственной красоте, на эстетике.

«Надмогильные кипарисы» – это выше надмогильных крестов, краше их, непременно с прибоем волн и тёплым ветром с моря! Это красота водит кисть Ахматовой по листу бумаги, выводя своё торжество в глаза человеческому Богу! Это стихотворение не переводится на язык прозы, с поэтического – на язык, на котором пишут, читают и общаются обладатели стишков – обратной дороги нет – с поэтического на прозаический не переводят – некого и нечего переводить, перевозить на лодке поэзии к берегам обитания прозаических людей- поблазнило стихотворение, как золотишко, да не далось! Сквозь пальцы золотым песком просочилось и пропало, сливаясь с "зелёной мутью′ бездонного донышка догадки, в которой каждый будто бы найденный смысл-ответ не венчает, а лишь величает следы познания))

Вадим Шарыгин(04.10.2022 01:52:45)

Две редакции стихотворения Пастернака
«Дурной сон»

Предыстория возникновения:

Начало Первой мировой войны Пастернак встретил в имении Петровское на Оке, где жил на даче у поэта Ю.К. Балтрушайтиса в качестве домашнего учителя его сына. Ненастье первых дней, женский плач и причитания на железнодорожных станциях, стали для Пастернака предвестием национальной катастрофы.

* * *
«…Когда объявили войну, заненастилось, пошли дожди, полились первые бабьи слезы. Война была еще нова и в тряс страшна этой новостью. С ней не знали, как быть, и в нее вступали как в студеную воду. Пассажирские поезда, в которых уезжали местные из волости на сбор, отходили по старому расписанью. Поезд трогался, и ему вдогонку, колотясь головой о рельсы, раскатывалась волна непохожего на плач, неестественно нежного и горького, как рябина, кукованья… Уже мы проваливались по всегда трудным для огромной и одухотворенной России предметам транспорта и снабженья. Уже из новых слов – наряд, медикаменты, лицензия и холодильное дело – вылупливались личинки первой спекуляции. Тем временем, как она мыслила вагонами, в вагонах этих дни и ночи спешно с песнями вывозили крупные партии свежего коренного населенья в обмен на порченное, возвращавшееся санитарными поездами. И лучшие из девушек и женщин шли в сестры…»
Борис Пастернак. Из повести «Охранная грамота»

«…День – как в паутине; время не движется, но капля за каплею всасывается каким-то узлом ненастья, – и подчиняясь этой топкости засасывающего неба, выходишь к вечеру за ворота – за плечами – тургеневская изгородь усадьбы, впереди – свинцовая пустыня, пустыри в слякоти, жнивья, серые-серые, воронье, комья пара, ни души, и только полный, невыносимо многоверстный, кругом очерченный горизонт вокруг тебя… На горизонте – частые поезда товарные, воинские. И это все один и тот же поезд или еще вернее чье-то повторяющееся без конца причитанье об одном, последнем проползшем поезде, который, может быть, прошел и вправду, до этого наваждения, до этой мертвой думы, от которой оторвалась последняя надежда, в последний день, быть может 19-го, когда действительность еще существовала и выходили еще из дому, чтобы вернуться затем домой…»
Борис Пастернак – родителям. Из письма июля 1914

В стихотворении «Дурной сон» автор задается вопросом, как Господь Бог мог допустить такое безумие. Картины искореженной земли и проносящихся по рельсам вагонов, в которых дни и ночи напролет вывозили раненых с фронта и везли новые пополнения, не пробуждают погруженного в сон Небесного Постника. «Засунутый в сон за засов», он не может проснуться и прекратить отвратительный бред человеконенавистничества и взаимного истребления. Перед окнами санитарного поезда развертывается картина кошмарного сна, построенная на дохристианских образах мифологии и отзвуках языческих народных примет. Во сне он видит выпадающие зубы, что, по народному поверью, означает смерть, но он не в силах оборвать свой «дурной сон».

Вначале предлагаю вашему вниманию текст исправленный Пастернаком в 1928 году:

Дурной сон

Прислушайся к вьюге, сквозь десны процеженной Прислушайся к голой побежке бесснежья.
Разбиться им не обо что, и заносы
Чугунною цепью проносятся понизу
Полями, по чересполосице, в поезде,
По воздуху, по снегу, в отзывах ветра,

Сквозь сосны, сквозь дыры заборов безгвоздых,
Сквозь доски, сквозь десны безносых трущоб.

Полями, по воздуху, сквозь околесицу,
Приснившуюся небесному постнику.
Он видит: попадали зубы из челюсти,
И шамкают замки, поместия с пришептом,
Все вышиблено, ни единого в целости,
И постнику тошно от стука костей.

От зубьев пилотов, от флотских трезубцев,
От красных зазубрин карпатских зубцов.
Он двинуться хочет, не может проснуться,
Не может, засунутый в сон на засов.

И видит еще. Как назем огородника,
Всю землю сравняли с землей на Стоходе.*
Не верит, чтоб выси зевнулось когда-нибудь
Во всю ее бездну, и на небо выплыл,
Как колокол на перекладине дали,
Серебряный слиток глотательной впадины,
Язык и глагол её, – месяц небесный,
Нет, косноязычный, гундосый и сиплый,
Он с кровью заглочен хрящами развалин.
Сунь руку в крутящийся щебень метели, —
Он на руку вывалится из расселины
Мясистой култышкою, мышцей бесцельной
На жиле, картечиной напрочь отстреленной.
Его отожгло, как отёклую тыкву.
Он прыгнул с гряды за ограду. Он в рытвине,
Он сорван был битвой и, битвой подхлестнутый,
Как шар, откатился в канаву с откоса
Сквозь сосны, сквозь дыры заборов безгвоздых,
Сквозь доски, сквозь десны безносых трущоб.

Прислушайся к гулу раздолий неезженных,
Прислушайся к бешеной их перебежке. Расскальзывающаяся артиллерия
Тарелями* ластится к отзывам ветра.
К кому присоседиться, верстами меряя,
Слова гололедицы, мглы и лафетов?
И сказка ползет, и клочки околесицы,
Мелькая бинтами в желтке ксероформа*,
Уносятся с поезда в поле. Уносятся
Платформами по снегу в ночь к семафорам.
Сопят тормоза санитарного поезда.
И снится, и снится небесному постнику…
1914, 1928

*Река Стоход, находящаяся в Волынской губернии, – место кровопролитных военных действий в мае-июне 1916 года.
* Тарель – точёный обод на пушках. * Ксероформ – дезинфицирующая мазь, употребляемая при перевязках раненых

. А теперь, давайте, милые моему сердцу граждане поэзии, вчитаемся в первоначальный текст этого стихотворения.

Этот вариант уже трудно отыскать, я обнаружил его в двухтомнике «Избранное», М., Художественная литература, 1985 год, в разделе: «Другие редакции»:

Дурной сон

Прислушайся к вьюге, сквозь дёсны процеженной, Прислушайся к ′захлестням чахлых бесснежий.
Разбиться им не обо что, – и заносы
Чугунную цепью проносятся по снегу.
Проносятся чересполосицей, поездом,
Сквозь чёрные дёсны деревьев на сносе,
Сквозь дёсны заборов, сквозь дёсны трущоб.

Сквозь тёс, сквозь леса, сквозь кромешные дёсны
Чудес, что приснились Небесному Постнику.
Он видит: попадали зубы из челюсти
И шамкают ′замки, поместия – с пришептом,
Всё вышиблено, не единого в целости!
И постнику тошно от стука костей.

От зубьев пилотов, от флотских трезубцев,
От красных зазубрин Карпатских зубцов,
Он двинуться хочет – не может проснуться,
Не может, засунутый в сон на засов,
– И видит ещё. Как назём огородника,
Всю землю сровняли с землёю сегодня.

Не верит, чтоб месяц распаренный выплыл
За косноязычною далью в развалинах,
За челюстью дряхлой, за опочивальней,
На бешеном стебле, на стебле осиплом,
На стебле, на стебле земли измочаленной.

Нет, бледной, отёклой, одутлою тыквой
Со стебля свалился он в ближнюю рытвину,
Он сорван был битвой, и, битвой подхлёстнутый,
Шаром откатился в канаву с откоса –
Сквозь дёсны деревьев, сквозь чёрные дёсны
Заборов, сквозь дёсны щербатых трущоб.

Пройдись по земле, по баштану помешанного,
Здесь распорядились бахчой ураганы.
Нет гряд, что руки игрока бы избегли.
Во гроб, на носилки ль, на небо, на снег ли
Вразброд откатились калеки, как кегли,
Как по небу звёзды, по снегу разъехались.
Как в небо посмел он играть, человек?

Прислушайся к вьюге, дресвою процеженной,
Сквозь дряхлые дёсны древесных бесснежий,
Разбиться им не обо что, и заносы,
Как трещины чёрные, рыскают по снегу,
Проносятся поездом, грозно проносятся
Сквозь тёс, сквозь леса, сквозь кровавые десны... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . И снится, и снится небесному постнику – . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1914

Я начну своё впечатление с изначального варианта текста, с варианта 1914 года. У Пастернака слово со звуком в обнимку ходят. Если, например, возникло слово «вьюга», значит, будет её звучание, будут тонкие срезы врезающегося в слух звука в виде «цж», «снж», «з»... К вьюге добавится голос, набравшего ход, состава санитарного эшелона, который представлен ритмом: шестистрочие на одном вдохе, затем пауза перестука колёс, снова шесть строк на вдохе или даже на выдохе, так, чтобы последняя строка в каждом отрезке произносима была уже почти шёпотом, обессилив, санитарный всё-таки поезд идёт, с войны на войну, израненный, перебинтованный, уставший... Если люди со стишками, по обыкновению, пробегают глазами единожды строчки, ну, может, второй раз соизволят, если смысл не на блюде им подан, но на третий раз их уже не хватает, на произнесение вслух, на подбор ритма, тем паче не хватает, поскольку они не в храме находятся – не в храме стихотворения, не в храме Поэзии, а так, мимоходом, им некогда, надо ещё успеть о мелочах жизни потрепаться, надо ещё успеть тоннами перелить из пустого в порожнее, так что времени на собственно поэзию не остаётся вовсе, а главное – навыка обращения с нею нет практически никакого, а у кого если и было что когда-то, то забыто всё, травою поросло, одно название осталось «любитель поэзии». Однако, у поэтического человека, у прихожанина храма поэзии всё по другому – для него слова не перечень действий и событий, не конец предложения, а начальный импульс для воображения, для преображения, для преобразования действительности в достоверность! Вот почему, после первого стихового отрезка, я не тороплюсь ко второму, произношу первый ещё раз, ещё раз чуть медленнее, нащупываю ход эшелона, тональность холода ветра, цвет голой земли и нищей, застывшей нагромождением унылости жизни. Ритм набирает ход, но ключевое слово «дёсны» уже добилось своего – рот, пасть крика или стона, огромная, размером с судьбу, это жерло чего-то одушевлённого, доведённого до трупного окоченения, через дёсны этого распахнутого в крике рта приходит картинка за картинкой ко мне, пока ещё наблюдателю, а не жильцу стихотворения. «Кромешные дёсны чудес» снятся – бездна поглотившая всех и вся, непроглядная, кромешная, даже чудеса пожирающая, схлёст рельсовой стали со сталью колёсной – стук костей, хруст веры в человеческое понимание неба, не единого целого, «всё вышиблено», это рентгенограмма войны, или мира в период войны? Это образ силы наизнанку, так живут люди – в «дурном сне небесного постника» – так живут люди занятые пожизненно стишками от жизни, а не прорывом к поэзии жизни. «Засунутый в сон на засов» – каждый из «всяких разных» в ничтожествах разнообразных – да это же образ каждого современного сайта со стишками, засунутые в дурной сон словесного примитива, культурного досуга ни о чём, пустых перебранок на единственную тему: «А сама-то, а ты кто такой?!». Вот почему идёт по рельсам эпохи это стихотворение, вот отчего идёт этот эшелон, идёт война Первая Мировая, Вторая, Третья, Последняя – потому что, даже соединившись вместе в пределах одной площадки, одной судьбы, одного дома, одного бытия – подавляющему большинству культурных обывателей (то есть жителей поверхности восприятия и эпицентра досуга) нечего сказать миру и друг другу! У них «мирная жизнь» – война и заворожённость – от примитива стишка ни чуть не меньше, чем от произведения поэзии – заворожённость усреднённая, с поправкой на бег на месте, годами, вплоть до остановки сердца... «даль в развалинах», «стебель бешеный», «земля измочаленная», «шаром... с откоса», «поместия с пришептом», ещё, ещё... я прорастая в ткань, в рогожу стихотворения, исчезаю как наблюдатель, становлюсь частью исполнения образов стихотворения, Слово Пастернака поглощает мою привычку всё узнанное сходу понимать, расшифровывать, раскладывать по полочкам – я же не стишочник какой-нибудь, я гражданин республики Поэзия, значит, гражданин самовозникающей и самоисчезающей словесной субстанции, сплочённой команды – коммуны слов, страны без границ, в которой вход не равен выходу, в коей смысл – оттенок, а не весь цвет, нюанс, а не сумма двух слагаемых. Рты, рты, рты и дёсна – щербатые (от кулаков судьбы) трущобы, деревья, заборы, рытвины – все с дёснами – все одушевлённые – измождённые, прикидывающиеся живыми – мне важен охват, чувствую широту охвата, с небесной высоты взгляд падает на землю и эшелон, Пастернак одалживает мне на мгновение или на вечное мгновение стихотворения небесный взгляд на вещи – на заигравшихся в богов, в небо человеков. И под занавес звучания звукосмыслов – вьюга вновь прорывается на передний план впечатления – как возросла скорость эшелона человечества, скорость приближения конца – «проносятся» дни и года, снега и леса, «грозно», «сквозь кровавые десна» – пустые, беззубые рты схаркивают в снег на лету поезда сукровицу жизни, родственной смерти.. «И снится, и снится...» не прекращает Пастернак движения протяжного звучания стихотворения. Нескончаем эшелон искалеченных... Когда я ощущаю всю «огроменность» пустоты среды, в которой нахожусь, при всём уважении к скорости познания, к прожитым жизням и мукам принятым, эшелон Пастернака, несущийся встречь взгляду моему – страшен, но прекрасен словом своим, не тем словом, на котором говорят вокруг меня, а таким, которое выбрасывают из недр гортани незримые, необыкновенные по выразительности и огромности вариаций сущности, или субстанции - "многовековые" люди, самообразующиеся объёмы состояния сознания именуемого «поэзия». Чем же вариант 1914 года отличается от варианта текста 1928 года? В изначальном варианте, я пережил трагедию или «дурной сон» целого человечества», в позднем и окончательном варианте, при сохранении узорчатой плотности или художественной насыщенности языка, я очутился в более узком пространстве – в пространстве Первой мировой, в пространстве санитарного поезда, боя, земли за окном вагона – Пастернаку не удалось «приземлить» меня, моё воображение, но у меня за плечами – не просто писание стихотворений – но питьё из рыданий, одиночество всесусветное на глазах толпы, поход к кромке жизни, камни в голову от любителей поглазеть на поэзию и поэтов, хамское молчание в виде лучшего из худшего от соседей по человечеству, руками в кровь добытые крупицы сокровищ поэзии и много ещё чего такого... «что и не снилось вашим мудрецам».. Но как воспримешь, как промеришь всю глубину потери Пастернака, как поэта, начиная с 1928 года, ты, мой собеседник в веках, мой несуществующий уже или ещё гражданин поэзии, сможешь ли ты оценить ступени вниз Пастернака? Не возьмусь предугадать. Работай, совершенствуй восприятие, не пройдёт и десяти лет, многое получится, многое изменится в тебе и вокруг тебя. Однако, помни, у тебя нет не то что десяти лет, десяти месяцев, слишком вплотную подошли мы к термоядерному завершению очередной попытки развития цивилизации потребления жизни. Я лично не возражаю против того, чтобы обывательство со стишками или без стишков считали не ценностью, а позором жизни, и чтобы этот позор сгорел в гиене огненной. Но жаль наших – последние тысячи душ, рвущихся к небу внутри себя, успеют ли, хватит ли сил, обстоятельств, здоровья? Вот и пишу, с надеждой на каждого из последних. Пишу как будто бы в стол, как если бы в вакууме, но я привык к таком у отношению, к такой обстановке, никаких обид, только радостное «разбазаривание» бликов на сводах, блёсток в темноте, только путь, который не вместе никому не пройти.

Марина Цветаева

Памяти А.А. Стаховича

А Dieu — mon âme,

Mon corps — аu Roy,

Моn соеur — аuх Dames,

L’honneur — роur moi. (1)

Не от за́пертых на семь замков пекарен

И не от заледенелых печек —

Барским шагом — распрямляя плечи —

Ты сошел в могилу, русский барин!

Старый мир пылал. Судьба свершалась.

— Дворянин, дорогу — дровосеку!*

Чернь цвела… А вблизь тебя дышалось

Воздухом Осьмнадцатого Века.

И пока, с дворцов срывая крыши,

Чернь рвалась к добыче вожделенной —

Вы bon ton, maintien, tenue** — мальчишек

Обучали — под разгром вселенной!

Вы не вышли к черни с хлебом-солью,

И скрестились — от дворянской скуки! —

В черном царстве трудовых мозолей —

Ваши восхитительные руки.

---------------------

*Если бы – дровосеку! (Прим. Цветаевой)

**Правила хорошего тона, осанка (фр.)

NB! (Даже труд может быть –

отвратителен, даже – чужой!

Если он в любовь – навязан, и в

славословие вменён. М.Ц. –

т о г д а и в с е г д а )

Высокой горести моей —

Смиренные следы:

На синей варежке моей —

Две восковых слезы.

В продрогшей це́рковке — мороз,

Пар от дыханья — густ.

И с синим ладаном слилось

Дыханье наших уст.

Отметили ли Вы, дружок,

— Смиреннее всего —

Среди других дымков — дымок

Дыханья моего?

Безукоризненностью рук

Во всём родном краю

Прославленный — простите, друг,

Что в варежках стою!

Пустыней Девичьего Поля

Бреду за ныряющим гробом.

Сугробы — ухабы — сугробы.

Москва. — Девятнадцатый год. —

В гробу — несравненные руки,

Скрестившиеся самовольно,

И сердце — высокою жизнью

Купившее право — не жить.

Какая печальная свита!

Распутицу — холод — и голод

Последним почетным эскортом

Тебе отрядила Москва.

Кто помер? — С дороги, товарищ!

Не вашего разума дело:

— Исконный — высокого рода —

Высокой души — дворянин.

Пустыней Девичьего Поля

…………………………………

Молюсь за блаженную встречу

В тепле Елисейских Полей!

Елисейские Поля: ты да я.

И под нами — огневая земля.

……. и лужи морские

— И родная, роковая Россия,

Где покоится наш нищенский прах

На кладбищенских Девичьих Полях.

Вот и свиделись! — А воздух каков! —

Есть же страны без мешков и штыков!

В мир, где «Равенство!» вопят даже дети,

Опоздавшие на дважды столетье, —

Там маячили — дворянская спесь! —

Мы такими же тенями, как здесь.

Что Россия нам? — черны купола!

Так, заложниками бросив тела,

Ненасытному червю — черни черной,

Нежно встретились: Поэт и Придворный. —

Два посмешища в державе снегов,

Боги — в сонме королей и Богов!

Москва, март, 1919 г.

(1) Господу — мою душу,

Тело мое — королю,

Сердце — прекрасным дамам,

Честь — себе самому (фр.)

-----------------------------------------------------------------------

«И пока, с дворцов срывая крыши,

Чернь рвалась к добыче вожделенной ...»

«Чернь». Эта самая гиблая, подлая часть населения. убийцы мечты и поэтов, гонители Искусства.

«Но есть другой читатель – некультурный. Читатель – масса, читатель – понаслышке.. Отличительная черта такого читателя – неразборчивость, отсутствие способности ориентироваться.. Такому читателю имя – чернь.. Грех его не в темноте, а в нежелании света, не в непонимании, а в сопротивлении пониманию, и в злостной предвзятости. В злой воле к добру».
(Марина Цветаева)

«Старый мир пылал. Судьба свершалась.

— Дворянин, дорогу — дровосеку!*

Чернь цвела… А вблизь тебя дышалось

Воздухом Осьмнадцатого Века»

Да это же о поэзии сказано: «Старый мир пылал...» Это поэзия горит сегодня, разграблена агрессивной и бездарной «чернью», растаскана по подворотням, разорвана на лоскуты для латания дырявого в ничтожности посылов и помыслов одиночества. «Дровосеки» нарубили, наломали дров, изрубили берёзовую плоть поэзии на отопление бараков досуга. «Чернь расцвела» и стала хозяйкой положения – настало время уравниловки, когда «все пишут», в равной степени бездарно, никто не читает, и всё разнообразие – ничтожно в результатах и перспективе своей!А поэты только «маячат тенями», мешают изредка громоздкому топоту любителей, путаются под ногами марширующей в никуда обалдевшей и озверевшей от нахлынувших возможностей, самой пустопорожней части населения, реализующего свою «злую волю к добру»!

«Вы не вышли к черни с хлебом-солью,

И скрестились — от дворянской скуки! —

В черном царстве трудовых мозолей —

Ваши восхитительные руки»

Это не только о Стаховиче, это ведь Марина Цветаева говорит о лучших поэтах каждой современности – их подвиге духа и слова – «не вышли к черни с хлебом-солью». К читателям, желающим постичь поэзию – да, вышли навстерчу с радушием и чуткостью, но к читателям понаслышке, к черни, в которой громоздится злостная предвзятость, злая воля к добру – выход «скрестивши руки»! – этих могила, и то не исправит.

У меня есть стихотворение «К столетию стихотворения Цветаевой»

К столетию стихотворения Марины Цветаевой "Тебе - через сто лет".

«Тебе, спустя сто зим, подкинет социалка :

Что, мол, любима ты до слёз...

Им лишь сегодняшних своих не знать не жалко,

А смерть спустя, поклон принёс

Тебе народ, на рот тебе мрак поцелуя,

Признанье, выкладки гвоздик.

Как нарукавная повязка полицая,

Ничтожеством наш век велик!»

---------------------------------------------------------------

Я прохожу сегодня путь поэта и кровью собственной души окропляю действительность, мне не надо уже понимать насколько права Марина в своём посыле: «Поэзия – самое бедное место на земле. И это место свято». Всё лучшее, буквально, пропадает пропадом, буквально, на глазах той самой массы добрых и душевных людей, которые, перестав читать и почитать ЕДИНСТВЕННО ПОЭЗИЮ, предали её стишками – своими и чужими – разбавили кровь водой, придали поэзии черты творческого развлечения на досуге.

«Так, заложниками бросив тела,

Ненасытному червю — черни черной,

Нежно встретились: Поэт и Придворный»

Встретилась поэт Неба Марина Цветаева и придворный Неба Алексей Стахович. Она убилась. И он тоже. И уже двадцать два года длится Третье тысячелетие. И ничего не изменилось к лучшему, напротив, худшее стало «лучше прежнего»! И тридцать тысяч авторов пишут, ети о мать, всякую...каждый божий день. И ещё восемь сотен тысяч с хреном – в Стихушке, и ещё за двести тысяч – по всем остальным виртуальным притонам, общежитиям и коммуналкам. А сколько из них – Цветаевых и Стаховичей – что сколько : получилось или загублено? – все, кто поближе к поэтам и придворным Неба – все затоптаны – массою «авторов»...

Тела наши – достаются этому миру и его обитателям, и его описателям – души встречаются «нежно» на не достигаемой для «злой воли к добру» высоте.

На земле поэзия представлена – процессом гибели. На Небе – процессом жизни. Если присмотреться к себе: разве человек поэтический, склонный к заворожённости, к очарованию прекрасным, а не просто красивым, находится среди всех остальных людей? Если и находится, то отчасти. Поэзия сегодня – на подпольном положении. Всё что составляет её богатство – её облик – тайна не доступная даже для отдалённого приближения. Поэзия ушла от современности. Осталась только распахнутая в бездну дверь. И воспоминания.

Читайте это стихотворение, как воспоминание о том, что уже никогда не будет в нашей жизни. 13 марта 1919 года и 31 августа 1941 года – вы, сегодняшние, убили Стаховича и Цветаеву. И убьёте ещё. И ещё. Каждым стишком. Каждой огульной яростью и подлостью. Каждым обыкновенным днём. И сколько тысячелетий не отмерь – ничего не изменится, никакая наука и религия не изменит этот порядок вещей. Кто ножом машет, кто в сторонке стоит, кто фонариком подсвечивает, кто добром занят, пока зло творят. Много народилось людей. Но для поэзии и поэтов это уже не имеет никакого значения. Поэзия – воспоминание, легенда, эхо былого величия, слабый отголосок, который вот-вот исчезнет с лица земли, с лица каждого современного человека – тенью сойдет, тенью от солнца, тенью от света давно погасших звёзд...

Я не хочу завершать голос свой, провозглашающий строки этого стихотворения, пока звучит голос, звучит моя память о поэзии, о высоких людях, мне легче так, мне так легче делать вид, что кто-то у поэзии ещё остался... Пусть звучит голос.

Простое и сложное в стихах. Искусство поэзии.

Привожу некоторые свои размышления (лекции) в рамках темы форума сайта "Изба-Читальня": "Поэзия или стишок - оценка произведений".

Вадим Шарыгин(11.10.2022 12:20:35)

«Простое» и «сложное» в стихах требует пояснения.

Для начала, предлагаю вовсе отказаться от упрощённого разделения уровня текста в словесности, как такового.

Я разделяю стихи, согласно заявленных в этой теме признаках, на стишки (хорошие и плохие) и собственно поэзию.

У стишков есть своя «простота» – это так называемая ПРОСТОТА, ХУЖЕ ВОРОВСТВА. Так в народной традиции принято говорить о чём-то «таком простом», что грех его для души человека и ущерб его для жизни – соизмерим с воровством. Это «крадущая очарование жизни» и «обкрадывающая живущих» простота. Что характерно для такой «простоты»? Прежде всего, это что-то очень поверхностное и в замысле, и в исполнении, когда не углубившись (и даже не попытавшись углубиться, так сказать переспросить себя и других, тех, кто знает) в особенность или в сущность предмета, явления, вещи – им присваивается – эпитет, обнуляющий или оглупляющий, или обесценивающий всю внутреннюю ценность, суть предназначения или существования – предмета, вещи, явления, чувства, сводя характеристику к плоскости, вульгарности, к абы кабы под девизом: «и так сойдёт, главное, чтоб от всей, дескать, души, ёшкин кот!». Такой «подножной простотой» многие её носители даже бравируют, мол, я, конечно, не разбираюсь, но зато всё у меня «ясно, как день» и людям это нравится, а «простому» народу, мол, только это, только так и надо.

Однако, в жизни нет, по моему глубокому убеждению, «простого», как впрочем и «сложного» народа, есть только люди с природной или воспитанной и самопознанной чуткостью к прекрасному. с чутьём на подлинное или достоверное, и люди неразборчивые, не способные отличить «прекрасное» от «красивого», брошенные на произвол судьбы, брошенные по обстоятельствам жизни, люди остановившиеся в своём развитии (никуда не живущие или живущие в никуда), которые сознательно или невольно путают истинные значения, как «простоты», так и «сложности». Они «сложное» воспринимают, как нечто априори утруждающее драгоценный мозг обывателя, как назойливую муху, мешающую достопочтенному обладателю никчёмного существования, успешно продлевать своё бытие – вершину своего пригорка, которая мнится им Эверестом жизненного познания! – Я, конечно, не разбираюсь тут в ваших тонкостях, – говорит такой человек, – Но всё мне ясно, всё я знаю и если делать что-то от всей души, то всегда будет то, что надо!». Однако, «от всей души» сварганенное далеко не всегда является «тем, что надо». Надо – ленивым, привыкшим к тюрьке, которую можно сразу проглотить и жевать-то не надо? Тогда, да, такое «надо» и обслуживает «простота, хуже воровства».

В поэзии, например, такого «читателя» Марина Цветаева называла «чернь» или читатель понаслышке:

Что касается полезной или подлинной «сложности». Поэзия, в отличие от стишков, сложна, вся, даже самые, казалось бы понятные и приятные сходу произведения поэтов, только кажутся простыми. В них обязательно присутствует та самая анфилада смыслов, в них всегда можно «в сотый раз заново» открывать двери в необозримые пространства мироздания, которое и «не снилось» мудрецам из общаги бытия под именем «хуже воровства». Но в отличие от стишков, в которых либо «сложное по простому», когда автор философствует на коленке, производя чувственный и мысленный «пшик», не разобравшись в предмете, либо «заумь», когда текст представляет собою поток сознания, механическое нагромождение несуразностей, фигур речи, коверкающих воображение читателя, приводящих воображение в тупик, сложность поэзии проста своей дружбой с воображением, в котором оригинальные, необыкновенные слова и словосочетания видны, как на ладони, увлекают за собою, завораживают и отстраняют ввысь, в многомерность, как бы лишают точки опоры - "личное" сознание, засевшего в человеке "наблюдателя", живущего от роддома до кладбища, от стишка до стишка, от "чем бы дитя не тешилось" до "..а перед ней разбитое корыто"!

Предложу вашему вниманию несколько примеров сложности поэзии и ложной сложности стишков:

В своём Критическом обзоре произведений, отобранных Жюри в лонг-лист Премии «Поэзия 2019»,

я, проанализировав каждое из сотни стихотворений, составил итоговый список строк, которые, на мой взгляд, вполне ярко и предметно демонстрируют ту самую лже-сложность, которая по сути своей, является обратной стороной простоты, хуже воровства:

«Ночь вепрем семенит к зауженной звезде» Богдан Агрис

«Вытянет узорчатый внутренний ремень» Анна Аркатова

«На причале корабль ползёт» Вадим Банников

«В горечь речь простокваши исполнилась квази смысла» Полина Барскова

«Горьковатой тёмноязыкой унылозадой» Полина Барскова

«ума бывает далеко раскинутая сеть» Василий Бородин

«рубашки хаки, грозный секс на марше» Алла Боссарт

«вот борщ не сварила ни разу стихи я так и пишу всё время» Ольга Брагина

«психиатрическая больница имени Ганушкина за окном» Ольга Брагина

«нет не отдам свою страну которую обнимаю когда сплю никому» Ксения Букша

«Дети выходят из школы с горбами смысла на разноцветных куртках пинают снежные черепа» Игорь Булатовский

«Мослы света под стеной супермаркета» Игорь Булатовский

«частым сердцем стучать в бирюзовые яйца,

Синим глазом держать на оси свой простор» Игорь Булатовский

«Пошла бы в рост экономика, взлетев на процентов триста» Дмитрий Быков

«И понял Изя, столетний Изя, тараща зенки» Дмитрий Веденяпин

«Внутри себя я ощущаю мебель

Хромающий двуногий табурет» Алина Витухновская

«Как погремушки кости на соплях» Алина Витухновская

«плыл мотылёк Ганс Христиан, цветы целуя и не ведая беды» Владимир Гальдесман

«...божье коровке в насекомый храм брелось» Владимир Гальдесман

«ради поругания ментов выдвинулись против капитала» Дмитрий Гаричев

«кто бы хотел склеиться из кусочков земли вывернутых червями» Анна Глазова

«Мёртвым алмазом рухнул к твоим ногам» Григорий Горнов

«И лес зашумел, заштрихованный помехами голограмм» Григорий Горнов

«Выплывает родной овал, так во сне на тебя похожий» Андрей Грицман

«С паническими гладиолусами» Андрей Гришаев

«Друзей его летающие личики» Андрей Гришаев

«с глаз смахну, оботру с лица... неопознанные тельца» Юрий Гуголев

«отсутствие признания в апатии сердечного капитала аппарата вращения крови внутри» Илья Данишевский

«вены из которой ты лакаешь от голода собственную кровь наказание за ритмичные опечатки в смс» Илья Данишевский

«разевает скрипучий рот и произносит МИР» Егана Джаббарова

«Бог говорит Гагарину: Юра, теперь ты в курсе..» Анна Долгарёва

«Всем человечьим адовым колхозом … мы надоели бабочкам, стрекозам» Ирина Евса

«Движения арестанта медлительны как у хирурга проводящего операцию на открытом сердце собственной дочери под водой со связанными руками бритвенным лезвием» Андрей Егоров

«я этот лес целую в листья, корешки и губы» Максим Жегалин

«и что заставляло так прыгать капли лягушками на капот поздней открывалось на в клюве цапли «Массандры» набравшей в рот» Сергей Золотарёв

«Мы живём... добывая роуминг, пестуя закрома» Александр Кабанов

«розой обвившей пылающий крест, побеждены немота и бессмыслица» Катя Капович

«Спинки к земле, кверху брюшки — летят довольные курицы-подружки» Алёна Каримова

«Забытый за давностью лет, чей-то знакомый, костями гремящий скелет» Светлана Кекова

«рассиялось бельмо луны ртутным светом

«Отшатывался я, но после вслед тебе шагал» Всеволод Константинов

«тело без органов попав в секонд-хенд становится коллективным телом» Владимир Коркунов

«буквы свистят у виска» Андрей Коровин

«Может ли волк быть её неотчуждённый труд в значении «трудный». Всего не расскажешь...» Елена Костылёва

«в первую брачную ночь прабабушка достала из-под юбки кухонный нож...» Ирина Котова

«...двое глухонемых красноречиво беседуют на своём секретном наречии...» Владимир Кочнев

«снег притворился добрым, ходит, искрится ртом» Денис Крюков

«со стивом джобсом вдаль пойдёт аллеей» Инга Кузнецова

«мой папа был мужчина в цвете сил... и джинсы белоснежные носил» Дана Курская

«парой строк, куда-нибудь да вписаться, расшибая лоб, матеря иное» Елена Лапшина

«Из какого палеополдня он тает, навстречу подробному выцветанию флага взаимности?» Денис Ларионов

«Главное чтобы ты не представлял Освенцим во время секса» Виктор Лисин

«сгустки и перепады для пешеходов, на перекрёстке приложенных к коже, нечаянно встретивших на изломе аккуратную кровь» Карина Лукьянова

«хоботки желания очищают поверхность голого тела» Мария Малиновская

«Где же капусница? — Нетути» Григорий Медведев

«Я скажу тебе: капитализм свинья..» Кирилл Медведев

«когда я, мама, встану из могилы...живой и нежный... то ты меня узнаешь?» Вадим Месяц

«Когда время ломит по осевой, чо может сделать ненужный атом — выиграть глоток сантиметров» Елена Михайлик

«куколку ночной стрельбы обнимать, баюкать...» Станислава Могилёва

«покрытая ржавчиной гидра зрения» Станислава Могилёва

«Ах если б не сияния на грани выгорания» Ирина Перунова

«мы любили родимые северные ады» Вера Полозкова

«Он увидит... отцветающий глаз» Евгения Риц

«когда старый кот на кухне грызёт сухой укром и плачет неясно... мы хотим друг друга убить» Галина Рымбу

«В тот момент, когда пишущий ищет слово, всяк обитатель дна ищет улова» Жанна Сизова

«завернув в своё сердце бум бум» Андрей Тавров

«Проза. Каша во рту. Не умею и немогу, не хочу учиться ничему..» Марина Тёмкина

«Моего друга тупо расстреляли» Елена Фанайлова

«бегает синекрылый прединфарктный заяц» П.И.Филимонов

«полости пустот... берут тебя в бессрочный оборот, впиваясь в сердце миллионом глаз...» Сергей Шестаков

--------------------------------------------------

Подлинная сложность или многогранная ёмкость, которая суть и плоть есть поэзия состоит из художественно насыщенной ткани, словесный орнамент коей завораживает и очаровывает любителя поэзии целым комплексом явленного языкового богатства : сам подход или заход на момент написания стихотворения, ракурс с которого поэт начинает взор на будущую тему, затем, выстраданный в результате долгого подбора ритм, соответствующий или отражающий или даже возглавляющий слова, точнее, сокровенную причину написания стихотворения, а также отдельные ключевые действия, явления и предметы участвующие в произведении Искусства поэзии. Кроме того, подлинная сложность не требует, но даже противится «пониманию сходу», которое практикуют любители производства и чтения стишков. Никакое «сходу всё ясно» в поэзии, в принципе, не приветствуется. Хочешь «сходу» – читай объявления в газетах, смотри российские сериалы «о многопудовых буднях обывателей», слушай песенки, типа: «Ты – рыбачка, я – батрак» и т.п.

«Радовать читателя красивыми переплёсками слова не есть цель творчества.

Моя цель, когда я сажусь за вещь, ни есть радовать никого, ни себя, ни другого,

а дать вещь возможно совершеннее. Радость — потом, по совершению.. Радость потом — и большая. Но и большая усталость. Эту усталость свою, по завершении вещи, я чту. Ту же усталость чту и в читателе. Устал от моей вещи — значит хорошо читал и — хорошее читал. Усталость читателя — усталость не опустошительная, а творческая». (Марина Цветаева)

"..легко усваиваемая поэзия, отгороженный курятник, уютный закуток,

где кудахчут и топчутся домашние птицы. Это не работа над словом, а скорее отдых от слова". (Осип Мандельштам)

«Только оригинальность делает произведение произведением настоящего искусства».(Борис Пастернак)

Приведу пример «сложности» поэзии:

Осип Мандельштам

***

Я слово позабыл, что я хотел сказать.

Слепая ласточка в чертог теней вернется,

На крыльях срезанных, с прозрачными играть.

B беспамятстве ночная песнь поется.

Не слышно птиц. Бессмертник не цветет.

Прозрачны гривы табуна ночного.

B сухой реке пустой челнок плывет.

Среди кузнечиков беспамятствует слово.

И медленно растет, как бы шатер иль храм,

То вдруг прикинется безумной Антигоной,

То мертвой ласточкой бросается к ногам,

С стигийской нежностью и веткою зеленой.

О, если бы вернуть и зрячих пальцев стыд,

И выпуклую радость узнаванья.

Я так боюсь рыданья аонид,

Тумана, звона и зиянья!

А смертным власть дана любить и узнавать,

Для них и звук в персты прольется,

Но я забыл, что я хочу сказать, -

И мысль бесплотная в чертог теней вернется.

Bсё не о том прозрачная твердит,

Всё ласточка, подружка, Антигона...

И на губах, как черный лед, горит

Стигийского воспоминанье звона.

1920

Магия этих стихов Осипа Мандельштама взывает прежде всего к нашим наитьям. Стихи захватывают как волхвование. К ним нельзя подходить с мерой рассудка, - это немедленно вызовет недоумение и поставит нас в тупик. В самом деле, как река может быть сухой? Именно сухой, а не высохшей? И какие законы физики позволяют по такой реке плыть челноку? В рамках рассудочного мышления образ Мандельштама кажется едва ли не бессмысленным. Впрочем, это определение не было в его глазах отрицательным – ведь он писал:

«В Петербурге мы сойдёмся снова

Словно солнце мы похоронили в нём,

И блаженное, бессмысленное слово

В первый раз произнесём».

БЛАЖЕННОЕ, БЕССМЫСЛЕННОЕ СЛОВО – !!! слово не от мира сего.

В ПЕРВЫЙ РАЗ – !!! – или даже, как в первый раз, всегда, в первый раз...

ПРОИЗНЕСЁМ -!!! звуконосное слово у поэзии...

Мы воспитаны в духе рационализма – понятие иррационализма было для нас чуть ли не жупелом. Как страшна иллюзия, что в мире всё логически объяснимо – сполна и без остатка! Эта иллюзия опустошает сердца и приводит к жесточайшим разочарованиям. Мир без тайны, мир без несказанного и нереченного: это лишь безжизненный призрак, мёртвая схема. Иррациональный момент бытия всегда чутко улавливала и настоящая философия, и подлинная поэзия.

Высокое ощущение тайны мира полнит поэзию! Однако это ни означает, что настоящие поэты, бросая вызов логике обыденного сознания, не сохраняют за нею права на частное значение. Они просто преодолевают её, воспаряют над нею. Ведь в мире есть нечто, лежащие поверх логического смысла, аналитической схемы. В этом нечто – сокровенное! Свойства его настолько необычны, что однозначная логика скажет о нём: абсурд, нелепица, бессмыслица.

«Сухая река», «чёрное солнце» - это так называемые оксюмороны: поэтические образы, построенные на резком столкновении противоположностей. Но только ли склонность к парадоксальной остроте лежит в основе создания оксюморонов? Нет, ибо в этих поэтических фигурах порой отражается странная – если угодно, абсурдная – истина о бытии. Оказывается, сам мир устроен по принципу оксюморона! И душа человеческая, конечно. И лучшие произведения искусства.

Несколько слов о «красивости» и «прекрасном» в словесности, в частности, в поэзии:

Лермонтов или Марлинский?

«Уж за горой дремучею

Погас вечерний луч.

Едва струёй гремучею

Сверкает жаркий ключ…»

Михаил Лермонтов

Быть окружённым толпою слов, внушаемых заострённо чувственным восприятием мира, и при этом, уметь превращать словесные толпы в прямые наименования вещей – признак высокого мастерства.

Уметь изъясниться в стихе – просто – но, не впадая в простоту (в простоватость) – задача задач!

Не избегать категорически «языка улицы», языка повседневного общения, но использовать, применять его строго по-необходимости, по месту, по мере надобности, а не в качестве «основной кисти», основного тона или инструмента - важная составляющая поэтического искусства.

Понимать «современность», как щит, отражающий всё наносное, пошлое, обиходное – в том числе, в языке, а не как зеркало, отражающее всё подряд, без разбору – это норма восприятия поэта, а не «словесного подёнщика»!

Не путать фигуральность, краснобайство, красивость с образностью, красноречием, выразительностью и прекрасностью – обязанность поэта.

Имея целый арсенал слов, эпитетов, синонимов, помнить о поэзии как об одной из уникально-лаконичных или лаконично-ёмких форм искусства – значит, иметь представление о стиле в искусстве.

Современник Лермонтова Шевырёв писал, сравнивая прозу Лермонтова с прозой модного тогда романтика Марлинского: «Пылкому воображению Марлинского казалось мало только что покорно наблюдать эту великолепную природу и передавать её верным и метким словом. Ему хотелось насиловать образы и язык..»

Вот отрывок из повести Марлинского «Аммалат-Бек»:

«Дагестанская природа прелестна в мае месяце. Миллионы роз обливают утёсы румянцем своим, подобно заре; воздух струится их ароматом, соловьи не умолкают в зелёных сумерках рощи. Миндальные деревья, точно куполы пагод, стоят в серебре цветов своих.. Широкоплечие дубы, словно старые ратники, стоят на часах там, инде, между тем как тополи и чинары, собравшись купами и окружённые кустарниками, как детьми, кажется, готовы откочевать в гору, убегая от летних жаров».

Ещё один отрывок – из книги «Мулла-Нур»:

«Громады скучивались над громадами, точно кристаллы аметиста, видимые сквозь микроскоп, увеличивающий до ста невероятий. Там и сям, на гранях скал, проседали цветные мхи, или из трещин протягивало руку чахлое деревцо, будто узник из оконца тюрьмы.. Изредка слышалась тихая жалоба какого-нибудь ключа, падение слезы его на бесчувственный камень..»

Всё творчество Марлинского, его манера повествования – не прошли проверку временем. А ведь его книгами зачитывались современники! Нагромождение сравнений, назойливо красивые эпитеты; всё это сегодня – признак безвкусицы.

Время вынесло свой приговор: в произведениях Лермонтова была та правда жизни, та глубина мысли, те нравственные вопросы, которые делают их современными и сегодня. Произведения Марлинского со всей пышностью, оказались неглубокими, поверхностными и потому безнадёжно устарели; то, что казалось красотой, обернулось ложной красивостью; изысканность – пошлостью; необыкновенность сюжета – просто скукой.

С невольным облегчением возвращаешься от Марлинского к Лермонтову:

«Налево чернело глубокое ущелье; за ним и впереди нас тёмно-синие вершины гор, изрытые слоями снега, рисовались на бледном небосклоне, ещё сохранившем отблеск зари».

Пейзажи у Лермонтова могут быть разными, но одно в них общее: точность. То, что описывает Марлинский, невозможно увидеть; трудно представить себе, например, как розы «обливают утёсы румянцем» или слеза «какого-нибудь ключа» падает «на бесчувственный камень». Пейзаж, описанный Лермонтовым, видишь и представляешь себе совершенно точно: и глубокое ущелье, и горы «изрытые морщинами», и «голые, чёрные камни», и тучу на вершине Гуд-Горы: она была «такая чёрная, что на тёмном небе..казалась пятном».

Лермонтов не прост в стихотворении «Родина», сложен, в высшем и поэтическом смысле этого слова. Родина подана не как перечень «красивостей», расхожих штампов и заверений в «любви к ней в общем и целом, и с душой, как с душком», как это бывает сплошь и рядом в «простых, как многоэтажка» стишках. Родина Лермонтова сложна своим утончённым восприятием того, что собственно так родственно, так близко, так совпадает с его душою, что именно в пейзаже, в «простых» картиных бытия является «родиной» – под какой ритм живёт она, насколько одинок на родине человек любящий родину и др. смыслы, мысли, чувства... Вот она, «сложность» поэзии, каждому «простаку» на заметку:

***

Люблю отчизну я, но странную любовью!

Не победит её рассудок мой.

Ни слава, купленная кровью,

Ни полный гордого доверия покой,

Ни тёмной старины заветные преданья

Не шевелят во мне отрадного мечтанья.

Но я люблю – за что, не знаю сам –

Её степей холодное молчанье,

Её лесов безбрежных колыханье,

Разливы рек её, подобные морям;

Просёлочным путём люблю скакать в телеге

И, взором медленным пронзая ночи тень,

Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,

Дрожащие огни печальных деревень.

Люблю дымок спалённой жнивы,

В степи ночующий обоз

И на холме средь жёлтой нивы

Чету белеющих берёз.

С отрадой, многим незнакомой,

Я вижу полное гумно,

Избу, покрытую соломой,

С резными ставнями окно;

И в праздник, вечером росистым,

Смотреть до полночи готов

На пляску с топаньем и свистом

Под говор пьяных мужиков.

--------------------------------------------------------------------

В завершении моих размышлений о «простом и сложном» в стихах, проанализируем стихотворение Владимира Аникина, он пишет в одном из комментариев в этой теме, он пишет:

«Невольно (чеснслово не задумывал) ярче всего я выразил свою позицию ко всему "изысканно сложному" в посвящении жене:

«От первых звезд, до утренней Авроры

Перебирал в ночи жемчужины небес,

Поля, леса, овраги, косогоры

Прошел, облазил в поисках чудес.

Нырял во тьму бездонных океанов,

В хрустальный мир озер и бурных рек,

Просеивал песок бесчисленных барханов

Листал тома в тиши библиотек.

Искал слова, что лучше всех на свете

Расскажут о моей любви к тебе

Покажут в форме, запахе и цвете…

И небеса прислушались к мольбе!

Нашел! Несу, глотая слезы счастья,

В обертке из душевного тепла,

Секретный код великого причастья,

Великий дар, что мне судьба дала.

Колено преклонив, торжественно и пышно…

Не так! В твоих глазах ищу себя,

Тебе одной я говорю чуть слышно

Три слова — Я Люблю Тебя!»

---------------------

Прочитав это стихотворение, невольно вспомнил Марлинского с его «красивостями», которые красивы только на первый взгляд кого-нибудь читателя понаслышке, только на взгляд неискушённого в прекрасной ипостаси Искусства.

То что автор, ратующий за «простоту» в стихосложении, «перебирал жемчужины небес», «ныряв во тьму бездонных океанов» и совершал тому подобные действия, не делает его носителем – ни поэзии жизни, ни поэзии слов – почему так? Поскольку всё перечисленное и поданное себе и будущему читателю как пример поэтической натуры автора, по сути своей, то есть по перебору «красивостей» над красотой или сказанутости над несказанностью, или по подмене прекрасного красивым, когда фантазёрство, словесная фальшивка подменяет собою художественный вымысел или правдоподобие искусства поэзии. По мнению автора именно это стихотворение ярче всего выражает его позицию к «изыскано сложному». Автор стишка декларирует намерение искать слова, которые выразят его любовь к жене:

«Искал слова, что лучше всех на свете

Расскажут о моей любви к тебе..».

Но слов таких, то есть прекрасного, правдоподобного, на мой взгляд, не найдено, только «обёртка из душевного тепла». Но из «обёрток» вся целиком и состоит «простота, хуже воровства»! Вместо простоты, то есть выражения сути или воплощения сути в Слове, длинные перечни строк о том, что «торжественно и пышно», но получается на выходе – «пшик», пышный и торжественный, как оркестр пожарной команды в городе N.

Если бы, вместо девятнадцати строк, не «изысканно сложных», а аляповато или простецки-красивых, автор показал строки своей жизни – воплотил в Слово свои дела, свои сомнения, удачи и неудачи, встречи и расставания, одиночество и мечты – до встречи с будущей женою, то тогда финальные слова «Я люблю тебя!» не остались бы словами рекламного плаката, или анонса художественного фильма, но явились бы итогом постижения любви автором стишка. И в этом случае, их можно было бы их нужно было бы произнести в глаза, а не в стихотворении, которое ВОПЛОЩАЛО бы любовь, а не ОБОЗНАЧАЛО её!

Великая разница между «простой сложностью» Искусства поэзии и «сложной простотой» стишков ещё ожидает многих из нас на пороге постижения.

Вадим Шарыгин(20.10.2022 12:03:53)

Поэзия как искусство.

Звукосмыслы

В рамках заданной мною темы и выходя за рамки её – мы обмениваемся опытом постижения поэзии. Прежде чем приблизиться, к возникшему явно не на пустом месте, слову «поэзия», давайте разберёмся со словом «стихи» или уточним, чем отличаются стихотворные строчки от прозаической речи – мы относим к стихам, с их рифмовкой, мелодией (или подчинённостью интонации), всё то разнообразие стихотворных строчек, в коих гораздо острее, чем в членениях прозаической речи чувствуется звучание ударяемых гласных и близких к ним согласных, а затем, пусть и в меньшей мере, возникает акустика и артикуляция всех слышимых составных частей. Эти звучания, в союзе с ритмом, собственно, образуют как отдельные стихи, так и сочетания стихов, в то время как в прозе, за исключением ( и то не всех) афоризмов и пословиц, они такого назначения не имеют. Что же ощущается нами именно как «стихи»? Прежде всего, повторы (к коим принадлежит и рифма), но не только, есть ещё отдельные звучания – гласные «а», «о», «у», «и», «е» и другие, в отдельных словах – по контрасту или с другими, или просто в своём особом качестве. Рифмы и повторы организуют стих и больше связаны с ритмом, другие звуки и созвучия – теснее связаны со смыслом.

Образуя мелодию, они сочетаются со смысловым фоном всего стихотворения в целом. Если для прозы достаточно смыслов, явленных строчками, то для стихов необходимы з в у к о с м ы с л ы. Возникают звучащие слова и словесные аккорды.

Чтобы строчки впрямь стали поэзией необходимо каждую осознать как стих, прочесть, как стих, п р о в о з г л а с и т ь! Если строчки стихов прочесть так как читают прозу, не возникнет никакого звукосмысла или от него останется зыбкая тень. Слова, сами слова в стихах звучат по иному, чем в прозе, и это новое, как бы объёмное звучание меняет самый смысл, перемещает смысл из трёхмерности в многомерность. Когда слова в стихах получают нужные им ударения, их предметные значения могут мгновенно уступить место смыслам, то есть мгновенно расширяется гамма впечатлений: чувства, предметы, явления приобретают оттенки или зыбкость существования. Это не значит, конечно, что стоит нам произнести ударные гласные в словах и сама собой, по недосмотру, из-за оплошности или из случайного набора слов возникнет поэзия, но это значит, что нет поэзии без звукосмысла, как и нет поэзии, обходящейся одними звуками.

Поэт ищет в слове его смысла, а не его значения. «Смысл» и «значение» не разграничены в языке достаточно ясно: смысл – это то, что непосредственно открывается в слове, помимо того, что относит слово к какой-то конкретной вещи, предмету, явлению. Метафоры поэзии служат для того, чтобы сказанное воспринималось со стороны смысла, а не значения. Если поэт в каких-то случаях не зачёркивает значений слов, то не для того, чтобы мы поддаваясь иллюзии простоты, поверили, что поэт забыл о смыслах слов. Поэтические слова всегда невещественны и всегда конкретны. Наши обычные взгляды на абстрактное и конкретное к поэтическим словам неприменимы.

Что такое поэзия?

Я могу предложить своё определение:

Поэзия — есть высшая форма человеческого сознания,

особая, высказанная, доверившаяся Языку – форма восприятия мироздания, при которой

слова обретают :

- мгновенную силу воздействия

- максимальную полноту звучания

- минимальную зависимость от значений

Поэзия — это путь :

От правды к правдоподобию.

От прямой речи к иносказательности.

От потоков слов — к Слову.

От мира гусеницы к миру бабочки.

От раскраски обыкновенного к прекрасному.

От муравья к стрекозе (в басне Крылова).

От хорошего времяпрепровождения досуга к прекрасному умиранию искусства.

От содержания из слов к звукосмыслам.

Стишки и поэзия

Созданной поэзии в разы меньше, чем намерений её создать. Этот факт очевиден для любого мало-мальски любящего и уважающего, знающего поэзию человека. Я разделяю всё написанное в форме поэзии – на собственно поэзию и на стишки. Такое деление, на мой взгляд, всё-таки корректнее, чем традиционные попытки деления, например, на хорошую поэзию и поэзию плохую, или на подлинную поэзию и поэзию мнимую. Моё деление – освобождает само слово «поэзия» от второго и далее сорта, от неполноценности и частичности присутствия в произведении. Как не бывает «плохой» и «хорошей» веры, или веры местами (в усечённом, «законспектированном») виде, как не бывает «подлинной и мнимой» любви или любви в намерении, или в неполной мере, так не бывает «плохой и хорошей поэзии» или поэзии по намерению. Для всего, что только внешне (по форме) напоминает поэзию, но не инициирует, не генерирует, не аккумулирует и не транслирует в сознание читающего ценности (они же, признаки) поэзии, то есть не переводит сознание на более высокий (метаморфозный, внепространственный и вневременной) уровень есть название – стишки.

NB Согласно моей концепции, стишки не являются предтечей поэзии, её подготовительным уровнем, они вовсе не закономерный этап на пути к поэзии, они не её ухудшенная копия, стишки невозможно «модернизировать» до уровня поэзии, стишки не приближают, но отдаляют людей от поэзии. Стишки искажают представление людей о поэзии, о поэтическом творчестве, о поэтической речи и поэтическом восприятии. Было бы большой ошибкой назвать стишки неудавшейся полностью поэзией или поэзией частичной – это произведения антипоэзии, то есть произведения, в которых явлен взгляд на поэтическое ещё или уже непоэтического человека – ни читателя, ни писателя, который ни Богу свечка, ни чёрту кочерга, не желает видеть себя читателем и не жалеет других, видящих его писателем. Производит словесный маргарин, который тоже можно «употреблять в пищу воображения» и тем самым, настоятельно рекомендует всем забыть о «масле поэзии».

Есть люди, пишущие только стишки. Если в творчестве пишущего стишки составляют сто процентов, занимают всё пространство интересов, то такой человек должен осознать отсутствие у него божественного дара слова и очень серьёзно и ответственно отнестись к выстраданным мыслям о нём лучших поэтов прошлого. Если в творчестве пишущего - стишки занимают значительный, «господствующий» объём из общей массы им написанного, значит, такой человек ещё не устойчив в определении поэзии, воспринимает поэзию как нечто случайное что приходит под настроение, под вдохновение, значит, такой человек не достаточно работает над собою, не совершенствуется, сознательно или по недомыслию, то есть по причине непонимания сути и сущности поэзии, её значения или миссии среди людей; значит, такой человек воспринимает поэзию, как общедоступное ремесло или как часть своего развлечения, досуга людей, имеет привычку беглого или поверхностного отношения к опыту других и не в состоянии отличить поэтическую речь от речи о поэтическом.

У поэтов (по призванию, а не исключительно по намерению и по образованию) могут быть исключительно произведения поэзии – они могут быть с углублённым погружением в недра сокровищницы языка или с ограниченным или осторожным, но всегда продуманным и уместным отношением к языковому богатству. Но и те и другие – являются произведениями поэзии – произведениями ПОЭТА – поэта по призванию, по природному дару слова, по каторжному труду по добыче золота Слова на приисках поэзии. Поэты не могут произвести на свет божий стишки, не при каких обстоятельствах, только поэзию с большей или меньшей глубиной погружения в Язык. Произведения поэзии, в которых Язык (во всех его звукосмысловых нюансах) раскрывается на такой огромной или «бездонной» глубине, что достигает уровня самостоятельного звучания или существования, превозмогая красотою своею даже тему или содержание – такие произведения поэзии становятся произведениями Искусства, то есть дверью в иное мироздание. «Лучшими» поэтами эпохи или главными носителями или источниками тайного очарования поэзии становятся поэты, создавшие произведения искусства и творческий поиск коих не ограничивается собственно поэзией слов, но охватывает поэзию жизни.

Поэзия жизни

Поэзия жизни включает в себя поэтическое восприятие всего, что есть, при котором так называемая действительность, где обитают люди без поэзии и люди со стишками, получает расширение до степени достоверности. Обладание поэзией жизни есть необходимое, но не достаточное условие для возникновения поэзии слов.

Мне хорошо запомнился тот тёплый, солнечный, сентябрьский немецкий день..

Я, ученик 3-го «Б», посреди урока выбегаю из класса, мчусь по коридору, уже не сдерживая слёз, распахиваю входные двери нашей русской школы, бывшей казармы танкового батальона дивизии вермахта, скатываюсь со ступенек крыльца и устремляюсь в небольшой скверик неподалёку.

Там, слава Богу, ни души, усаживаюсь на краешек одной из скамеек, пытаюсь взять себя в руки, успокаиваюсь на минутку, но тут же, вновь, невообразимая жалость и отчаяние подкатывают и застревают комом в горле, и я плачу, плачу уже, навзрыд, уже не сдерживаясь, не вытирая слёз..

В это утро я узнал, что 11 сентября 1973 года войска хунты в Сантьяго взяли штурмом Президентский дворец и президент Чили Сальвадор Альенде погиб, обернувшись государственным флагом.

Тот давний день я считаю своим первым знакомством с поэзией – не с поэзией слов, а с поэзией жизни – с тем огромным и героическим состоянием души, в котором мир ощущается не просто, как лоскутное одеяло, сшитое из кусочков стран и континентов, а жизнь видится не просто чередой дел и событий, но воображаются в виде, уходящей за горизонт, опоясывающей Землю, цепочки людей, взявшихся за руки, преданных и верных друг другу, знающих цену словам: свобода, равенство, братство.

Так, что же это такое, «поэзия жизни»?

Передо мною «Песнь о соколе» Максима Горького. Прочитываю дважды. Произведение, буквально, потрясает – амплитудой (взбирания-падения) строк и глубиною вложенного в них смысла!

С первых же строк, врывается в душу картина человеческого существования, в которой чётко и честно расставлены главные действующие лица жизни:

Те, кто пытается механически (физически) познать высоту жизни, как бы вползти на неё, при этом оставляя себя ограниченным в восприятии («ползающим»):

«Высоко в горы вполз Уж и лёг там в сыром ущелье, свернувшись в узел и глядя в море».

Те, кто, взбираясь, восходя, обретает высоту (не горы даже – неба!), и не для взглядывания свысока, но лишь для последующего полёта, для сияния:

«Высоко в небе сияло солнце, а горы зноем дышали в небо..»

Те, кто никуда не взбирается, и разбивает, вдребезги, свои жизни, мечты и надежды, о камни действительности, о скалы будней:

«..и бились волны внизу о камень…»

А дальше по тексту, ещё одна схлёстка стихий – горного потока и моря: сильный, напористый, упрямый, узкий (во взглядах? В мечтах?) поток талой воды, буквально, врезается в широкое (душою!) морское пространство:

«А по ущелью, во тьме и брызгах, поток стремился навстречу морю, гремя камнями.. Весь в белой пене, седой и сильный, он резал гору и падал в море, сердито воя».

И вот начинается! – Оно! – Главное сражение человеческой жизни! – противостояние – Ужей и Соколов – противоположение – «умеющих жить» и «умеющих летать»! – противопоставление – Мариенгофов и Есенининых! – противо-речие – «читающих лекции о слезах» и «плачущих»! – противоборство – «поднебных» и «поднебесных»!

«Вдруг в то ущелье, где Уж свернулся, пал с неба Сокол с разбитой грудью, в крови на перьях..»

«Уж испугался..подполз поближе..:

-Что, умираешь?

-Да, умираю! – ответил Сокол, вздохнув глубоко. – Я славно пожил!.. Я знаю счастье!.. Я храбро бился!.. Я видел небо.. Ты не увидишь его так близко! Эх, ты, бедняга!

-Ну что же – небо? – пустое место.. Как мне там ползать? Мне здесь прекрасно.. тепло и сыро!.. ..Летай иль ползай, конец известен: все в землю лягут, всё прахом будет».

«И крикнул Сокол с тоской и болью, собрав все силы:

-О, если б в небо хоть раз подняться!.. Врага прижал бы я.. к ранам груди и..захлебнулся б моей он кровью! О, счастье битвы!..

А Уж подумал:..»

В этом месте, я, вдруг, остро осознал принципиальную разницу между тем, как сражаются – Соколы – дети неба, и тем, как сражаются Ужи – дети земли: Соколы, «разят врагов», пытаясь захлебнуть их своею кровью, Ужи, уничтожают своих врагов, захлёбывая их в крови чужой!

Именно поэтому, Ужи – побеждают Соколов на земле, а Соколы – побеждают время.

«А Уж подумал: «Должно быть, в небе и в самом деле пожить приятно, коль он так стонет!..И предложил он свободной птице: – А ты подвинься на край ущелья и вниз бросайся. «Быть может, крылья тебя поднимут и поживёшь ещё немного в твоей стихии».

И дрогнул Сокол и, гордо крикнув, пошёл к обрыву, скользя когтями по слизи камня. И подошёл он, расправил крылья, вздохнул всей грудью, сверкнул очами и – вниз скатился.

И сам, как камень, скользя по скалам, он быстро падал, ломая крылья, теряя перья..

Волна потока его схватила и, кровь омывши, одела в пену, умчала море».

Наяву вижу, как смертельно раненый, избивший крылья о камни рассудительных писательских глаз, Есенин, идёт к обрыву, «скользя когтями», выплёскивая из горла отчаянные выкрики-конвульсии, кои отскакивают от бронированных сердец собратьев по перу – посредственных не в неумении выразить свои мысли, но – в чувстве прекрасного! Вижу, как «подошёл» он к вырубленной тысячами умелых, умных рук, пропасти, как «расправил крылья, вздохнул всей грудью» своих последних чудеснейших стихотворений, как «покатился вниз..ломая крылья». И что удивительно: море или пучина жизни, поглотив всех, вынесла на берег вечности – стихи Есенина – его душу! – его, тыщи раз такого-сякого! – и никого из «не разбившихся вдребезги» – никого из тех, кто был, вроде как, «лучше: моральнее, умнее» его! – вот такую точку, на все времена, ставит Бог в споре Ужей и Соколов.

А между тем, песнь продолжается. Начинается вторая, кульминационная часть истории:

«В ущелье лёжа, Уж долго думал о смерти птицы, о страсти к небу..

-А что он видел, умерший Сокол, в пустыне этой без дна и края? Зачем такие, как он, умерши, смущают душу своей любовью к полётам в небо? Что им там ясно? А я ведь мог бы узнать всё это, взлетевши в небо хоть не надолго».

Уж искренне не понимает Сокола, его «страсти к небу»! Сокол «смущает» его покой, его прямолинейное, поступательное житьё «своей любовью к полётам в небо». Уж чувствует, что за Соколом стоит не какая-то наивная бравада, но огромное, неведомое, недостижимое для Ужа пространство жизни, суть которой умещается в одном слове: «полёт», в том самом слове, которого вообще нет в лексиконе Ужа. И вот он решает попробовать..

«Сказал и – сделал. В кольцо свернувшись, он прянул в воздух и узкой лентой блеснул на солнце.

Рождённый ползать – летать не может!..

Забыв об этом, он пал на камни, но не убился, а рассмеялся:

«Так вот в чём прелесть полётов в небо! Она – в паденьи!..Смешные птицы! Земли не зная, на ней тоскуя, они стремятся высоко в небо и ищут небо в пустыне знойной. Там только пусто. Там много света, но нет опоры живому телу. Зачем же гордость? Зачем укоры? Затем, чтоб ею прикрыть безумство своих желаний и скрыть за ними свою негодность для дела жизни? Смешные птицы!..

Но не обманут теперь уж больше меня их речи! Я сам всё знаю! Я – видел небо..Пусть те, что землю любить не могут, живут обманом. Я знаю правду. И их призывам я не поверю. Земли творенье – землёй живу я».

И он свернулся в клубок на камне, гордясь собою».

Потрясающий монолог-исповедь! В нём – вся жизненная философия умного, доброго, заботливого, творческого, обыкновенного (в чувствах, в мечтах, в самоотдаче, в самоотверженности) человека. Причём, озвучен человек «опытный», человек, якобы познавший небо! – полёт, состояние жизни «поэт», и пришедший к выводу: ничего, мол, особенного в «небе», в «поэте», в «полёте» нет, «летать», дескать, могут все или многие! – Сиганул вниз, шмякнулся о земную твердь, привёл ушибленную башку в порядок от минутного стресса и «свернулся в клубок, гордясь собою»! – вот и всё искусство, вот и весь подвиг, весь «полёт»!

Ни эти ли, «познавшие» и «обесценившие» небо люди – «смеясь над птицами», над поэзией – находят ей земное, практическое применение – пишут стихи для раздумчивого философского досуга, или организуют творческие соревнования для того, чтобы с помощью рифмованных стихов-лозунгов сделать жизнь обыкновенных людей «ещё обыкновеннее», ещё спокойнее, ещё человечнее, милее и беззаботнее!? – ни эти ли, «летающие Ужи», авторитетно и многословно развенчивают поэтов, негодников этаких, погибших из-за своих дурных привычек, из-за «безумства своих желаний»!? – ни эти ли люди, запросто и без зазрения совести, пользуют небо поэзии, как место отдыха, как пространство приятного досуга, как скамейку для обмена будничными впечатлениями, под лузганье словесных семечек!?

Оказывается, что можно, искренне и воодушевлённо, заниматься не вполне своим делом, затрачивая на него десятки лет жизни, проявляя прилежание, тысячекратно «сигая Ужом в небо», создавая груды слов, рассказывающих, расцвечивающих, ругающих или возвышающих обыкновенную – не самоотверженную жизнь, и при всём при этом, не принести – ни себе, ни людям – никакой пользы! – оставшись в положении, чётко обозначенном Мариной Цветаевой: «пустые жесты над пустыми кастрюлями»!

Божественный дар – слова? – да! – но, вначале, Божественный дар – чувства прекрасного! – исполненный в сочетании с высочайшей само-отверженностью – не доступен всем и каждому – кто по-злому или по-доброму живёт землистую жизнь! – всем, кто искренне или намеренно ошибся со своим предназначением, с местом приложения своих душевных усилий и стал, например, «вечно перспективным плохим поэтом», или «не летающим Соколом», лишив себя, тем самым, прелести всего земного «и Уж», тем паче, прелести небесного!

«Уж» – не плохой! «Уж» не содержит в себе непосредственной причины гибели «Сокола». Он – тот, кто, заполонив небо своими «шмяканиями», тем или иным образом, способствует тому, чтобы «Соколов» в мире становилось всё меньше и меньше. «Уж» – это умная и бесслёзная, надёжная и опасная, ужасная и трагическая, несчастная и массовая подмена небом ползающим неба летящего!

«Блестело море всё в ярком свете, и грозно волны о берег бились.

В их львином рёве гремела песня о гордой птице, дрожали скалы от их ударов, дрожало небо от грозной песни:

«Безумству храбрых поём мы славу!

Безумство храбрых – вот мудрость жизни! О славный Сокол! В бою с врагами истёк ты кровью.. Но будет время – и капли крови твоей горячей, как искры, вспыхнут во мраке жизни и много смелых сердец зажгут безумной жаждой свободы, света!

Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!

«Безумству храбрых поём мы песню!».

Поэзия земная и небесная.

Можно, условно, разделить поэзию на «земную» и «небесную». Земная – не доводит дело или язык до колдовства, до господства языка над поэтом и читателем. Небесная – очень рискует, позволяя Языку разверзнуть бездну своих возможностей. Но и та и другая (и «земная», и «небесная») суть две составляющих поэзии, не имеющих НИКАКОГО отношения к стишкам (хорошим и плохим).

Я выделю два уровня восприятия искусства и два уровня самого искусства. Условно назовём их : «земное» и «небесное». Можно так разделить, например, поэзию: поэзия «земная» или поэзия ( с первого до последнего снизу этажа) человеческой многоэтажки, и поэзия «небесная» или поэзия (хотя бы и первого, единственного этажа, но обязательно видимого с «высокой» стороны, с высоты неба).

Мои примеры «земного» подхода к поэзии:

Иван Бунин

«Вот я раскрываю — пишет в своём статье «О поэзии Бунина» Владислав Ходасевич — «Избранные стихи» и читаю:

Льёт без конца. В лесу туман.

Качают ёлки головою:

«Ах, Боже мой!» — Лес точно пьян,

Пресыщен влагой дождевою.

В сторожке тёмной у окна,

Сидит и ложкой бьёт ребёнок.

Мать на печи, — всё спит она.

В серых сенях мычит телёнок.

В сторожке грусть. мушиный зуд...

— Зачем в лесу звенит овсянка,

Грибы растут. Цветы цветут

И травы ярки. Как медянка?

— Зачем под мерный шум дождя,

Томясь всем миром и сторожкой,

Большеголовое дитя

Долбит о подоконник ложкой?

Мычит телёнок, как немой,

И клонят горестные ёлки

Свои зелёные иголки

«Ах, Боже мой! Ах, Боже мой!»

«Стихов такой сдержанной силы, такой тонкости и такого вкуса — пишет в завершении статьи Владислав Ходасевич — немало у Бунина. Признаюсь, для меня перед такими стихами куда-то вдаль отступают все «расхождения», все теории, и пропадает охота разбираться, в чём прав Бунин и в чём не прав, потому что победителей не судят. В своей поэзии Бунин сумел сделать много прекрасного. Как не быть ему благодарным?» ( «О поэзии Бунина» 1929 год)

В качестве ещё одного сильного или яркого примера «земного» уровня искусства поэзии

я выбрал стихотворение Николая Заболоцкого «Журавли»:

«Вылетев из Африки в апреле

К берегам отеческой земли,

Длинным треугольником летели,

Утопая в небе, журавли.

Вытянув серебряные крылья

Через весь широкий небосвод,

Вел вожак в долину изобилья

Свой немногочисленный народ.

Но когда под крыльями блеснуло

Озеро, прозрачное насквозь,

Черное зияющее дуло

Из кустов навстречу поднялось.

Луч огня ударил в сердце птичье,

Быстрый пламень вспыхнул и погас,

И частица дивного величья

С высоты обрушилась на нас.

Два крыла, как два огромных горя,

Обняли холодную волну,

И, рыданью горестному вторя,

Журавли рванулись в вышину.

Только там, где движутся светила,

В искупленье собственного зла

Им природа снова возвратила

То, что смерть с собою унесла:

Гордый дух, высокое стремленье,

Волю непреклонную к борьбе —

Все, что от былого поколенья

Переходит, молодость, к тебе.

А вожак в рубашке из металла

Погружался медленно на дно,

И заря над ним образовала

Золотого зарева пятно.»

1948

«Прекрасное и трагичное стихотворение «Журавли» Н. Заболоцкий написал вскоре после окончания своей ссылки, в 1948 году. Это сюжетное произведение с глубоким философским подтекстом через описание случая, произошедшего в природе с перелетными птицами, повествует о человеческом мире и ставит перед читателем морально-этические вопросы» …

Так пишут, или примерно так, пишут об этом стихотворении критики. Да, действительно, это сильное произведение «с подтекстом», сильное оно и без «подтекста». Ладно скроено. Сходу понятно. Не требует от читателя ничего, кроме переживающей души и открытого сердца. Что само по себе очень даже не мало! Для земной жизни. Всё в порядке с этим произведением в плане художественности и эмоциональности, и всё в порядке с тем впечатлением, которое оно стремится произвести, и которое, действительно, в абсолютном большинстве случаев на читателей производит, уже столько лет!

И вот, я представляю вам это прекрасное произведение в качестве примера «земного» уровня поэзии, то есть уровня доступного практически всем и каждому любителю поэзии, но демонстрирующего далеко не всё, чем поэзия обладает, и даже, можно сказать, являющемуся только «вывеской над аркой», предваряющей вход в поэзию, как таковую.

Оговорка:

«Земная» – не значит непоэзия. Это поэзия, имеющая право на существование, отличающаяся от самых что ни на есть хороших стишков.

Что подразумевают те поэты, которые пишут «земную» поэзию?

Мотивация может быть, например, такой:

«ЗЕМНОЙ» подход можно определить примерно так : поэтам надо писать поэзию близкую и сходу понятную практически каждому человеку, надо писать и воспринимать написанное тем восторженнее, чем проникновеннее, понятнее, чем написанное ближе к земным переживаниям человеческой души, чем написанное ближе к человеку живущему свою единственно известную и понятную ему человеческую жизнь. Надо писать «по-человечески», ясно, но выразительно, и для человека, каков он есть! Надо пользоваться поэтической формой для раскрытия, для раскраски прозы жизни. Надо создавать главенство содержания, надо создавать всё новое и новое с о д е р ж а н и е, помогающее человеческой душе выдержать, выстоять, воспринять во всём многообразии человеческую жизнь. Поэзия не должна быть заумной и обязана быть доступной, в смыслах и языке, для широкого круга читателей, сознательно искать кратчайший путь к сердцу каждого человека, с учётом среднего уровня восприятия. Надо относиться к поэзии просто, надо просто относиться к поэзии как к прозе, пользующейся поэтической формой изложения, для пущего эффекта или влияния на сознание человека. Надо «искать синицу», и отдавать «синицу» людям, и это лучше, чем с пустыми руками «грустить по журавлю»! «От всей души и для каждой души!» — вот девиз «земного» подхода к поэзии. «Земной» подход означает, что поэту всегда есть что сказать людям, сказать важное из известного, сказать максимально определённо и выразительно. «Земной» подход не означает приземлённый. Да, это разговор о земных делах, но разговор поэтический, образный, художественный.

Примеры поэзии, в основе которой так называемый «земной» подход, можно было бы приводить ещё очень и очень долго. Великое множество прекрасных или просто добротных, ладно скроенных стихотворений, со своими особенностями поэтики, с большей или меньшей силой художественности, создано многими русскими поэтами разных времён и различных судеб. Все эти стихи — написаны талантливыми в поэзии людьми и людьми талантливыми в намерениях или в прозе; многие произведения «земного» подхода выстраданы, написаны что называется на одном дыхании, с великой верой в силу и нежность поэтического слова. Пронзительны и задушевны, искренни и доступны для самого обыкновенного восприятия; все стихи «достаточно прожарены», «удобоваримые», это готовые для употребления «поэтические блюда» или полуфабрикаты для разогрева нетерпеливыми на переживания и ощущения читателями с минимальными или средними «кулинарно-поэтическими» способностями и умеренным здоровым аппетитом к прекрасному! Многие из творений в рамках «земного» подхода пронизаны искренним чувством сопереживания, обогащены авторским опытом; все «земные» стихи чрезвычайно близки человеку, всем сердцем проживающему и переживающему человеческую жизнь.

«Земной» подход к поэзии охватывает, на мой взгляд, не менее 99 % числа всех поэтов и не менее 99% объёма ими написанного. Целые поколения воспитаны на этом уникальном массиве произведений русской поэзии. Гражданственность и злободневность, задушевные краткие и длинные истории, выдуманные и реальные, «о том, как дело было», а также морализованные мини сюжеты о том, «как надо и как не стоит жить на земле», кроме того: человеческие чувства в диапазоне от любви до ненависти, ещё больше экскурсы в историю, в воспоминания, усиленные поэтической формой выражения, а также поэтические отклики на происходящее, художественные описания явлений природы, погоды, плюс к этому, философствования на темы «вечных истин», — всё это вотчина «земных» произведений.

Главенство содержания над формой, главенство действия над бездействием, главенство определённости над неопределённостью, главенство насущного над вечным — характерно для «земного» подхода к поэзии.

В отличии от посредственных или бездарных произведений, или от бесчисленных стишков, произведения «земной поэзии» - выверены или дисциплинированы в слове, строго соблюдают правила управления русской речью, поистине оригинальны в метафорах, обладают образностью, а не фигуральностью речи, их темы не случайны, но продуманы и выстраданы, подчас, всею предшествующей жизнью поэта; их произведения отзываются лучшими образцами русской и мировой поэзии. «Земные» стихи не означают «приземлённые», их написали поэты — то есть, граждане поэзии или люди, преодолевшие в себе : прозаичность и недисциплинированность в строке; заплатившие огромную моральную цену за «право на строчки». Их слова, как писала Марина Цветаева измеряются «на вес крови».

«НЕБЕСНЫЙ» подход : не означает игнорировать всё «земное», но это значит — земное существование, во всём объёме душевных переживаний, видеть как бы с высоты неба, слышать «музыку сфер», изображать земное «небесным языком», то есть таким языком, который, помимо так называемых слов содержания, состоит из самого Слова, из слова, как такового — поэтического орнамента речи — имеющего самодостаточный смысл или самодовлеющую значительность, которая по значимости для будущего человеческой жизни, возможно, — важнее любого «задушевного», душещипательного сюжета, важнее самого «душераздирающего» повода, посыла или содержания произведения.

Писать поэзию «небесным образом», значит свершать дело неба на земле. Дело неба на земле — это дело, бо′льшее, чем, например, развитие и укрепление душевных качеств человека, таких, как совестливость, благородство, честность, доброта, дружба, способность любить и т. п.

«Дело неба на земле» гораздо тоньше, гораздо необыкновеннее, чем «всевозможные дела земные» — это создание или воссоздание такого состояния сознания, овладевая коим человек теряет привычный «личный взгляд на вещи», как бы преображается из того, кто смотрит, из того, кто живёт — в саму жизнь. Человек теряет — односложность, однозначность, определённость, знание — и приобретает многосложность, неоднозначность, неопределённость, сомнение...

При этом, открывая для себя или обретая неоднозначность, неопределённость и многосложность, благодаря «небесному» подходу к поэзии, человек не делается менее «добрым», менее «совестливым», «благородным», «честным», «любящим», чем под воздействием лучших образцов «земной» поэзии, но всё-таки у всех этих прекрасных качеств появляется путь, или можно сказать так: всё же некие таинственные перемены в сознании человека могут произойти: трудно назвать эти перемены «по имени», можно лишь сказать, что они сопутствуют и необходимы тем душам, которые дерзают превозмочь всю известную жизнь и двигаться дальше...

Итак, есть и другой уровень поэзии, «небесный», в котором поэзия не просто «инструмент-открывашка» для «вскрытия консервной банки содержания» или "ладан" для оказания нужного автору эмоционального воздействия на "прихожан", а сама по себе является СОДЕРЖАНИЕМ произведения, то есть, параллельно с «земными» произведениями создаются, пусть и в исключительно малом количестве, произведения, как бы от лица самой поэзии или «СОБСТВЕННО ПОЭЗИИ ПРИНАДЛЕЖАЩИЕ». Они почти не доступны любителям поэзии набегу, почти доступны ценителям и всегда ускользают от «культурных обывателей» или завсегдатаев культурного досуга, они почти всегда незаметны своим современникам, даже не по причине нежелания постичь "небожителей", а поскольку предназначены и имеют эффект воздействия только на тех, кто идёт ПУТЬ В ИНУЮ ЖИЗНЬ, в иное состояние сознания.

В качестве одного из примеров — короткое стихотворение

Осипа Мандельштама:

Когда городская выходит на стогны луна,

И медленно ей озаряется город дремучий,

И ночь нарастает, унынья и меди полна,

И грубому времени воск уступает певучий;

И плачет кукушка на каменной башне своей,

И бледная жница, сходящая в мир бездыханный,

Тихонько шевелит огромные спицы теней

И жёлтой соломой бросает на пол деревянный…

1920

В этом стихотворении ЗАВОРОЖЁННОСТЬ «правит бал».

Что такое «заворожённость»?

Завороженность – восторг, упоение, самозабвение, восхищение, заколдованность, зачарованность, околдованность, экстаз (Словарь русских синонимов русского языка).

Лично моя любовь к поэзии зародилась когда-то и только углубляется с тех самых пор, именно потому что поэзия, находясь среди людей, являясь искусством «не от мира сего», распахнула для моей души, уже осенённой поэзией жизни, двери в «заворожённость» – в САМОЗАБВЕНИЕ – в состояние потери привычного «я» с обретением всеохватности или возможности быть всем и ничем одновременно, расстаться с циферблатным временем по часам и минутам и обрести «безвременное или условное, или вечное Время». Поэзия создаёт и дарит мне Язык, которым Небо разговаривает о земном, и именно на ЭТОМ языке я возвращаюсь в родной Дом, именно этим Языком написана мне карта побега из барака человеческого существования, увешанного цветными плакатами стишков. Я «документирую» счастье иного существования на языке поэзии, существования не загробного, не после, а ДО остановки сердца, чувствуя, что если ИНОЕ, то есть более независимое от плоти состояние не возникнет «До», то и «После» ожидать ничего замечательного не приходится. Я поднимаю мятеж против засилья земноводных или плотских душ, против земных богов, против попыток описать небесное земным, то есть функциональным с раскраской языком – не потому что против разнообразия в творческом подходе, а поскольку устал от скуки, которую вызывает «разнообразие ничтожного». Моё звериное чутьё на присутствие именно такого Языка помогает мне отстраниться от культурного зверства стишков. Умение, со знанием дела, расслышать язык поэзии считаю главным достижением своей творческой жизни.

---------------------------------------------------------------------------------

P.S.

Кому любопытно, можно заглянуть в мою тему на форуме сайта "Изба-Читальня" «Поэзия или стишок - оценка произведений», там в один момент, после того, как я привёл в пример стихотворение Мандельштама «Когда городская выходит на стогны луна» состоялось импровизированное обсуждение этого произведения некоторыми участниками темы, и что же?

А вот что:

Вот, например, реакция Петра Позднего, он пишет под текстом стихотворения Мандельштама:

«Не нравятся стихи сложЁнные от скуки,

Не нравится подача бытия сквозь бред

Надуманных барьеров, словно акведуки,

Из слов, которые гласит языковед!

Тщеславие и нарциссизм?»

И всё. Никакой даже малейшей попытки осмыслить прочитанное. Никаких вопросов, никаких сомнений, никакого намёка на доверие и уважение к одному из лучших поэтов Двадцатого века!

Не лучше дело обстоит и с другими комментариями. С барского плеча отвешивают Мандельштаму куски снисходительности или обсуждают предметные значения слов, совершенно оставляя вне восприятия ту самую художественную ценность произведения:

Роман Тихонов

«Ну, Осип он такой, своеобразный поэт...

%-)

Я бы охарактеризовал его пушкинской строкой: "Так он писал темно и вяло".

"Когда городская выходит на стогны луна,

И медленно ей озаряется город дремучий"

А что делает городская луна на стогах сена, да ещё и стоящих в городе?

Но у "мраморной мухи", надо признаться, есть и великолепные стихи!»

Затем идёт откровенное зубоскальство и проявления простоты, хуже воровства:

Пётр Поздний

(Ответ пользователю: Роман Тихонов)

Согласен!

В стогу желтевшая луна лежала

И мраморную муху освещала.

Поэт заметил непорядок сразу,

Надел очки, моргнул зелёным глазом!

И спицами теней соломы набросал,

Воздвиг себе такой он пьедестал!

Виктор Хламов

(Ответ пользователю: Роман Тихонов)

="Когда городская выходит на стогны луна,"

А что делает городская луна на стогах сена, да ещё и стоящих в городе?=

Роман Тихонов

...А вот если стогны - это стоги: "бледная жница""желтой соломой"... Слово "стога" в этом случае не выглядят белой вороной.

Кстати, "город дремучий" - это что-то похожее на город-чащобу, напоминает южные города, с узкими улицами и небом строго над головой.

Даже питерские дворы-колодцы на их фоне выглядят крайне просторными. Ну и как в такой небесной щели увидеть Луну?

Вывод: стогна-улица-площадь - создаёт больше вопросов чем ответов.

Кто-то пытается найти «смысл», обнаруживая абсолютное отсутствие поэтического восприятия, вместо него применяется восприятие чертежа инженером, все слова берутся буквально, полностью отсутствует целостное понимание мироздания, вся сказанная поэтом поэзия осталась за пределами возможностей людей, годами пишущих стихи, имеющих, казалось бы длительный личный опыт взаимодействия с поэзией.. Я не ожидал такого уровня, чтобы для прекрасного нашлось лишь снисходительное и довольно пустое слово: «красиво»:

Дмитрий Лавров

«Вадим, красиво, не спорю. Но в чем СМЫСЛ?!!! Тут уже законный вопрос задали: что делает городская луна на стогнах? Стогны (площади) - слово древнее, и к данному стиху в целом притянуто за уши: речь идёт не о временах царя Гороха.

= И грубому времени воск уступает певучий;= А тут что имел в виду поэт? Какие аналогии? С чем? Я, как инженер, мог бы понять, что воск уступает певучей меди - тут намёк на процесс отливки из восковой модели чего-то прекрасного. А у Мандельштама - нечто ни о чём вышло.

= И плачет кукушка на каменной башне своей,= Что бы кукушке делать на каменной башне? Она птица сугубо лесная... Снова красота ради красоты, но не смысла...»

-----------------------------

Люди со стишками и восприятием размером со стишок не просто не склонны к ЗАВОРОЖЁННОСТИ поэтическим текстом, но находятся на "обратной стороне Луны", вне сути и сущности поэзии, как таковой. Это закономерный результат и многолетнего пустого времяпрепровождения в среде себе подобных стихотворцев досуга, это итог профанации редакторской работы, в которую не входит формулирование ценностей поэзии и акцентирование на них внимания неимущих в поэзии участников рифмованного досуга. Десятки тысяч пишущих столбики слов имеются, а постижения поэзии нет и в помине!

Рубрика произведения: Поэзия -> Поэтические манифесты

Свидетельство о публикации: izba-2022-3426095

Отличие поэзии от хороших стишков

«После тяжёлых переходных лет количество пишущих стихи сильно увеличилось…У больного «болезнью стихов» поражает полное отсутствие ориентации не только в его искусстве и литературных шагах, но и в общих вопросах, в отношении к обществу, к событиям, к культуре… Больше того, больной «болезнью стихов» не интересуется и самой поэзией… Весь вековой путь русской поэзии ему незнаком»Осип Мандельштам

Мой личный опыт десятилетних наблюдений, мой путь поэта привёл к выводу: представление о сути и сущности поэзии, соответствующее, например, уровню представления о ней граждан поэзии (поэтов и читателей) периода так называемого Серебряного века известно и поддерживается примерно каждым из каждых десяти тысяч человек, тем или иным образом вовлечённых в поэзию. Соответственно, число поэтов, то есть число тех, кого могли бы с полным основанием назвать поэтами, например, Цветаева, Мандельштам, Пастернак, Есенин, Блок, Гумилёв, Ахматова, на сегодня, а именно, на начало третьей десятки лет третьего тысячелетия — можно определить в пределах, по моим прикидкам, не более десяти человек. Это те, кого можно назвать поэтами, в смысле, пишущими поэзию, а не просто хорошие и плохие стишки. Число читателей, в смысле, людей умеющих отличать поэзию, прежде всего от хороших стишков, варьируется, по моим оценкам, от пятидесяти до ста человек на всю страну, включая рядовых граждан поэзии и тех, кто с регалиями, кто «выбирает лучших из худших» в различных конкурсах и проектах.

Хорошие стишки, то есть произведения людей серьёзно не познавших поэзию жизни, людей непоэтических в восприятии, произведения, вполне себе ладные и складные с технической стороны, имеющие внешние признаки поэзии, но не содержащие в себе поэзию как таковую, не обладающие её тайным очарованием — завоевали полное господство на всём литературном пространстве нашей современности.

Хорошие и плохие стишки поставлены на поток: на сегодняшний день, только в сети выставлено на всеобщее обозрение, продвигается и культивируется, примерно, ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТЬ МИЛЛИОНОВ СТИШКОВ, которые поставили на конвейер труженики пера в составе около МИЛЛИОНА человек.

В этих условиях, у поэзии и поэтов нет никаких шансов на то, чтобы хотя бы немного замедлить ускоренный темп всероссийской нравственной и культурной деградации. Представление о поэзии настолько массово трансформировались в рифмованную прозу, в фигуральную, но не образную речь, в столбики слов с зарифмованными лучшими чувствами или злобой дня, в рассказы о том как дело было, в краткие и длинные летописи правдивого бытования, не имеющие ничего общего с художественным вымыслом, с поэтической речью искусства поэзии, что вся пришлая «свобода доступности публичности» превратилась в «публичный дом» размером со страну.

Почётное звание «читатель», ценитель поэзии не пришлось ко двору многочисленных пишущих людей, как бы перескочивших читателя и сразу водрузивших себя на пьедестал поэта. Но у поэта пьедестал в виде эшафота — пожизненного забвения и поругания, равнодушия и отчуждения.

Чем лучше пишешь или так : если пишешь поэзию, а не просто хорошие и плохие стишки, то, значит, априори находишься — на полвека впереди современников по значимости написанного и на полвека позади современников по количеству читателей, способных не над могилой, а вживую, в глаза оценить написанное…

Поэт и поэзия сегодня — «капля в море»? Да, но и «один — в поле воин». Сражение за утончённость восприятия — уже не взрослых, они уже проиграли себя, разбазарили свои шансы на приобщение к поэзии, почти все они, почти все шансы, сражение — за их детей, внуков, за новые поколения тех у кого «еле-еле душа в теле», если конечно всё не прервётся скоропостижным финалом очередной цивилизации потребления жизни.

Я предлагаю каждому, кто соберётся с силами осмыслить выше сказанное, порыться в ворохе случаев собственного опыта и привести пример из ряда современных творчеств, пример именно поэзии, а не просто хорошего стишка. Пример потребует от ищущего поэзию, основания для маркировки, не достаточно будет сказать, например: «мне понравилось вот это стихотворение», придётся конкретизировать в чём или чем именно там проявлена поэзия, поэзия, то есть речь, дух захватывающая, превышающая все приятности и складности хорошего стишка.

В рамках этой творческой задачи — поиска днём с огнём поэзии в нашей современности — хорошо бы найти в современных творчествах, хотя бы и прежде всего для себя или в себе, примеры хороших стишков. Советую начать с произведений победителей и лауреатов различных конкурсов, премий. Там — «сплошь и рядом стишок взрывает тень поэзии снарядом!».

Итого: предлагаю начать с первого класса школы постижения поэзии, практически с белого листа, как будто бы и нет у вас за плечами сотен написанных стихотворений, как будто вы и не шли на компромисс, расхваливая годами вместо поэзии «хотя бы что-то» на неё похожее.

Без «начать с начала», без «откровения от кровения поэзии», без возвращения в Серебряный век высоты пропасти, без собственной встряски и жажды замены «маргарина стишков» на «масло поэзии», никакие сообщения и обобщения не помогут выбраться из режима «синица в руках вместо журавлей в небе», поскольку сложность проблемы заключается в том, что с «хорошими» стишками можно вполне комфортно и успешно существовать в литературной среде. Поэзия очарует, но и усложнит жизнь, потребует иного миропонимания и отношения к известной вам жизни. Хорошие стишки так или иначе раскрашивают серые будни, они, по выражению Твардовского «избавляют от груза невысказанных переживаний, облагораживают помыслы». Пусть и не более того. Но и не менее. Поэтому, всем, кто решится «всё бросить» ради приобщения к поэзии, всё-таки стоит трижды задуматься о том, что после возвращения из «хорошего» к «лучшему» не будет : ни понимания, ни помощи, ни поддержки, ни хлеба насущного, ни статуса знающего среди пишущих — только «грусть по журавлю», два-три поэта, пять-десять ценителей, коих ещё надо будет отыскать по закоулкам родины и умирание с достоинством и улыбкой посреди и на глазах респектабельно идущих на компромисс с совестью и хорошо-бездарным сообществом представителей отряда вольных литературных хлебопашцев.

Поэзия — это несопоставимая с хорошими стишками высота речи, но это речь сновиденная, это высота пропасти: приобщение к поэзии будет фактически означать: перечёркнутое собственное творчество, признание себе в совершённом когда-то самообмане, в смысле, перепрыгивании через любовь читателя к ражу писательства.

Постижение поэзии будет сопровождаться — одиночеством, непониманием со стороны прежних друзей и товарищей, равнодушием со стороны большей части «экспертного сообщества», полной переоценкой ценностей!

Поэзия только гостит на Земле, вечное посреди временных. Земное небожительство поэзии не соседствует, а противостоит земноводной душевности хороших стишков. Ищите в себе желание перемен, ищите отличия поэзии от хороших стишков, ищите себя, не останавливайтесь на достигнутом — вот главное задание, которое хотел бы предложить в рамках этого эссе.

Моё деление : есть стишки (хорошие и плохие) и есть поэзия. Они существуют в параллельных мирах, но не родственны друг другу. Можно писать и любить то и другое, главное уметь четко и обосновано отличать одно от другого. Делюсь личным опытом десятилетних раздумий и поиска.

По существу и вкратце я бы отметил следующие признаки «хороших стишков», кои присутствуют в них, либо по отдельности, либо в комбинации:

1. «Поддаётся пересказу, что на мой взгляд, вернейший признак отсутствия поэзии». (Мандельштам). То есть, либо это рифмованная проза, когда окончания вроде бы зарифмованы, предложения размещены построчно, но по сути своей произведение представляет собой повествование в столбик — обыкновенное перечисление действий, характеристик чего-то, которые могут быть щедро сдобрены авторской душевной причастностью, но при всём уважении к этой душевной причастности, произведение не принадлежит поэзии, как таковой, просто использует её форму. Это небольшой рассказ «о том как дело было». Такое произведение очень легко перевести в разряд прозы, надо всего лишь, например, убрать построчность формы или рифмовку окончаний, и всё, стишок становится рассказиком, поэма становится новеллой.

2. Доминанта содержания. В хороших стишках, содержание, как правило, лежит на поверхности, является единственным, никакой анфилады смыслов нет, есть только выпирающее наружу желание автора стишка сказать наболевшее выстраданное, по типу «мораль той басни такова» — словесность содержания также характерна для стишков, как хороших ( то есть более складных и ладных в рифмовке и образах), так и в плохих (менее ладных в рифмовке и образах. Звукопись, ритм примитивны, односложны, недоразвиты.

3. Хороший стишок — это практически всегда выраженный частный случай, в котором автор рассказывает только свою душу и не в состоянии раздвинуть горизонт. Николай Гумилёв писал, что «рассказчики только своей души не могут стать сколько-нибудь стоящими поэтами». Ему вторит Александр Твардовский : «Ваши стихи – ваше частное дело, – вот в чём беда.. Писание стихов доставляет Вам радость, освобождает Вас от груза невысказанных переживаний, облагораживает Ваши помыслы и желания в Ваших собственных глазах, но не более того». Хорошие стишки — всегда «не более того», не более того, что автор знает и предлагает из своей жизни, а если и «более того», то в виде прозаическом (см.пункт 1) С Гумилёвым и Твардовским согласен Иосиф Бродский: «Чем больше цель движения удалена, тем искусство вероятней.. ибо что же может быть удалено от ежедневной реальности более, чем великий поэт или великая поэзия»

4. Хороший стишок, в отличие от плохого стишка, не допускает явных ляпов в стилистике, но язык хороших стишков, тем не менее, беден и бледен. Это по сути тот же самый язык повседневного общения, сведённый в столбики, строки и строфы. На этом языке хорошо беседовать о природе, погоде, сетовать на «несчастную солдатскую любовь» под три блатных аккорда, можно выражать негодование или философствовать довольно-таки удачно и интересно. Но поэзия, как высшая форма языка, отсутствует во всех вариациях стишков. «…легко усваиваемая поэзия, отгороженный курятник, уютный закуток, где кудахчут и топчутся домашние птицы. Это не работа над словом, а скорее отдых от слова» — написал Осип Мандельштам о хороших и плохих стишках.

5. Хорошие стишки имеют образность, арсенал сравнений, аналогий, но, как правило, это либо речевые клише, штампы, либо такая «образность», в коей сравниваемое и сравнение находятся слишком далеко друг от друга, невозможно выстроить мгновенный ассоциативный ряд, либо образность подменена фигуральностью речи, когда вместо фантазии возникает фантастика, вместо развития воображения происходит его оглупление или падение с переломом.

6. Хорошие стишки, как трамваи, движутся по рельсам, то есть тривиальны — от замысла, ракурса до исполнения. Либо уподобляются подвыпившей компании, которая демонстрирует «пьяную раскованность». Людей пишущих стишки Мандельштам назвал «прирождёнными не-читателями». «они неизменно обижаются на совет научиться читать, прежде чем начать писать. Никому из них не приходит в голову, что читать стихи — величайшее и труднейшее искусство, и звание читателя не менее почтенно, чем звание поэта; скромное звание читателя их не удовлетворяет и, повторяю, это прирожденные не-читатели…»

7. Хорошие стишки могут быть искренними, душевными, злободневными, дневниковыми, местечковыми или эпохальными, но в них нет тайны, чары, в них напрочь отсутствует приключение, художественный или правдивый вымысел, которые по выражению Вейдле «совсем не есть выдумка, басня, произвольное измышление, которые нельзя назвать ни былью, ни небылицей, ибо в нём таинственно познаётся не преходящее бывание, а образ подлинного бытия». В хороших стишках, тем паче в стишках плохих вовсе отсутствует «нас возвышающий обман», который «тьмы низких истин мне дороже».

Хороших стишков и плохих стишков так много, особенно в нашей современности, что каждый пишущий может далеко не искать — заглянуть в собственное творчество и познакомиться с ними поближе))

Лучше всего для определения ценностей поэзии использовать эти же семь пунктов, как бы меняя в каждом пункте знак «-» на «+».

Например, поэзия:

1. Не поддается пересказу, не переводится в разряд прозы, не представляет собою рассказ «о том, ка дело было», то есть представляет собою не переводимое на язык прозы иносказание.

2. Содержание поэзии не ограничивается простым перечислением действий, характеристик, чувств, вещей, явлений в рамках заявленной темы. У поэзии есть «глубина вкуса» или анфилада смыслов, звукопись, включающая интонацию, ритм, аллитерации. Не один смысл, а целый комплекс звукосмыслов характерен для произведения поэзии.

3. Произведение поэзии, включая в себя частности в виде так называемых поэтических деталей, никогда не является частным случаем или произведением ограниченным личной жизнью автора. Это всегда «тысячеглазое» видение, в коем даже в случае размера сюжета с теннисный мяч, размер смыслов оказывается размером с эпоху с высоты «звёзд и комет».

4. Язык поэзии — необычен, необычайный и не потому только что не является языком повседневного общения, но поскольку это язык самих явлений, предметов, это язык «с другой стороны» или скоропись духа.

5. Произведение поэзии инициирует образность, вместо фигуральности речи стишков. То есть, сравнения поэзии развивают, а не коверкают или упрощают, оглупляют воображение.

6. Произведения поэзии оригинальны от замысла до исполнения, никаких банальностей, тривиальностей, клише и штампов, никакой простоватости или простоты, хуже воровства.

7. Произведения поэзии обладают художественным или правдивым вымыслом, вместо «правды-матки» стишков. В них развита так называемая отрицательная способность или ясность поданная через мутное стекло. В поэзии жизнь представлена как сонм неопределенностей, мобилизующих наитие, интуицию читающего, развивающих воображение, восприимчивость, утонченность восприятия, интеллигентность, а не простую образованность и «мораль той басни такова»

Если совсем кратко — семь ключевых ценностей или признаков произведения поэзии:

1. Не принадлежит прозе, не переводится в разряд прозы, не вариация прозы
2. Смысл поэзии звучит, то есть поэзия представлена звукосмыслами
3. Реализует в звукосмыслах целостное миропонимание поэта, не частный случай
4. Выражает, воплощает смысл, вместо желания или намерения его выразить
5. Развивает воображение образностью, а не коверкает его фигуральностью речи
6. Обладает оригинальностью в замысле и исполнении, вместо штампов и клише
7. Даёт достоверность, вместо действительности, правдоподобие, вместо правды

P.S.

Хорошие стишки имеют право на существование, на аудиторию поклонников, они не являются ступенью к поэзии, не являются её младшей сестрой или дальней родственницей, хорошие стишки не родственны поэзии, не этап на пути к ней, они есть временные попутчики и помощники «временных» людей, то есть людей, живущих как бы на поверхности человеческой жизни; хорошие стишки эмоционально раскрашивают черно-белую или функциональную, практическую жизнь хороших людей, тех, которым вполне достаточно одного содержания, одного мотива, или «односложной сложности». Мы можем наблюдать, например, две квартиры: на первом этаже и десятом. Все будет похожим по условиям проживания, разница почувствуется только на балконе — панорама, вид, уровень горизонта разные и будут значимы только для тех, для кого именно широта и глубина охвата жизненно важны. Поэзия — это несопоставимый со стишками потенциал для развития воображения, для расширения сознания.

Как нечто заметное и влиятельное — поэзия в нашей современности закончилась. Оставшиеся у неё два-три поэта и с десяток ценителей, кроме прощального взмаха над пропастью современной мёртвой жизни, вряд ли могут что либо сделать и

ли изменить. Этот секрет Полишинеля можно растянуть над планетой в виде огромного многоточия, символизирующего завершающие годы пропадания пропадом «последних из могикан» поэзии. Но те, кто очнётся по подвалам и бункерам после завершения термоядерного пепла, кто будет честно вспоминать никчёмность последних десятилетий собственной и всеобщей жизни, в случае возникновения малейших шансов на продолжение цивилизации грабежа и разбоя, сможет передать в копилку нового золотого века человечества — что-то подлинное и глубочайшее по красоте и откровению о человеке, в том числе жизнь в искусстве, поэзию, как альтернативный путь в будущее. Тогда только, наверное, разница между «хорошим» и «настоящим» будет, как на ладони, близка и понятна до конца.

+7 800 333 22 33

Обратная связь

Заполните форму

Нажимая на кнопку, Вы принимаете Положение и Согласие на обработку персональных данных.

Спасибо за заявку!

Заявка отправлена. Мы свяжемся с вами в ближайшее время.

Обзор стихов авторов сайта "Рифма".

Впечатления от конкурса им.Н.С.Гумилёва 2021.

О книге Миясат Муслимова "Пиросмани".

Сборник стихов Светланы Ос "Имя лишних".
Премия "Поэзия 2019".

данные обзоры размещены на моей авторской странице на сайте "Стихи.ру"

узнать подробнее

Оставить заявку

Нажимая на кнопку, Вы принимаете Положение и Согласие на обработку персональных данных.

Оставить заявку

Нажимая на кнопку, Вы принимаете Положение и Согласие на обработку персональных данных.

Спасибо за заявку!

Заявка отправлена. Мы свяжемся с вами в ближайшее время.

"Поэзия или стишок – оценка произведений". Моя тема на форуме сайта "Изба-Читальня". Часть 1

Проверь своё произведение на наличие в нём поэзии!
В рамках данной темы я буду пытаться оценить размещённые здесь стихотворения авторов сайта на предмет: что перед нами – поэзия или хороший/плохой стишок. Дело это, как вы понимаете, крайне неблагодарное,
дело новое, войдёт такая работа в традицию или останется краткой попыткой «поднять тост за наше безнадёжное дело!» – зависит от того, насколько хватит моих сил, от качества оценки и корректности реакции на неё.

Это будет мой личный, а значит, субъективный взгляд на вещи, правда, основанный (в отличие от раздела Форума «ТМ») на чётко заявленных признаках поэзии и стишков в преамбуле темы.

Регламент :

– Не более одного стихотворения от одного автора в месяц;
- Принимаются только собственные авторские стихотворения и только стихотворения размещённые автором на своей страничке на данном сайте;
- Все комментарии не по теме оценки конкретного стихотворения и по типу «а ты кто такой» – отвергаются и удаляются;
- Аргументированные мнения или творческая атмосфера приветствуются.
– Срок написания рецензии-впечатления на усмотрения автора темы, но не более недели с момента размещения стихотворения.

Наша совместная ключевая задача – формирование максимально предметного представления о поэзии и её отличия, прежде всего, от хороших стишков.
Девиз работы : «разность мнений – не повод для вражды, но повод для раздумий»

Итак, характерные признаки хороших стишков (на основе моего опыта постижения поэзии), кои присутствуют в них, либо по отдельности, либо в комбинации:

1. "Поддаётся пересказу, что на мой взгляд, вернейший признак отсутствия поэзии". (Мандельштам). То есть, либо это рифмованная проза, когда окончания вроде бы зарифмованы, предложения размещены построчно, но по сути своей произведение представляет собой повествование в столбик - обыкновенное перечисление действий, характеристик чего-то, которые могут быть щедро сдобрены авторской душевной причастностью, но при всём уважении к этой душевной причастности, произведение не принадлежит поэзии, как таковой, просто использует её форму. Это небольшой рассказ "о том как дело было". Такое произведение очень легко перевести в разряд прозы, надо всего лишь, например, убрать построчность формы или рифмовку окончаний, и всё, стишок становится рассказиком, поэма становится новеллой.

2. Доминанта содержания. В хороших стишках, содержание, как правило, лежит на поверхности, является единственным, никакой анфилады смыслов нет, есть только выпирающее наружу желание автора стишка сказать наболевшее выстраданное, по типу "мораль той басни такова" - словесность содержания также характерна для стишков, как хороших ( то есть более складных и ладных в рифмовке и образах), так и в плохих (менее ладных в рифмовке и образах. Звукопись, ритм примитивны, односложны, недоразвиты.

3. Хороший стишок - это практически всегда выраженный частный случай, в котором автор рассказывает только свою душу и не в состоянии раздвинуть горизонт. Николай Гумилёв писал, что "рассказчики только своей души не могут стать сколько-нибудь стоящими поэтами". Ему вторит Александр Твардовский : «Ваши стихи – ваше частное дело, – вот в чём беда.. Писание стихов доставляет Вам радость, освобождает Вас от груза невысказанных переживаний, облагораживает Ваши помыслы и желания в Ваших собственных глазах, но не более того». Хорошие стишки - всегда "не более того", не более того, что автор знает и предлагает из своей жизни, а если и "более того", то в виде прозаическом (см.пункт 1) С Гумилёвым и Твардовским согласен Иосиф Бродский: «Чем больше цель движения удалена, тем искусство вероятней.. ибо что же может быть удалено от ежедневной реальности более, чем великий поэт или великая поэзия»

4. Хороший стишок, в отличие от плохого стишка, не допускает явных ляпов в стилистике, но язык хороших стишков, тем не менее, беден и бледен. Это по сути тот же самый язык повседневного общения, сведённый в столбики, строки и строфы. На этом языке хорошо беседовать о природе, погоде, сетовать на "несчастную солдатскую любовь" под три блатных аккорда, можно выражать негодование или философствовать довольно-таки удачно и интересно. Но поэзия, как высшая форма языка, отсутствует во всех вариациях стишков. "...легко усваиваемая поэзия, отгороженный курятник, уютный закуток, где кудахчут и топчутся домашние птицы. Это не работа над словом, а скорее отдых от слова" - написал Осип Мандельштам о хороших и плохих стишках.

5. Хорошие стишки имеют образность, арсенал сравнений, аналогий, но, как правило, это либо речевые клише, штампы, либо такая "образность длинных плеч", в коей сравниваемое и сравнение находятся слишком далеко друг от друга, невозможно выстроить мгновенный ассоциативный ряд, либо образность подменена фигуральностью речи, когда вместо фантазии возникает фантастика, вместо развития воображения происходит его оглупление или падение с переломом.

6. Хорошие стишки, как трамваи, движутся по рельсам, то есть тривиальны - от замысла, ракурса до исполнения. Либо уподобляются подвыпившей компании, которая демонстрирует "пьяную раскованность". Людей пишущих стишки Мандельштам назвал "прирождёнными не-читателями". "они неизменно обижаются на совет научиться читать, прежде чем начать писать. Никому из них не приходит в голову, что читать стихи — величайшее и труднейшее искусство, и звание читателя не менее почтенно, чем звание поэта; скромное звание читателя их не удовлетворяет и, повторяю, это прирожденные не-читатели...»

7. Хорошие стишки могут быть искренними, душевными, злободневными, дневниковыми, местечковыми или эпохальными, но в них нет тайны, чары, в них напрочь отсутствует приключение, художественный или правдивый вымысел, которые по выражению Вейдле "совсем не есть выдумка, басня, произвольное измышление, которые нельзя назвать ни былью, ни небылицей, ибо в нём таинственно познаётся не преходящее бывание, а образ подлинного бытия". В хороших стишках, тем паче в стишках плохих вовсе отсутствует "нас возвышающий обман", который "тьмы низких истин мне дороже".

------------------------------------------------------------

Характерные признаки или ценности поэзии:

1. Не поддается пересказу, не переводится в разряд прозы, не представляет собою рассказ "о том, ка дело было", то есть представляет собою не переводимое на язык прозы иносказание.

2. Содержание поэзии не ограничивается простым перечислением действий, характеристик, чувств, вещей, явлений в рамках заявленной темы. У поэзии есть "глубина вкуса" или анфилада смыслов, звукопись, включающая интонацию, ритм, аллитерации. Не один смысл, а целый комплекс звукосмыслов характерен для произведения поэзии.

3. Произведение поэзии, включая в себя частности в виде так называемых поэтических деталей, никогда не является частным случаем или произведением ограниченным личной жизнью автора. Это всегда "тысячеглазое" видение, в коем даже в случае размера сюжета с теннисный мяч, размер смыслов оказывается размером с эпоху с высоты "звёзд и комет".

4. Язык поэзии - необычен, необычайный и не потому только что не является языком повседневного общения, но поскольку это язык самих явлений, предметов, это язык "с другой стороны" или скоропись духа.

7. Произведения поэзии обладают художественным или правдивым вымыслом, вместо "правды-матки" стишков. В них развита так называемая отрицательная способность или ясность поданная через мутное стекло. В поэзии жизнь представлена как сонм неопределенностей, мобилизующих наитие, интуицию читающего, развивающих воображение, восприимчивость, утонченность восприятия, интеллигентность, а не простую образованность и "мораль той басни такова"

------------------------------------------------------------------------------
Вот именно эти признаки стишков и поэзии будут лежать в основе моей оценки каждого размещённого в рамках темы стихотворения.

Всем удачи, начинаем работу!*

----------------------------------------------------------------------

Светлана Севрикова [Москва] (06.10.2022 10:18:33)

ТИШИНА

На облака облокотившись,
Луна глядит в твоё окно.

Внизу скрипят локомотивы,
звенят рулетки в казино.
В напрасных жизнях заблудившись,
ревут эпохи и века…

А ты, на блик облокотившись,
спокойно смотришь в облака…

-----------------
Вадим Шарыгин(06.10.2022 14:00:57)
(Ответ пользователю: Светлана Севрикова)

Приветствую, Светлана, спасибо за почин!

Это стихотворение, на мой взгляд, вполне успешно в звукописи (второй пункт признаков поэзии, согласно моей градации) :

Овальность звуков легко побеждает все иные попытки бытия вторгнуться в название стихотворения. Тишина, представленная округлостью луны, облака-облоко-тившись, «на блик-об-ла-ка-...»,гласная «о», звучащая в восьми строчках восемнадцать раз(!), побеждает упомянутые «скрип», «рёв».

Что касается «не переводится в разряд прозы»... Не так уж трудно заметить перечисление действий, такие, казалось бы характерные для рассказа, для повествования прозы:
{Луна глядит в окно. Скрипят локомотивы. Звенит рулетка. Ревут эпохи и века.
Смотришь в облака.}

Однако, собранные вместе и предложенные в таком кратком пространстве – всего-то – восемь коротких строчек – представленные слуху и взору действия не являются прозаическими – их почувствовал или создал с помощью художественного вымысла, с помощью не правды, но лишь правдоподобия, поэт, то есть человек гармонично дополняющий реальность до её высшей степени – достоверности, в которой, например, луна не просто находится напротив окна, но «глядит» в него, локомотивы «скрипят» не потому даже что их так слышно, но, поскольку, отчасти, производят целых три, таких нужных автору, гласных «о»; рулетка именно «звенит», а может быть, не очень важна своим звоном, но уж точно важна округлостью своей формы и способом существования и таким образом работающей на заявленную «тишину»; эпохи и века «ревут», да, никоим образом не понадобится прозе жизни какой-то там не ощутимый ухом рёв эпох и веком, да, скорее всего, прозаик был бы более точен и вместо рёва эпох, написал бы о «рёве» всё тех же локомотивов, и был бы прав и правдив! Но поэзия – это не повод для «правды», но случай из жизни правдоподобия. А степень художественности этого правдоподобия – уже внутри самой поэзии – разделяет произведения на необычайные и необыкновенные. Данный «рёв эпох и веков», заблудившийся «в напрасных жизнях», на мой взгляд, не являются чем-то необычайным, в высшей степени оригинальным с художественной стороны, но всё-таки достаточно необыкновенным, чтобы принадлежать поэзии.

Мои колебания, весы «за» и «против» причисления к поэзии этого произведения связаны с тем, что уже, казалось бы, так углубившись в него, я никак не могу похвастать тем состоянием, которое обожаю в себе при чтении поэзии, а именно: вихрем воображения, которое стихотворение поэзии, непременно высвобождает во мне – в процессе чтения, в процессе провозглашения или после, как «послевкусие звуков». Образы, видения, которые возникли – лишь подтвердили, что воображение всё ещё не покинуло меня, присуще мне, но получило ли оно прирост, развитие, новое пространство для «витания» по итогам общения с этим стихотворением, не уверен. Мне лично мешают, прежде всего, Гумилёв и Мандельштам, Пастернак и Цветаева, их планка художественности, уникальности Слова, планка уже не просто заявленная, но вошедшая в обиход поэзии, как взятая высота, не позволяет мне согласиться с тем, что в поэзии может быть и «второй сорт, не брак».
Может быть, лучше принять это стихотворение, как «первосортный хороший стишок», заставив себя, тем самым, набирать обороты в художественном оснащении дальнейшего творчества? Или допустить всё-таки что в «поезде поэзии» есть, помимо «св» и купейных вагонов, вагоны плацкартные, которые тоже движутся в нужную сторону? Вопрос открытый. Им я и завершаю своё знакомство с первенцем темы.

Светлана Севрикова [Москва] (06.10.2022 14:09:14)
(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

Спасибо огромное, Вадим.
Всё интересно, что вы сказали, и всё понравилось, и со всем согласна.
Но вот это: поэт, то есть человек гармонично дополняющий реальность до её высшей степени – достоверности
ВРЕЗАЛОСЬ

Точно ведь: поэт - это продолжение природы.

Рыжая Соня [Пермский край] (06.10.2022 10:42:14)

На смерть электрика Иванова

Соединив сердца витою парой,
Замкнув совитое на автомат грядущего,
Движеньем пальца, снявшего нагар,
С сердечной мышцы вниз уроним сущее!
Распятым некоротким замыканием
Нет дела до переполненья ёмкости -
Там ян вздыхает пьяно - почему не я?
Там инь лишается своей последней жёсткости.
Дыши, дыши, о сопричастный косного,
Бездумного и бархатно молчащего!
Идёт стоглазая, желанная, безносая,
Идёт твоё единственно творящая!
Что морщишься, венец носящий в праздники?
Твои желания - медово по предсердию!
Они перед тобою - лазы, лазики -
Давай же, разбуди своё усердие!
Застынь в них вечности пластмассой, биотопливом,
Дрожи желеобразно плотью розовой!
И внутрь себя смотри стальными соплами,
Мозг развлекая чёрными занозами!
Дымясь в приямке лужей с испареньями,
Забудь движение, пересекись разломами!
По венам времени теперь твоё течение
Прикроют ловко мастерства дипломами…

2011 г.

Вадим Шарыгин (06.10.2022 16:52:12)
(Ответ пользователю: Рыжая Соня)

Добрый день, Соня,

попробуем придерживаться моих пунктов признаков поэзии и стишков

1. Поддаётся ли стихотворение пересказу, можно ли перевести его в разряд прозы? Нет, данное стихотворение, на мой взгляд, в разряд прозы не переводится, другой вопрос: достаточно ли этого для того, чтобы ему быть произведением поэзии?

2. Что касается содержания стихотворения: единственное ли оно, выпирает ли наружу, доминирует? Стихотворение «На смерть..» вынуждено иметь доминирующее или явленное наружу содержание, не так ли, и в этом отношении, не должно быть придирок. Моя оговорка только такая: данное стихотворение не использует звукопись, как самостоятельную, автономную составляющую содержания. По крайне мере, моего опыта не достаточно для того, чтобы, даже после повторного прочтения вслух, заметить как бы звуконосную помощь содержанию – строки, каждая по отдельности, каждая за себя, стараются, нагнетают обстановку, но не своим звучанием, скажем, перепадом ритма, аллитерациями – а лишь образностью, словесной тканью. Насколько это критично? Нет, не критично, но поэзия не просто дружбу водит со звуком, она из звука к смыслу идёт, поэтому существует термин: «звукосмыслы», их-то и не удалось мне в данном случае обнаружить.

3. Является ли это стихотворение так называемым частным случаем, столь характерным для большинства стишков? Мой ответ – нет, это не частный случай, это вполне широкое обобщение, это попытка, вполне успешная, частный случай превзойти и говорить не свысока, но с высоты. Нет у меня никаких претензий и сомнений по третьему пункту.

4. Является ли язык стихотворения – языком повседневного общения, записанным в столбик, что, опять-таки, так характерно для стишков? Нет, мой ответ, нет. Это не повседневный язык. Это попытка говорить «поэтически», со стороны поэзии. Насколько успешная попытка, надо разобраться.

5. Развивает воображение это стихотворение или коверкает, смущает и запутывает? Что здесь: образность или фигуральность речи? Мой ответ однозначный : это почти сплошная фигуральность или фигуристость речи, вместо образности, которая присуща поэзии : стихотворение резко и с первой же строки теряет ценность, как бы пытаясь усидеть на двух стульях или сохранить авторитетность и для электриков и для «словесных эклектиков», то есть, пытаясь явить или перевести «инструкцию по безопасности при электрических работах» на поэтический язык. В итоге получается: ни электрики, ни поэзии – только насыщенная масса выразительной, но не выражающей происходящее словесности. в которой воображению легче утонуть или убиться током, чем выжить или запечатлеть в сердце суть произошедшего (в жизни и в тексте), судите сами:

«Соединив сердца витою парой,
Замкнув совитое на автомат грядущего,
Движеньем пальца, снявшего нагар,
С сердечной мышцы вниз уроним сущее!»

Сказано высокопарно? Пожалуй. Поэтически? Нет! Почему? Поскольку поэтическая речь – это не просто перелицовка технической терминологии на язык образных сравнений, но дар слова, включающий мастерство словесности, позволяющей в процессе «перевода» не потерять чувство меры, смысл написания той или иной строки или целого отрезка, заодно с этим, сберегая логику, не доводя дело до эпатажа или даже абсурда.

Соединённые «витою» парой сердца – это образ никчёмный сам по себе или фигура речи, вполне неуместная по отношению к «сердцам», как в прямом, так и в переносном смысле. То есть, переносный смысл этой строки переносит нас не в ту область, в которой воображение замирает от дух захватывающей картины, а в электрощитовую, в которой студенты практиканты ставят на один уровень клемы электрики и сердца людей.

Далее по той же схеме заземления поэтического производятся на свет божий словосочетания : «автомат грядущего», «с сердечной мышцы вниз (а можно вверх?) уроним сущее». Автомат или плата с автоматически срабатывающими пробками – может быть сколь угодно полезен или опасен, технически совершенен и безупречен, но это не повод, прежде всего для человека выбравшего поэтическую форму для изъяснения, прилагать его к «грядущему», не стоит из «лампочки» делать «свет» поэзии!

«Распятым некоротким замыканием
Нет дела до переполненья ёмкости -
Там ян вздыхает пьяно - почему не я?
Там инь лишается своей последней жёсткости.»

Та же путаница или попытка совместить «вечное» с «электрическим» продолжается по ходу всего текста:

Вечные символы «инь» и «ян» распяты автором до уровня малышей, сунувших гвоздики в розетку, слабым утешением служит «некороткое» замыкание.

Что значит, согласно словарям, слово «вульгарность»?

Вульгарность — грубость, непристойность, бестактность, отсутствие вкуса. Иногда используется как антоним понятия «красота». Так вот, мне представляется что стихотворению не хватает вкуса, стиля, чувства прекрасного, красоты мысли, выраженной в слове. Например: «Ян», вздыхающий пьяно после замыкания, то есть удара током – это вульгарность. И не потому вульгарность, что «Ян» вздыхает «пьяно», составляя частушечную звукопись, а поскольку вечному символу, в принципе, не место оказаться в ситуации нарушения техники безопасности у электрощитка. «Инь» лишившаяся своей последней жёсткости – это вульгарность. И не потому что вульгарно «лишиться жёсткости», а опять таки, потому что вульгарно присваивать вечной сущности «Инь» какую бы то ни было «жёсткость проводки».

Фигуры речи, которыми, буквально напичкано стихотворение, типа: «сопричастный косного», «бархатно молчащего», «Застынь в них вечности пластмассой», «медово по предсердию», «внутрь себя смотри стальными соплами», «Мозг развлекая чёрными занозами» – то есть слово-не-сочетаниями, которые не усиливают, а оглупляют, наводят тень на плетень воображение читающего, отлучая читателя от красоты, но приучая к словоблудию – всем этим фигурам речи я хотел бы противопоставить истинный образ поэзии, который есть в этом же стихотворении - «По венам времени теперь твоё течение». Во это образ поэзии! Почему так? Потому что слова гармонично сочетаются друг с другом, уместно дополняют, усиливают друг друга : «вены времени» – вены человека – разветвлённые, связанные с движением крови, а значит, с движением как таковым, с движением времени, – «вены времени» а не крови, как в теле, стали новым «течением», дорогой, путём человека, время потекло по его венам! Объёмный образ, то есть тот, в котором воображению есть где развернуться, не то что, например, «внутрь себя смотри стальными соплами», можно конечно и «соплами из стали заглянуть в себя, но нужно ли так изгаляться? Внутрь себя можно прекрасно заглянуть и без «стальных сопел»...

Итого,

На мой взгляд это стихотворение можно отнести к стишкам, и даже к плохим стишкам, именно из-за обилия фигуральности речи, из-за подмены фантазии фантастикой. Но это хорошая, дерзкая попытка написать поэзию, включающая в себя прекрасный образ, пусть и единственный, какой лично мне удалось обнаружить, неважно, главное что прекрасный, оставляет во мне, как не странно, итоговое хорошее впечатление от авторского труда, от намерения уйти от прозы жизни!

Удачи!

Рыжая Соня [Пермский край] (06.10.2022 17:28:19)
(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

Обиделись таки "на судьи кто?")))
Вот не дала бы конкретное название (кстати, шаля) вас бы не понесло мой стишок с точки зрения ТОЭ рассматривать.
Я не в обиде. Стишок написан, как пародия на авторов типа Якова Есепкина, его стишками одно воемя были завалены лит.ресурсы. я баловалась конечно. И поместила именно его, потому, что любой анализ субъективен. Мой знакомый недавно скуки ради закончил какие-то курсы по лит.анализу и тоже все анализу подвергал. Спрашиваю, а зачем это тебе, в Белинские что ль собрался? Говорит, что так просто.
Ну, что на это скажешь! Времени много у человека значит. Имеет право.
По-моему, критериев поэзии с точки зрения определенных правил много, и есть люди, кто во всем этом разбирается. Но в среде обычных людей критерий только один: цепляет или не цепляет. И конечно это субъективно.
С уважением.

Вадим Шарыгин(06.10.2022 17:53:54)
(Ответ пользователю: Рыжая Соня)

Жаль, что изначально не уточнили что это стих-пародия, не приложили к нему оригинал, который послужил поводом к пародии, я бы рассматривал его в другом ключе - насколько удалась пародия, я трачу силы и время, хотелось бы знать, что не вхолостую))

Александр Попов [Минск] (06.10.2022 10:59:28)

***
Иду по кладбищу один.
Кресты, надгробия, туман.
Вдали курлычет где-то клин.
Пожух некошенный бурьян.

Осенний дождь влечет нежданно.
Желанье в этом раствориться.
И слышать шепот, так желанно.
Уйти, сбежать, уединиться.

Промокшим сыростью насквозь
Брести случайности доверясь.
И врачевать, что, что-то врозь.
И всех простить, в себя не целясь.

Опустошающий магнит.
Упадок, мрак и декоданс.
Какой-то бес внутри шалит.
Зовет потерянный баланс.

Вопрос один. Ну почему?
Так любопытен сей сюжет.
Есть объяснение тому,
Не помню, помню, не пойму.

Вадим Шарыгин(06.10.2022 19:06:12)
(Ответ пользователю: Александр Попов)

Александр, приветствую,
здесь всё просто, по крайней мере для меня:

Это типичный стишок, плохой, а не хороший, поскольку неоправданно (ни стилистически, ни композиционно) не дружит с размером, сбоит, сбивается с шага сам и сбивает читающего, рифмы вполне бедные (нежданно-желанно, раствориться-уединиться, почему-тому..)

И всё бы ладно, и всё бы стихотворению сошло с рук, если бы не одно ключевое «но».. но главное, из того что сводит это стихотворение на уровень плохого стишка, это... как бы точнее выразиться, прозаичность (от замысла до исполнения. от кончиков волос пишущего, до кончиков стрелок на циферблате его часов!)). Всё что, вдруг, захотелось Вам передать, всё, что в какой-то момент нахлынуло и попросилось в текст не было осенено, благословлено поэзией, ни она здесь источник или импульс к написанию, она используется лишь как форма изложения, но использование поэзии и явление её на свет божий – разные вещи, не так ли?

Так в чём же именно «тотальная» прозаичность этого стихотворения?

Прозаичность в авторском, судя, безусловно, только по этому тексту, непонимании сути поэзии и её ключевого отличия от прозы, если брать два жанра в сравнении. Поэзия существует не для того, чтобы прозу в столбик, как например первая строфа :

Иду по кладбищу один.
Кресты, надгробия, туман.
Вдали курлычет где-то клин.
Пожух некошенный бурьян.

Давайте попробуем её представить в последовательности повествования, скажем, рассказа: Иду по кладбищу один. Кресты, надгробия, туман. Вдали курлычет где-то клин. Пожух некошенный бурьян. Писатель убрал бы излишки, типа «где-то», «один», «некошенный» и получил бы неплохое предложение для начала рассказа о том, о сём. То есть, в форме прозы было бы лаконичней, весомее, во как!

Далее, у Вас всего-то двадцать строк, на всё про всё – двадцать коротких строк, и Вы щедро транжирите их на что? Вся вторая строфа ушла на информирование нас о дожде и желании уйти, раствориться. Прозаик ещё может себе позволить вначале рассказать о желании, и лишь потом приступить к его реализации, поэт или человек использующий форму поэзии, такого позволить себе не может, не должен! «Обольщусь – затем, воплощу!» (в строке, в строфе), так пишет Цветаева о процессе творчества – до начала первой буквы стихотворения – ОБОЛЬЩЕНИЕ чем-то до степени высшей невозможности не сказать, а затем, в тексте – являть не «желание из четырёх строк, не намерение уединения», а само уединение, если именно им так изначально обольстилась душа.

Помните, в моей теме на Форуме «Поэтическое восприятие» при обсуждении предложенного Вами стихотворения Ходасевича, я привёл Вам его слова о том, что «Переживание, даже самое поэтическое по внутреннему свойству и с совершенной точностью закреплённое на бумаге, всё ещё не образует поэзии»?

Нет на свете, по моему глубокому убеждению, никакой «прозаической поэзии», как нет «маргаринового масла» – либо масло, либо маргарин.

То есть, поэзия требует отдельного от прозы самоприсутствия!

Где она, например в этих строфах:

«Промокшим сыростью насквозь
Брести случайности доверясь.
И врачевать, что, что-то врозь.
И всех простить, в себя не целясь.

Опустошающий магнит.
Упадок, мрак и декоданс.
Какой-то бес внутри шалит.
Зовет потерянный баланс»

В том, что они написаны в столбик, с рифмовкой окончаний? Этого для явления поэзии не слишком-то достаточно! Может быть в этих строфах присутствует Язык не повседневного общения, а самого дождя, самой сырости? Нет. Здесь та же речь, что и за столиком кафе о погоде или победе «Зенита» над «Спартаком».

В поэзии, среди прочих инструментов влияния, есть так называемые поэтические детали, уже расхожую, помните, конечно, «я на правую руку надела перчатку с левой руки», так Ахматова, поэтически изящно передала сильнейшее волнение.
В поэзии есть много чего, но нет лишних, пустых, ничего не значащих слов, или слов с километровой дистанцией ассоциативного ряда, типа вашего «опустошающего магнита» и иже с ним.

Радует, пусть и вторичностью, но удачной вторичностью, вслед за строкою Мандельштама «уходи, уйди, ещё побудь!», последняя ваша строка:

«Не помню, помню, не пойму».

Не поминайте лихом,
Удачи!

Ирина Эфт(06.10.2022 10:54:15)

Не могу понять, что написала. Буду крайне признательна за любой вердикт

Углы и квадраты

Углы беглы.
Глыбы квадратов
ищут углы наощупь.
Туда и обратно
ходят,

натыкаясь на глади.

Почему углы прячутся?
Чего ради?
Что за игра?
Может, в углах
поселилась мгла,
нарожала угли
и поёт-воркует: гули-гули.

А бывают жестокие игры:
углы-тигры.
Сидят в засаде,
раззявили пасти.
Смотрят:
квадраты мимо шастают,
ищут себе погибель,
углам – счастье.

В углах,
если они вволю набегались,
всходят и тянутся вверх побеги.
Они упираются в крышу,
теряют браваду
и уступают место
квадрату.

Приходит порядок,
углы рапортуют:
стоим в карауле,
не впускаем в порталы
искривлённых пространств.
Это не мы квадрат потеряли,
он – нас.

-------------------------------------

Вадим Шарыгин(06.10.2022 23:18:38)
(Ответ пользователю: Ирина Эфт)

После первого прочтения, первое что на ум пришло – поэтический почерк авангарда, почерк Велимира Хлебникова.

Как там у него в 194:

«Ещё раз, ещё раз
Я для вас
Звезда.

Горе моряку, взявшему
Неверный угол своей ладьи

И звёзды:

Он разобьётся о камни,
О подводные мели.
Горе и вам, взявшим
Неверный угол сердца ко мне:
Вы разобьётесь о камни,
И камни будут насмехаться

Над вами,
Когда вы насмехаетесь
Надо мной.»
май 1922

Если бы Ваше стихотворение предваряло, скажем, квадрат Малевича или позже, наброски Кандинского разложенные на столе перед Вальтером Гропиусом или обрамляло бы другие «эскизы духа» эпохи Авангарда, если бы оно возникло в недрах группы Успенского-Гурджиева в рамках эзотерической работы по системе «Четвёртого пути», если бы оно появилось в двадцатых годах Двадцатого века – ему нашлось место, естественное место обитания, совпадающее с вошедшей в фавор «удельной плотностью словесности на квадратный сантиметр жизни», ему бы нашлось бы место, как находится место солнечным лучам на специально обустроенных внутренних и внешних поверхностях комплекса зданий Баухауза в Дессау, «зданием упорядоченного воздуха пространства», рядом с которым прошло, например, моё «немецкое» детство.

Но и сегодня, в наше время свободный стиль, фривольное отношение к классическим правилам стихосложения – достаточно популярны, востребованы, единственно чего им не хватает, так это «воздуха» или атмосферы той самой эпохи, которая когда-то выступила «заказчиком» этого направления «брожения воображения».
К вашему стихотворению можно и нужно подходить с той стороны Времени, которая для нас нынешних стала уже частью Пространства, тогда только можно насладиться им вволю.

Я однозначно признаю это стихотворение – произведением поэзии, той её части, которая острее других нуждается в собственной эпохе. Я признаю, потому что, во-первых, оно не бравирует звукописью, а интегрирует её в «распахнутый альбом воображения». Вся лексика стихотворения представилась мне, как не странно, листом белого цвета, нет, не чистым листом, а именно белым, на котором чуть заметны, в меру заметны звуки, умело управляющие словами, так, что слова не в зомби превратились, как это, например, случилось у некоторых футуристов, у Алексея Кручёных с его демонстративным низведением словесных конструкций и словосочетаний до «мычания», «повизгивания», протяжного завывания или оглушительного треска отдельных звуков, букв, претендующих на самостоятельное существование. А, во-вторых, это произведение с кажущейся лёгкостью развивает воображение, предлагает ему новые или хорошо прогулки по извивам Мироздания, забытые ракурсы романтики двадцатых годов Двадцатого века, века, находящегося по линии времени позади нас, а по линии наращивания воображения – далеко впереди.

Удачи!

Галина(06.10.2022 11:38:10)

Позывной, Рамзай

https://www.chitalnya.ru/work/3400786/

Ему всего лишь только восемнадцать,
Но дал он клятву верную себе,
Что будет, как марксист, за счастье драться,
Назло смертям, назло своей судьбе!

Ушёл из дома, не сказав ни слова,
В компартию Германии вступил.
Марксизм себе он выбрал за основу,
Учиться на юриста поступил.

В Германии нацисты маршируют,
А он в Москве, но не у места тут.
Чтоб пользу принести стране большую,
Поедет он туда, куда пошлют.

Он рвётся в бой - потенциала много -
Он социолог, умный дипломат.
В Манчжурию лежит его дорога.
Китай? Не плохо! Зорге очень рад.

И с паспортом немецким репортёра
Приехал он в тот одичалый край.
Освоился в Китае очень скоро,
Из центра имя получил - Рамзай.

В Пекине Зорге развернул работу:
Красавец, денди, истинный плэй-бой!
А у него о мире лишь забота,
И каждый день рискует он собой.

Собрал вокруг себя людей отважных:
Таких, кому все страхи нипочём.
Шестьсот шифровок отослали важных.
И жизнь Рамзая просто бьёт ключом.

Театры, рестораны и пирушки -
Везде он вхож, везде ему почёт.
Для Зорге те пирушки не игрушки:
Всё главное берёт он на учёт:

Что говорят немецкие бабёнки*,
Японские удельные князьки...
Но в центре Зорге очень недовольны -
Болтает много, чешет языки

С ним вся его разгульная команда,
Москве советы разные дают:
"Правительству быть энергичней надо!"
Какой нахал! Он там, а Сталин - тут!

Сам вождь считал Рамзая бесшабашным
Гулякой и бездельником притом.
Для Зорге его мнение неважно -
Он не вернётся в свой московский дом:

В России нынче времена лихие,
И жизнь его висит на волоске.
А здесь, в Китае, люди не плохие,
Но жить им трудно в горе и тоске.

А Берзин Ян* совсем иного мнения -
Ведь Зорге - немец - истинный причём,
И столько у него желанья, рвения,
А ум природный просто бьёт ключом.

В нём есть одна прекрасная харизма -
Он покорил все женские сердца.
Ян верит: Зорге, не жалея жизни,
За правду будет биться до конца.

И, грандиозный план осуществляя,
В Японию направил Зорге он.
Пусть трудится, себя не умаляя,
Не важно, что развратник и пижон.

А Рихард Зорге не имеет страха,
Не устаёт он весело шутить:
" Япония - ну, вроде черепахи
Но стоит лишь тот панцирь раздолбить,

То там, внутри нежнейшая начинка,
В ней можно продвигаться без труда.
Япония - не мелкая песчинка -
Её союз с Германией - беда!"

И резидент собрал свою бригаду,
Надёжную и верную, причём.
Радисту сообщать шифровки надо,
И Макс* бессменный ловко бьёт ключом.

Мияни-сан* так фюрера малюет,

Что зрители лишь раскрывают рот.
Опять же он не просто так рисует -
При встречах Зорге всё передаёт.

А Рихард, как мальчишка, вдруг влюбился,

Ханака Иси*, как жена ему.
Таким уж Зорге влюбчивым родился,
Хотя амуры вроде, ни к чему.

Не до амуров нынче резиденту:
Европе Гитлер приготовил гроб,
И все давно расставлены акценты
На пакте " Молотов и Риббентроп".

Как мог такой маньяк, как этот Гитлер
Внушить доверие правителям страны?
Он, как собака, должен быть побитым,
Но ожидать приходится войны.

В шифровке указал примерно время,
Когда начнётся страшная война -
Двадцатого июня. Враг не дремлет!
К войне должна готова быть страна!

Увы, к войне Россия не готова:
Коварный фюрер воду намутил.
Но гнев народный - верная основа -
Долбить фашистов, не жалея сил.

Ещё почти полгода пролетело
В балах, пирушках, вечных кутежах.
Однако, Зорге не сидит без дела,
А кажется - витает в миражах.

Однажды на балу, что знать давала,
Он слышит новость из первейших уст:
Японии теперь пора настала
Идти войной на праведную Русь.

Войска, пройдя Китай, вонзятся прямо
В бок СССР, там, где река Амур.
И вот уже летит радиограмма:
" Японцы не пойдут на этот штурм.
Москва в кольце, её защиту надо
Усилить в сто, а может в тыщу раз!"

И вот снята с Сибири вся блокада.
Из главной Ставки дан такой приказ:
" Снять семь дивизий с Дальнего Востока!"
А семь сибирских уж давно в пути.
Придёт теперь подмога раньше срока -
Фашистам до столицы не дойти!

Ну вот и всё. Он сделал то, что нужно,
Его шифровкам Центру нет цены.
Потом его забыли незаслуженно,
И ничего Рамзаю не должны.

Тот забывал законы конспирации,
Спокойным стал, стал очень много спать.
Но каждый день его пищала рация...
Теперь его спокойно можно брать!

Когда в тюрьме друзей его пытали,
Рамзай вину всю принял на себя.
Все палачи отлично понимали -
Он сделал это всех друзей любя.

Он, как разведчик, больше не опасен,
И безразличен - уж войне конец.
И если Сталин с выкупом согласен,
То мученик не примет тот венец,

Который ему светит, как шпиону -
Верёвка - не достоин он свинца,
Но Рихард остаётся непреклонным,
И, как судьбы подарок - ждёт конца.

Узнав, что Зорге виселица светит,
Вождь всех народов только и сказал:
" Мне вовсе неизвестны штучки эти,
Таких не знаю, никогда не знал!"

А если говорить совсем серьёзно,
То Рихард Зорге - пламенный герой.
И мне представить даже невозможно,
Что награждён он Золотой Звездой

Посмертно через много, много лет.
Тот, кто весь мир сумел прикрыть собою,
Кто, как факир, играл своей судьбою.
Таких героев не было и нет!

--------------------------------------------------------

Вадим Шарыгин(07.10.2022 00:26:03)
(Ответ пользователю: Галина)

Галина, приветствую,

Ваше стихотворение, на мой взгляд, не принадлежит поэзии и вот почему:

1. Текст его легко поддаётся пересказу, легко переводится в разряд прозы. Вы используете форму поэзии: располагаете предложения в столбик, рифмуете окончания, используете образные сравнения, но от всего этого поэзия ещё не возникает, этого всего не достаточно для возникновения поэзии.

Пример: возьмём для примера первые две строфы стихотворения:

«Ему всего лишь только восемнадцать,
Но дал он клятву верную себе,
Что будет, как марксист, за счастье драться,
Назло смертям, назло своей судьбе!

Ушёл из дома, не сказав ни слова,
В компартию Германии вступил.
Марксизм себе он выбрал за основу,
Учиться на юриста поступил»

А теперь, смотрите, не так уж сложно сделать из них начала рассказа, то есть прозу:

«Когда ему было восемнадцать, он дал себе клятву, что станет марксистом, будет сражаться за счастье человечества, назло всем смертям и самой судьбе. Ушёл из дома, вступил в компартию, выучился на юриста».

На мой взгляд, если бы вы предпочли для всего дальнейшего текста не форму поэзии, но форму прозы, оно бы только выиграло, поскольку оказалось бы на своём законном месте.

2. Ваш текст представляет собою сплошное содержание. Вы спросите, а что в этом плохого, разве не есть цель автора иметь и раскрыть содержание произведения? Да, – отвечу я вам, – содержание всенепременно необходимо, но когда мы говорим о произведении поэзии надо понимать под словом «содержание» не только фабулу (описательную часть или суть предлагаемой читателю истории), не только сюжет (художественное осмысление или эмоциональная нагрузка предлагаемой читателю истории), но и, например, звукопись, или звуконосную поддержку содержания, а во многих случаях его чуть ли не главное содержание, кроме того, нужна целая анфилада смыслов, то есть создание таких условий, когда за написанными словами угадывается подспудный, дополнительный смысл, возможно, более абстрактный или отвлечённый от основного посыла. Тогда плоский текст произведения приобретает объём – трёх-четырёхмерность. Этого в вашем тексте мне обнаружить не удалось.

3. Произведение поэзии – это произведение с поэтической речью, а не языком повседневного общения с вкраплениями сравнений или метафор. Насколько художественно ваше стихотворение? Вот, например:

Портрет Зорге:
«Красавец, денди, истинный плэй-бой!»

Конечно разведчик, о котором столько написано и сказано, если вновь возникает в поле поэтического зрения кого-то из авторов, заслуживает более пристального взора, утончённой наблюдательности, исключающей словесные штампы, клише, типа : «ум природный просто бьёт ключом» и т.п.

4. Весь текст ваш – упрощён, наивен до ужаса, при этом, чувствуется ваше искреннее желание сказать, напомнить людям об этом замечательном человеке. Но одной искренности намерения для возникновения поэзии, как вы понимаете, не достаточно, нужно мастерство, дар художественного представления вещей, явлений и событий, чтобы не получилось в итоге «ухудшенное изложение в столбик общеизвестных фактов и событий». Поэзия начинается даже не в Зорге, а в Вас самой, Галина! Поставьте себе, например, задачу сказать как вы верите и любите , как вы благодарны этому человеку, сказать всего-то в несколько строк, но так, чтобы не упоминать ни его профессии, ни его подвига, ни событий со всем этим связанных, а только – облик его души – чем бы вы представили его, с кем или чем сравнили? И, поверьте, если получится, то эти ваши несколько строк превзойдут весь объёмный событийный текст данного стихотворения.

Удачи!

lf(06.10.2022 18:46:22)

В городе пахнет только тобой
https://www.chitalnya.ru/work/2296563/

Не забыть бы…

Затем проглотить слона,
И вздыхая частыми пескарями,
Осознать, что в городе нелуна
Освещает неулицу с фонарями
Без аптеки на самом краю черты.

Не забыть бы…
Когда растворится слон,
И последний пескарь, свой глоток хватая,
Разобьет хвостом — нелуны плафон,
Вдруг окажется, эта черта — кривая;
И она замкнется, а внутри лишь ты.

Не забыть бы…

Вадим Шарыгин(07.10.2022 09:50:32)
(Ответ пользователю: lf)

Хотя это стихотворение вполне успешно проходит первый пункт моих признаков поэзии (и стишков) и действительно пересказу не поддаётся, в разряд прозы не переводится, кроме того, здесь нет «выпирающего наружу» содержания, которое автор хотел бы во что бы то ни стало довести до сведения читателя, но и поэзией я бы всё-таки его не стал называть.

Дело в том, что язык это стихотворения, на мой взгляд, не поэтический, а повседневный. Вы удивитесь такому утверждению, мол, как же так – в стихотворении столько образных сравнений!

Да, стихотворение пытается говорить с читателем метафорично, предлагает сплошную загадку – то ли остатки сна, то ли сон на яву, однако, фигуральность речи стихотворения зашкаливает: тринадцать коротких строк и такая «тень на плетень», известная, да и то, вероятно, где-то в глубинах сознания – только самому автору.

Поэтическая речь – да, это иносказание, но не иносказание– словесный лабиринт с «выходом там, где вход», а иносказание-путь, освещённый, пусть и с приглушённым светом, но дорожкой с вполне различимыми фонарями для движения воображения!
Ещё раз: поэзия – это не поток авторского сознания – в котором фантастика задавила собою фантазию, просто взяв и перевернув всё с ног на голову, а упорядоченное мастерством словесное движение, развивающее обзор для воображения.
Не «королевство кривых зеркал», в котором обычное становится искривлённым а то и смешным, а созданная гладь омута с возможностью для глубокого погружения, для «смотрения на вполне себе известные звёзды, но через отражение их в глубине омута»! Почувствуйте разницу!

Для того, чтобы постичь поэзию вовсе не требуется «проглотить слона, вздыхая частыми пескарями», или дожидаться пока авторский пескарь «разобьёт хвостом – нелуны плафон, свой глоток хватая». Дело в том что фигура речи, в отличии от поэтического образа, как правило, будоражит воображение и сразу за этим предлагает ему тупик, стоп, приехали. Фигуры речи обескураживают, но не облагораживают, не гармонизируют ту внутреннюю область жизни, в которой живёт и здравствует наше сознание, наше воображение. Предлагая, скажем, обратную сторону луны, но с нужным психологическим контекстом, можно больше рассчитывать на возникновение таинства под именем «поэзия», чем, например, просто сказануть в лицо читателю о «нелуне». Между художественно раскрытой «обратной стороною луны» и сказанутой «нелуной» – большая разница, они несоизмеримы по возможностям воздействия. Поэзия расширяет восприятие с помощью вымысла, но вымысла правдивого, то есть за счёт правдоподобия, а не голимой выдумки, которая как раз-таки и представлена бывает фигурами речи.

Спасибо за внимание,
Удачи!

Андрей Кировский(07.10.2022 10:40:12)

Вадим, во-первых, хочу выразить благодарность за тему, за готовность помочь авторам.
Начну с вопроса, который возник у меня при ознакомлении с критериями, связанными с трансформацией в прозаичный рассказ.
Вопрос -
не отсекаете ли вы целый поэтический пласт, связанный с сюжетными стихами (или нарративом), который может присутствовать во многих разделах лирики: гражданская, городская, пейзажная..? Поэзии для детей тоже сюжет необходим. Онегина, Теркина (которых легко превратить в прозу) у классиков в какой разряд можно определить?
Вот такой вопрос, или два. :)

Вадим Шарыгин (07.10.2022 16:20:09)
(Ответ пользователю: Андрей Кировский)

Андрей, спасибо за важный и своевременный вопрос,

Здесь действительно необходимо пояснение: дело в том, что именно подразумевать под «трансформацией в рассказ».

Напомню, первый пункт, например, для опознавания поэзии, согласно моей градации:

1. Не поддается пересказу, не переводится в разряд прозы, не представляет собою рассказ "о том, как дело было", то есть представляет собою не переводимое на язык прозы иносказание.

Что же это значит?
На самом деле, «пересказать» можно практически любое произведение, в том числе произведение поэзии, – но стишок, например, пересказать всегда очень легко, он как пионер, «всегда готов» быть изложенным в форме прозы, например, рассказа или некой суммы повествовательных предложений, последовательно дополняющих друг друга. То есть, практически ничего не меняя, использую строчки стишка почти «один к одному» с оригинальным текстом, можно столбик «разместить горизонтально» и получить – начало рассказа, или даже повести, романа. Что касается произведения поэзии, то такой лёгкости при пересказе, как в случае со стишком, уж точно не получится, попытка пересказа обязательно приведёт, например, к потере художественности, к разрушению созданного поэтом настроения, к потере темпа, ритма и даже смысла.
Когда я говорю, вслед за мыслью Мандельштама, о том, что произведение поэзии не переводится в РАЗРЯД прозы, то, безусловно, подразумеваю под «переводом» не простую смену формы изложения материала, то есть не просто замену «столбика строк» на «массив последовательно расположенных предложений», но именно невозможность для строчек поэзии стать строчками (предложениями) прозы с точки зрения всего комплекса «поэтичности», который в них поэтом реализован и который включает в себя: (необыкновенность языка , образность, звукопись через которую поданы смыслы, сжатая ёмкость вкупе с точностью определений и ассоциаций на очень ограниченном словесном участке, так называемая скоропись духа). Именно этот комплекс распадается при попытках перевести произведение поэзии в разряд прозы, то есть в разряд жанра, в котором вовсе не обязательна «скоропись духа».

Для примера возьмём стихотворение, которое, на первый взгляд, легко можно было бы перевести в разряд прозы, например, стихотворение Пастернака «За книгой», вот его начало:

«Я зачитался. Я читал давно.
С тех пор, как дождь пошёл хлестать в окно.
Весь с головою в чтение уйдя,
Не слышал я дождя.
Я вглядывался в строки, как в морщины
Задумчивости, и часы подряд
Стояло время или шло назад».

------------------------------
Итак, если чисто механически попытаться, как вы говорите, «трансформировать в рассказ» этот отрезок стихотворения, то что мы получаем:
Я зачитался и читал давно. (Нет, так в прозе не пишут) Придётся изменить: Я зачитался. Я уже читал какое–то время с тех пор, как дождь пошёл хлестать в окно (Нет, так в прозе не изъясняются, надо менять) с тех пор, как пошёл дождь, с тех пор, как начался дождь. И весь с головою ушёл в чтение, не слышал я дождя(Нет, так в прозе не пишут, надо менять) ушёл в чтение и совсем не слышал дождя. Вглядывался в строки, как в морщины задумчивости(Нет, так в прозе не пишут, надо менять) Я вглядывался в строки ( чем заменить «как в морщины задумчивости»? может, вглядывался в строки очень пристально и часы подряд стояло время или шло назад (Нет, так в прозе не говорят, опять надо менять) вглядывался в строки очень пристально и казалось что само время остановилось на целых несколько часов, свершавшихся один за другим или даже время шло назад (нет) лучше вспять? Наш итоговый текст, казалось бы сохранивший сюжет, на самом деле так или иначе претерпевает фатальные для его целесообразности, смысла и значимости изменения, текст либо превращается в фабулу, то есть в техническую суть, в перечень ничего не выражающих действий, либо, пытаясь сохранить сюжетную художественность, эмоциональность, созданную поэтом, увеличивается в объёме, теряя сжатую ёмкость или ту самую «скоропись духа».

Что касается деления лирики на «гражданскую», «военно-обязанную», «городскую», «поселковую», «любовную», «равнодушную к любви», на «пейзажную» и «портретную» – утрирую! – я против какого бы то ни было её деления, на мой взгляд, детализация лирики так же нелепа, как, например, детализация веры представьте себе: вера гражданская, вера пейзажная, вера любовная и т.п.))

Кроме того, убеждён, что поэзии «для детей» не существует вовсе, поэзия – это искусство, которое не делит читателей на детей и взрослых, но лишь на тех, кто её понимает и тех, кто в ней не разбирается. Если поэзия пытается подстроится под уровень восприятия ребёнка, то она автоматически переходит в разряд стишков – стишков хороших или стишков плохих, в зависимости от степени мастерства в них вложенного. И в этом нет ничего плохого – нет ничего плохого в хороших стишках!

Андрей Кировский(07.10.2022 17:57:13)
(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

Вадим, спасибо, мне близки ваши размышления. Они актуальны и интересны.
Остальное мне напоминает - а горшочек варил... (С). (Это я про ужас) :)
Терпения вам и успеха, конечно!

Елена Черни_(06.10.2022 19:05:01)

Добрый вечер, Вадим!
Мне интересно Ваше мнение по поводу стихотворения, написанного на одном дыхании, оценки по поводу которого самые разные. Прошу уделить ему время.

Льды Евы. 21 +

Коснётся тонко ауры фламинговый закат
И розового лика той, что смотрит из окна.
Рассыплется по локонам истлевший Честерфилд,
Под пепловыми мухами ладони задрожат –
Гон выше этажом за парапетом, до пьяна,
Охотника Телесности, ценителя Лолит.
С биноклем жизнь виднее. Вот опять раздражена,
И что-то вдруг под ложечкой о чём-то засвербит…

***
Жар тела изнутри, весенний гон, на сердце шрам.
Индиговое небо – пшик! – смогла бы подпалить,
Ты – пламенное солнце. Рождена для инстаграм.
Блеснув, погаснут звёзды, но не ты. Иди ж топить
Льды Евы, начиная с морозильника Atlant.
Коли тон безразличия, «естественный» отбор,
Топи в бокалах с виски. Але оп! Идёт гигант,
Твой мощный ледокол, по мерзлоте, наперекор
Ветрам заморским, фобиям, тоске по берегам.
Раздвинь заиндевелое пространство – number one –
На льдины наползая, расколи наверняка
Айфон. Да к чёрту связи! Жест обсценный. Вечный бан.
Блондин ушёл к брюнету, а подруга – number two –
Клубничку раскусила, «новый» русский? – топ-модель.
В молочных реках – виски. Сноб, не веришь? На борту
Шпангоуты* и Стингеры* разводят акварель.

***
Проснулась, рано, в лужице на кафельном полу,
А с ней – густое облако – тот смутный странный сон,
Что призрачно аукало, сжевало горький лук.
Воды цветочной вылакав, подпело в унисон.
С ней искренне заплакало, за плечи теребя,
О будущем с пробирками, немножко перебрав:
– Осталась, – бормотало в ус, – надежда на тебя –
На девочку, что собрана… из сколов от ребра.

_______________
*элементы силового набора корабельного корпуса

Вадим Шарыгин (07.10.2022 18:37:07)
(Ответ пользователю: Елена Черни_)

Елена, приветствую,

Отказывая Вашему стихотворению в принадлежности к поэзии, я напоминаю Вам о субъективности любой, даже самой аргументированной оценки и хотел бы обратить Ваше внимание на четвёртый, пятый, шестой, седьмой пункт признаков поэзии и признаков стишков, которые я беру за основу в своих оценках. Напомню их здесь, сверяясь с вашим текстом:

Давайте выставим себе высокую планку для языка поэзии, ок, тем более что эту планку уже выставили до нас всем своим творчеством лучшие поэты прошлого, и нам нельзя ниже её – это будет захламление литературного пространства, нам надо на уровне или выше (в идеале). Итак, договоримся что простые раскраски или замены расхожих прилагательных на те, что встречаются реже – не принимаются в зачёт поэтичности, не гарантия поэтичности (нашей натуры и наших стихов). Тогда, в данном случае, получится вот что:
«фламинговый закат», «пепловые мухи», «индиговое небо», «пламенное солнце»,
«мощный ледокол», «заиндевелое пространство», «ветра заморские» – не бог весь какой вклад в копилку русской словесности. Весь представленный в стихотворении ряд эпитетов не добавляет каких-то особых свойств основным словам, к которым они прицепились по воле автора, как вагончик к паровозу, соответственно, их суммарный вклад в художественность стихотворения не велик, даже работает на тривиальность в гораздо большей степени, чем на «триумфальность» сути поэзии посреди прозы жизни.
Кстати, что поэтичнее из двух: «розовый фламинго» или «фламинговый закат»? Правильный ответ в моём варианте – ни то, ни другое не поэтично, особенно, без контекста. Помните, знаменитое стихотворение «Жираф» Николая Гумилёва, там: «Изысканный бродит жираф». Вот эта строка поэтична, даже сама по себе, а почему? Потому что поэт Гумилёв нашёл для своего жирафа не технический эпитет, а психологический! Он не стал «перекрашивать» или «переназывать» жирафа, например, другим цветом, или подчёркивать или обыгрывать его пятнистость, он не стал выпячивать и так всем давно известный высокий рост жирафа, он нашёл для него главную черту его облика, главный ритм его существования на белом свете – изысканность. Является ли «изысканность» естественной чертой жирафа, например, с научной точки зрения, или с т.з. естествоиспытателя, наверное, нет, но жирафа рассказывает поэт! – Поэту пристало сказать о нём то и так, как ни скажет – ни прозаик (будет слишком долго и длинно), как ни скажет учёный (будет слишком скучно и практично), как ни скажет историк или даже путешественник. Поэт ПОЭТИЗИРУЕТ вещи и явления – ни тем что выдумывает для розового (в обиходном понимании) цвета заката цвет «фламинговый», а для голубого или синего неба подберёт цвет «индиго» – так «поэтизировать» могут и в службе госавтоинспекции, присваивая и записывая в документы цвета автомобилей, типа : «мокрый асфальт», «серебристый металлик», нет, поэт, если это поэт, то есть человек создающий нужные для темы и содержания стихотворения, для поддержания настроения стиха нужные ему характеристики вспомогательных, или обрамляющих суть сказанного вещей и явлений, будет искать свою «изысканность» для жирафа, а не найдя, не станет размениваться на «дешёвые эффекты», например, оставит закат в покое, оставит его «розовым», но запишет этот цвет, эту «розовость», как цвет лица, ставшего ликом своего Лирического героя, то есть как бы отразит закат на лице, соединит настроение, цвет, состояние души в единое Слово – Слово, а не словечки есть у поэзии!

Елена , предлагаю Вам : ещё раз вчитайтесь в мои «пункты», подумайте о том, что писать именно поэзию, а не стишок «на одном дыхании» можно и нужно, приветствуя вдохновение, но только предварительно введя в практику творчества работу по оттачиванию сущности и сути «поэтичности». Что она такое, что собою представляет, эта самая «поэтичность»? Это раскраска? Иносказание – это простая замена «розового» на «фламинговый»? Поэтичность – это что-то неопределённое, которое может в финале сказать о себе «бормотало в ус»? Поэтичность – это что-то смутное, неопределённое, да! Но неопределённое в смыслах, но имеющее, воистину, воинскую дисциплину в характеристиках, в эпитетах. в словосочетаниях.

Нужна «скоропись духа», но не поток сознания, по принципу: «Мели Емеля – твоя неделя!»:

«...Раздвинь заиндевелое пространство – number one –
На льдины наползая, расколи наверняка
Айфон. Да к чёрту связи! Жест обсценный. Вечный бан.
Блондин ушёл к брюнету, а подруга – number two –
Клубничку раскусила, «новый» русский? – топ-модель...»

Сон – это необычайность, конечно, как правило, иногда, но всё-таки это необычайность гармонии, а не фантазёрства, не куча мала, в которой: «смешались в кучу кони люди, и залпы тысячи орудий слились в протяжный вой!»

Итак , пункт 4. Нужна «скоропись духа», точная, как стрела Робина Гуда))

Удачи!

Дмитрий Лавров [Москва] (07.10.2022 18:59:40)

Добрый день, Вадим!
Тема весьма интересная, особенно в свете другой темы, https://www.chitalnya.ru/commentary/25660/, в которой вас "драконили" (на мой взгляд, совершенно безосновательно) за стих о Маяковском (анонсированный мною). Вас ругали за "непонятность" и туманность и т.п. и т.д.
Честно говоря, туманность некоторая есть! Но непонятность?! разве что для тех, кто плохо знаком с творчеством Маяковского...
Так вот, я согласен с тем, что поэзия не должна быть зарифмованною прозой. Но вот вопрос: а где граница этого?
Возьмём времена мифические: некто Гомер (то ли был, то ли не был) сочинил Илиаду и Одиссею. Прочитал обе вещи... Вадим, ГОЛИМАЯ ПРОЗА!!! ОПИСАТЕЛЬСТВО! Ну, размерчик там этакий, ныне не применяемый никем... как его? - а, гекзаметр. Но стихи ли это? И поэт ли Гомер?
Ладно, он был из первых, ещё не очень-то поэзия расцвела, только бутонилась. А попозже?
Вот Шекспир... трагедии, комедии, сонеты. Даже некой смуглой леди писал (негритянке, что ли?) И тоже - сплошная проза, только под видом... а под видом чего? Какой-то "королевской строфы", о которой мы тут и не слыхивали. Это поэзия? Да там запросто прозой пересказать можно всё, и сонеты тоже! ВСЁ ПОНЯТНО, даже не лордам, а вообще портовой швали. А считается поэтом. За что?!
Ну, и наши - Ломоносов там, Державин ("Каша златая...")... ближе к нам - тот же Лермонтов: его "Бородино" вообще изложение событий глазами очевидца. Про Некрасова и не говорю! Одна рифмованная проза, никаких красот, никаких лихих и необычных рифм, сногсшибательных метафор, мозгодробительных аллитераций или там аллюзий... Но тоже считается поэтом!
Так может, не всё, что можно пересказать прозой, уже НЕ поэзия?

Вадим Шарыгин (08.10.2022 02:44:16)
(Ответ пользователю: Дмитрий Лавров)

Здравствуйте, Дмитрий, спасибо за поддержку анонсом и трудный вопрос!

По сути, вопрос о границах – о том, где заканчивается поэзия и начинается проза – это вопрос о том что есть поэзия, как таковая?
Отчасти ответ на вопрос о том что есть такое поэзия – я уже предложил – см.мой ответ Андрею Кировскому, здесь же в этой теме.

Но нужны нам всем более точные и глубокие определения, не так ли.

Границы поэзии определяются, так или иначе, «размером её сути» или степенью постижения её сути, точнее, сути её отличия от прозы.
В 1899 году Лев Толстой в письме-ответе одному из многочисленных незадачливых сочинителей стишков, рифмачей пишет:
«Я не люблю стихов и считаю стихотворство пустым занятием. Если человеку есть что сказать, то он постарается сказать это как можно явственнее и проще, а если нечего сказать, то лучше молчать. И потому не присылайте мне стихов и, пожалуйста, не сетуйте на меня, если я прямо высказываю своё мнение».

Не думаю, что этот ответ был простой отпиской, это весьма явна формулировка вполне сформировавшегося и до ныне существующего взгляда на поэзию.

Среди пишущих стишки, в том числе в наши дни, как я это чувствую, очень немалое количество тех, кто полностью готов разделить эти толстовские слова.
Обычно, правда, люди выражают своё отношение к поэзии как пустому занятию несколько другими словами, например: «Я этих стихов не понимаю, всё выверты, сложности какие-то» или так «стихи. в общем и целом, ни чем не лучше прозы, ни чем, кроме формы от неё не отличаются и надо приближать их к реалиям и нуждам повседневности, надо чтобы стихи приносили пользу», или даже так: «стихи или поэзия это одна из разновидностей прозы, так сказать, её уплотнённая в количестве слов на квадратный сантиметр мысли, копия».

Кстати, тот же самый Толстой полюбил на всю жизнь пушкинское «Воспоминание». Так что же прав Толстой или нет, когда говорит, что если человеку есть что сказать и если он может высказать это в прозе, то зачем ему писать стихи? Ведь не для того же, чтобы говорить, когда сказать ему совершенно нечего? Возможно, дело как раз в том и заключается, что Толстой абсолютно прав в своём отрицании стихотворства, в своём определении стихотворства как пустого занятия или восприятия поэзии близко к аппендициту, ну, мол, есть отросток, создан природой и традицией, может воспалиться в любой момент, а вот пользы от него особо не наблюдается, удаление его не критично и жизнь продолжается вполне полноценно и без него. Толстой прав в своём утверждении, если считать что всё что в столбик, всё что зарифмовано это стишки, то есть усечённая проза – или можно резюмировать мысль письма так : Толстой убеждён в том, что поэзия – это всегда ПОЭЗИЯ ПРОЗЫ жизни. И лучше уж совсем не иметь ей в арсенале литературы, то есть честно раздвинуть границы прозы до предела – провести аннексию поэзии – свести её к подразделу единственного и достаточного жанра литературы – прозе.

Однако, Толстой и те люди, кто тайно или явно разделяют его взгляд на стихи, на поэзию, забывают о том, что у человека есть ещё некая таинственная часть души, есть неискоренимая потребность выразить ещё что-то, что никакими «простыми и ясными» словами, словами для практических нужд и словами просто о чём-то повествующими – выразить невозможно. Фрагменты удивительного состояния сознания или души, а то и просто взгляд, улыбка, рукопожатие, молчание, наитие могут сопровождаться обычными, привычными, каждодневными словами, или могут быть художественно изложены в рассказе, эссе, повести, новелле, очерке, романе – но даже при всём уважении к возможностям форматов прозы, при всё уважении к её лучшим, к её талантливым вековым создателям, – эти состояния или это самоприсутствие Мироздания не может быть полноценно отражено ни чем из всего её богатого арсенала выразительных средств, кроме того что есть у поэзии, никем из её талантливейших носителей, кроме поэзии создателей поэзии.

Если бы Пушкин в тот самый год, когда родился Толстой просто написал, например, сделал запись в дневнике о том, что ему по ночам плохо спится и что тогда мысли у него бывают пренеприятные: вспоминается ему что-то старое и нехорошее, что лучше было бы забыть, но чего он всё-таки забыть не хочет. Стал бы плакать на старости лет Толстой над такой вот дневниковой записью Пушкина? Нет, вряд ли. А ведь написано просто и ясно. Но Толстой плакал над «Воспоминанием» Пушкина, которое было вроде бы о том же, но было совем другим и сказано было совсем ИНАЧЕ:

«Когда для смертного умолкнет шумный день,
И на немые стогны града
Полупрозрачная наляжет ночи тень
И сон, дневных трудов награда,
В то время для меня влачатся в тишине
Часы томительного бденья:
В бездействии ночном живей горят во мне
Змеи сердечной угрызенья;
Мечты кипят; в уме, подавленном тоской,
Теснится тяжких дум избыток;
Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток;
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю».

Что это? По другому сказанная проза? Та же дневниковая запись, но другими словами? Так, где же граница между ненаписанной (ясным и простым языком) страницей Дневника и написанным стихотворением «Воспоминание»? Где заканчиваются все возможности прозы и начинаются «невозможности» поэзии?

Надо самостоятельно отвечать на этот вопрос, чтобы, если и верить ответу, то своему собственному, выстраданному, через себя прошедшему.

Никакой прозой не скажешь ТОГО, что Пушкин сказал стихами. Этим-то и ограждены права поэзии. Без поэзии можно обойтись, но заменить её всё-таки нечем. Язык стихотворения вроде бы такой же, каким мы говорим о погоде, природе, политике и спорте, и любви. Но всё-таки не совсем тот, каким мы пользуемся в повседневной жизни. Но не только слова и словосочетания, здесь свершается целый комплекс «инаковости», включающий в себя : звучание, звукопись слога, слова, строки, композиции, ритма, рифмы, мерности. Смыслы приходят к нам звуками, и хотя метафор, например, практически нет, и хотя внешне строки напоминают предложения прозы, но, как говорится, рука не поднимается разместить их в последовательном порядке и прочитать так как мы читаем рассказ или новеллу. Но зачем же дело стало? Взять да и убрать всю эту «звукопись», вернуться к странице дневника, сделать, вместо Пушкина, запись, в которой отразить всю фактическую информацию этих строк, разве нереально, разве преступно так поступить с этим стихотворением? Нет. Не преступно. Но что бы эта была за жизнь такая человеческая, если бы в ней существовали только бесчисленные страницы «дневника» и не было ни единого «Воспоминания»?!

Слова Жуковского о том, что «Поэзия есть Бог в святых мечтах земли» красиво звучат, но так же «красиво» подменяют поэзию порывом к ней. Есть расхожее дилетантское недомыслие, согласно которому главное в поэзии – темы, настроения, мотивы, «идеи» особого рода, именуемые поэтичными. На самом деле, главное – сама словесная ткань стихотворения, сотканная из слов, соотношений между словами, добавлю, между звучащими словами, как звучат самостоятельно инструменты в составе общего звучания оркестра.

NB!
Поэзия начинается и заканчивается там, где поэт высказывает стихами то, чего иначе не смог бы высказать. Несказанное – те мысли и чувства, те «видения» и «мечтания», которые обычным обозначающим языком высказать нельзя, которые только и поддаются воплощаемому высказыванию.

В стишках непоэт высказывает сплошь и рядом ничего, пшик и представляет нам понимать его их как нам угодно, а то и объявляет, что не понимает их сам или что они вообще не предназначены для того, что зовётся пониманием.

При этом, стишки неправильно относить к прозе. Стишки – это произведения, коверкающие или упирающие воображение в тупик.
Человек со стишками – обозначает словами задуманное, порою, худо, порою складно, порою бедно. Поэт – выражает словами задуманное, создавая звукосмыслы.

NB!
Граница между республикой Поэзия и империей именуемой Прозой проходит – не там, где прозу представляют в виде повествований с характерными особенностями, присущими жанру, например: последовательно расположенными предложениями, абзацами, главами, где речь представлена без деления на соизмеримые отрезки – граница везде и нигде, но всегда там, где под «прозой» понимают разнообразие содержаний, которые при всей своей психологической глубине всё-таки поддаются разъяснению, описанию, высказыванию, граница там, где звучит или обретает дар речи несказанное, то есть такое содержание или некое утверждение о жизни, которое не может быть высказано ни каким иным образом, кроме образа поэтического во всей звуконосной сжатой ёмкости воплощаемого слова!

Ещё услышимся!

Дмитрий Лавров [Москва] (08.10.2022 10:56:59)
(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

= Ещё услышимся! =

Надеюсь... Спасибо и вам, Вадим, за серьёзный, развернутый ответ.
Моё мнение о том, в чём суть Поэзии?
Вадим, если отбросить плохие (именно плохие, т.к. есть и хорошие!) верлибры (а верлибр - уже переход от поэзии к прозе, имхо), то суть не в рифмах, не в экспрессии чувств и многочисленных хитро..умных приёмчиках, и тому подобном. Мне кажется, главное - РИТМ.
Почему?
Давно известно, что ритм оказывает на человека особое воздействие. Это и пляски (особенно ритуальные), и барабаны и флейты на полях сражений, и то особое чувство единения с другими, когда шагаешь, например, в строю на параде (да простят меня пацифисты!). Хороший, ПРАВИЛЬНЫЙ ритм для стиха есть основа. А выбор его зависит уже от многих факторов: содержания, смысла (чеканный, "парадный" ритм не годится для любовных излияний или стихов о природе), и цели поэта - в смысле, ЧТО он хотел этим выразить. Рифмы вторичны. А вот подбор слов - очень важная вещь! В силу определённых ограничений в стихах, в отличие от прозы, далеко не всякое "слово в строку" уложится. Приходится тщательно выбирать нужное, важное и уместное в данном контексте. А это уже предполагает для хорошего поэта иметь обширный тезаурус и понимание оттенков смысла слов в данном контексте.
В результате смысл стиха оказывает на читателя бОльшее воздействие, чем прозаическое изложение тех же мыслей. Да, и прозаик должен выбирать слова и их сочетания, но он более свободен в выборе, не зажат рамками правил стихосложения.
Но и тут есть свои тонкости! Многое зависит и от читателя: его уровня образования, общей культуры и т.д. в одной из статей я приводил пример: = Возьмём стих (из ранних) А. С. Пушкина, полный намёков, имён и слов из греческой и римской мифологии, истории – прочли хорошим (без иронии!) людям из подшефного колхоза, в среднем имеющим пять- шесть классов образования. А потом – стих Твардовского, написанный понятным им языком, о ИХ жизни. И попросили поставить баллы. Ну что, надо пояснять далее? А если потом им спели частушки с матерком, с хорошим юмором, на современные "больные" темы, то за результатом и к гадалке не ходи!=
Поэтому были, есть и будут стихи для "широкой публики" - понятные всем. Но это не значит, что они хуже тех, что пишутся для хорошо образованной! Просто тут не нужны хитроумные намёки, аллитерации и прочие ухищрения, коими владеют мастера поэзии. Да и от темы стиха тоже многое зависит... И есть стихи для эстетов, которые как раз ценят именно эти умения, мастерство поэта для них важнее смысла стихов. Но тогда в значительной мере теряется сам смысл поэзии, мне кажется.
Короче, как говорил великий Мао, "пусть расцветают сто тысяч цветов" - каждому на его вкус и степень понимания и восприятия.
Но есть такое неуловимое понятие в поэзии, как "цепляет" стих, или нет... остаётся ли он в памяти после прочтения, вызывает ли какое-то ответное чувство в душе читателя. Если нет - то как бы ни был стих красив, это не поэзия. И в то же время даже простой по форме, по словам и рифмам стих может вызывать состояние катарсиса...
Или я неправ?

Вадим Шарыгин (08.10.2022 20:25:35)
(Ответ пользователю: Дмитрий Лавров)

Да, именно, Дмитрий, ритм, как составная часть звукописи поэзии – главным образом отличает поэзию от прозы, и так же, в случае сложного, составного ритма, единственно верным или уникальным образом сообразующегося с темой, замыслом, характером произведения – такое владение ритмом отличает произведение поэзии от стишка. "В ритме есть что-то колдовское, он заставляет нас верить, что возвышенное принадлежит нам" (Гёте)

Что касается вашего деления стихов: «будут стихи для "широкой публики" - понятные всем» и «есть стихи для эстетов, которые как раз ценят именно эти умения, мастерство поэта для них важнее смысла стихов»

Сам подход деления деления читателей на «широкую» и «узкую» аудиторию или на аудиторию тех, кому якобы нужно исключительно то, что «попроще» и на аудиторию «эстетов», для которых «мастерство в стихах» якобы важнее их смысла.

Такой подход в корне не верен, с моей точки зрения, такой подход не дооценивает потенциал «широких» и не дооценивает возможности мастерства «узких» и чреват пассивностью, остановкой в развитии или в расширении восприятия поэзии.

Возможно, более конструктивно разделять аудиторию потенциальных читателей на тех, кто слабо разбирается в поэзии (или почти совсем не разбирается) и тех, кто является искушённым читателем, ценителем, знатоком и собирателем сокровищ поэзии. Ошеломляющий численный перевес первых над вторыми не должен пугать, особенно, если совершенствуешься сам и помогаешь познать поэзию другим, делишься опытом постижения, опытом сомнений, ошибок и счастливых находок. В частности, эта тема – частичка такой работы.

Этих «широких» и «узких» я бы условно объединил в одну общую для них группу – группу тех, которые так или иначе готовы и хотят познать поэзию, готовы к развитию. В качестве стратегического резерва у этой группы есть значительная категория людей вовсе не интересующихся поэзией, литературой.

Этой объединённой группе или категории я бы противопоставил категорию тех, кто сознательно не хочет развития, кто принципиально отказывается признаться себе в том, что поэзия, как и всё искусство, это прежде всего непрестанный труд познания, учёба, рост, путь проб и ошибок, кто категорически не признаёт авторитета поэтов, мастеров, считая что всё можно познать на бегу, между прочим, абы кабы, да и познавать-то, мол, особенно нечего и так всё ясно. Об этой категории читателей/писателей понаслышке хорошо и точно сказала Марина Цветаева: «Но есть другой читатель – некультурный. Читатель – масса, читатель – понаслышке..Отличительная черта такого читателя – неразборчивость, отсутствие способности ориентироваться..Такому читателю имя – чернь.. Грех его не в темноте, а в нежелании света, не в непонимании, а в сопротивлении пониманию, и в злостной предвзятости. В злой воле к добру».

Мы можем полагаться на критерий оценки стихов, типа: «цепляет» или нравится/не нравится. Но если содержание слова «цепляет» для кого-то годами остаётся на одном уровне, значит, лень, инерция, поверхностность выходят на передний план, начинают верховодить сознанием человека. Смутность содержания «цепляет», зачастую, приводят к неразборчивости, злостной предвзятости и уравниловке, когда под прикрытием расхожих фразочек, типа: «на вкус и цвет...», «мамы всякие нужны», «каждый пишет, как он слышит..» и т.п. фактически человек сам погружает себя в болото косности и простоты, которая хуже воровства и других старается отвратить от познания.

Состояние «катарсиса» может, наверное, вызвать простецкий стишок о том, что, например, «мама мыла раму», а «рабы – не мы, немы», может, если уровень человека остаётся постоянным. Но не каждое состояние эмоционального возбуждения можно и нужно называть его высшей степенью – катарсисом. Катарсис – результат воздействия произведений искусства, в частности, произведений поэзии, а не стишков. Это как эпитет «божественная». Можно сказать, например, я видел рекламу маргарина, она была «божественно хороша». И если кто-то так же отзовётся о «Джоконде», мол, видел картину, она «божественно хороша», то это не значит, что реклама маргарина, вдруг, уровнялась «в божественности» с картиной Леонардо да Винчи, скорее всего, это будет означать, что тот кто присвоил увиденной рекламе статус «божественности» совершенно не знает, что такое божественность, и совсем не разбирается, страшно далёк от трудов и радостей Искусства.

Спасибо за важный обмен мнениями!

Оля Чёрная(06.10.2022 22:21:47)

Когда закончатся воскресенья

Он приходил по воскресеньям
всегда, в любую непогоду.
Со снегом и дождём весенним,
такой покорный и свободный.
То приносил ей запах леса
с грибами в ивовой корзине,
то находил деликатесом
с мороза веточку рябины.
То вместе с ним весна врывалась
к ней в дом с охапками сирени.
То с разноцветным покрывалом
был гостем листопад осенний.
Они по вечерам подолгу
молчали, сидя у камина.
Щека его касалась колко
её руки седой щетиной.
В огне потрескивало время,
сгорая, растекалось дымом,
да кот сиамский, в кресле дремля,
мурлыкал еле уловимо.
И ей казалось, воскресений
запас у жизни бесконечен.

Но нычне в день его рожденья
Зажгутся не на торте свечи.

Вадим Шарыгин(08.10.2022 12:04:04)
(Ответ пользователю: Оля Чёрная)

Оля, доброе утро,
прочитал Ваше стихотворение...

Задумался крепко, и благодарен Вам за повод к этой своей задумчивости, всех мыслей своих, как взвихренную ветром горсть осенних листьев, не смогу передать, но главная из них, как мне кажется, была такая: поэзия как таковая проявляет себя в мотиве, поэзия жизни, а для произведения поэтичности мотива всё-таки недостаточно, недостаточно даже самой «искренней искренности», даже самой задушевной грусти», недостаточно, даже самой великой любви! Как же так? А так, произведение становится произведением поэзии только в том случае, когда в нём, например, «искренность», «задушевность», «любовь», «грусть» и .т.п не просто обозначены словами, но воплощены в Слове. Ещё, когда автор произведения в своём изначальном посыле, в первопричине написания замысливает сказать «несказанное», то есть дерзновенно решается сказать не просто о том, что он любит, грустит, сожалеет, мечтает о чём-то, но в состоянии передать красоту своего состояния, красоту, превышающую жизнь и смерть, тоску и негодование, добросовестность и равнодушие, любовь и разлуку. Иными словами, поэт – это сказитель такой красоты, которая, благодаря накопленную мастерству, дару слова, богатству словаря, впечатлительности и утончённости восприятия, благодаря жизненной мудрости и кругозору автора, ставшего (для самого себя) поэтом – становится великой, то есть, многогранной, то есть, отчасти отрешённой, отстранённой от непосредственного чувства, как бы самодавлеющей или самодостаточной. Здесь то и выходит на первый план та самая «отрицательная способность» произведения поэзии, которую я упоминаю в седьмом пункте своих признаков поэзии. Пункт по счёту седьмой, а по значимости, возможно, первый. «Отрицание» обыкновенного логического подхода к словам – вполне «положительно», произведение поэзии реализует правдоподобие, а не самую-пресамую выстраданную правду! Подумайте над моими словами. Художественный вымысел, которые по выражению Вейдле "совсем не есть выдумка, басня, произвольное измышление, которые нельзя назвать ни былью, ни небылицей, ибо в нём таинственно познаётся не преходящее бывание, а образ подлинного бытия". В хороших стишках, тем паче в стишках плохих вовсе отсутствует "нас возвышающий обман", который "тьмы низких истин мне дороже".

Вы скажите, что же это такое: в стихотворении моём так явлена трогательность, так образна радость и грусть, и оно всё-таки не является произведением поэзии?!

Законно будет ваше удивление, ваше несогласие, но насколько плохо назвать это стихотворение «хорошим стишком»? Хороший – уже не плохо, для вас, для меня, для читателя, для жизни. Хороший, означает искренний и трогательно рассказывающий искренность чувств. Но я уловил определённую мелодраматичность, я уловил сценичность, схематичность – по типу: «было всё прекрасно, но потом, вдруг, оборвалось». Я не говорю, что за схематичностью не может быть правды чувства. Есть. Но поэзия, на той высоте, а которой лично я её сегодня понимаю, постигаю, это нечто такое что выше любой красиво изложенной правды – должен происходить, должен явиться на свет божий «элемент прекрасного» – прекрасное, превышающее мелодраму, драму, написанную мелом, нужны сильные своею неопределённостью, отстранённостью, неодушевлённостью слова, сплавленные мастерством в единое Слово, чтобы поэзия приросла ещё одним своим крылом, своим произведением или воплощением полёта неба над полётом земли!

Удачи!

Оля Чёрная(08.10.2022 12:12:04)
(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

Благодарю вас, Вадим!

Роман Тихонов (06.10.2022 19:07:47)

Приветствую, Вадим!
Только что заметил ваш топик! Интересное начинание!

Попробуете разобрать моё?

Цикл стихов "Вид из окна".
"вид из окна 19-22 сентября 2022

Сегодня ветер. В Ярославле листопад.
Как в бубен, по газонам бьёт листва.
Сиреной режут воздух провода.
Из пекла лета увольняет Ад…

Цукатами разжелтился газон,
Стирая тропки старого двора.
С площадки разбежалась детвора,
В линялый солнце скрылось капюшон.

Бананово-лимонным Сингапуром,
Сменилась мода нашего двора.
Веснушки листьев плавят сталь стекла,
Мысль и природа обнажились трубадурам.

Удачи!
----------------------------

Вадим Шарыгин (08.10.2022 22:44:43)
(Ответ пользователю: Роман Тихонов)

Роман, приветствую,

Напомню Вам пятый пункт моих признаков или ценностей поэзии:

Предлагаю обсудить качество образности данного стихотворения.

Вначале об образе поэзии как таковом: настоящий образ устроен так, что развивает воображение, расширяет его. Но что значит «развивает», «расширяет»? Что подразумеваю я под «развитием воображения»? Развивать воображение читателя для произведения поэзии означает создавать в стихотворении такие возможности, которые стимулируют погружение в объём, вместо скольжения по поверхности, то есть добиваться через Слово представления вещей, явлений, событий, предметов как чего-то такого что источает гармонию – то есть взаимодополняющую структуру общего дома – мироздания.

«Как в бубен по газонам бьёт листва».

Развивает ли воображение данная метафора? На мой взгляд – нет, скорее, коверкает воображение, затрудняет его свободу, соблазняет его вседозволенностью или допустимостью сравнения чего угодно с чем угодно безо всякого ущерба для восприимчивости. Листва уподобляется шаману, музыканту, то есть человеку с бубном в руках. Эта фигура речи, заставляющая поверить что между горизонтальным газоном и вертикальным бубном нет разницы, ок, может быть бубен расположен горизонтально, лежит на земле, сросся с нею, как газон. Газон же, в свою очередь, скосил себе траву, натянул свою поверхность до состояния натянутой кожи бубна, уподобился именно таким фантастическим образом бубну, и одно из деревьев, ставшее так же фантастическим образом шаманом, приостановило свойственный ему вековечный листопад или плавное или даже с ветром бурное, но в любом случае глухое, мягкое падение листьев на землю и начало «бить» ими об «бубен газона». Чему научилось воображение читателя, после прочтения этой строки – тому, что поэзия – это, оказывается, лаборатория слов имени лжегенетика Лысенко, в которой можно запросто и успешно скрещивать, например, газон с бубном, листопад с глаголом «бить» и тебе ничего не будет!

«Поэтическая метафора тем и отличается от обыденного речевого штампа, что не является только тенью реальности, а имеет собственную живую плоть, вполне реальную в мире воображения» (Юрий Карабчиевский)

Итак, плохой образ или фигура речи – это всегда фантастика, насилие над воображением, совмещение несовместимого или ошибочная попытка придать вещам, явлениям, предметам не свойственные им свойства.

«Сиреной режут воздух провода» –

я не смог поверить этому образу, хотя и пытался: услышал звук сирены, и поверил на слово, что звук сирены может «резать» воздух, но в строке сказано не звук сирены, а «провода сиреной режут воздух». Кто-то скажет, подумаешь, трудно что ль догадаться, что сирена это звук, звук может быть высоким, высокий, значит, острый, этот острый звук упрятан вылетает из динамиков, а динамики подключены к розетке проводами, по которым идёт электрический ток, который питает динамики, значит, без тока нет звука, значит, ток и есть звук, но ток по проводам, значит, провода, а не звук сирены обладают или владеют режущими свойствами,значит, сиреной режут воздух именно провода, а не звук сирены... Уффф...

«Из пекла лета увольняет Ад…» –

Ад – причина пекла, поскольку, расхожее мнение, что в аду есть пекло, грешники поджариваются, но кого-то куда-то зачем-то Ад «увольняет» из «пекла лета», значит, оно и есть «ад». Это точно не образ поэзии, это тоже «фигура» речи, на мой взгляд, поскольку речевой штамп «адское пекло» получил ухудшенную, то есть заковыристую до смешного, версию. Версия штампа – осталась штампом, а поэзия – это уход от штампов и клише.

«Цукатами разжелтился газон»

Цукаты — это сладкие, вываренные в смеси сахара и воды и хорошенько просушенные ломтики различных плодов. Кто, из какого окна выбросил «вываренные» ломтики на газон, да так, что он «разжелтился» и начал «стирать» тропки, то есть удалять их со своей поверхности трением, уже не очень охота выяснять моему и без того уже вполне обескураженному воображению.

«В линялый солнце скрылось капюшон» –

И эту фигуру речи моё воображение просто отказалось принять за возможность для развития. В какой-такой «капюшон» и почему он «линялый» скрылось солнце. В моем внутреннем мире не сложилась картина стихотворения. Это не был, например, «Московский дворик» Поленова с его застывшим и так умело выписанным в характерных деталях мгновением. Картина данного стихотворения напомнила лист бумаги с наклеенными на него в столбик полосками фраз из разных газет, общий текст которых вроде бы уверял меня в том, что от верхней до нижней полоски прошёл день, а может десятки лет авторского дня в городе Ярославль, в течение которого был листопад с битьём листвы по газону, провода резали воздух, кто-то был уволен в Ад, кто-то выбросил варёные ломтики фруктов на уже избитый листвою газон, и под занавес, совсем загадочным образом «веснушкам листвы» удалось «расплавить сталь стекла».

В произведении поэзии присутствует вымысел, но вымысел правдивый, то есть правдоподобие, фантасмагория даже может быть в поэзии с её способностью показать видения или зеркальные отражения реальности, но никак не голимая фантастика на грани абсурда, никак не тотальное обесценивание всемирной гармонии.

Именно фигуральность речи заставила этот стихотворение стать стишком, отлучила его от поэзии, от поэтичности, то есть гармоничного правдоподобия.
Мой Вам совет, Роман: читать, читать, читать, классиков, читать в десять раз больше, чем писать и многое изменится к лучшему!
Удачи!

P.S.

Для читателей-трубадуров, жаждущих повода для новых песен воображения, вместо осени Романа я бы предложил весну Пастернака, например:

Закрой глаза. В наиглушайшем о′ргане
На тридцать верст забывшихся пространств
Стоят в парах и каплют храп и хорканье,
Смех, лепет, плач, беспамятство и транс.

Им, как и мне, невмочь с весною свыкнуться,
Не в первый раз стараюсь,- не привык.
Сейчас по чащам мне и этим мыканцам
Подносит чашу дыма паровик.

Давно ль под сенью орденских капитулов,
Служивших в полном облаченьи хвой,
Мирянин-март украдкою пропитывал
Тропинки парка терпкой синевой?

Его грехи на мне под старость скажутся,
Бродивших верб откупоривши штоф,
Он уходил с утра под прутья саженцев,
В пруды с угаром тонущих кустов.

В вечерний час переставала двигаться
Жемчужных луж и речек акварель,
И у дверей показывались выходцы
Из первых игр и первых букварей.

1921

Роман Тихонов (09.10.2022 20:17:02)
(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

Приветствую, Вадим!
Спасибо за потраченное время и силы!
Однако, после прочтения вашего разбора, возникло несколько вопросов:

1) У вас, как я понимаю, 5 ступеней оценки. Вы начинаете сразу с пятой, а что с предыдущими?
2)"«Как в бубен по газонам бьёт листва».

Газоны бывают наклонные и очень сложных форм, как и использование бубна под разным углом наклона, в том числе и горизонтальным!
Так что, с образностью тут всё гут, можете не боятся развивать своё воображение. %-)

2) "«Поэтическая метафора тем и отличается от обыденного речевого штампа, что не является только тенью реальности, а имеет собственную живую плоть, вполне реальную в мире воображения» (Юрий Карабчиевский)"
Это цитата на тему отличия штампа от поэтической метафоры. А где у меня "речевые штампы"? Вы о них не написали.
Ну и сугубо в контексте цитаты, можно возразить и лично Карабичевскому: все штампы когда-то были гениальными поэтическими находками. Придумавший рифмовку кровь-любовь - гений!

Ну и так по каждому пункту... Давайте спишем это на вашу загруженность...

3) "В произведении поэзии присутствует вымысел, но вымысел правдивый, то есть правдоподобие, фантасмагория даже может быть в поэзии с её способностью показать видения или зеркальные отражения реальности, но никак не голимая фантастика на грани абсурда"

Ну почему "на грани"? Вы не встречали абсурдистскую поэзию?
Школьная программа, классик: "В сто сорок солнц закат алел" Тут нет правдоподобия, ибо закат не может быть ярче одного солнца. Ну и откуда взялись 140? Есть системы из сдвоенных звёзд, но астрономам не известны системы даже в 21 звезду, не говоря уже о 140. Получается, "голимая фантастика ЗА гранью абсурда"... Присовокупляю ранее приводимую вашу же цитату: "коверкает воображение, затрудняет его свободу, соблазняет его вседозволенностью или допустимостью сравнения чего угодно с чем угодно".

Далее, вы приводите стих Пастернака, но, пользуясь вашей методой о "гармоничном правдоподобии", к Пастернаку постоянно возникают вопросы:
"Закрой глаза. В наиглушайшем о′ргане
На тридцать верст забывшихся пространств
Стоят в парах и каплют храп и хорканье,
Смех, лепет, плач, беспамятство и транс."

Как зрение мешает слуху? С открытыми глазами "наиглушайшесть" не услышать? Что за орган?
"Тридцать вёрст забывшихся пространств" не коверкают в вас ничего? 30 вёрст - это с закрытыми глазами? И кто храпит, смеётся и плачет?

Читая ваши разборы, я заметил несколько системных косяков, например, в требованиях к стихам не хватает минимум одного пункта.
Его отсутствие сводит на нет все остальные.
%-)
Удачи!

Вадим Шарыгин (10.10.2022 01:11:11)
(Ответ пользователю: Роман Тихонов)

Ну что ж, Роман, мы обменялись мнениями, противоположенными во многом на одни и те же вещи, и вместо обидок, как это бывает в некоторых случаях, сконцентрировались на аргументах, задумались, с чем-то согласились, с чем-то нет, понимая что для определённых вещей нужна пауза, нужно время, Пастернак уже прошёл проверку временем, мы с вами ещё нет, но мы и не дожидаемся светлого часа, а работаем, шлифуем себя, обмениваемся опытом, что касается именно пятого пункта: дело в том, что все мои пункты, хотя и самостоятельны, но требуют к себе не формального, а гибкого подхода, например, если произведение (формально) не переводится в разряд прозы, то это ещё не делает его поэзией по данному пункту, поскольку, например, язык стихотворения обиходный, бедный или перегруженный фигуральностью, которую и в прозу не переведёшь, и поэзией не назовёшь. Словосочетание "абсурдистская поэзия" лично для меня не приемлемо в принципе - у абсурда не может быть поэзии по определению, это как "эгоистическая любовь" или "демоническая вера". Я делю поэзию только на: присутствующую в произведении и отсутствующую. Отсутствовать поэзия может либо в виде хорошего стишка, либо в виде стишка плохого.))

Людмила Домогацкая (07.10.2022 02:02:36)

Добрый вечер, тоже интересно.

Приморский город. Трилогия (даю первую часть)

Сгущались тучи непогожие,
Шумел прибой,
Козлино прыгали прохожие
По мостовой.

А ветер плетями колючими
Хлестал волну,
И переругивался с тучами
Сквозь тишину.

Катился обручем по улице
Большой вазон,
В нем куст шиповника сутулился
И мел газон.

Вдали залив стремился пристани
Наперерез,
И смерчи вод швырял неистово
На волнорез.

И окрыленней в мире не было
Парящих птиц,
И расшалясь, песком мне небо жгло
Поверх ресниц.

Играя блюз на хлестком проводе,
Как шут смеясь,
Декабрь в приморском старом городе
Сметает грязь.

-------------------------------------------
Вадим Шарыгин (09.10.2022 00:56:29)
(Ответ пользователю: Людмила Домогацкая)

Приветствую Вас, Людмила!

Словесная ткань стихотворения для меня как-то так лихо уместилась в одно предложение, которое я представил написанным в классе ЛикБеза двадцатых годов Двадцатого века: мелом доске написано единственное предложение: МАМА МЫЛА РАМУ.

По этому предложению взрослые дяди и тёти, собравшиеся в классе после трудового дня учатся читать. Для них оно – первая и вся вообще литература на свете, они не знают (собственным голосом и глазами) другой. Они серьёзны в чтении по слогам этого предложения. Они не знают, что помимо этого предложения уже существуют:

«В сердцах, восторженных когда-то,
Есть роковая пустота.»

«Где вдохновенье хранят, как в термосе!
С этой безмерностью
В мире мер?!»

«И стынула кровь. Но, казалось, не стынут
Пруды, и – казалось – с последних погод
Не движутся дни, и, казалося – вынут
Из мира прозрачный, как звук, небосвод»

«Тот город, мной любимый с детства,
В его декабрьской тишине
Моим промотанным наследством
Сегодня показался мне»

«Когда городская выходит на стогны луна,
И медленно ей озаряется город дремучий,
И ночь нарастает, унынья и меди полна,
И грубому времени воск уступает певучий»

«Слова? — Их не было. — Что ж было? —
Ни сон, ни явь. Вдали, вдали
Звенело, гасло, уходило
И отделялось от земли…

И умерло. А губы пели.
Прошли часы, или года…
(Лишь телеграфные звенели
На черном небе провода…)»

----------------------------------------------
Нам сегодняшним, пишущим, невозможно не знать о том, что ещё недавно, ещё только, вот-вот, скрывшись за поворотом, была, существовала на белом свете русская поэзия – дух захватывающее слово которой – стало базой, начальном «до», нижней планкой мастерства! А какая же тогда верхняя!

Когда я читаю стихотворения сегодняшних пишущих, складывается впечатление, что они, сознательно или невольно, полностью проигнорировали как сам факт ещё не остывшей кровью строк, вот-вот только что почившей русской поэзии, так и суть русского поэтического «альпинизма», суть взятых с боем сердца высот.

Данное стихотворение, увы, лишь подтвердило подозрения о полной непричастности многих пишущих к открытиям и откровениям русской поэзии.

Уже первая строка, в которой «тучи непогожие» начинает обманывать меня: «непогожие», а что бывают «погожие» тучи? «Козлиные прохожие» так же не добавили мне веры в сбережение поэтичности внутри души современного человека. Не помог мне выбраться из состояния «под гжель» или пребывания не в искусстве, но в искусственности и «ветер, хлещущий плетью волну и одновременно переругивающийся, зачем-то сквозь тишину, с не слишком-то одобряющими такие методы тучами. Потом был «большой вазон», который катился не своими покатыми боками, а почему-то «обручем», а в вазоне я не смог определить как именно там «сутулился» куст шиповника, и как именно он смог мести газон, если катился вместе с вазоном по улице?...Стремящийся к пристани залив я ещё осилил воображением, но то, что залив не волны, а никак не меньше, «смерчи вод» швырял, да ещё швырял «неистово» на волнорез я представлять наотрез отказался, стараясь сберечь своё воображение для художественного вымысла, не отягощённого, слава богу, гипертрофированным нагнетанием «бури в стаканах словесной воды»...

«И окрыленней в мире не было
Парящих птиц» ...

тут вот какое дело, Людмила, когда мы возводим что-то в строке в крайнюю степень или утверждаем о чём-то на масштабе «всего мира», не достаточно просто это сказать, доверить или уместить в одну строку, в одно словосочетание или образ, такие заявления требуют подтверждения – контекста, так, по моему опыту взаимодействия, в поэзии заведено, а вот в стишках, увы, ничего никто никому не должен – реализуется принцип «свободной сказанутости», сорвалось с губ, оформилось в словечки, заняло драгоценное место в строке какое-нибудь залихватское утверждение, да и ладно, и подумаешь, «делов-то!».

Но чем меньше строк, тем выше должна быть конкуренция за место в строке для каждого слова, каждого эпитета. вот пример хода или процесса творчества: ЗАЧЕМ – зачем я скажу сейчас это в первой строфе, как «это» будет связано со второй и всеми остальными – где суть, где у меня самое-самое что я должна сказать, что Я НЕ МОГУ НЕ СКАЗАТЬ, что до зарезу нужно сказать людям или себе прямо сейчас и таким вот образом? Так, ок, вот, скажем, вторая строка у меня ни о чём, есть другие варианты, нет, ок, убираем её из стихотворения, а третья, без неё можно обойтись, как! и без неё тоже, господи, что же остаётся – первая-четвёртая, а может быть подождать, сырое это всё, как говорил Штирлиц связному в последней серии «Семнадцати мгновений»: «Не стоит тащить это через три границы»...

Пусть главным моим посылом к вам, Людмила, будет не «вердикт», который всегда субъективен, о том «поэзия или стишок?», а пожелание : «Пишите только то, без чего не можете обойтись!», увеличивайте размер черновика, всё просто приятное, всё, что просто захотелось написать – «публикуйте в стол», возвращайтесь к столу, время от времени, с вопросом, : «Я всё ещё нуждаюсь в том, чтобы ЭТО было оформлено стихами?».

Удачи!

Людмила Домогацкая (09.10.2022 02:52:34)
(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

Доброй ночи, Вадим!
Благодарю за разбор, очень интересно и познавательно.
Однако, позвольте же мне внести несколько замечаний, не с точки зрения поэзии, но с точки зрения естествознания )
Вот у нас дано: декабрь и буря на море и на суше. Причем застала она вас на улице внезапно, раз вы гуляли и не успели спрятаться ). Идете вы, и тут бац! - тучи сгустились. Дует со всех сторон, того и гляди с ног собьет, или ударит чем-то. Пока вы спешите где-то укрыться, возможно, некрасиво прыгая, вступает ветер. Когда мы говорим о резких сильных порывах ветра, они иной раз звучат как хлопки кнута, а бывает и как выстрелы. При этом, звук может быть монотонно-завывающим, а может прерываться тишиной на доли секунды. Выстрелил - тихо - когда это слышишь, субъективно кажется, что очень тихо - и следом новый хлопок. Конкретно тот ветер, что я описываю, звучал именно так. Поэтому ветер в стихах "плетями хлестал волну", "переругивался сквозь тишину", описано именно это явление. Звуки кнута. Хлопок - вой - тишина - хлопок - вой. Прохожие скачут как получается, раз их застала непогода. Выглядит это так же непоэтично, как описано.
Большой вазон упал с порывом ветра и покатился под уклон на боку. "Обручем", согласна, неудачное слово. Но здесь оно подчеркивает, что вазон не переваливался с боку на бок, как пингвинчик на лапках, а катился строго прямо, как пущенный по дороге обруч. На ребре. И почти так же быстро. Тут главное - подчеркнуть скорость вращения. Шиповник разросся ветками за пределы вазона, соответственно, когда тот катился на боку, торчащие ветки описывали круг и "подметали" улицу. На которой вполне может быть газон, не всюду же плиткой замощено ). С точки зрения описания события все достоверно ). Ну, кроме "сутулился". Тут да, это слово для красивости. Правильней было бы сказать "гнулся". Однако все остальное соответствует употребленным выражениям.
"Смерчи вод" в заливе я просто проиллюстрирую фотографиями, мне визуально в этом все-таки видятся скорее смерчи, чем волны. Движение вод в каком-то направлении, когда его наблюдаешь, может восприниматься как течение, бег реки. Даже если теоретически знаешь, что это не река, а море. Глаз видит иллюзию поступательного движения. Именно эту иллюзию я коряво пыталась обозначить фразой "залив стремился пристани наперерез". И что касается птиц, некоторые виды с приближением бури поднимаются высоко в небо и начинают там парить, да еще и виражи закладывают, пользуясь ветром, выполняют какие-то фигуры высшего пилотажа. Их это развлекает, по идее ). Вот, об этом явлении я и сказала строчкой про "окрыленней в мире не было". Да, высокопарно, но когда на них смотришь в этот момент, то именно так и кажется.
Так что, с точки зрения естествознания эти стихи довольно точные в описании зимней бури в приморском городе, а они в таких местах нередки, скорее обыденны.
Да, как я и обещала, показываю "смерчи вод")

Вадим Шарыгин (09.10.2022 08:38:20)
(Ответ пользователю: Людмила Домогацкая)

Приветствую, Людмила, хорошо что Вы проанализировали мои впечатления и сравнили со своими!

Что же там у нас вначале, то есть чем Вы, собственно, обольстились до такой степени, что возникла «невозможность не сказать это поэтически», в стихах:

«Вот у нас дано: декабрь и буря на море и на суше. Причем застала она вас на улице внезапно»

Если вы не синоптик, если вы не естествоиспытатель, но серьёзно примеряете на себя мировоззрение поэта, то...

Вероятнее всего, вы будете стремиться передать лирическое настроение себя и моря, в определённой взаимосвязи и настроении, вы употребите инструментарий поэзии, в том числе образность только там, где главное – но главным, желательно, должно было быть для вас в тот внезапный миг, например:

1. именно внезапность бури (как и многое в жизни в судьбе), чередующаяся тишиною;
2. именно сокрушительная мощь этой внезапности и её гармоничные родственные отношения с тишиной;
3. именно красота этой сокрушительной мощи, которую вы, например, возлюбили, наперекор возникшему страху и ужасу – не красивость, а прекрасное вы почувствуете и воплотите в слове.
4. именно, например, птицы, храбро взмывшие и парящие навстречу бури станут главным персонажем – в котором будет что-то и от сокола Горького и от чайки Чехова, и от вас

То есть, если вы поэт, Людмила, а не просто «автор», то вы обязаны чем-то заворожиться, обольститься! И это что-то должны быть очень понятно и конкретизировано в вас (по своей сути или главному содержанию), вы обязаны максимально уточнить тему или причину написания ещё ненаписанного произведения!

Тогда только образность будет «потрачена» на это главное, будет доставлена по назначению и мне, читателю, не придётся на каждом шагу чтения плюсовать допущения, проглатывая не воплощённые слова, прочитывая «плётку в руках ветра», его «переругивание с тучами», «обруч вазона», «сутулый шиповник, торчащий в вазоне, достаточно разросшийся ветками, чтобы подметать по ходу дела газон, по ходу дела возникший на пути вазона посреди улицы» и т.п.

Если вы будете поэтом до, в момент переживания и в момент написания случившегося, то никогда не скажите, ни себе ни другим, о том что обольстились чем-то непоэтическим, мелочным, типа скачущих козликами прохожих», вы останетесь в эпицентре сути вашего, просящегося в слово очарования.

Далее, вы начнёте подбирать звукопись, ритм будущего Слова, вы заставите себя включить в стихотворение только звучащие слова, вы, возможно, оставите в покое мелочное, типа: «вазонов», «газонов», «спины шиповника» в роли дворника, и т.п ненужных деталях и перейдёте к деталям поэтическим, а деталь пейзажа или картины буквально происходящего и поэтическая деталь – это не одно и то же.

Пока, на мой взгляд, фотография «смерчей вод в заливе» и ваша проза «звук может быть монотонно-завывающим, а может прерываться тишиной на доли секунды. Выстрелил - тихо - когда это слышишь, субъективно кажется, что очень тихо - и следом новый хлопок.» - превзошли ваше Слово поэта, а такого быть не должно, если вы со всем уважением относитесь к поэзии жизни и поэзии слов.

Извините, что не сказал всего этого в первоначальном своём впечатлении!

продолжение следует

Поэзия или стишок - оценка произведений. Часть 2

Сильвия Гогенштейн (07.10.2022 11:51:17)

Я тоже хочу узнать, что же я иногда пишу.

Заранее благодарна.

По асфальту танцует серебряный дождь,

Перламутром забрызганы окна.

В мокрой дымке растаял на площади вождь...

Или это поэт грустно мокнет?

Светофоры играют рапсодию дня

Для урчаще-железного стада.

Теплоходом трамвай проплывает, звеня,

Поворот обозначив разрядом.

На большой подоконник поставив бокал,

Сяду рядом, любуясь погодой,

И смотрю как дома подставляют бока

Под осеннюю грустную воду.

Вадим Шарыгин (09.10.2022 21:45:57)

(Ответ пользователю: Сильвия Гогенштейн)

Сильвия, приветствую Вас,

Я думаю так: разница между произведением поэзии и стишком (хорошим и плохим) начинается с различия в степени готовности к написанию.

Стишок, как правило, получается при наличии низкой степени готовности к написанию стихотворения – ну, просто, захотелось автору передать в рифму какой-то случай, сюжет, увиденное, услышанное, что-то из текущей жизни показалось интересным, или делать было нечего, одиночество заело, или как-то всё получилось случайно, подхватил какой-нибудь мотив, поток мыслей, в общем, под настроение.

Произведение поэзии – это всегда результат высшей степени готовности к написанию, когда у поэта возникла жажда слова, когда душу одолевает невозможность не передать в Слове пережитое, выстраданное. Поэт обольстившись чем-то да крайней степени, решается воплотить это в слове.

Прочитав ваше стихотворение, пытаюсь понять – причину его появления на свет – что именно было в начальном импульсе – жажда сказать что-то очень необходимое в психологическом, в лирическом плане на фоне, не важно, например, городского пейзажа, или просто делать было нечего, грустинка посетила, захотелось что-то сказать, «любуясь погодой»?

В случае этого стихотворения...

Двенадцать строк. Сколько из них поэтических, то есть написанных оригинально? «Только оригинальность делает произведение произведением настоящего искусства» (Борис Пастернак)

Серебряный дождь

Танцует

По(лучше, на асфальте).

Перламутром

Забрызганы стёкла.

«серебряный», то что «танцует», «перламутром», увы, не омыты, но... «забрызганы» стёкла... Как далека первая строфа от моего восприятия слова «поэзия»! Это строка прозы, не спасает ни эпитет «серебряный» для дождя, ни уж тем паче «забрызганность перламутром(!). Нет, это даже не проза – это непоэзия, затаившаяся в глазах того, кто написал эти строки. Глазами непоэта или поэта не в форме написана первая строфа. Поэзия, когда нечего толком сказать – молчит, молчит в строке, в строфе – из всей первой строфы, возможно, надо оставить только одно слово: «Дождь». Далее, вторая строфа... И она не поэзия, потому хотя бы, что «светофоры» не могут «играть рапсодию», не потому что у меня слабое воображение, а поскольку воображение откликается на точность образа – не могут они рапсодию – рапсодия – это (греч.эпическая песнь) инструментальное или вокальное произведение, написанное в свободном, импровизационном, эпическом стиле. А светофоры не свободны, у них чёткий световой ритм. «Урчаще-железное стадо» не переводит машины через мост в страну поэзия, поскольку упомянутое урчание и железо – их обыкновенные, чисто технические характеристики, стадо так же с натяжкой можно отнести к поэтическому видению мира, понимаете, ну да, машины – стадо, люди на тротуаре – стадо, книги на полке – стадо, при всём-то богатстве выбора...либо просто слово «машины», либо, если машины так важны и должны забрать одну из двенадцати строк стихотворения, то не в качестве атрибутики, если просто как часть перечня предметов в которые упирается взгляд, восседающей на подоконнике, то этого не то что МАЛО, это вообще не о поэзии. Всё что О ПОЭЗИИ – не ХАРАКТЕРИСТИКИ имеет, но ХАРАКТ′ЕРНОЕ и ХАР′АКТЕРНОЕ для пребывания в мире поэтическом, в мире правдивого вымысла, а не «стада с моторчиками», почувствуйте разницу! Трамвай проплывает (теплоходом), ок, а пароход, следуя этим глазам, пролетает самолётом над рекою, если ночью, а самолёт помаргивает трамваем на взлётке – всё это ни о чём, вся эта «образность» из картона, словесная ткань получается – ни рогожа, ни шёлк – картонная, то есть не на плечи накинуть, не пол подтереть! Пытаюсь отрицать именно глаза глядевшие – не поэтические глаза глядели, вот они и наглядели – то, без чего можно, без чего лучше обойтись. «Дома подставляют бока по осеннюю грустную воду» – этой строке не последней, а первой быть, с неё бы начать – не стишок, но мир поэзии:

Пытаюсь своим экспромтом «переиначить» Ваш стишок «о ВИДЕ из окна» и тривиальной грусти, в поэзию о «ГОЛОСЕ из окна в себя», под сопровождение дождя:

Я – дама. Дома подставляют бока

Под грустную устную воду.

Я – дома, я – тома второго пока

Коснулась, рука непогоду –

Глазам не доверит – свече – различать

Сырой полумрак из Лескова.

Я – дыма как будто глотну и печать

На вдохе, на воздухе, скован

Движением чувства – шум листьев сырой

На двадцать какой-то странице.

Я дама, которая дымной порой

Домам в створе осени снится.

Удачи!

Сильвия Гогенштейн(09.10.2022 22:46:33)

(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

Благодарю за труды Ваши.

Стишок - так стишок.

Буду знать.

Монжуа (07.10.2022 16:08:36)

Был не прав, что в начале скептически посмотрел на Ваше появление. Считаю, Вы достойны уважения.

Если можно, для Вашего заключения тоже размещаю одно из стихотворений.

Люблю поспать я - на балконе,

А эликсир мой - во флаконе.

Я на балконе - сэр и сир,

Как во флаконе - эликсир.

Мой храп не слышен на балконе,

Его не слышно во флаконе.

Его не слышит даже сир -

Приема ждущий эликсир.

Да, да, - он тоже на балконе,

Расположился во флаконе,

Ему скажу учтиво: Сир!

Мне: Сэр! - ответит эликсир.

Поймём друг друга на балконе -

От эликсира во флаконе -

Услышу вежливое: Сир!

О, сэр! - услышит эликсир!

Вадим Шарыгин (09.10.2022 22:09:26)

(Ответ пользователю: Монжуа)

Приветствую Вас, Монжуа,

У нас с вами два решения: принять это произведение "в лоно поэзии", но тогда придётся признать, что поэзия - это в основном игра слов, игра словами или опознать стихотворение как хороший, то есть хорошо скроенный стишок, в котором реализован единственный посыл или смысл - наглядно продемонстрировать достоинства "игры слов", а именно: это краткий и яркий путь для взбадривания воображения. Я склоняюсь к стишку, именно потому что хороший стишок не порок, а в исключительных случаях, в случаях звучащих слов, это хороший намёк на тайну поэзии, для которой даже "игра в кубики слов" никогда не случайна и всегда начало, а не конец пути!

Удачи!

Пётр Поздний (09.10.2022 03:51:02)

(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

Читая Ваш текст, слушая и стихи, пытплся понять, как может поэзия быть отрицательна к рассудочному пониманию текста?

Почему? Слово произнёсенное и искажённое вслух - ложь. И про катарсис! Столько негативной энергии, отвращения к стишкам, брезгливости к фразочкам. Диву даешься. Когда наступает катарсис, как сказал Аристотель, человек очищается и возвышается. Вы через стихи презираете всех! И критерий нашли подходящий - плохие стишки. Ваши искаженные в смысловом значении стихи легко пересказываются!

И почему никакой ритм, рифма, не поэзия, а должен быть набор слов или словосочетаний. Это немного напоминает политику "оно". Что-то появилось, тёмное пятно, где-та там... Далеко. Цветаева явно не одобрила Ваше понимание её творчества.

Читателю грозит расстройство психики! Назвал розу розой - не высокая поэзия! А вот звёздная роза будет самое то! Плохой пример!

Пожалуй я согласен с Белинским.

Поэзия есть истина в форме созерцания; ее создания — воплотившиеся идеи, видимые, созерцаемые идеи. Следовательно, поэзия есть та же философия, то же мышление, потому что имеет то же содержание — абсолютную истину, но только не в форме диалектического развития идеи из самой себя, а в форме непосредственного явления идеи в образе. Поэт мыслит образами; он не доказывает истины, а показывает ее. Но поэзия не имеет цели вне себя — она сама себе цель; следовательно, поэтический образ не есть что-нибудь внешнее для поэта, или второстепенное, не есть средство, но есть цель: в противном случае он не был бы образом, а был бы символом. "

Считаю красивые метафоры, рифмы, словосочетания не искажают смысл , а украшают, или по крайней мере не искажают истину. Что я заметил в Вашем творчестве? Нарциссизм! Самолюбование. Про квантовые частицы и электроны молчу. У Вселенной свои законы. И она открывается избранным! Она подсказывает темы, рифмы, метафоры.

Вадим Шарыгин (09.10.2022 22:31:16)

(Ответ пользователю: Пётр Поздний)

«Отрицательная способность» :

способность повествования произведения пребывать в неопределённости, тайне, сомнении, без суетного и нетерпеливого преподнесения фактов, без выкладки на головы читателей - «мораль той басни такова..». Одна из глубочайших тайн искусства поэзии, верный признак её полноценного присутствия в произведении — умение пребывать в том, что здравому смыслу кажется неясностью, что «просвещение» объявляет темнотой. На самом деле Отрицательная способность — вполне положительна, и пользоваться её не означает «удовлетворяться полуправдой»; это значит познать правду, не познаваемую без её помощи. Способность к «пребыванию в неопределённости и созерцанию первозданной цельности бытия» отрицательна лишь в отношении отказа от другой, расчленяющей, научно-технической способности, умерщвляющей искусство и искусство поэзии. Разрушительной силе «трезвого рассудка» поэзия поэтов от Бога противопоставляет свой величайший дар — умение от чего-то отвернуться, чего-то избежать. Без этого дара просто не может быть поэта! Много пишется прозаичных стихотворений, «в которых больше интеллекта, чем веры, больше слов, чем голоса. Которые больше — выход, чем выдох» (Иосиф Бродский). «Отрицательная способность», отрицая дискурсивное, логическое, всё расчленяющее, всё раскладывающее по полочкам мышление — позволяет поэту оставаться поэтом, а не рифмующим зигзаги мысли философом, психотерапевтом, историком, литературоведом, лингвистом, аналитиком — то есть, позволяет видеть мир чудесным, сохранять умение различать чудесное!

Пётр Поздний(10.10.2022 00:06:04)

(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

«Отрицательная способность», отрицая дискурсивное, логическое, всё расчленяющее, всё раскладывающее по полочкам мышление — позволяет поэту оставаться поэтом, а не рифмующим зигзаги мысли философом, психотерапевтом, историком, литературоведом, лингвистом, аналитиком — то есть, позволяет видеть мир чудесным, сохранять умение различать чудесное!

---------

То есть Вы Вадим отрицаете суть мышления - логику? Законы природы? Нечто этакий вид наркотика? Странно, я к примеру вижу красоту природы, прекрасно слышу музыку стихов и мелодий.

Но не объясняюсь эзоповским языком и поэтому не могу стать носителем высокой поэзии.

Сказочник Андерсен очень хорошо показал в Снежной королеве иллюзорность условий для выполнения обещания.

Конечно бокал вина красного освещенный светом, смотрится эффектно. Но при чём здесь поэтический звук?

А разве нельзя читать стихи на улице, у моря, в горах от избытка эмоций? Того самого катарсиса, о котором говорили древние греки.

Моё мнение, что если у человека нет чувства слова, то хоть какую поэзию он начнёт читать, он не сможет передать эмоциональное состояние соавторов - поэта и чтеца.

Alex Wolf (09.10.2022 01:34:15)

Не рассмотрите ли эти несколько строк, Вадим..

Облачком скоро совсем - знаю

С «каракулево-снежной» стаей

Сорвусь я вдаль..

Там слились быль и небыль

Зависти нет места в небе

– Ей-ей не жаль!..

Преданным псом, с отвагой,

Мчит их ветер-бродяга

Строго на юг..

Странный мне сон снится

- Лёг на крыло я птицей..

С чего бы вдруг?..

Рвусь к облакам всё выше

Вот и испуг весь вышел

- как хорошо!..

Бронза полей, лес, речка..

Кто бы сложил стих вечный,

Или стишок..

Где-то вдали мир зданий,

Плотских утех и желаний..

- Страсти внизу

Месяц-маляр выкрасил тучи

Всё в серебре – стал ли мир лучше?

- Ноготь грызу..

Как Ариэль ночью летаю

Вот только с кем, сам или в стае,

- мучит вопрос..

А метеор – «гонщик» усталый,

Мчится волшебным в небе кристаллом

- ярким до слёз..

В поиске смыслов, облачком тая,

Свечкой в ночи так и сгораем

Меж строк-«улик»

«Не изменить этот мир серых буден»,

- скажут мне: –«Было и есть, и так будет..»

Лгут куркули!..

Помним Голгофу.. Был и Коперник,

Множество душ, Истине верных,

- можно ль забыть?

Важно себя не предать ради злата,

Ждёт нас, тоскуя во тьме, Прокуратор

Всех..

Может быть..

------------------------------

Вадим Шарыгин (10.10.2022 00:22:05)

(Ответ пользователю: Alex Wolf)

Первое, что бросилось мне в глаза : стихотворение перегружено строфами и не смогло вовремя остановиться. Я бы остановился, например, после завершения четвёртой строфы.

Облачком скоро совсем - знаю

С «каракулево-снежной» стаей

Сорвусь я вдаль..

Там слились быль и небыль

Зависти нет места в небе

– Ей-ей не жаль!..

Преданным псом, с отвагой,

Мчит их ветер-бродяга

Строго на юг..

Странный мне сон снится

- Лёг на крыло я птицей..

С чего бы вдруг?..

Рвусь к облакам всё выше

Вот и испуг весь вышел

- как хорошо!..

Бронза полей, лес, речка..

Кто бы сложил стих вечный,

Или стишок..

Где-то вдали мир зданий,

Плотских утех и желаний..

- Страсти внизу

Месяц-маляр выкрасил тучи

Всё в серебре – стал ли мир лучше?

- Ноготь грызу..

---------------------------------------------------------

Приведу вам пример из творчества Некрасова.

Когда изменяет чувство меры, сразу изменяет и вкус.

Вот, например, одно из лучших стихотворений Некрасова «Похороны»:

***

Меж высоких хлебов затерялося

Небогатое наше село.

Горе горькое по свету шлялося

И на нас невзначай набрело.

Ой, беда приключилася страшная!

Мы такой не знавали вовек.

Как у нас голова бесшабашная –

Застрелился чужой человек!..

И пришлось нам нежданно-негаданно

Хоронить молодого стрелка

Без церковного пенья, без ладана,

Без всего, чем могила крепка..

Почивай себе с миром, с любовию!

Почивай! Бог тебе судия,

Что обрызгал ты грешную кровию

Неповинные наши поля!

Меж двумя хлебородными нивами,

Где прошёл неширокий долок,

Под большими плакучими ивами

Успокоился бедный стрелок.

Будут песни к нему хороводные

Из села по заре долетать,

Будут нивы ему хлебородные

Безгреховные сны напевать..

Прекрасное стихотворение! Шесть строф. Всё сказано. Ни убавить, ни прибавить. Но ведь у Некрасова в этом стихотворении не шесть, а в о с е м н а д ц а т ь строф!

И вот оказывается, закон искусства: наиболее лишние, наиболее ненужные строфы – наиболее слабые. В них: выпирающая сентиментальность, насильственный набор слов, когда надо сделать строфу, заполнить необходимое количество слогов, а слова-то не поются, не слагаются в мелодию, артачатся, не хотят сплавляться в поэтический сплав звукосмыслов:

Птичка божья на гроб опускалася

И, чирикнув, летела в кусты..

Что тебя доконало, сердешного,

Ты за что свою душу сгубил?

Ты захожий, ты роду нездешнего,

Но ты нашу сторонку любил.

--------------------------------------------

Как не плакать им? Диво велико ли?

Своему-то свои хороши!

А по ком ребятишки захныкали,

Тот, наверно, был доброй души!..

Ты ласкал их, гостинцу им нашивал,

Ты на спрос отвечать не скучал.

У тебя порошку я попрашивал,

И всегда ты нескупо давал.

Почивай же, дружок! Память вечная!

Не жива ль твоя бедная мать?

Или, может, зазноба сердечная

Будет таять, дружка поджидать.

Нагружая стихотворение множеством подробностей, разъясняя, рассусоливая, разжёвывая, расшифровывая его, поэт лишает стих и образ молодого стрелка той доли тайны, которая как раз и делала произведение прекрасным – гармоничным. Сбалансированным в количестве сказанного и несказанного(!).

Ведь, и так, без подробностей, чувствуется, что стрелок был хорошим человеком, что симпатии поэта и крестьян на его стороне.

Когда же начинаются «порошок», «зазноба сердечная», «бедная мать», «детки проворные», вся цельность распадается на детали и гибнет, и только очень терпеливый и доброжелательный читатель видит, сквозь ворох сантиментов, жемчужину – поэтику всей этой стиховой истории, выделяя нужные и непрерывно отбрасывая в сторону ворох подробностей, то есть, непрерывно, в течение всего охвата стихотворения, проделывая ту работу, которую полагалось проделать самому поэту.

--------------------------------------------

Так и вашему стихотворению, на мой взгляд, было бы полезно самосократиться, поскольку три заключительные строфы, по сути, повторяют и даже размывают первые четыре.

Что касается, владения речью и можно ли назвать это произведение – произведением поэзии – произведением поэта? Слишком много, как мне представляется, слабых строк, то есть таких строк, которые заполняют пространство стихотворения, как пассажиры вагон метро в час-пик, уплотняя, но не усилия, скорее наоборот, уменьшая количество воздуха для дыхания воображения, например:

«каракулево-снежная стая» – это об облаках? ок, но глагол «сорвусь» для «стаи облаков» не слишком подходит. Облака не «срываются» вдаль, то есть не ускоряются, они «замедленно быстры» – пока смотришь на них они медлительны, даже при сильном ветре, снял взгляд – поменяли форму, кажется что мгновенно совершилась метаморфоза.

Именно метаморфозность или способность к изменчивости формы без потери для существования надо бы создать в строке, без каракуля и «срыва вдаль», ближе к сущности того, о чём хочешь сказать.

Ваше стихотворение, на мой взгляд, есть абсолютный стишок, даже не из-за слабой образности, но потому что ничего поэтического в нём нет. А что есть такое «поэтическое»? Образы? Рифмы? Ритмы? Невозможность пересказать в прозе? Отсутствие частного случая и морализирования? Да, всё это, но поверх всего этого, поэтическое – должно быть уже – в замысле! в ПОНИМАНИИ САМОГО СЕБЯ, в том что точно знаешь причину появления нового стихотворения и готов именно её насыщать образами, звукописью, тайной, неопределённостью – её, первопричину, а не слова вокруг да около!

Весь арсенал художественных средств поэзии нужен не для раскрытия темы, а для исповедального воплощения в слове первопричины для написания. Тема и содержание темы – это одно, а причина для возникновения именно этой, а не какой-нибудь другой темы – это совершенно другое, это глубже, сакральное, сильнее – эту психологическую глубину или силу и надо поддержать художественно.

Удачи!

Монжуа(09.10.2022 22:26:58)

(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

Спасибо. Действительно, меня интересовала позиция по жанрам стихосложения - например, всегда ли всё сочиненное для детей - лишь стишки; или - могут ли быть поэзией стихи юмористического или сатирического жанров; или, например, в жанре поэмы или баллады, в которых прозаический пересказ возможен или даже подразумевается сразу. Да, и вообще - поэзия всегда серьезна или улыбка допускается, а, может быть, и желательна?

Олег Горбунов (09.10.2022 17:06:05)

Язык Эсперанто

Есть прекрасный язык Эсперанто,

на него переводят Шекспира и Канта,

Толстого и Ганди, Сапфо и Сократа,

и нет в нём ни фени, ни грязного мата.

А есть, нашей чудной земли красота,

бескрайность пустыни, и гор высота,

тоскливость осенняя русского поля,

шелест волны Средиземного моря.

Арабская пальма, карельская ель,

песчаные бури, и злая метель,

торнадо в Техасе, тайфун, ураган,

полуденный зной африканских саван.

Чудесный язык, драгоценный алмаз,

в нём Пасха и Кришна, Талмуд и Намаз.

В нём шумный Париж, и спокойная Тверь,

и в космос далёкий открытая дверь.

Вадим Шарыгин (10.10.2022 12:00:26)

(Ответ пользователю: Олег Горбунов)

Олег, приветствую,

Вначале, напомню Вам и себе пункты ценностей поэзии, мною сформулированные, на которые опираюсь в своих оценках произведений в рамках данной темы :

1. Не поддается пересказу, не переводится в разряд прозы,

2. Содержание поэзии не ограничивается простым перечислением действий, характеристик, чувств, вещей, явлений в рамках заявленной темы. Целый комплекс звукосмыслов характерен для произведения поэзии.

Оценивая произведение, я оцениваю его принадлежность поэзии по пунктам, но ни в коем случае не констатирую наличие поэзии «в каждом пункте», то есть пункты, отражающие присутствие поэзии работают в совокупности, во взаимосвязи и не гарантируют оцениваемому произведению присутствие поэзии в случае успешного соответствия одному из них.

Мне кажется, что я вполне успешно перевёл Ваше стихотворение в разряд прозы, то есть не составило труда сделать из строк текста короткий рассказ-презентацию языка Эсператнто, которая даже улучшила звукопись текста, нивелировав сбой ритма во второй строфе, итак, посмотрим что у меня получилось:

«Есть на свете такой прекрасный язык Эсперанто. На него переводят Шекспира, Канта,Толстого, Ганди, Сапфо, Сократа. На нём я могу высказать красоту родной земли: бескрайность её пустынь, высоту гор и даже осеннюю тоскливость русских полей. Всё подвластно для выражения на языке Эсперанто: от арабских пальм, карельских елей до песчаных бурь и снежных метелей, от торнадо в Техасе, тайфунов, ураганов до полуденного зноя африканских саван. Это чудесный язык универсального общения людей, полноценно воплощающий в слове, как глубокий смысл мировых религий, так и лёгкий шум мировых столиц. Это открытая дверь – в космос человека и космос вселенной!»

2. Это стихотворение ограничено перечислением, как таковым: перечисляются достоинства языка Эсперанто, перечисление это, на мой взгляд, вполне поверхностно, как будто передо мною предстал текст из рекламного буклета, который раздают участникам конференции на тему «Присоединяйтесь к Эсперанто!». У стихотворения есть единственное содержание (содержание заявленной темы). Звукопись, во всём её известном в поэзии диапазоне богатства выразительных средств, не только не участвует в содержании, но, например, спотыкается в ритме, как бы подчёркивая вспомогательную функцию или роль поэзии в данном случае, когда столбик слов с рифмовкой выбран для придания большей эффектности вполне прозаическому сообщению.

Но я бы с удовольствием зарыл глаза на всю отсутствующую звукопись, если бы основное и единственное содержание было содержательным, то есть выстраданным, убедительным в деталях, не предлагало поверить тексту, как это делает рекламный буклет. Например, во второй строфе Эсператнто подаётся как прекрасный язык для выражения русской природы, русской души и жизни.

«Есть нашей чудной земли красота,

бескрайность пустыни, и гор высота,

тоскливость осенняя русского поля...»

иначе зачем вообще почти вся строфа в стихотворении о языке Эсперанто отдана «чудесности русской земли». Однако, если Эсперанто задумывался и создавался как язык универсального общения, то русский язык остаётся, на мой взгляд, главным и единственным выразителем «тоскливости осенней», а так же весенней и всесезонной, а так же радости и печали «русского поля» и русской души:

«Поле, русское поле…

Светит луна или падает снег -

Счастьем и болью связан с тобою,

Нет, не забыть тебя сердцу вовек...»

Вспомнилось начало прекрасного стихотворения Константина Бальмонта о русском языке:

«Язык, великолепный наш язык.

Речное и степное в нем раздолье,

В нем клекоты орла и волчий рык,

Напев, и звон, и ладан богомолья.

В нем воркованье голубя весной,

Взлет жаворонка к солнцу — выше, выше.

Березовая роща. Свет сквозной.

Небесный дождь, просыпанный по крыше.

Журчание подземного ключа.

Весенний луч, играющий по дверце.

В нем Та, что приняла не взмах меча,

А семь мечей в провидящее сердце...»

Если будет желание, Олег, перечитайте это стихотворение, сходное с вашим по теме – вы о языке и Бальмонт о языке. Но как звучен и меток Бальмонт в поэтической детали, насколько богат язык поэта художественным видением мироздания, частью коего является язык вообще и русский язык. Бальмонт в короткой строке создаёт ёмкое, богатое для воображения пространство. Поэт – это человек воплощающий задуманное в слова, а не обозначающий словами задуманное.

Что толку, какая польза гражданам поэзии, то есть людям восходящим в глубину своей душевной организации, узнать общеизвестное – что есть на свете:

«Арабская пальма, карельская ель,

песчаные бури, и злая метель,

торнадо в Техасе, тайфун, ураган,

полуденный зной африканских саван»

Читателю поэзии, а не стишков важно узнать в каком именно отношении находится, например, «арабская пальма», «карельская ель», «песчаные бури» и т.д. к теме, к языку Эсперанто? Что же есть такого замечательного, уникального в этом языке, кроме его упрощённой фонетически и грамматически конструкции, для выражения именно этих, упомянутых в тексте, или любых других чудес природа и жизни? Мне не удалось обнаружить успешную реализацию своего четвёртого пункта признаков поэзии в данной работе. Под необычайностью и необыкновенностью языка поэзии я (вместе с четвёртым пунктом) подразумеваю его воплощающую суть предмета, вещи, явления способность. Воплощение, а не называние или обозначение воздвигает поэзию на не доступную даже хорошим стишкам высоту!

И наконец седьмой по списку пункт признаков поэзии: художественный, правдивый вымысел, вместо «правды-матки».

Например, есть такой вымысел в завершающей строфе вашего произведения?

«Чудесный язык, драгоценный алмаз,

в нём Пасха и Кришна, Талмуд и Намаз.

В нём шумный Париж, и спокойная Тверь,

и в космос далёкий открытая дверь».

Есть декларация, «голословие», голословность, что, мол, верьте мне на слово: «чудесный язык», «драгоценный алмаз», но никаких подтверждений этой чудесности и драгоценности в тексте стихотворения нет. Ни звуком, ни словом, ни ритмом не показан нам Эсперанто, как таковой. Вместо растрат драгоценных считанных мест для строк стихотворения, всего-то их определено в количестве 16 штук, идёт перечисление названий религиозных символов, явлений природы.

А вот, например, тот же Бальмонт, заявив о русском языке: «великолепный», тут же приводит пример этого великолепия:

«Язык, великолепный наш язык.

Речное и степное в нем раздолье,

В нем клекоты орла и волчий рык,

Напев, и звон, и ладан богомолья»

Кто-то может сразу не понять разницы между вашими строками и строками Бальмонта. На всякий случай поясняю:

Если у вас за утверждением «чудесный», «драгоценный» язык идёт текст лишь ОБОЗНАЧАЮЩИЙ эту чудесность и драгоценность, и читателям самим придётся конкретизировать чудесность Эсперанто в Пасхе, Намазе, Талмуде, придётся гениально и по-быстрому догадываться где зарыта драгоценность именно Эсперанто в «шумном Париже» и «спокойной Твери», которые до момента появления стихотворения Олега и, наверняка, после его появления на свет божий, вполне успешно осуществляют свои шум и спокойствие на родных языках, без Эсперанто. То есть, если подразумевалась универсальность языка Эсператно для людей планеты Земля, то надо было сделаться поэтом, хотя бы на момент обольщения темой и в процессе превращения обольщения в воплощение в слова и говорить, возможно, не о «шумах» и «спокойствиях», но о том, как именно схожи чаяния и мечты, чувства и надежды ЛЮДЕЙ а не городов и холмов, и пустынь бескрайних, и злых метелей,и песчаных бурь! Эсперанто – язык людей, с минимумом средств для художественности, но с максимум возможностей для сближения людей различных стран и континентов.

Бальмонт создал произведение поэзии, поскольку, в том числе, наделил его художественным вымыслом – правдоподобием, воплощённым в Слово. Его заявленное «великолепие» русского языка тут же подтверждено такими образами, которые в любом, даже самом слаборазвитом читательском воображении легко и чудесно образуют живые картины, видимые и слышимые, подтверждающие «великолепие».

Итого: на мой взгляд, Олег, ваше произведение – это стишок, я бы даже назвал его плохим стишком, поскольку для «хорошего» нужна ладность и складность хотя бы чисто в техническом пользовании инструментарием поэзии. Надеюсь, что мой анализ будет вам полезен в дальнейшем творчестве.

Удачи!

Алмост (10.10.2022 11:24:41)

Занятно. Ну, предположим, любопытства ради, народ накидает своих нетленок, получит какой-то ответ и...забудет через пару дней, как гороскоп. А вот что Вам, как автору темы это даёт? Работа то не маленькая.

Вадим Шарыгин (10.10.2022 13:24:35)

(Ответ пользователю: Алмост)

Хороший вопрос!

Да, конечно, пишущий народ уже за первую неделю существования темы «накидал» достаточно много «нетленок». И уже есть примеры различной реакции: и сдержанное принятие к сведению, и искренние выражения недовольства, типа «вы всех презираете», и искренняя благодарность.

Мои развёрнутые впечатления или оценки, безусловно, по большей части случаев, будут в итоге просто приняты к сведению, вскоре забудутся в деталях, потонут в потоке привычных представлений о поэте и поэзии, в злободневности, во всей суете сует. Это ожидаемо и нормально.

Что касается меня : я не просто «автор темы», это, в частности, а в главном – я поэт, при чём, поэт, реализующий право на «сознание собственной правоты», как называл поэзию Мандельштам. Я определяю уровень своего творчества, как соизмеримый с уровнем лучших поэтов, например, Серебряного века. Чтобы моя нынешняя самооценка, чтобы мои представления о сути и сущности поэзии совпали с мнением достаточного (для дела поэзии на земле) количества потенциальных и действительных граждан поэзии, надо, как водится, дождаться смены двух-трёх поколений читателей, поскольку поэзия в своих «лучших» образцах – это всегда значительное опережение большинства, даже самых любящих её, современников.

Звание поэта включает в себя не только высокий уровень творчества, но и «активное, деятельное пропадание пропадом», на глазах, на виду любителей поэтов или цветов на их могилах. Звание поэта обязывает поэта быть СОВРЕМЕННИКОМ.

«Современность в искусстве есть воздействие лучших на лучших, то есть обратное злободневности: воздействию худших на худших... Современность есть совокупность лучшего» (Марина Цветаева)

«Быть современником - творить свое время, а не отражать его. Да отражать его, но не как зеркало, а как щит. Быть современником - творить свое время, то есть с девятью десятыми в нем сражаться, как сражаешься с девятью десятыми первого черновика» (Марина Цветаева)

Дело именно в том, что значит для поэта «сражаться с девятью десятыми»». В моём случае, как и в случае Цветаевой – это значит, не сидеть сиднем, делиться свои опытом постижения поэзии, в том числе, находясь на территории произведений, которые поэзией не являются. Но люди, стоящие за ними, люди, которым принадлежит авторство потока непоэзии – это мои современники – это МОИ люди, которые могут бросить меня, но я их – никогда. Сражаясь с ними за максимально утончённое, трудовое, мозолистое, каторжное в радостях откровений представление о поэзии, я больше верю в них, чем, например, те, кто в курсе что происходит, но продолжает милое ничего-не-делание в поэзии, кто заигрывают с неимущими в поэзии, поощряя, чтобы они сами заигрывались в пожизненную игру с условным названием «поэт на досуге», тем самым, сохраняя в любителях, вместе с иллюзиями причастности к поэзии, привычку поверхностного отношения к её «плоти и крови».

Да, конечно, я никого не смогу научить писать поэзию, если от природы не дано дара слова, то сколько ни живи, сколько ни пытайся – поэтом не станешь, но для дела поэзии и не требуется тысяч поэтов, достаточно, хотя бы сотен настоящих читателей – ценителей, у которых – есть компас со стрелкой в направлении на полюс поэзии и появилась новая привычка совершенствовать своё представление об искусстве поэзии, то есть о об искусстве перехода сознания на новый план бытия до момента остановки сердца.

Не знаю насколько меня хватит для поддержания темпа этой темы, но знаю что всё, что здесь пишу – выстрадал за многие годы своего читательского труда настолько глубоко и сильно, что могу многие сложные вещи, нюансы поэтического восприятия объяснить максимально доступным языком.

Современным людям предоставили многофункциональный сервис по обслуживанию их творчеств, но перестали предметно заботиться о качестве самих творчеств и творческом образе жизни.

Как результат : «много шума из ничего».

На этом пути, на пути поэзии нет «лучших» и «худших» ходоков, есть только «идущие» и «остановившиеся» в своём развитии.

Но не зря же сказано: «Дорогу осилит идущий»

Олег Каменев [Санкт-Петербург] (09.10.2022 19:41:33)

Вадим , в ваших рассуждениях много интересного и новаторского. Но как быть со стихами , в которых описаны исторические события ? В них не обойтись без последовательного описания, а это , получается , почти проза ?

Буду крайне признателен за комментарий.

Леди Годива

Гулко цокают копыта

По брусчатой мостовой,

Ставни накрепко закрыты,

Среди бела дня - пустой

Город в ожиданьи странном,

Будто вымер или спит,

А в седле золототканном

Дева голая сидит...

Шёлк волос от редких взоров

Ей прикрыл лицо и грудь,

Лишь спасает от позора

На безлюдье лёгкий путь...

Взгляд потуплен, бледны щёки,

Но не сломлен гордый нрав,

И сияет профиль тонкий

В самой лучшей из оправ -

Долгой памяти сердечной,

Что хранит простой народ,

И теперь Годиву вечно

Лошадь белая несёт...

-------------------------------------------------------------------------

Вадим Шарыгин (10.10.2022 17:55:19)

(Ответ пользователю: Олег Каменев)

Олег, приветствую,

вначале попытаюсь ответить на ваш вопрос. Стихи, в основе которых исторические события, так же как и все прочие, на мой взгляд, могут быть стишками, то есть произведениями без поэзии и могут быть поэзией собственной персоной. Тот фактор, что «исторические стихи» в значительной степени зависимы от контекста в виде определённой последовательности исторических событий, от устоявшейся трактовки легенд или вошедших в Историю личностей, на мой взгляд, не чуть не мешает им (конечно, при условии создания их поэтом, то есть человеком, обладающим природным даром слова и опытом мастерства) являться произведениями поэзии, были бы только явлены в них ценности поэзии, например, та семёрка пунктов, которая легла в основу моего представления о поэзии и моих оценок в данной теме.

Нам стоит помнить, что произведение попадает в разряд прозы не потому что в нём много исторического или фактического материала, а только, если в нём исторический материал не поэтичен в словах и их звучании, в сравнениях и во взаимодействиях частей и целого. Или, если текст произведения очень похож на историческую хронику с одной лишь чередой действий и событий, но по воле автора записанных не виде рассказа или новеллы, а в столбик с рифмовкой окончаний. Только в этом случае, то есть в случае явного спекулятивного использования автором внешней формы поэзии для прозаического как такового текста или сообщения, произведение становится прозой и «вычёркивается» временем и знатоками из «списков поэзии». Помните как в «Доживём до понедельника» Илья Семёнович (Тихонов) рассказывает о лейтенанте Шмидте, он говорит прозой, но не прозаически, в его рассказе – поэзия жизни, хотя речь его не содержит «строк» и рифмованных окончаний. Другое дело, что, даже обладая поэзией жизни, рассказывая жизненный путь лейтенанта Шмидта образно, вдохновенно, учитель истории, персонаж Вячеслава Тихонова, конечно, отказался бы назвать свою речь «произведением» поэзии. Поэзия жизни – это настрой, это общий подход, а поэзия слов – это конкретное воплощение поэзии жизни в Слове. И это воплощение обязано иметь в себе весь комплекс признаков поэзии, присущих произведениям поэзии. Прежде всего – художественность образов, звукопись, богатство языка, правдоподобие, вместо «правды-матки», элементы смысловой неопределённости, без «мораль той басни такова», а так же оригинальность в ракурсе, в замысле, ну ещё, конечно, лаконичную ёмкость слов.

Ваша «Леди Годива», например, обладает мелодичностью слога, верно выдерживает размер, завораживает ритмом, обладает звуконосной гармонией, но я бы всё-таки не посоветовал вам называть её поэзией. На мой взгляд это отличный образец хорошего стишка, то есть произведения, которое вполне в состоянии увлечь за собою любого неискушённого в тайнах очарования поэзии читателя. И не потому не посоветовал бы называть этот текст поэзией что в нём сплошной перечень действий легко перекладываемый в прозу, в конце концов это как раз тот случай чисто технической зависимости текста от общеизвестной устоявшейся в памяти поколений легенды, но это всё-таки не поэзия, поскольку здесь только «правда-матка» легенды о Годиве, здесь только то явлено, что и так, что давно уже всем известно, и какая ценность этого стихотворения (если смотреть на него со стороны Искусства поэзии)? Что оригинального, что уникального оно привносит в копилку русской словесности? Здесь не чувствуется: ни поэт-художник «Ван Гог», ни поэт-скульптор «Роден», ни поэт-архитектор «Шехтель», здесь всё писано по написанному многими и давным уже давно. Ещё раз повторю – это хорошо сделанная копия известной истории, но не оригинал мысли и чувства по её мотивам и поводу! С этим стихотворением можно идти на урок истории, но не к Тихонову, а к заурядному педагогу. А с произведением поэзии – идти некуда – поэзия, как сказала Марина Цветаева – «это самое бедное место на земле». Бедность поэзии – это, конечно, не бедность её изобразительных средств и возможностей, но бедность на количество тех, кто способен её только ждать, всю оставшуюся жизнь быть ей преданным, жаждать встречи именно с её словесной тканью, которая всегда дух захватывающее Слово, не разменивая обольщённую словесным колдовством душу ни на какие добротные, ладные, складные хорошие поделки из материала поэзии, то бишь на стишки!

Но последнее слово, безусловно, за вами – вам решать на каком уровне вы хотите остаться в качестве творческой личности и каким бы ни был ваш личный вердикт этому стихотворению, я заранее отнесусь к нему с пониманием и уважением.

Удачи!

Владимир Аникин [Набережные Челны] (10.10.2022 17:55:55)

(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

К сожалению не смогу в свою защиту привести цитату из кого-нибудь великого. Просто в силу того, что и вы не вспомните ни одного парада гетеросексуалов. Вот радужные орут громко и настойчиво - хотят чтобы их признали нормальными.

Ваше понимание поэзии, как чего-то обязательно за рамками обыденности - лишь часть большой поэзии. Да, такая существует. И кто-то находит в ней кайф и даже почти её понимает... Но простота и прямая логика тоже может быть красивой и возвышенной - это уж от таланта зависит. И русские классики тому ярчайший пример.

И да, я не поэт. Не потому, что я не способен напустить туману и изобразить глубокий смысл с широким горизонтом. Из меня просто стихи не прут. Я думаю не в рифму.

Невольно (чеснслово не задумывал) ярче всего я выразил свою позицию ко всему "изысканно сложному" в посвящении жене:

От первых звезд, до утренней Авроры

Перебирал в ночи жемчужины небес,

Поля, леса, овраги, косогоры

Прошел, облазил в поисках чудес.

Нырял во тьму бездонных океанов,

В хрустальный мир озер и бурных рек,

Просеивал песок бесчисленных барханов

Листал тома в тиши библиотек.

Искал слова, что лучше всех на свете

Расскажут о моей любви к тебе

Покажут в форме, запахе и цвете…

И небеса прислушались к мольбе!

Нашел! Несу, глотая слезы счастья,

В обертке из душевного тепла,

Секретный код великого причастья,

Великий дар, что мне судьба дала.

Колено преклонив, торжественно и пышно…

Не так! В твоих глазах ищу себя,

Тебе одной я говорю чуть слышно

Три слова — Я Люблю Тебя!

В самых разных случаях лишь простые слова и уместны....

Вадим Шарыгин (11.10.2022 12:20:35)

«Простое» и «сложное» в стихах требует пояснения.

Для начала, предлагаю вовсе отказаться от упрощённого разделения уровня текста в словесности, как такового.

Я разделяю стихи, согласно заявленных в этой теме признаках, на стишки (хорошие и плохие) и собственно поэзию.

Однако, в жизни нет, по моему глубокому убеждению, «простого», как впрочем и «сложного» народа, есть только люди с природной или воспитанной и самопознанной чуткостью к прекрасному. с чутьём на подлинное или достоверное, и люди неразборчивые, не способные отличить «прекрасное» от «красивого», брошенные на произвол судьбы, брошенные по обстоятельствам жизни, люди остановившиеся в своём развитии (никуда не живущие или живущие в никуда), которые сознательно или невольно путают истинные значения, как «простоты», так и «сложности». Они «сложное» воспринимают, как нечто априори утруждающее драгоценный мозг обывателя, как назойливую муху, мешающую достопочтенному обладателю никчёмного существования, успешно продлевать своё бытиё – вершину своего пригорка, которая мнится им Эверестом жизненного познания! – Я, конечно, не разбираюсь тут в ваших тонкостях, – говорит такой человек, – Но всё мне ясно, всё я знаю и если делать что-то от всей души, то всегда будет то, что надо!». Однако, «от всей души» сварганенное далеко не всегда является «тем, что надо». Надо – ленивым, привыкшим к тюрьке, которую можно сразу проглотить и жевать-то не надо? Тогда, да, такое «надо» и обслуживает «простота, хуже воровства».

В поэзии, например, такого «читателя» Марина Цветаева называла «чернь» или читатель понаслышке:

«Но есть другой читатель – некультурный. Читатель – масса, читатель – понаслышке.. Отличительная черта такого читателя – неразборчивость, отсутствие способности ориентироваться..Такому читателю имя – чернь.. Грех его не в темноте, а в нежелании света, не в непонимании, а в сопротивлении пониманию, и в злостной предвзятости. В злой воле к добру».

Предложу вашему вниманию несколько примеров сложности поэзии и ложной сложности стишков:

В своём Критическом обзоре произведений, отобранных Жюри в лонг-лист Премии «Поэзия 2019»,

https://www.poetvadimsharygin.com/blank

«Ночь вепрем семенит к зауженной звезде» Богдан Агрис

«Вытянет узорчатый внутренний ремень» Анна Аркатова

«На причале корабль ползёт» Вадим Банников

«В горечь речь простокваши исполнилась квази смысла» Полина Барскова

«Горьковатой тёмноязыкой унылозадой» Полина Барскова

«ума бывает далеко раскинутая сеть» Василий Бородин

«рубашки хаки, грозный секс на марше» Алла Боссарт

«вот борщ не сварила ни разу стихи я так и пишу всё время» Ольга Брагина

«психиатрическая больница имени Ганушкина за окном» Ольга Брагина

«нет не отдам свою страну которую обнимаю когда сплю никому» Ксения Букша

«Дети выходят из школы с горбами смысла на разноцветных куртках пинают снежные черепа» Игорь Булатовский

«Мослы света под стеной супермаркета» Игорь Булатовский

«частым сердцем стучать в бирюзовые яйца,

Синим глазом держать на оси свой простор» Игорь Булатовский

«Пошла бы в рост экономика, взлетев на процентов триста» Дмитрий Быков

«И понял Изя, столетний Изя, тараща зенки» Дмитрий Веденяпин

«Внутри себя я ощущаю мебель

Хромающий двуногий табурет» Алина Витухновская

«Как погремушки кости на соплях» Алина Витухновская

«плыл мотылёк Ганс Христиан, цветы целуя и не ведая беды» Владимир Гальдесман

«...божье коровке в насекомый храм брелось» Владимир Гальдесман

«ради поругания ментов выдвинулись против капитала» Дмитрий Гаричев

«кто бы хотел склеиться из кусочков земли вывернутых червями» Анна Глазова

«Мёртвым алмазом рухнул к твоим ногам» Григорий Горнов

«И лес зашумел, заштрихованный помехами голограмм» Григорий Горнов

«Выплывает родной овал, так во сне на тебя похожий» Андрей Грицман

«С паническими гладиолусами» Андрей Гришаев

«Друзей его летающие личики» Андрей Гришаев

«с глаз смахну, оботру с лица... неопознанные тельца» Юрий Гуголев

«отсутствие признания в апатии сердечного капитала аппарата вращения крови внутри» Илья Данишевский

«разевает скрипучий рот и произносит МИР» Егана Джаббарова

«Бог говорит Гагарину: Юра, теперь ты в курсе..» Анна Долгарёва

«Всем человечьим адовым колхозом … мы надоели бабочкам, стрекозам» Ирина Евса

«я этот лес целую в листья, корешки и губы» Максим Жегалин

«Мы живём... добывая роуминг, пестуя закрома» Александр Кабанов

«розой обвившей пылающий крест, побеждены немота и бессмыслица» Катя Капович

«Спинки к земле, кверху брюшки — летят довольные курицы-подружки» Алёна Каримова

«Забытый за давностью лет, чей-то знакомый, костями гремящий скелет» Светлана Кекова

«рассиялось бельмо луны ртутным светом

«Отшатывался я, но после вслед тебе шагал» Всеволод Константинов

«тело без органов попав в секонд-хенд становится коллективным телом» Владимир Коркунов

«буквы свистят у виска» Андрей Коровин

«Может ли волк быть её неотчуждённый труд в значении «трудный». Всего не расскажешь...» Елена Костылёва

«в первую брачную ночь прабабушка достала из-под юбки кухонный нож...» Ирина Котова

«...двое глухонемых красноречиво беседуют на своём секретном наречии...» Владимир Кочнев

«снег притворился добрым, ходит, искрится ртом» Денис Крюков

«со стивом джобсом вдаль пойдёт аллеей» Инга Кузнецова

«мой папа был мужчина в цвете сил... и джинсы белоснежные носил» Дана Курская

«парой строк, куда-нибудь да вписаться, расшибая лоб, матеря иное» Елена Лапшина

«Из какого палеополдня он тает, навстречу подробному выцветанию флага взаимности?» Денис Ларионов

«Главное чтобы ты не представлял Освенцим во время секса» Виктор Лисин

«хоботки желания очищают поверхность голого тела» Мария Малиновская

«Где же капусница? — Нетути» Григорий Медведев

«Я скажу тебе: капитализм свинья..» Кирилл Медведев

«когда я, мама, встану из могилы...живой и нежный... то ты меня узнаешь?» Вадим Месяц

«Когда время ломит по осевой, чо может сделать ненужный атом — выиграть глоток сантиметров» Елена Михайлик

«куколку ночной стрельбы обнимать, баюкать...» Станислава Могилёва

«покрытая ржавчиной гидра зрения» Станислава Могилёва

«Ах если б не сияния на грани выгорания» Ирина Перунова

«мы любили родимые северные ады» Вера Полозкова

«Он увидит... отцветающий глаз» Евгения Риц

«когда старый кот на кухне грызёт сухой укром и плачет неясно... мы хотим друг друга убить» Галина Рымбу

«В тот момент, когда пишущий ищет слово, всяк обитатель дна ищет улова» Жанна Сизова

«завернув в своё сердце бум бум» Андрей Тавров

«Проза. Каша во рту. Не умею и немогу, не хочу учиться ничему..» Марина Тёмкина

«Моего друга тупо расстреляли» Елена Фанайлова

«бегает синекрылый прединфарктный заяц» П.И.Филимонов

«полости пустот... берут тебя в бессрочный оборот, впиваясь в сердце миллионом глаз...» Сергей Шестаков

--------------------------------------------------

«Радовать читателя красивыми переплёсками слова не есть цель творчества.

Моя цель, когда я сажусь за вещь, ни есть радовать никого, ни себя, ни другого,

"..легко усваиваемая поэзия, отгороженный курятник, уютный закуток,

где кудахчут и топчутся домашние птицы. Это не работа над словом, а скорее отдых от слова". (Осип Мандельштам)

«Только оригинальность делает произведение произведением настоящего искусства».(Борис Пастернак)

Приведу пример «сложности» поэзии:

Осип Мандельштам

***

Я слово позабыл, что я хотел сказать.

Слепая ласточка в чертог теней вернется,

На крыльях срезанных, с прозрачными играть.

B беспамятстве ночная песнь поется.

Не слышно птиц. Бессмертник не цветет.

Прозрачны гривы табуна ночного.

B сухой реке пустой челнок плывет.

Среди кузнечиков беспамятствует слово.

И медленно растет, как бы шатер иль храм,

То вдруг прикинется безумной Антигоной,

То мертвой ласточкой бросается к ногам,

С стигийской нежностью и веткою зеленой.

О, если бы вернуть и зрячих пальцев стыд,

И выпуклую радость узнаванья.

Я так боюсь рыданья аонид,

Тумана, звона и зиянья!

А смертным власть дана любить и узнавать,

Для них и звук в персты прольется,

Но я забыл, что я хочу сказать, -

И мысль бесплотная в чертог теней вернется.

Bсё не о том прозрачная твердит,

Всё ласточка, подружка, Антигона...

И на губах, как черный лед, горит

Стигийского воспоминанье звона.

1920

«В Петербурге мы сойдёмся снова

Словно солнце мы похоронили в нём,

И блаженное, бессмысленное слово

В первый раз произнесём».

БЛАЖЕННОЕ, БЕССМЫСЛЕННОЕ СЛОВО – !!! слово не от мира сего.

В ПЕРВЫЙ РАЗ – !!! – или даже, как в первый раз, всегда, в первый раз...

ПРОИЗНЕСЁМ -!!! звуконосное слово у поэзии...

Несколько слов о «красивости» и «прекрасном» в словесности, в частности, в поэзии:

Лермонтов или Марлинский?

«Уж за горой дремучею

Погас вечерний луч.

Едва струёй гремучею

Сверкает жаркий ключ…»

Михаил Лермонтов

Уметь изъясниться в стихе – просто – но, не впадая в простоту (в простоватость) – задача задач!

Вот отрывок из повести Марлинского «Аммалат-Бек»:

Ещё один отрывок – из книги «Мулла-Нур»:

С невольным облегчением возвращаешься от Марлинского к Лермонтову:

***

Люблю отчизну я, но странную любовью!

Не победит её рассудок мой.

Ни слава, купленная кровью,

Ни полный гордого доверия покой,

Ни тёмной старины заветные преданья

Не шевелят во мне отрадного мечтанья.

Но я люблю – за что, не знаю сам –

Её степей холодное молчанье,

Её лесов безбрежных колыханье,

Разливы рек её, подобные морям;

Просёлочным путём люблю скакать в телеге

И, взором медленным пронзая ночи тень,

Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,

Дрожащие огни печальных деревень.

Люблю дымок спалённой жнивы,

В степи ночующий обоз

И на холме средь жёлтой нивы

Чету белеющих берёз.

С отрадой, многим незнакомой,

Я вижу полное гумно,

Избу, покрытую соломой,

С резными ставнями окно;

И в праздник, вечером росистым,

Смотреть до полночи готов

На пляску с топаньем и свистом

Под говор пьяных мужиков.

--------------------------------------------------------------------

«От первых звезд, до утренней Авроры

Перебирал в ночи жемчужины небес,

Поля, леса, овраги, косогоры

Прошел, облазил в поисках чудес.

Нырял во тьму бездонных океанов,

В хрустальный мир озер и бурных рек,

Просеивал песок бесчисленных барханов

Листал тома в тиши библиотек.

Искал слова, что лучше всех на свете

Расскажут о моей любви к тебе

Покажут в форме, запахе и цвете…

И небеса прислушались к мольбе!

Нашел! Несу, глотая слезы счастья,

В обертке из душевного тепла,

Секретный код великого причастья,

Великий дар, что мне судьба дала.

Колено преклонив, торжественно и пышно…

Не так! В твоих глазах ищу себя,

Тебе одной я говорю чуть слышно

Три слова — Я Люблю Тебя!»

---------------------

«Искал слова, что лучше всех на свете

Расскажут о моей любви к тебе..».

Всем удачи!

Виктор Хламов [Ковров] (11.10.2022 10:45:25)

Правильно, Лена, вот привязались к человеку, у каждого свои тараканы в голове и своё мнение о поэзии, я тоже не совсем согласен с рассуждениями Вадима и что? Он так считает, а я по-другому. Кстати, то что Роман разобрал, на мой взгляд балбеса, оченно хорошее стихотворение.

Ну, и.. все ложут, а я что рыжий? Вот тоже покладу сюда образец, наверное, не поэзии, стишка.

Рассказал бы вам про хорошее,

Но не пишется мне пока.

Я как колокол наземь сброшенный,

И без медного языка.

А часы в ночи, мерно тикая,

Нить из времени спешно вьют.

Буквы прыгают да хихикают,

Строки выстроить не дают.

Рифмы кончились, слог стал слабеньким,

Голос памяти вовсе стих.

Может с Петькою, свет мой, Лахиным

Взять бутылочку на двоих.

И по ниточке, той что свитая

Из минут моих, да с плеча

Бритвой острою, громко гикая,

Полоснуть в сердцах, сгоряча.

Не получится – нить проворная

Пляшет бешено – прыг да скок.

И стекла с пера клякса чёрная

Точкой жирною на листок.

-------------------------------------------------------

Вадим Шарыгин (11.10.2022 17:38:39)

(Ответ пользователю: Виктор Хламов)

Здравствуйте, Виктор!

Когда-то я узнал (из опубликованных писем Сергея Рудакова к жене Ирине, тот самый Рудаков, который пытался стать «незаменимым другом» для четы Мандельштамов в воронежский период), узнал как именно работал Мандельштам над каждым своим стихотворением – как проклятый! Казалось бы, состоявшийся, признанный мастер, художник, маг слова, к тому же совсем уже больной, с постоянной одышкой, в состоянии чрезвычайного нервного напряжения, практически умирая, как он работал над каждой строкою – десятки, а иногда сотни (!) вариантов для одной строки, всё на нюансах, всё на головокружительной волне вдохновения, всё на пределе человеческих сил! Я узнал это и долго находился в состоянии шока... У меня самого с годами размер черновика резко увеличился – конкуренция за место в строке, примерно, 7-10 вариантов на одно место, затем остаются два, практически равных по силе воздействия и гармоничному встраиванию в изначальный замысел варианта, затем, остаётся один, один на один, с всё ещё продолжающимися, пост фактум, сомнениями. Но так, чтобы сотни вариантов, да ещё в таком состоянии, нет, для меня это... до сих пор шок и ужас от того... что после ТАКИХ поэтов, во что превратили мы сегодня... «поэзию», просто взяли её в кавычки...

Извините за лирическое отступление, но всё сказанное выше имеет прямое отношение к вашему стихотворению.

Мне показалось, судя по качеству текста, что вы записали в столбики строф практически первый или первые варианты, какие пришли на ум, не перечитывая, не вычитывая (вслух) затем текст, оформили его в итоговый вариант, я прав?

Рассказал бы вам про хорошее,

Но не пишется мне пока.

Я как колокол наземь сброшенный,

И без медного языка.

Но «не пишется», а всё-таки пишу. На всякий случай, маленький совет вам на будущее: если действительно не пишется – не пишите, сделайте паузу, дождитесь внутреннего состояния, когда будет как в стихотворении Пастернака «Поэзия»: «тетрадь подставлена, – струись!». Что касается : Без «медного» языка.

Опять-таки, напоминаю вам, возможно, совершенно излишне, как работает поэт: прежде чем утвердить эпитет или просто уточняющую характеристику для колокольного языка, такую, как, например, у вас: «медный», вы, безусловно, узнаете, что, например:

«Как известно, для отливки идет сплав из меди и олова в определенной пропорции, т.е. бронза, которую называют и «колокольная бронза», и «колокольный металл».

"Колокольный сплав должен быть составлен таким образом, чтобы вместе с приятным звуком соединял достаточную жесткость и крепость. Обыкновенно для сплава берут 80 частей меди и 20 частей олова, хотя эти цифры часто колеблются, смотря по чистоте металлов"

"Медь для литья колоколов должна быть чистая без каких-либо примесей, тогда легче сделать колокол благозвучным, легче рассчитать правильное соотношение меди с оловом. В обществе наилучшая медь для отливки считается демидовская и заказчики охотно переплачивают лишнее лишь бы иметь колокол из демидовской меди. Медь эта наиболее чистая из всех сортов встречающейся русской меди.»

Далее, Вы задумаетесь, насколько уместна вольное обращение с составом языка, если, например, вы дополнительно узнали, что:

«Отдельно делался язык колокола. Его конструкция также зависела от способа звона. Считается, что лучший материал для языка – кованое железо, обладающее необходимой вязкостью».

Итак, только особая необходимость, суровая необходимость может заставить вас «присвоить» языку характеристику «медный». Но это не должна быть простая подстановка слова под размер стиха, чтобы по быстрому залатать строку, и двинуться дальше в настроении «не пишется мне пока».

Если вы поэт, то, я только напомню вам привычный алгоритм работы в такой ситуации: вы решаете, например, уйти от чисто технической характеристики «языка», ведь у вас, вы, например, это уже чувствуете, при «не пишется» и нечего сказать, если получится, то получится что-то коротенькое, строк на двенадцать. Тогда конкуренция, особенно в эпитетах, за место в строке – высочайшая! Всё должно работать не на размер, а на смысл, на настроение темы стихотворения, да, да, не на саму тему, а на её настроение, то есть на суть вашего состояния, которое и есть тема, или даже выше, сакральнее, в данный момент, чем то что называется «темой». В данном случае, кстати, я, прочитав, перечитав, провозгласив, так и не уловил – какого...зачем, собственно, вы взялись «за перо», что такое возникло у вас в душе, что не сказать было просто невозможно?

Первая строка, обладая «лексикой первой воды», имеет забавно звучащее «прохорошее», которое к тому же фальшивит в основе своей – поскольку, даже когда поэту «пишется», это не значит, что ему пишется исключительно «прохорошее», пишется – главное, в том числе плохое, хорошее, никакое, но пишется так художественно, что отличается от прозы, и так правдоподобно, что не забывает о правде в равной мере с подобием!

Итак, вы начинаете РАБОТУ ПОЭТА над первой строфой:

И плохое во мне, и хорошее,

(убрали, например, к чертям собачьим это, уже оскмину набившее, обиходное «про» у нас вся страна сегодня два предлога эксплуатирует «ПРО Байкал»,» С Рязани». Если не получается «о» хорошем, то тогда просто, например:

И плохое во мне, и хорошее –

Но не высказано пока

Но сегодня...

Нет, надо попробовать приблизить к первым строчкам «колокол сброшенный»,

может быть так:

Будто олово с медью...

Будто сплав колокольный

Будто сплав звуконосный...

Сплав ещё не отлитый пока...

А вот, слово «примеси» близкое к колоколам!

Сплав без примесей... меди – поскольку она на 80 процентов звон обеспечивает!

Сплав без...

Звон без примесей, медный пока

медный слегка

может:

Много олова, медный слегка?

Будто колокол я, наземь сброшенный,

Замолчавший

Расколовшийся, без языка?

Попробуем, итоговый вариант первой строки:

«И плохое во мне, и хорошее –

Много – олова, медный – слегка.

Будто колокол я, наземь сброшенный,

Расколовшийся, без языка»

Что здесь удачно сложилось – ключевое слово строки «колокол» о-ло-ко, этот звуковой ряд, это овальное чередование гласных, само по себе напоминающее колокольный звон – нашло поддержку, «поёт в хоре» с созвучными гласными «пло-хое, мн-ого-оло-во из первой и второй строки и рас-коло-вшийся из четвёртой. То есть, к моменту «сброшенности», наш колокол успел прозвучать, спеть свою лебединую ноту!

И это звучание – звучание овальное и свободное, совместное звучание всех строк строки, звучание уже упавшего колокола, но и поэта – крайне важно для нас.

Идём дальше, вторая строфа требует ремонта «нитей времени», которые «шьют» никому неведомые мастерицы.... «хихиканье» букв так же требует себе мусорной корзины, поскольку вступает в диссонанс с торжественной грустью перовой строфы.

А часы в ночи, мерно тикая,

Нить из времени спешно вьют.

Буквы прыгают да хихикают,

Строки выстроить не дают.

Если вы поэт, вы, безусловно, не станете во второй строфе говорить «о бузине», если впервой «в Киеве дядька». То есть вы всенепременно увяжите строфы в единое словесное художественное полотно:

А может, отложим в сторонку и третью строфу (не в обиду Петьке Лахину) будет сделано. Он нас простит, верю!

Перейдём к главному – к «бритве острой», но не после «бутылочки на двоих», а после расколовшегося колокола:

И звона нет, больше нет во мне...

Если кончилась медь, стихло олово,

То куда

Так скажи...

То зачем мне идти и идти?

Что ж, запомни поэта весёлого,

На дороге, на...

Повстречавшего грусть на пути,

Каланча, колокольня без голоса

И на взгорке, и где-то внутри.

Сколько нас... Только красные полосы

На упавших руках, посмотри...

Если стихла медь, стих, как олово...? Не, не подходит, "каколово" дурная звукопись!))

Итого, мой вариант вашего стихотворения получился такой:

«И плохое во мне, и хорошее –

Много – олова, медный – слегка.

Будто колокол я, наземь сброшенный,

Расколовшийся, без языка.

Если кончилась медь, стихло олово,

Так зачем мне идти и идти?

Что ж, запомни поэта весёлого,

Повстречавшего грусть на пути,

Каланча, колокольня без голоса

И на взгорке, и где-то внутри.

Сколько нас... Только красные полосы

На упавших руках, посмотри...»

--------------------------------------------------------------

Мне показалось важным и даже необходимым, Виктор, напомнить вам и всем кто нас когда-нибудь прочитает, об одной важной составляющей поэтического творчества – максимальной собранности, точности в деталях и выстраивание текста тким образом, чтобы строчки были, как минимум хорошими подругами, сёстрами, объединёнными «красной нитью» стихотворения, чтобы автор, знал сам и передавал этим «сёстрам» красную нить или причину написания, не размениваясь, не разбрасываясь, не обесценивая одни строки другими, это должна быть команда, семья, объединённые стилем, смыслом, звуком или голосом.

Ваше стихотворение мне показалось не доработанным до уровня произведения поэзии, но обладающим таким потенциалом, а значит, всё в ваших руках!

Удачи!

Виктор Хламов [Ковров] (11.10.2022 18:59:48)

(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

Здравствуйте, Вадим! Как писал не помню, давно было. Есть у меня что вам возразить .По поводу меди: Верно, 22% олова и 78% чистой меди, такой сплав для языка называется колокольной медью. То есть вполне логично назвать просто медью, к чему здесь технические подробности, зачем вплетать сплав, олово, отливка или ковка и прочие технические подробности, не считаю это верным, смысловая составляющая стиха отнюдь не в этом.

Далее: "Рассказал бы вам про хорошее,

Но не пишется мне пока".

Ваш вариант прочтения и осмысливания: =Но «не пишется», а всё-таки пишу=.

А вот мой вариант: "Рассказал бы вам про ХОРОШЕЕ,

Но не пишется мне пока".

Не пишется, верно, но не пишется, именно, про хорошее, а про иное пожалуйста, вот оно далее идёт.

=Идём дальше, вторая строфа требует ремонта «нитей времени», которые «шьют» никому неведомые мастерицы.... «хихиканье» букв так же требует себе мусорной корзины, поскольку вступает в диссонанс с торжественной грустью перовой строфы.=

И здесь не соглашусь:

" А часы в ночи, мерно тикая,

Нить из времени спешно вьют.

Буквы прыгают да хихикают,

Строки выстроить не дают".

Нить не "шьют", а вьют. Шьют, да нитью , а вот саму нить вьют. Так что при чём здесь какие то мастерицы? Часы тикают, отсчитывают время, вьют нить отпущенного времени из секунд, минут, часов для Л.Г. и когда-то эта нить закончится. "Буквы прыгают"... отсыл к началу стиха, некоторое раскрытие вот этого "Не пишется мне пока", почему не пишется, по какой причине? А не дают эти чёртовы буквы не выстраиваются в строку.

Ну ладно, здесь не ТМ. Не буду дальше, в любом случае, Вадим, ещё раз спасибо за разбор!

Вадим Шарыгин (11.10.2022 22:54:31)

(Ответ пользователю: Виктор Хламов)

Да, да, вы правы "вьют", а не "шьют", зарапортовался)) извините! Насчёт фигуральности этой строфы не сказал, пишу своё впечатление что называется залпом, стараюсь сказать главное, в надежде, что некоторые моменты уточню потом... Так вот, возможно, нужна будет, если, конечно, в принципе соберётесь когда-нибудь перерабатывать это стихотворение, (стихи пишутся годами!) , нужно будет учесть диссонанс между "мерным" тиканьем часов и "спешно вьют". Мерно - тикают, мерно -вьют. Фигура речи тем и отличается от образа поэзии, что слишком фантазирует, длинный ассоциативный ряд, или воображение рисует что-то смешное, после догадки о чём это автор, а то и просто упирается в тупик. Это очень важный момент и расхожее спотыкание на фигуральности, поэтому постараюсь пояснить:

Конечно можно так сказать, как сказано в этой строфе. Как говорится, хрен с ними с часами, пусть они, "тикая, вьют", пусть даже не нити вьют, а "нить", но это не поэтично, не на уровне, нет, не на стороне поэзии, в принципе, сказано! Оговариваюсь сразу, это не на уровне поэзии, как я её воспринимаю. Не более того. Но всё-таки, когда мы к естеству вещей и предметов приклеиваем или привариваем автогеном дополнительную "повинность", а что, мол, запросто, если "тикают", то не порожняком, путь ещё и "нить времени вьют", как у Райкина : "что он порожняком ходит, к ноге привязать рукоять насоса, и вот уж он ходит и воду качает!". Само тиканье часов означает - что? Что они отмеряют время, они УЖЕ взаимодействуют с Временем - своим ходом шестерёнок, тиканьем и ещё какие-то действия со Временем производить для них - стилистический перебор! Есть выражение "верёвки вьют", у верёвки есть что "вить" - нити, их скручивают, вьют, получается верёвка, если бы, как допуск, в строфе обыгрывалась, скажем, бесхарактерность чья-та, например даже, минут (!), а что, - "часы из минут верёвки вьют", то есть распоряжаются ими как хотят, пользуются вдоволь, вот это была бы строка из арсенала Поэзии. На мой взгляд, это был бы образ более осмысленный, что ли... Поэтическая метафора тем и отличается от фигуры речи, что не насилует реальность и даже в мире воображения видна, как на ладони. Та же история с "хихикающими" буквами, когда мы увлекаемся изобразительными средствами, получается "много сахара - диабет воображения!" Если автору не достаточно "прыгания" для букв и "тиканья" для часов и он добавляет им работёнку с "нитью" и "хихиканье", значит, текст выдыхается, ему просто нечего больше сказать, раз так лихо транжирит считанные места в считанных строках!

Спасибо за диалог!

Виктор Хламов [Ковров] (11.10.2022 22:59:47)

(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

= "часы из минут верёвки вьют", то есть распоряжаются ими как хотят, пользуются вдоволь, вот это была бы строка из арсенала Поэзии.=

Угу, читаем далее: "...И по ниточке, той что свитая

Из минут моих"...

Вадим Шарыгин (11.10.2022 23:12:12)

(Ответ пользователю: Виктор Хламов)

да)) только "ниточка та" как бы с неба свалилась, часы эту ниточку, якобы спешно свили, здесь допуск для воображения слишком большой, а "из минут верёвки вьют" - всё в наличии: минуты у часов, из них верёвки вьют, мы используем уже знакомое, привычное читателю и на его базе создаём новое. Не знаю, как вы, я ощущаю принципиальную разницу))

Виктор Хламов [Ковров] (11.10.2022 23:15:23)

(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

=якобы спешно свили=

Нет, не свили , а продолжают вить: "вьют", жив ещё пока. Вот как совьют, тогда отпишусь что там и как.)))

Виктор Хламов [Ковров] (11.10.2022 23:05:03)

(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

Добавлю, Вадим. Помню в детстве любил наблюдать, как бабушка пряла. Педаль прялки (видимо люфтик был небольшой) Постукивает мерно так, с одинаковым темпом, а бабушкины пальцы мелькают быстро, быстро, и клубочек прибавляется.

А у меня заложен смысл, что несмотря на мерное тиканье, с каждой прожитой минутой, каждым часом, годом свивание нити происходит быстрее. Сами, наверное, замечали , всё как в жизни, в молодости время бежит гораздо медленнее, чем в старости, а ведь временное движение постоянно.

Вадим Шарыгин (11.10.2022 23:35:15)

(Ответ пользователю: Виктор Хламов)

Ну что ж, Виктор, я понимаю и принимаю ваши аргументы, хорошо, что слова в стихотворении возникли не на пустом месте. Я в данном случае, по крайней мере пока, остаюсь при своём мнении: для меня часы - это часы с циферблатом и стрелками, конкретный предмет конкретного контекста. Функция : тикают. Мерно. Факт хорошо известный читателю. Свою цель поэта я достигаю в случае максимального доверия ко мне читателя. Я за богатство изобразительных средств языка. Но при условии, что не допущу перебора, перепутав фантазию с фантастикой, не заведу воображение читателя в тупик и не буду предлагать ему пройти тот длинный путь сопутствующих объяснений моих образов, который сам прошёл лишь мысленно, например. создавая стихотворение. Я рассчитываю, безусловно, на гражданина поэзии, а не на читателя понаслышке, то есть на сведущего в ценностях поэзии человека и только на него! Мой главный читатель - Мандельштам, Цветаева, Пастернак, Гумилёв, Ахматова, Бродский, серьезно, по ним, по их искушённому восприятию сверяю свои стихи. Это не гарантия, конечно, от слабых или неудачных стихотворений, но гарантия от отсутствия в творчестве стишков, как таковых.

Мне нравится в нашем с вами диалоге главное - вы умеете общаться, даже при серьёзной разности мнений, потому что приводите аргументы, объясняете свою позицию, свои мотивы выстраивания лексики так, а не иначе. Поэтому, знаю, в нужный для себя момент, всё нужное осмыслите, всё лишнее не примите в расчёт, и я от всей души желаю вам творческих успехов!

Виктор Хламов [Ковров] (11.10.2022 23:37:38)

(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

Спасибо, Вадим! И вам успехов!

Андрей Кировский (07.10.2022 10:40:12)

Крайне интересно узнать ваше мнение о двух отрывках из моих стихов. Какой из них, по вашему мнению, более поэзия.

Ем лимон, ломаю ветки,
Как олень неблагородный,
Оставляю всюду метки
В притерпевшейся природе.
Не случилось стать двужильным,
Тело - дрянь, рога - не в тему,
Видно, гены не сложились
В гениальную систему.
*************

Не будет утра,
если спозаранку,
в прохладе под сиреневой травой,
не склонится над речкою Иванка -
пусть ворожит, любуется водой,
пусть будут ей подвластны рыб движенья -
плывите, прячьтесь под волной волос.
Руками поменяет отраженье
изогнутых
течением
берёз.

Заранее спасибо!
https://www.chitalnya.ru/users/riveavus/
--------------------

Вадим Шарыгин(12.10.2022 21:07:36)
(Ответ пользователю: Андрей Кировский)

Андрей, приветствую,

да, озадачили Вы меня...и порадовали!

Первое – это стихотворение-шарж – на себя, на каждого из нас, на многих...Шарж в стихах вполне может быть произведением поэзии. Поэзия, безусловно, штука образная в словах и точная в уместности их употребления в строке. Каждое слово поэзии – на вес золота! Поэтому, наверное, текст поэзии, вне зависимости от степени его серьёзности, всегда весомый, не тяжёлый (в освоении глазом), не монотонный (в освоении ухом), какими бывают стишки, а именно весомый, меткий в своём подсматривании за действительностью. А ещё, произведение поэзии – не правдиво и не фальшиво, как большинство стишков, но – правдоподобно.
Вот с этой «колокольни» давайте-ка и глянем на ваши стихотворения.

Шарж, вроде как хорош, с виду, но есть нюансы?
«как олень неблагодарный»... дел в том, что сразу напрашивается вопрос: «чем неблагодарный олень отличается от благодарного»? Копытом, что ли поддаст в ответ на хлеб с солью? Соответственно, тянет за собою то, как автор «ест лимон», как же он его всё-таки ест, а никак, это «для связки слов» – так именно промелькнула моя мысль... При чтении поэзии такой мысли появляться не желательно. Затем была «притерпевшаяся природа», которая добавила тумана. Но здесь вроде бы быстро справился: притерпевшаяся к измывательству человека – решил для себя. Хотя, «натерпевшаяся» была бы ближе моему сердцу. Затем случились «рога не в тему», опять свалила с ног загадка: а «рога в тему» чем от этих отличаются? Неужели они «не в тему» только, чтобы лихо срифмоваться « гениальною системой»? Но для поэзии это слишком... простенько...

Ем с руки. Ломаю ветки,
Как олень вдогонку прыти.
Оставляю свои метки,
Будто тропки для открытий.
Не случилось стать пятнистым
В натерпевшейся природе.
В глубь загнали коммунисты,
Или как их, что-то вроде...
Подержав меня на мушке,
Отпустили восвояси.
И опять я у кормушки
Жду прихода дяди Васи!

Мой экспромтик, если и в пример, то только как пример смысловой завершённости шаржа, я попытался показать не пример поэзии, но пример её структуры – строчки взаимоувязаны – не столько даже темой, сколько неким сообщением или утверждением о жизни – так называл содержание, присущее содержанию произведения поэзии, Борис Пастернак. Не явное, конечно утверждение, но проглядывающее, а в шарже, как бы выглянувшее из-за занавеса мини действа, развернувшегося на пару секунд перед читателем. Облик «оленя-рассказчика» должен к концу третьей секунды уже быть вполне ясен, благодаря тому, что строки не «кто в лес, кто по дрова», но одной «бригадой орудуют», рубят сук читательской стойкости, достигая симпатии))

-------------------------------------------------

Второе Ваше стихотворение я с радостью причисляю к поэзии и у меня есть на такое действие аргументы: «сиреневая трава» – именно! Точный эпитет, полностью соответствует «ночному утру», трава уже не тёмна. но ещё и не зелёная, она на пути к своему цвету, она во власти теней, сиреневая, отлично!

Я пропускаю непереводимость в разряд прозы – не переводится без ущерба для художественности текста, и это не частный случай, это обобщение, это широкая ночь, идущая к утру через Иванку, через девичество девичество Иванки наступает молодость дня (то есть утро) Это поэтический заход на видение мира – так, оригинально, со стороны самого утра, и через воду, и через саму Иванку, со всех сторон настаёт утро. «Руками поменяет отражение... изогнутых» Отражение отражения – это как символ поэтического видения, замечательный образ с верно подобранным ритмом.
Порадовали душу и воображение, Андрей,

Удачи!

Александр Попов [Минск] (11.10.2022 22:12:50)

Шикарная тема! Есть что почитать и подталкивает к размышлениям.

Вадим Шарыгин (12.10.2022 21:15:47)

Ну что ж, друзья мои, позвольте поздравить всех нас с почином, с началом предметной литературной работы, задача коей: совершенствовать наше представление о поэзии!

За первую неделю существования темы : семнадцать, нет, уже восемнадцать рецензий (не классические выкладки филолога, но впечатления действующего поэта) уже появились на свет божий и надеюсь, что они послужат определённым подспорьем для всех, кто совершенствует своё представление о поэзии.

Свои произведения для оценки представили 17 авторов, нет, 18 авторов (нашлось пропущенное мною стихотворение Елены Быковой):

Светлана Севрикова (первой разместила стихотворение)
Рыжая Соня
Александр Попов
Ирина Эфт
Галина
If
Елена Быкова
Оля Чёрная
Роман Тихонов
Елена Черни_
Людмила Домогацкая
Андрей Кировский
Сильвия Гогенштейн
Монжуа
Alex Wolf
Олег Горбунов
Олег Каменев
Виктор Хламов

Отдельную благодарность и доброе напутствие тема получила от авторов:

Виолетта Баша
Светлана Севрикова
Надежда
Александр Попов

Осторожный оптимизм относительно темы прозвучал в комментариях:

Так Надо
Роберта Иванова

В параллельном режиме состоялся объёмный обмен мнениями
по различным нюансам критериев оценки произведений, дискуссии инициировали:

Андрей Кировский
Дмитрий Лавров
Пётр Поздний
Владимир Аникин
Дмитрий Верютин
Алмост

Негативное отношение к теме заявили:

Серафим Иванов
Роман Тихонов
Нина Севастьянова

---------------------------------
Активно комментировали происходящее в теме:

Елена Быкова
Нина Севостьянова
Любовь Красивая
Роберт Иванов
Сильвия Гогенштейн
Надежда
Людмила Домогацкая
Леон Ле
Геннадий Агафонов

Главное случилось – началась планомерная рутинная работа по совершенствованию восприятия поэзии на основе предметного перечня её признаков или ценностей, в сравнении с заявленными по пунктам отличительными признаками стишков.

Мы формируем и формулируем свои позиции, во многом различные, но самое важное, что мы их максимально конкретизируем – для самих себя и всех участников необъявленной и осуществляемой прямо сейчас и всегда экспедиции в загадочную и далёкую страну Поэзия.

Как уже всем известно, в основе данной темы – моё деление произведений на: произведения поэзии и стишки (хорошие и плохие). Это деление позволяет сделать акцент на возможностях, на нюансах поэзии, сформировать в сознании её отличительные черты, провести авторам самостоятельный аудит своего творчества, научиться взаимодействовать с поэзией и друг с другом.

Тема объявлена под девизом: « «разность мнений – не повод для вражды, но проверка на интеллигентность" и абсолютное большинство участников этот девиз подхватили и воплотили в своих комментариях, мнениях, согласиях и несогласиях, и это делает честь всей активной части аудитории сайта «Изба-Читальня». Именно этот «момент истины интеллигентности» – лучший подарок сайту к юбилейной дате!

Деление произведений на поэзию и стишки, вместо общеизвестного деления людей на поэтов и графоманов – с одной стороны, сохраняет за поэзией право на творческую высоту по отношению к массовым попытках использования её формы, а с другой стороны, содержит в себе максимум веры в человека – в человека идущего – набирающегося опыта взаимодействия с искусством как таковым, готового непрестанно учиться и быть гражданином Поэзии, сложится, так в качестве поэта, не сложится, так в качестве читателя – ценителя, знатока.

Не знаю что там будет дальше. Насколько мне хватит сил. Насколько сохранится интерес к теме. Насколько реальна вероятность возникновения травли, пакостей, но всё-таки с оптимизмом смотрю в литературное будущее этой площадки, этой темы, верю, что обидки уступят место доверию и размышлению.

Спасибо всем участникам темы,

Продолжаем работу!

Александр Попов [Минск] (12.10.2022 21:34:20)
(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

В процессе знакомства с темой сделал для себя открытие. Над стихотворением необходимо работать долго и напряжённо. Эксы это не стихи, это баловство. Возможно не прав.

Елена Быкова [Самара] (13.10.2022 07:27:59)
(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

Вообще-то я не "активно комментировала", а стихи представила.
А активных здесь и на форуме и без меня хватает.
Прочла с удивлением. Неприятно.

Вадим Шарыгин (13.10.2022 08:42:31)
(Ответ пользователю: Елена Быкова)

Елена, извините, видимо, пропустил в потоке комментариев, или подумал, что это Ваш экспромт-комментарий не для оценки, исправлю положение))

Вот стихотворение Ваше (в ответе автору If)

Елена Быкова [Самара] (06.10.2022 20:19:10)
(Ответ пользователю: lf)

Карантин в зоопарке

Не пропить бы...
Жирафа или слона.
Не продать бы
Ограду в металлолом...
Зацветает черёмухой невесна.
Посетителей нет. Шевелиться в лом.

Незакуска
Лемур или павиан.
Но бананы, пожалуй, я сам доем...
На стакан не сумел накрутить стоп-кран -
Я его целый час наобум вертел.

Не забыть бы... у Белки пушистый хвост.
Только нынче не Белка она - Звезда!
В небе светит не месяц, а знак вопрос:
-Да когда ж всё закончится?
Блииинн....
Когда?????

Его надо было мне принять для оценки?

Или ещё одно стихотворение - это Ваш ответ автору Елене Черне_

Елена Быкова [Самара] (06.10.2022 22:25:17)
(Ответ пользователю: Елена Черни_)

Телесности Охотник у окна.
С биноклем.
Наблюдает за Лолитой.
Свербит. Но не под ложечкой.
Весна...
И пара мух, ладонями убиты.

Над Честерфилдом розовый закат.
И лик фламинго проступает зыбко.
А где-то там у мирозданья врат
Чеширского кота рассыпалась улыбка.

------------------------------------
Видимо, поскольку стихотворения были ответами на комментарии, на прямую не обращены ко мне, я их принял как часть Вашей переписки с другими авторами.

Вот обнаружил ещё одно стихотворение!
Елена Быкова [Самара] (07.10.2022 19:54:39)

Чуть-чуть тепла в ладонь мне положи!
Совсем немного. Лето уже скоро.
Пастельных красок чьи-то витражи...

Я не прошу. Так...

Вдруг - случайный всполох.

О том, что осень не тосклива, напиши!
Не надо много. Хватит и полстрочки.
Чтоб перекинулась отрадой для души.

Мне б обмануться...

До последней точки.

Елена Быкова [Самара] (13.10.2022 08:59:10)
(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

Нет, первые - просто пародия.
Вторые стихи я опубликовала отдельным комментарием.
Не тратьте время, я уже всё поняла - и мне уже безразлично, как Вы их разобрали бы. Я свои стихи не на помойке нашла и по словарику не сочиняла. Займитесь лучше правильным подсчётом активистов в этой теме.
Всего доброго.

Елена Быкова [Самара] (13.10.2022 09:22:03)
(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

lf, между прочим, с этими стихами как-то 1-е место в конкурса заняла. Или занял, не суть.
Потому и пародия.

Вадим Шарыгин (13.10.2022 09:26:51)
(Ответ пользователю: Елена Быкова)

"Чуть-чуть тепла в ладонь мне положи!
Совсем немного. Лето уже скоро.
Пастельных красок чьи-то витражи...

Я не прошу. Так...

Вдруг - случайный всполох.

О том, что осень не тосклива, напиши!
Не надо много. Хватит и полстрочки.
Чтоб перекинулась отрадой для души.

Мне б обмануться...

До последней точки"

------------------------------------------
Именно это, из представленных наличных трёх стихотворений, я бы рассмотрел пристальнее, поскольку за внешней простотой угадываются ценности поэзии : у этого стихотворения-вскрика-всплеска-всполоха есть, присущая поэзии, лаконичная ёмкость, есть присущая «всплеску» недосказанность – молчит о всём огромном душевном переживании – до и после написанных строк. Вот это мне и легло на душу не просто, как эмоция, но как важный признак поэзии – тема устроена так, что начинается ДО первой строки и продолжается ПОСЛЕ, а сам текст краток, как и положено всплеску – волны ли об камень, души ли об камень души...

Меня не смущает расхожая рифма: «напиши-души», в конце концов, дело не в том насколько часто встречается та или иная рифма, расхожих рифм полно у стихотворений классиков, прошедших проверку временем, всё дело в контексте, а именно «контекст» не подводит, наводит на естественную необходимость в стихотворении этой рифмы.

Кстати, я вспомнил, Елена, вспомнил(!) сейчас, как обратил внимание на это стихотворение, но постеснялся переспросить что это – очередной комментарий или для оценки, а жаль, надо было спросить...

Ещё эта пронзительность из двух слов состоящая... щемящая, невидимая глазу, как обратная сторона луны – обратная сторона одиночества : «Мне б обмануться...».
Я с радостью прочитал Вашу поэтическую печаль. Оксюморон? Да, но это и есть то, что лично я жду от стихов – открытия, весомости строк, их стопроцентной необходимости именно в форме поэзии и непричастности их к прозе и всему «прозаическому» никоим образом!
Спасибо, Елена, за чувство в Слове, за частичку поэзии в лице этого стихотворения,
Удачи!

Елена Быкова [Самара] (13.10.2022 09:28:49)
(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

Спасибо )

---------------------------------------------------

продолжение следует

Поэзия или стишок. Оценка произведений" Часть 3

Вадим Шарыгин (20.10.2022 12:03:53)

Поэзия как искусство.

Звукосмыслы

Что такое поэзия?

Я могу предложить своё определение:

Поэзия — есть высшая форма человеческого сознания,

особая, высказанная, доверившаяся Языку – форма восприятия мироздания, при которой

слова обретают :

- мгновенную силу воздействия

- максимальную полноту звучания

- минимальную зависимость от значений

Поэзия — это путь :

От правды к правдоподобию.

От прямой речи к иносказательности.

От потоков слов — к Слову.

От мира гусеницы к миру бабочки.

От раскраски обыкновенного к прекрасному.

От муравья к стрекозе (в басне Крылова).

От хорошего времяпрепровождения досуга к прекрасному умиранию искусства.

От содержания из слов к звукосмыслам.

Стишки и поэзия

Поэзия жизни

Мне хорошо запомнился тот тёплый, солнечный, сентябрьский немецкий день..

Так, что же это такое, «поэзия жизни»?

«Высоко в горы вполз Уж и лёг там в сыром ущелье, свернувшись в узел и глядя в море».

«Высоко в небе сияло солнце, а горы зноем дышали в небо..»

«..и бились волны внизу о камень…»

«Вдруг в то ущелье, где Уж свернулся, пал с неба Сокол с разбитой грудью, в крови на перьях..»

«Уж испугался..подполз поближе..:

-Что, умираешь?

«И крикнул Сокол с тоской и болью, собрав все силы:

А Уж подумал:..»

Именно поэтому, Ужи – побеждают Соколов на земле, а Соколы – побеждают время.

И сам, как камень, скользя по скалам, он быстро падал, ломая крылья, теряя перья..

Волна потока его схватила и, кровь омывши, одела в пену, умчала море».

А между тем, песнь продолжается. Начинается вторая, кульминационная часть истории:

«В ущелье лёжа, Уж долго думал о смерти птицы, о страсти к небу..

«Сказал и – сделал. В кольцо свернувшись, он прянул в воздух и узкой лентой блеснул на солнце.

Рождённый ползать – летать не может!..

Забыв об этом, он пал на камни, но не убился, а рассмеялся:

И он свернулся в клубок на камне, гордясь собою».

«Блестело море всё в ярком свете, и грозно волны о берег бились.

В их львином рёве гремела песня о гордой птице, дрожали скалы от их ударов, дрожало небо от грозной песни:

«Безумству храбрых поём мы славу!

«Безумству храбрых поём мы песню!».

Поэзия земная и небесная.

Мои примеры «земного» подхода к поэзии:

Иван Бунин

«Вот я раскрываю — пишет в своём статье «О поэзии Бунина» Владислав Ходасевич — «Избранные стихи» и читаю:

Льёт без конца. В лесу туман.

Качают ёлки головою:

«Ах, Боже мой!» — Лес точно пьян,

Пресыщен влагой дождевою.

В сторожке тёмной у окна,

Сидит и ложкой бьёт ребёнок.

Мать на печи, — всё спит она.

В серых сенях мычит телёнок.

В сторожке грусть. мушиный зуд...

— Зачем в лесу звенит овсянка,

Грибы растут. Цветы цветут

И травы ярки. Как медянка?

— Зачем под мерный шум дождя,

Томясь всем миром и сторожкой,

Большеголовое дитя

Долбит о подоконник ложкой?

Мычит телёнок, как немой,

И клонят горестные ёлки

Свои зелёные иголки

«Ах, Боже мой! Ах, Боже мой!»

В качестве ещё одного сильного или яркого примера «земного» уровня искусства поэзии

я выбрал стихотворение Николая Заболоцкого «Журавли»:

«Вылетев из Африки в апреле

К берегам отеческой земли,

Длинным треугольником летели,

Утопая в небе, журавли.

Вытянув серебряные крылья

Через весь широкий небосвод,

Вел вожак в долину изобилья

Свой немногочисленный народ.

Но когда под крыльями блеснуло

Озеро, прозрачное насквозь,

Черное зияющее дуло

Из кустов навстречу поднялось.

Луч огня ударил в сердце птичье,

Быстрый пламень вспыхнул и погас,

И частица дивного величья

С высоты обрушилась на нас.

Два крыла, как два огромных горя,

Обняли холодную волну,

И, рыданью горестному вторя,

Журавли рванулись в вышину.

Только там, где движутся светила,

В искупленье собственного зла

Им природа снова возвратила

То, что смерть с собою унесла:

Гордый дух, высокое стремленье,

Волю непреклонную к борьбе —

Все, что от былого поколенья

Переходит, молодость, к тебе.

А вожак в рубашке из металла

Погружался медленно на дно,

И заря над ним образовала

Золотого зарева пятно.»

1948

Оговорка:

Что подразумевают те поэты, которые пишут «земную» поэзию?

Мотивация может быть, например, такой:

В качестве одного из примеров — короткое стихотворение

Осипа Мандельштама:

Когда городская выходит на стогны луна,

И медленно ей озаряется город дремучий,

И ночь нарастает, унынья и меди полна,

И грубому времени воск уступает певучий;

И плачет кукушка на каменной башне своей,

И бледная жница, сходящая в мир бездыханный,

Тихонько шевелит огромные спицы теней

И жёлтой соломой бросает на пол деревянный…

1920

В этом стихотворении ЗАВОРОЖЁННОСТЬ «правит бал».

Что такое «заворожённость»?

----------------------------------

Больше примеров «небесной» поэзии» я даю в другой своей теме Форума: «Поэтическое восприятие. Обмен читательским опытом» .

P.S.

Монологи типа этого или лекции не входили изначально в регламент данной темы, но почему бы и нет, пусть они станут элементом сопровождения или вспомогательным материалом для всех (активных и пассивных участников темы), материалом, дополнительно разъясняющим моё представление о поэзии.

Всем удачи, продолжаем работу!

Игорь Кузнецов (17.10.2022 23:13:39)

Здравствуйте, Вадим! Буду чрезвычайно благодарен за Ваше мнение:

тайные струны

намагнитились тайные струны,

мачты рухнули, город потух.

в цветнике эриники-колдуньи

сиротел раззадоренный дух.

обессилен салютом вселенной

потерявший суда моонзунд,

но осталась от битвы священной

голограмма хмельного крещендо

в угольках догорающих лун…

--------------------------------------------------------

Вадим Шарыгин (21.10.2022 16:27:43)

(Ответ пользователю: Игорь Кузнецов)

Приветствую Вас, Игорь!

Стихотворение уже в названии обещает что-то тонкое и тайное, или даже что-то уподобленное струне (с натяжением, напряжением, звучанием, звучанием молчания, неприкасаемое и неприкосновенное одновременно...)

Казалось бы, стихотворение не переводится в разряд прозы, не поддаётся пересказу, однако, само по себе, это ещё не переводит его в разряд поэзии, не так ли? Мне, например, сразу же после того, как в комнате отзвучало моим голосом ваше название, стало не хватать звука струны, звучания струн, которое просто обязано было быть, например: каким-то напряжённым басовитым «о-мм» или может быть заострённым «и-нн», или другой гласной, но всё же должно было проявиться в стихотворении, тем более таком коротком по количеству строк и выбранному размеру...

Как, например, поэт, то есть человек сотворяющий смыслы слов, а не выписывающий их значения, мог бы распорядиться «вихрем желания» что-то воплотить в слове в данном случае?

Поэт, для начала, не приступил бы к словам, пока не услышал Слова, то есть некоего утверждения о жизни, которое будет скрыто и явлено в словах будущего стихотворения, а ещё до этого, поэт перепроверил бы степень надобности в данном стихотворении, степень своего «тайного жара», действительно ли он так сильно обольстился какой-то эмоцией, мыслью – до крайней степени, до невозможности не сказать её? Если ответ пришёл бы ему в виде: «Да, это так!», то началась бы внутренняя работа по переводу эмоции в изобразительность, в художественную форму, минуя «просто слова» или слова, в которых предметного назначения больше, чем необходимого поэту звукосмысла.

Вероятно, что фраза «намагнитились тайные струны» – это фраза показалась поэту лишь фразой фабулы прозы, условным сценарием, а не строкой поэтической речи – и поэт воспринял её как техническое задание, суть коего ПОКАЗАТЬ «намагниченность», если уж именно это было бы ему так важно в первой строке, и заодно и «тайну», или «таинственность» струн, уже заявленную в названии.

«намагнитились» – что же этим мы хотим сказать? что произошло? что скрывается за «электротехнической» терминологией?

Что-то фатальное, грандиозное по масштабу и последствиям?

Но как передать «намагниченность» и «таинство» художественно, поэтически, как избежать прозы? Вот первейшая задача, которую решал бы поэт в данном случае, не так ли?

Возможно, у него сложилось бы что-то типа этого:

«Застонали линии и все диагонали

Гнали, гнали намагниченную дрожь –

По стальным опорам, в споры жизни окунали

Искры – руки колдунов, и дух похож

На погасший фонарями улиц – топот потный,

На потопленный средь Моонзунда зонд...

Далее, в тексте есть такая строка: «голограмма хмельного крещендо», которая, ко всему прочему, волевым решением автора ещё находится в «уголках догорающих лун»... Здесь явный перебор... Воображение – надо развивать, но не разбивать вдребезги с помощью перегруженных эпитетами неизвестностей. Когда нечто никоим образом невообразимое помещают, от избытка усердия, в другое невообразимое, то возникает неподъёмная анти художественность, с помощью которой легко теряется и смысл и доверие читателя.

Поэт говорит п о э т и ч е с к и – то есть иносказательно, но так, чтобы иносказание (подобие) опиралось на правду, получается вымысел правдоподобный.

А в стишках, зачастую, либо «правда-матка», либо фальшь, фантастика или фигуральность речи, вместо поэтичности – ни правды, ни подобия..

Сравните: у вас «намагнитились... струны» – электротехника, вместо поэзии, далее: «мачты рухнули, город потух» правда матка газетной статьи вместо поэтической речи поэзии. А у меня: «застонали линии» – стон – это вымысел, но с опорой на правду, поскольку провода, линии проводов действительно гудят, издают звук при прохождении тока, я гудение правду гудения трансформировал в поэтический вымысел стона, добавил психологию и получил «правдивый вымысел», образ, а не фигуру речи. Добавил «дрожь», как символ волнения, переживания, именно она стала главной, а не сама по себе «намагниченность».

Ваш «раззадоренный дух», который «сиротел» в строке ни о чём – у меня обрёл правдоподобный облик, он стал похож на «топот потный», возможно, на топот бегущей толпы, можно принять или не принять это моё сравнение, но оно связано с правдой, для явления на свет божий ПРАВДОПОДОБИЯ вымысла, которым занимается поэзия, облик моего духа помогает теме или содержанию стихотворения, а не добавляет загадок относительно, например, пришитый ему белыми нитками «сиротливости» и «раззадоренности». Для выражения звучности струны я выбрал гласную «а» в сочетании с «н», «л», сразу несколько слов продлевают мой выбор в перовой строфе – я звуком заменил слово «струны».

Ничего лишнего в плане для красного словца сказанного, – только связанное воедино восклицание, распределённое по строчкам мгновенных озарений, звучная скоропись духа – вот что такое поэзия!

Далее, у вас в тексте упоминается:

«крещендо» – это, как известно, (Креще́ндо или креше́ндо — музыкальный термин, обозначающий постепенное увеличение силы звука, постепенный переход от звука тихого к громкому)

так вот,

строка «голограмма хмельного крещендо», на мой взгляд, типичный случай фигуральности речи, то есть пример изображения невообразимого, представить себе увеличение звука под шафе в виде голограммы можно только, если самому находиться в подпитии, и то вряд ли, с учётом что пьяное увеличение звука в виде голограммы находится ни где-нибудь, а в «уголках догорающих лун»!

Поэзия выводит нас из действительности, бережно, под руку, и вводит в иносказание, но не в разбросанный на полу детской комнаты хаос пятилетнего ребёнка, а в достоверность воображения, под которой мы понимаем уникально и точно, соразмерно и ярко созданное пространство дополненной до вневременности и всеохватности реальности.

«Застонали линии и все диагонали

Гнали, гнали намагниченную дрожь –

По стальным опорам, в споры жизни окунали

Искры – руки колдунов, и дух похож –

На погасший фонарями улиц – топот потный,

На потопленный средь Моонзунда зонд...

Средь крешендо башен обвалившейся Копотни

Млел, сгорающий в руках горящих зонт.

------------------------------------------------

Итого: я бы не торопился причислять ваше стихотворение к поэзии, то, которое получилось у меня, так же требует ещё много работы для успешной попытки выйти на уровень произведений поэзии, но моя задача состояла в том, чтобы уберечь ваш слог от фигуральности в пользу образности поэзии, а ваших читателей – от ишемии воображения при восприятии этой фигуральности))

Желаю удачи в размышлениях и творчестве!

Игорь Кузнецов (21.10.2022 18:19:00)

(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

Здравствуйте, Вадим! Благодарю Вас за интересный обзор моего небольшого стихотворения. И хотя Ваши поэтические этюды меня немного улыбнули, я таки вынес из него немало полезного. Например, Ваше "Воображение – надо развивать, но не разбивать вдребезги с помощью перегруженных эпитетами неизвестностей. Когда нечто никоим образом невообразимое помещают, от избытка усердия, в другое невообразимое, то возникает неподъёмная анти художественность..." я принял (в данном контексте) как вполне конструктивную критику. Говоря "в данном контексте", я имею в виду, что обновлённое название "тайные струны" оказалось крайне неудачным и я возвращаюсь к первоначальному названию стиха "её после". Полагаю, при этом названии некоторые "неизвестности" станут чуть понятней.)) Кроме того, это новое-старое название нивелирует Ваши вполне справедливые струнные ожидания.))

Желаю и Вам успехов в Вашем творчестве!

P.S. "В угольках", не "в уголках". Сначала подумал, что это Ваша описка, но Вы дважды так процитировали, значит неверно прочитали.

Вадим Шарыгин (21.10.2022 21:17:23)

(Ответ пользователю: Игорь Кузнецов)

Взаимно, спасибо за реакцию, Игорь!

уголки с удовольствием меняю на угольки, извините, не доглядел))

Услышимся)

Ольга Альтовская (22.10.2022 18:51:52)

Здравствуйте, Вадим! Хочу услышать Ваше мнение об этом стихотворении. Посмотрите, пожалуйста.

Два мира

https://www.chitalnya.ru/work/2336678/

Опять череда обесцвеченных будней:

в тумане луна по-над крышами – блудней –

скользит;

сырые, как в облаке пара, рассветы;

остывшие в парках осенних приветы

ракит…

Где сумерки кажутся серым гранитом,

реальность иная за тюлевым скрыта

окном:

маняще мерцают, изысканно-странны,

на белых салфетках цветные стаканы

с вином;

и граций наряды воздушны и пенны;

камин проецирует тени на стены;

и свет…

Снаружи – вопросы в пространстве печальном.

А там – зачарованным звоном хрустальным –

ответ.

Как будто два мира, контактов не зная,

бок о бок – в границах: мечта и земная

юдоль…

Тут сумерки камнем на сердце ложатся.

А там – предлагают и блеск декораций,

и роль.

-----------------------------------------------------------------

Вадим Шарыгин (24.10.2022 14:29:07)

(Ответ пользователю: Ольга Альтовская)

Приветствую Вас, Ольга!

Спасибо за желание узнать именно моё мнение, за попытку, за доверие,

Итак, стихотворение называется «Два мира» – название в поэзии – вещь обязывающая, если имеет место быть, значит, автор уверенно сообщает читателю своего рода фабулу или то, что непременно будет раскрыто в тексте, это, подчас, ключ к тексту, а то и рискованная для автора подсказка лейтмотива – рискованная, поскольку может повлечь за собою неоправданные, неподтверждённые дальнейшим текстом читательские ожидания.

Название «Два мира» предполагает что оба мира будут явлены в характерных деталях, возможно, будут противопоставлены друг другу или поданы в сравнении своих черт, характеристик, мотивов.

Мир действительности и мир метафизический (мир мечтаний, грёз, воображения).

На всё про всё – 16 строк!

Условно говоря, на каждый мир – по две строфы. Не разбежишься, каждая строка на вес платины получается, ведь надо, например, успеть максимально достоверно представить и условность самого деления, и в то же время максимально точно и художественно сказать суть каждого из миров, не забыв наблюдателя, который как раз-таки и «делит» мир на два мира, один из коих он «знает», другой «чувствует»...

Давайте посмотрим, насколько справляется с такой задачей это стихотворение (если, конечно, задача была такою, как я её формулирую)

«Опять череда обесцвеченных будней:

в тумане луна по-над крышами – блудней –

скользит;

сырые, как в облаке пара, рассветы;

остывшие в парках осенних приветы

ракит…»

Первая строфа презентует нам всем известное – внешний мир или как выражаются наши мудрецы «объективную реальность». Хотя «остывшие в парках осенних приветы ракит» уже из области воображаемого, но это образ поэзии, а не фигура речи : я мгновенно ощутил достоверность этих «осенних приветов», поскольку ассоциировал их и колеблющейся на ветру «гривами» ивовой листвы, и с падающими под ноги листьями. Возможно, ракиты уступают в яркости и подножности «привета», скажем, клёнам или ясеням, но тем не менее, вполне заметно «приветливы» в осеннюю пору. Несколько смутили меня разместившиеся во второй строке «блудни» по-над крышами. Всё таки основное, наиболее распространённое значение этого слова: либо человек пакостник, тунеядец, шалун, либо сам процесс: развлекательного похождения. Слово оказалось отдельно стоящим, моё воображение с трудом привязывает его к «по-над крышам», и вместо мгновенной поэтичности добавляется мгновенное недоверие, подозрение что «блудней» просто лихо срифмовались с «буднями», без предварительной авторской экспертизы на уместность употребления.

И вот, возникает второй, иной мир:

«Где сумерки кажутся серым гранитом,

реальность иная за тюлевым скрыта

окном:

маняще мерцают, изысканно-странны,

на белых салфетках цветные стаканы

с вином;

и граций наряды воздушны и пенны;

камин проецирует тени на стены;

и свет…

Снаружи – вопросы в пространстве печальном.

А там – зачарованным звоном хрустальным –

ответ»

-------------------------------

В техническом описании гранита ключевое, на мой взгляд, слово : «вкрапления», вкрапления других минералов как бы разряжают плотность и твёрдость гранита, создают вариации для путешествия воображения по закромам достоверности.

В стихотворении гранит сумерек, к моему личному сожалению, дополнительно (и вполне жизненно) перегорожен тюлем, но «цветные стаканы с вином» мерещатся, с полным правом и основанием предлагая себя воображению читателя. Далее следует усиление «второго мира» в виде «граций» в воздушном и пенном одеянии и теней от огня камина на стене...

Здесь, Ольга, я хотел бы вернуться к названию «Два мира».

Первый – действительность в виде, например, окна, комнаты, тюля

Второй – достоверность в виде «осенних приветов», «гранитных сумерек», «граций» в воздушном и пенном одеянии «из тюля», теней от камина на стене...

Не то, чтобы плохо всё это характеризует «один мир»... и «другой» мир...Но как мне представляется, изначально не продуманной, не выстраданной оказалась РАЗНИЦА между мирами. Не случилось в вас полноценного ОБОЛЬЩЕНИЯ и соответственно ВОПЛОЩЕНИЕ обольщения получилось вполне осязаемым, вполне подходящим, но и заурядным в своей «подходящести».

Если человек, например, не причастный к поэтическому восприятию мироздания, допустим, откликаясь на просьбу описать происходящее, посмотрел бы в окно, в тот же самый момент что и вы, и сказал бы так: «за окном сумерки серого оттенка, похожие на гранит, в стекле окна отражаются цветные стаканы с вином на белых салфетках, это они стоят на столе в комнате, а на стене я вижу тени от пламени камина, а тюль такой красивый, волнистый, воздушный свисает до пола»..

Конечно, стихотворение всё равно осталось бы в выигрыше в плане воздействия на воображение, поскольку в нём есть ритм, верно подобранный, соответствующий движению «осеннего взгляда», в нём есть созвучие и членение повествования, но... По сути, по «гамбургскому счёту», «другой» мир, как один из двух, заявлен в названии стихотворения, но не очень-то и представлен в тексте – в тексте явлен тот же самый – мир действительности – тот же самый взгляд вложен в строчки – глаза прищурились, но ВЗГЛЯД НА ВЕЩИ остался вполне прозаическим! Таким же, что и у человека не владеющего поэтическим видением и поэтической речью.

Чем же «достоверность» произведения поэзии отличается от «раскрашенной действительности» хорошего стишка?

Это ключевой вопрос для очень многих авторов, который они никогда не задают себе, в большинстве случаев, который они обязаны задать себе и добиться от себя максимально точного ответа, если хотят стать гражданами поэзии – пишущими или читающими её.

Мой личный ответ начну с того, что «покраска снаружи в различные цвета поверхности достоверности», само по себе, дело хорошее, поэтому и стишок, в который является результатом таких «покрасочных работ» я называю – хорошим стишком, то есть произведением вполне подходящим для всех тех людей, которые ещё или уже не знают или не хотят знать тайны очарования произведений Искусства в целом и произведений Искусства поэзии, в частности.

Время, как известно, отбирает и сберегает в сокровищнице человеческого дерзновения, только произведения, которые оказались настолько выстраданными в глубине или в высоте, или в оригинальности подхода, замысла и исполнения, что им удалось выразить ДОСТОВЕРНОСТЬ ВЕЧНОСТИ, не ограничиваясь приданию действительности заманчивых или красивых оттенков.

Итак, достоверность произведения поэзии пишется её представителем – поэтом – человеком, который с большой степенью условности «живёт» человеческую жизнь и умеет транслировать язык иного (объёмного, метаморфозного, самосоздающегося) бытия на плоскость обитания людей без поэзии во всём или без поэзии в слоге и в жизни. Поэт является переносчиком, переводчиком с языка «другого» мира, одного из двух заявленных в вашем названии, на «русский». Поэт знает РАЗНИЦУ между «тем» и «этим» и достоверность представляет как бы изнутри её самой, а не методом раскраски действительности, чтобы она бы «пострижена под достоверность»!

Напомню слова Натальи Мандельштам:

«Есть люди, у которых каждое суждение связано с общим пониманием вещей.

Это люди целостного миропонимания, а поэты, по всей вероятности, принадлежат именно к этой категории, различаясь только широтой и глубиной охвата. Не это ли свойство толкает их на самовыявление, и не оно ли служит мерилом подлинности поэта? Ведь есть же люди, которые пишут стихи не хуже поэтов, но что-то в их стихах не то, и это сразу ясно всем,

но объяснить, в чём дело, невозможно».

NB! У меня в данной теме Форума – сложнейшая задача, в ряде случаев, а то и во всех случаях, в независимости от оценки представленных авторами произведений, у меня задача «объяснить невозможное». Прошу заранее извинить за неизбежную сумбурность моих объяснений и призываю, по ходу дела, всё выслушав и приняв к сведению, доверять только собственным итоговым, возможно, сформировавшимся спустя годы, выводам.

Однако, продолжу нащупывать «невозможное», поскольку считаю что лучше ошибаться, постигая невозможное, чем безошибочно и стабильно, пожизненно и пожухло оставаться вне тайного очарования поэзии:

Итак, «целостное миропонимание». о котором говорит Надежда Мандельштам, есть результат выстраданного познания сути достоверности Искусства, искусства поэзии, в том числе. Реальность иная не «за тюлем сокрыта», как сказано в данном стихотворении, в сознании на тюль смотрящего. И если смотрящий на тюль является поэтом, человеком преодолевшим «одноглазость наблюдателя», то сам тюль, переведя «язык тюля» на «русский», явит себя в качестве всей целиком иной реальности или её составной части!

Хороший стишок, тем и хорош, что пытается СКАЗАТЬ О достоверности, например, тратит драгоценные строки в строфе на то, чтобы декларировать наличие в мире достоверности или иной реальности:

«Снаружи – вопросы в пространстве печальном.

А там – зачарованным звоном хрустальным –

ответ».

Произведение поэзии – воплощает, пытается СКАЗАТЬ САМУ достоверность, используя для этого каждую возможность, каждую строку, каждую гласную или согласную букву, звук, каждое слово или словосочетание. Сказ идёт не «О» зачарованности (звоном хрустальным), а исполнением самого звона, самого хрусталя в строчках...

Что-то такое звучащее могло бы быть, типа, импровизирую:

Дл-ИНН-ною доли-ИНН на Негл-ИННой

Заполнены ярусы колоколен.......

И, чокнувшись, грани хрусталь удл-ИННили...

Достоверность поэзии и выкрашенной под достоверность действительности хорошего стишка отличаются, пожалуй, не тем, что у достоверности «мечта», а у действительности «земная юдоль», а тем, что поэзия, сказав, например, «мечта», тут же ВОПЛОЩЕНИЕ её создаст в Слове, как и «земной юдоли». А действительность стишка ограничится намерением или обозначением, сами словами : «мечта» и «земная юдоль». Достоверность поэзии -явлена, действительность стишка – заявлена.

«Как будто два мира, контактов не зная,

бок о бок – в границах: мечта и земная

юдоль…

Тут сумерки камнем на сердце ложатся.

А там – предлагают и блеск декораций,

и роль».

«Сумерки камнем на сердце», особенно, если этот камень, например, «гранит с вкраплениями» я лично предпочту декорациям и их блеску, поскольку поэзия отличается от непоэзии, не тем, что у неё «блеск», который легче «камня на сердце», а тем что и «блеск», и «камень на сердце» обладают «глубиною вкраплений», создающих причастность к «целостному миропониманию».

Напоследок, даю, дарю вам, Ольга, свой экспромт:

Схлестнулись – бок о бок! – бокалы – с какой-то

Причиной, причалом, гранитной стеной.

Идёт тишина, под угрозою кольта,

Из очень прекрасного мира – в иной.

В котором, сквозь стены с тенями камина,

В котором, сквозь грации тюля в окне –

Конина доеденная и гонима

Осенняя комната с бродом в огне!

И длинные глины гончарного диска,

И вскрик Гончаровой, и серый гранит,

Вкрапляющий день, до которого близко, –

Иное, иначе, чем сердце, хранит:

Смотрящая в окна, грохочет, сбегая

По лестницам вниз, захлебнувшись, навзрыд,

Из нашего дома – реальность другая...

И двери – бок о бок! – И выход закрыт.

-----------------------------------------

Спасибо за внимание,

Удачи в раздумьях и творчестве!

Ольга Альтовская(24.10.2022 14:55:47)

(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

Спасибо большое. Внимательно прочла. Подумаю...

Вадим Шарыгин (25.10.2022 13:22:10)

(Ответ пользователю: Наташа Корн)

Наташа, приветствую,

Я прочитал несколько Ваших стихотворений, размещённых Вами в открытом доступе на Стихире, а именно:

«спиной к себе», «несколько минут», «непрощёное воскресение», «дом с мезонином», «обкусанные ноготки дорог», «переспала».

Для всех этих стихотворений характерно:

Бедный язык – язык, это ведь главное что есть, что составляет поэзию, сам Язык – в данных стихотворениях, на мой взгляд, бедный и бледный (повседневные, первые попавшиеся под руку слова, такие же как в смс-эсках, вместо образности – избыток фигуральности речи, простенькая звукопись, бедные рифмы и односложный ритм). Работы над Словом не чувствуется, просто запись потока сознания, не отягощённого профессиональным подходом к произведениям, какой присущ устоявшимся в познании и поэтике поэтам.

Судите сами:

Вот, например, начало стихотворения «спиной к себе»:

«Ты будешь собирать засохшие ромашки

И мёртвых мотыльков прикладывать к стеклу,

Тебе и невдомёк - подохшие букашки

Смеются над тобой,

Вбирая пустоту,

В их маленьких тельцах

Живут большие души,

В их крошечных глазах

Такая глубина,

Что никакой флорист не страшен и не нужен,

А ты в своем дому умрёшь совсем одна...»

Русская поэзия прошла, как вам известно, Наташа, достаточно серьёзный, огромный путь, путь проб и ошибок, путь творческих удач и разочарований, к ней можно присоседить многое, но только не детский лепет, который, в данном случае заключается даже не в том, что в стишке возникли уменьшительно-ласкательные «букашки-ромашки», но прежде всего в схоластике в её худшем значении, в оторванных и от действительности бытия и от достоверности художественного правдоподобия заявлениях типа: «подохшие букашки смеются над собой, вбирая пустоту». Это, на мой взгляд, очень типичный пример недопонимания поэзии, пример потока сознания человека пишущего в столбик всё подряд и даже бравирующего своим «вдохновением безудержной писанины».

А читателю приходится скукоживать или сводить на нет своё воображение, чтобы не поперхнуться смехом, не оказаться обескураженным, представляя этих самых подохших смеющихся над собою букашек, да ещё «вбирающих», видимо в подохшие животы, «пустоту». «Большие души» можно предположить и в «маленьких окурках», и в «маленьких стишках», и в «крошечных булавках», но поиск глубины в луже банальностей – не имеет отношение к поэтическому взгляду на вещи.

«И может быть тебе в последнюю минуту

Так повезёт, что ты, коснувшись тишины,

Поймёшь хотя бы чуть

несбывшегося чуда

Моей такой простой не сказочной страны».

В стишке этом, по моему глубокому убеждению, не возникло чудотворности, чуда, поэтому чудо оказалось «несбывшимся», а сама «страна чудес» предстала в такой простоте замысла и исполнения, которая хуже воровства, действительно «не сказочная», поскольку фигуральность речи потопила сказочность снарядами своих фальшивок, нагородив «ложных опят на вырубке воображения», вместо правдоподобия поэтического вымысла.

Фигуральность – бич творчества, например, грубое и глупое, не знающее меры и не заботящееся о воображении читателя очеловечивание природы или явлений природы отдаляет от поэзии больше, чем газетная статья или протокол собрания пайщиков какого-нибудь ГСК, судите сами:

«Я завяжу глаза младенческому небу»

«сменила осень куртку на футболку»

«щенок о лучик солнца чешет спину»

«зевают мухи»

«птицы стирают грим»

«жмутся мушки-мошки-сиротинки»

«петухи во всю строчат доносы»

«обкусанные ноготки дорог»

«тропинок пальцы»

«снег истерит под тонким каблуком»

Дело в том, что фигуральность или краснобайство или подвыпившая образность, когда приваривают автогеном эпитеты, характеристики и свойства – к существительным, к существующему – создавая словесных мутантов или скрещивая несуществующее – ни в реальности, ни в воображении, несуществующее в принципе, как например, невозможно и не хочется представлять огромное и бесформенное по природе НЕБО в виде младенца с повязкой на глазах (подарок от автора). Если бы такой образ понадобился поэту, то не само небо оказалось с глазами и повязкой на них, а, например, облако на небе приняло бы такой вид и соответствовало бы ПРАВДОПОДОБИЮ поэзии, а не фигуральности стишков. Та же история с переодеванием осени: надо быть поэтическим человеком, то есть человеком, знающим что такое мера, стиль, гармония и поэтичность, чтобы не допускать в строчках кабины для переодевания, не очеловечивать осень целиком и буквально, не доводить желание высказать оазис внезапного тепла посреди осени до уподобления этого осеннего тепла облику мамаши, кричащей вдогонку сыну: «Тепло дворе, смени куртку на футболку!» или облику синоптика, предлагающего по причине потепления снять «куртку» с осени и напялить на неё «футболку».

Вот если бы, например, если бы поэту понадобилось выразить тепло желанное и уже нежданное, то мог бы появиться образ поэзии, облик такого приятного сюрприза, например, в моём варианте такой:

«Тепло –в разгаре разговора –

Как будто куртки на футболки

В октябрьских сумерках сменили

Мальчишки в выцветших дворах....»

Та же история со щенком, который не просто чувствует на спине лучик солнца, но по неудержимой воле автора ещё и «чешет» им себе спину. Для образности не слишком поэтической, конечно, – нет проблем – лучиком солнца спину почесать или, например, лбом удариться об дождь, или луну обнять крепко и нежно, да мало ли ещё чего можно выдумать! Однако, следует понимать, что лучиком в принципе ничего нельзя «почесать» – ни спину щенка, ни живот какого-нибудь продавца пива, поскольку между общеизвестной невещественностью лучика и тактильностью глагола «почесать» пролегла непроходимая для воображения (гармоничного в развитии человека) непреодолимая никоим образом пропасть. Луч, как сгусток света и тепла можно ощутить, поэтический взгляд на вещи вполне может позволить себе придать лучу света вес, в смысле весомости, у меня, например, в стихотворении: «На казнь пройти поэту» есть строка: «Дорогу, жизнь! — На казнь пройти поэту, Несущему луч солнца на спине.». Нести луч и чесать спину лучом – как говорят в Одессе – «две большие разницы!». Несколько другая ситуация со снегом, который «истерит» под каблуком: намёк на скрип и ассоциация скрипа с истерикой (женской) понятны, но всё-таки поэтическое видение – это не одна лишь только точно подобранная аналогия, это ещё и гармоничное, бережное отношение к явлениям природы как таковым, когда, пусть даже режущий слух, скрип снега счастливым образом не приходит в голову сравнить с истеричными воплями взбалмошной женщины – снег для поэта и в скрипе своём прекрасен, а истеричка и без истерики к белоснежности снега не причастна. Богу-Богово, кесарю– кесарево (но не кесарево сечение))). Скрип снега, породнившемуся с сутью поэтичности человеку, может показаться, например, птичьим гвалтом, может напомнить скрип распахнувшейся ветром двери, в общем что-то схожее с явлениями мира, а не с психологической ущербностью человеческой натуры. Это вопрос стиля, без обладания коим обходится только поток не урезоненного мерою сознания, но никогда не обходится дисциплинированное воображение поэта, то есть воображение поглощённого гармонией мира путешественника в чертоги Поэзии!

Фигуральность или словесная безвкусица в виде зевающих во весь рот мух, или в виде птиц, стирающих в гримёрных остатки косметики, или в виде потерявших родителей сиротинок мушек-мошек, или в виде засевшего за написание доноса петуха, или в виде дорог глядящих в задумчивости на свои обкусанные ногти, а то и в виде тропинок с ужасом обнаруживающих у себя на руках пальцы, а на голове и в других местах, видимо, волосы – всё это, на мой взгляд, результат антипоэтического или ошибочного представления о поэзии.

У вас, Наташа, в этих же стихотворениях есть настоящие образы, образы, принадлежащие поэзии, например, в стихотворении «переспала»:

«послушно тени осыпались

известкой старой с потолка»

Если бы тени просто «осыпались с потолка» – это была бы натяжка, фигуральность, изматывающая воображение, а тени, осыпающиеся с потолка в виде «извёстки старой» вполне уместны, гармоничны и поэтичны, на мой взгляд.

В стихотворении «дом с мезонином» есть такая строка:

«старый дом воркует с,голубями

в набекрень надетом мезонине».

И это так же образность, принадлежащая поэзии, поскольку «набекрень» возможна с чисто строительной точки зрения, и хорошо помогает, подчёркивает «старость» дома.

-------------------------------

Всё выше написанное мною – для того, чтобы вы, Наташа, всё-таки не просто «истерили» в данной теме, как ваш снег под каблуком, но и концентрировались на аудите собственного творчества и воспринимали литературную работу как взаимо уважаемую взаимопомощь или предметное обсуждение нюансов, а не резкие голословные выпады или скороспелые выводы, или набор огульных выкриков мимоходом.

Желаю удачи!

P.S.

К произведениям поэзии я бы отнёс Ваше стихотворение «отпустит ночь», примите поздравления с творческой удачей, единственное сомнение относительно наличия "плечиков" у колокольчиков:

«отпустит ночь - закончатся слова,

и землю отчеркнут легко от неба

проворные лучи,

за облака

из прошлогоднего растаявшего снега

сорвутся неразгаданные сны

гурьбой весёлой, вольные, как птицы,

их лёгкие шаги на порции -

на промежутки притчи во языцех -

чужие отслюнявят языки,

глаза чужие выищут соринку,

поставят штамп, навесят ярлыки

и по дешёвке на блошином рынке,

в ряду последнем, кинут на крюки,

быть может кто-нибудь возьмёт в довесок

не помещающееся в формат строки

за так,

из состраданья,

безвозмездно...

сожмёт в ладони хрупкое тепло

и в кулачок чрез дырочку заглянет,

зайдётся, затрепещет мотыльком,

засуетится ложечкой в стакане

одна восьмая от одной восьмой

не музыки и не стихов, конечно,

так колокольчики с утра звонят росой

в тумане, зябко передёргивая плечиком»

Свидетельство о публикации №122080402611

----------------------

Ещё раз, удачи, извините, если что не так!

Спасатель [Химки] (25.10.2022 20:36:14)

Одно стихотворение в месяц...- маловато будет.

***

Здесь затопчут вас в грязь

И смешают с дерьмом,

И посмотрят на вас равнодушно,

Но к общенью стремясь,

Прихожу я с добром.

Просто это по жизни мне нужно.

Распахнув свою душу,

Я вхожу в этот дом,

Потому что мне некуда деться,

Я хочу вас послушать

И сказать вам о том,

-От тоски не придумано средство.

Здесь по прежнему всё,

Как и было всегда,

Ничего здесь не хочет меняться,

Ни иконы святой,

Ни святого угла.

Правят бал, как всегда, иностранцы.

Здесь по-прежнему в моде

Дурное питьё,

Здесь юродствовать стало престижно,

И не злые ведь вроде,

Не сказать, что ворьё,

Но, здесь каждый на что-то обижен.

Здесь нормальный оглохнет

От дурной тишины,

На предмет всех спасающей темы,

Здесь не то, что бы плохо,

Нет ни чьей тут вины,

Дурость, вечная наша проблема.

Если честно сказать,

То здесь разный народ,

Каждой твари по паре- здесь тоже,

Может вам показать

Каждый местный юрод

Из под пОлы пальто, финский ножик.

Я уйду насовсем,

Просто трудно дышать,

Здесь и воздух отравлен словами

От бессмысленных тем.

Я не буду мешать,

Всем добра вам желаю, бог с вами.

---------------------------------
Вадим Шарыгин, (26.10.22 18:33)
Ответ Спасателю (Химки)

Что ж, Вячеслав, своим впечатлением на это стихотворение я, пожалуй, и завершу тему данного Форума на сайте "Изба-Читальня" и продолжу её уже на своём сайте, и если кто захочет принять участие, то должен будет зарегистрироваться на моём сайте и разместить своё произведение в комментариях. Регламент и концепция для оценки остаются прежними.

Итак, зачем существует на белом свете поэзия?

Для того, наверное, чтобы сказать что-то очень важное и нужное людям. Но «важное и нужное» можно сказать и в прозе, не так ли? Ну тогда ответим так: поэзия существует для того, чтобы «важное и нужное» сказать короче или лаконичнее и эффектнее в звучании, например, расчленяя текст на строки и организуя созвучие окончаний. Но зачем тогда придумывать для такого текста отдельное слово – «поэзия», можно сделать уточнение : рифмованная проза.

Получается, что для всех кто между поэзией и рифмованной прозой ставит знак равенства, не требуется присутствие в произведении никаких особых дополнительных признаков, присущих именно поэзии, всё становится ясно и просто: если возникло, вдруг, или накопилось что-то «важное» на душе по поводу происходящего в окружающем мире или в мире человеческих взаимоотношений, то надо сказать об этом во всеуслышание, транслировать на как можно большее число людей, чтобы сжато и доходчиво была представлена мысль, а для этого – просто возьми и запиши эту мысль или чувство в столбик, создай звуковые повторы, рифмы, раздели предложения на группы строк, например, по четыре строки в каждой и всё, мысль заиграет, зазвучит, эффектно (кратко, лаконично) обрушится на восприятие (в уши и в души) внимающих ей, которые, в свою очередь, чем больше будут видеть и слышать подобным образом высказанных мыслей, тем больше будут убеждаться в том, что слово «поэзия» излишнее, с ложной самостоятельностью в смысле и значении, или дань традиции, а по существу речь идёт о варианте прозы – о рифмованной форме рассказа, новеллы, очерка, повести, романа, надписи на заборе, отрывка из дневника, речи с трибуны и т.д. и т.п.

Однако, «важное и нужное» всё-таки требует уточнения – что считается «важным» – всё подряд? Например: отсутствие традиции взаимо уважительного предметного общения и литературной работы на всех современных литературных сайтах – это «важное», достаточно «важное» сообщение, для того чтобы его сформировать в форме рифмованной прозы? Да, наверное, важное... А наступление осени с листопадом и дождями? А наступление чьих-то войск на каком-то участке фронта? А ещё море всяких «важностей» из личного бытия?

Моё определение «важного» для инициирования поэзии – это обольщение прекрасным – явлением, состоянием природы, состоянием души – поэзия возникает не как «зуд правды» о чём-то, но как «шум правдоподобия», как отголосок, отражение «правды» в глубине или высоте "правдоподобия" – в глубине звёзд на дне колодца, в глубине моря, вскипающего в глубине воображения, в высоте неба, нарисованного на песке, в моря неба...

Все произведения, вне зависимости от степени искренности и силы авторского переживания, ограничивающиеся только «правдой» – без подобия, без художественного вымысла, без элементов языка зарождающих и продлевающих заворожённость, пребывание в неопределённости, в наитии, в оттенках и нюансах, в звукосмыслах, а не только прямых значениях слов – можно смело отнести к стишкам (хорошим, если текст скроен без явных огрехов) или к стишкам (плохим, если текст полон грубых нарушений законов стихосложения).

Данное стихотворение, на мой взгляд, есть хороший стишок, который от души выписывает рецепт «правды-матки» для непоэтической натуры или плотской души, той, которая «еле-еле в теле». Злоба дня – удел временных людей. Искусство – вотчина людей вечных. Между временной правдой стишка и вечным правдоподобием поэзии лежит непреодолимая без глубочайших раздумий, дерзновений и самоотверженности, пропасть. Поэзия и стишки находятся на одной планете, но в разных вселенных.

Удачи!

Вадим Шарыгин(26.10.2022 18:01:07)

ВНИМАНИЕ: С 26 октября сего года - на сайте "Изба-Читальня" ТЕМА ЗАКРЫТА. ВСЕМ УЧАСТНИКАМ ТЕМЫ БОЛЬШОЕ СПАСИБО!
Надеюсь, что материалы темы и концепция в разной степени и в разное время пригодятся всем, кто хочет стать гражданином Поэзии, всем, кто живёт поэзией, идёт поэзией в альтернативное будущее человечества. Я поделился своим опытом постижения поэзии - от всего сердца, не жалея ни времени, ни сил, столкнулся с пониманием и с непониманием, с поддержкой и равнодушием, с высотою постижения нюансов и низостью "злой воли к добру". За три недели существования темы сложились примеры аргументированного диалога и примеры огульного охаивания, травли. Могу сказать что слова Цветаевой о том. что поэзия самое бедное место на земле стали для меня до ужаса понятнее и очевиднее. Всем - удачи!

P.S.

Продолжение темы - на моём персональном сайте в разделе "Форум". Желающим узнать мнение о своём произведении надо будет подать заявку на регистрацию на сайте и разместить в комментариях к теме "Поэзия или стишок" Часть 3 своё произведение. Регламент и концепция оценки остаются прежними. Продолжаем работу!

Обмен
противоположенными
мнениями

В рамках темы Форума"Ау, редакторы!", поднятой Андреем Бениаминовым, я написал свой комментарий:

Вадим Шарыгин (23.02.2023 04:14:09)

Ещё несколько месяцев тому назад мне казалось важным – кому-то помочь в плане постижения поэзии, с кем-то подискутировать, обменяться мнениями, кого-то честно и в глаза укорить в обывательстве или в его частном случае – в стишочничестве. Я надеялся и верил в саму возможность качественных перемен, перемен к лучшему в рамках околопоэтического сайта. Мне казалось реальным приобщить, заинтересовать людей со стишками собственно поэзией. Сейчас я понимаю насколько был наивен : люди со стишками В АБСОЛЮТНОМ БОЛЬШИНСТВЕ СВОЁМ и до конца дней своих так и останутся вне тайного очарования Искусства, в том числе, вне Искусства поэзии. Я наконец-то осознал в полной мере: люди со стишками и поэзия – несовместимы, неродственны, несоизмеримы – стишки и поэзия – это не два этажа одного дома, стишки не являются началом или этапом постижения поэзии, они её антипод, и люди, которые пишут, читают, ругают или нахваливают стишки – по отношению к поэзии – это «никто» и «никак», «никогда» и «ни под каким соусом». Поэту не стоит искать читателей в среде людей со стишками. Если кто-нибудь (скажем, один из ста тысяч) участников массовых площадок способен будет познать и почувствовать разницу между стишками, особенно, между хорошими стишками и поэзией, то это произойдёт само собою, точнее говоря, это произойдёт вопреки условиям и традициям массовых сайтов, а не благодаря им, так что поэту не надо искать «иголку в стоге сена», заигрывать или панибратствовать с представителями «среды», не надо изображать «дружбу с врагами поэзии», надо лишь говорить им правду в глаза и при этом не ожесточаться сердцем на тех, кто годами думает о поэзии как о явлении доступном каждому, кто годы напролёт не понимает, не желает понять, кто возводит хулу, изрыгает ненависть, творит подлость или исторгает из души равнодушие. Это и есть – люди со стишками. Хорошие и плохие. С редакторскими хорошими анонсами. Или с плохими анонсами. Неважно. Главное, в равной степени далёкие от поэзии слов и поэзии жизни, от сути и миссии поэзии на земле, от поэтического восприятия мира.

В этой связи, совершенно неважно какие именно будут редакторы на сайте, неважно больше будет в анонсах хороших стишков или плохих стишков. Стишочничество – это не только стишки как таковые, но и поверхностные односложные отзывы на стишки друг друга, то есть это поток общения (с похвалами или руганью), который не добавляет участникам – знаний и навыков для выработки чутья на поэзию. Для стишочничества характерно высочайшее неуважение к труду поэтов, стишочник даже представить себе не может (да и не хочет) себестоимость создания поэзии. А ведь создание произведения искусства поэзии не сопоставимо, не соизмеримо по душевным затратам с сочинительством стишка.

У поэзии нет даже второго сорта, нет золотой середины, нет «почти как поэзия», поэзия не делится на «высокую» и «низкую», она либо являет себя в произведении, либо нет. Поэзия не случается после даже долгих лет старательных усилий писать «поэтически». Поэзия не бывает «частичной», построчной, примерной. Поэзия не бывает «дипломированной», никакой «Литинститут» не гарантирует человеку постижение поэзии. Поэзия побеждает Время, а не в конкурсах. Современники не имеют, не знают поэзии своего времени, поскольку она глубоко позади и впереди их. Поэзия – самое редко встречающееся искусство из всех искусств. Только очень проницательный, очень восприимчивый, начитанный, интеллигентный человек может стать Читателем поэзии. И такой человек, прежде всего, не пишет стишков, по крайней мере, ему совесть и уважение к поэзии не позволят выставлять свои стишки на публичное обозрение.

В этой связи, не имеют смысла любые попытки «найти чёрную кошку в тёмной комнате, особенно, если её там нет» – сайты со стишками могут иметь кучу приятных и положительных моментов для своих участников, могут иметь и слабые стороны, но если кому-то когда-нибудь захочется постигнуть ТАЙНОЕ ОЧАРОВАНИЕ поэзии, то прежде всего такому человеку придётся освободиться от стишочничества, от обывательства во всех его проявлениях.

Всё и все остаются на своих местах. Время – честный человек. Сайт с массовой аудиторией может быть любым по уровню редакции, но он не может отучить, отлучить людей со стишками от стишков и на таком сайте всегда придётся выбирать «лучших из обыкновенных». Поэты здесь – нежеланные гости, «гости для битья», досадные недоразумения и помехи для людей со стишками в их пожизненном культурном земноводном пребывании за пределами Неба поэзии. Но всё не так безнадёжно. Пути поэзии неисповедимы. Как знать, может быть постижение поэзии происходит не на сайтах, а где-то в глубине души, в глубине судьбы человека. И по истечении десяти-двадцати лет, в глубокой зрелости или в предсмертной старости находясь, человек со стишками оглянется на свои сорок тысяч поверхностных "С теплом!", "Браво", "мама мыла раму", и что-то впервые в жизни узнает о поэзии жизни и магии поэтической речи! На эти когдатошные минуты прозрения я надеюсь больше, чем на все "вреданонсы"))

----------------------------------------------------------------------------------------------------
На мой комментарий откликнулась в том числе, Нина Севостьянова и у нас завязался диалог:

Нина Севостьянова   [Санкт-Петербург]    (27.02.2023 12:56:58)
(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

Однако, даже просто помня поговорку "Как аукнется, так и откликнется", любой проповедник
своих идей мог бы избежать негативного к ним и к себе отношения (хотя бы,
первоначального - до погружения аудитории в идеи).
Но, взяв изначально огульно пренебрежительный тон ко всем пишушим стихи (хотя
и не соответствующие высоким канонам поэзии), ждать появления многочисленных
последователей своих взглядов, по меньшей мере, странно.
Что, как и где происходило в упомянутые 15 лет мне не ведомо, но на нашем форуме никакой
"кодлы мнений" никто не сколачивал, а каждый оппонент отвечал, причём, вполне корректно,
выражая собственное отношение к вашей теории и манере её изложения.
Кстати, ирония и сатира - не являются оскорблением, в отличие от некоторых ваших посылов
к аудитории.
А то, что и стихи ваши не нашли множества поклонников (возможно, лишь пока) вовсе не
характериризует авторов Избы в том негативном ключе, который звучит в претензиях.

Но сама Жизнь показывает, что истинная Поэзия непременно находит путь к сердцам людей
и без всяких дополнительных объяснений.

Вадим Шарыгин   (27.02.2023 14:29:24)
(Ответ пользователю: Нина Севостьянова)

Спасибо, Нина, за разъяснение своего отношения к моему видению сложившейся ситуации вокруг да около поэзии!

Всё что нужно взять полезного из моей концепции различных уровней стихосложения и восприятия в виде стишков и произведений поэзии, а также моих критических обзоров десятков произведений и моего творчества - всё что вам будет интересно и важно для личного развития - вы возьмёте на заметку, оцените по достоинству и включите в багаж своего опыта постижения поэзии. Всё чуждое вам - отвергните, всё непонятное попробуете прояснить с помощью уточняющих вопросов в личку, и конечно продолжите тот образ присутствия на сайте к которому привыкли за много лет и который считаете уместным и достойным интеллигентного, уважающего труд поэтов и саму поэзию человека. Вы самостоятельно оцените личную эффективность своего вклада в дело поэзии. Скольких талантов уровня лучших поэтов прошлого поддержали, скольким авторам помогли преобразиться, например, из плохих писателей в хорошие читатели поэзии, сколько драгоценного времени жизни потратили на усвоение ценностей поэзии конкретными людьми на конкретном сайте и т.п. Всё это вы сделаете или уже сделали без чьего-либо указа и ведома, не так ли?
Вы сами себе судья и контролёр. Вам держать персональный ответ перед Небом за то что сделали и то чего не сделали, имея время и возможность. После каждого из нас, в частности, из тех, кто любит поэзию останутся на земле всего-то три ключевых вещи:

1. Собственные стихи : уместившиеся в поток тривиальностей или победившие Время и всё временное
2. Люди, которых мы развлекали на досуге и люди, которым мы помогли стать гражданами поэзии (утончёнными в восприятии достоверности, а не действительности)
3. Жизнь, которая изменилась в высоту очарования дух захватывающей речи или жизнь. которая изменилась в ширину потребления поверхность лакирующего досуга

С надеждой на вас и пониманием, большим, чем может показаться,
Ваш В.Ш.

Нина Севостьянова   [Санкт-Петербург]    (01.03.2023 01:17:20)
(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

Решила всё же ответить, может, что-то и пригодится из моих размышлений... )

Вадим, да разве дано нам знать – за что придётся держать ответ перед Небом.
Нас всех наделили совершенно разными способностями и возможностями развития. И в любой сфере есть мастера и ученики. Но не каждый ученик может достичь уровня мастера, и это нормально.

Человек, которому дано открыть что-то новое или продвинуться глубже других в какой-то сфере, не должен смотреть с презрением на незнающих или не желающих следовать за ним, тем более, считать, что они чуть ли ни зря живут.
Цель и ценность их пребывания на земле ему неведома и не ему судить об этом (тем более, что ценность его знаний никем и ничем не доказана перед этими людьми). Если получится увлечь их и повести за собой, замечательно, если не получается – вопросы только к себе самому, а не претензии к этим людям.

На мой взгляд, нельзя отрицать и перечёркивать презрением радостный труд души человека, пишущего пусть даже несовершенные стихи. Он творит на том уровне, который ему доступен, но это радостное созидание.
И это хорошо для человека.

Звать к высотам поэзии – это прекрасно, но пытаться унизить тех, кто никогда не сможет достичь этих высот (в силу данных свыше способностей), по меньшей мере, странно для человека, понимающего, что придётся держать ответ перед Небом.

Исходя из вышесказанного, есть дельный совет, причём, от всей души:
замените в своей теории уничижительное «стишки» на «стихи» (которое вами забыто, как будто его нет в русском языке), и сразу последователей станет в разы больше. И всякие «гонения» на "околопоэтических сайтах" как рукой снимет. )

С самыми добрыми и искренними чувствами,
Нина Севостьянова

Вадим Шарыгин (01.03.2023 14:39:51)
(Ответ пользователю: Нина Севостьянова)

Спасибо, Нина, за добрый отклик, за диалог, в котором уважение собеседника превосходит даже категорическое несогласие с ним!

Конечно я согласен с Вами – у нас у всех разные исходные способности, разные возможности и, добавлю от себя, разные обстоятельства жизни.

NB: И ещё, немаловажно осознавать, разные степени желания к познанию и развитию. Наметились и не являются ни для кого секретом – две крупные категории участников «любви к поэзии»:

Первая группа или категория: это люди, пусть даже плохо разбирающиеся в тонкостях поэзии, но вполне осознающие своё отставание и желающие совершенствоваться, учиться, желающие определиться со своим местом в поэзии, готовые к преобразованию себя от «плохого писателя» к «хорошему читателю», ценителю и знатоку поэтического Слова. Энтузиазм познания этих людей, зачастую, угасает именно на околопоэтических площадках, там, где основная масса участников стремятся, в основном, хорошо провести время, отвлечься от невзгод и довести до сведения максимально большой аудитории тексты своих творений.

Вторая группа или категория: это люди, как бы застывшие в своём развитии, они достаточно уверены в своих умениях и знаниях поэзии, они воспринимают поэзию и поэтов, сам процесс написания и обсуждения произведений, лишь как часть культурного досуга, как часть своего жизненного удовольствия или развлечения, отвлечения от трудностей и проблем бытовой жизни, или как возможность разукрасить, подсветить, подогреть (добром и теплом) всё более жестокую, несправедливую и коварную действительность или известную им реальность существования. Они перестали искать – бога, истину, правду небесную, глубины и высоты языка, мысли и перешли на сугубо утилитарный уровень восприятия искусства, в том числе искусства поэзии. Как сказала вчера актриса Ирина Купченко : «В стране всё меньше людей, способных выразить и постигнуть сложные мысли». Итак, люди этой категории – это те, кого можно назвать культурными обывателями – они живут поэзию слов и поэзию жизни как бы находясь на их поверхности. Они практически остановились в своём творческом развитии и похожи на пассажиров кольцевой линии метрополитена: количество мелькающих за окнами их бытия «станций» – произведений, отзывов, тем общения, мыслей по поводу, подходов и ракурсов обзора – имеет смену, но всегда остаётся одним и тем же потоком, сменой декораций. Поэтому, когда проходит год или десять лет их «жизней по кругу» им самим себе и окружающим практически нечего предъявить в качестве примет нового, более высокого уровня постижения. Вся череда событий, мероприятий и написанных и прочитанных ими произведений укладывается в один и тот же этаж, все представления о поэзии сводятся к примитивным или поверхностным «цепляет», «не цепляет», «нравится», «не нравится» и т.д.
Например, ваш, Нина, отклик на одно из произведений участников сайта: «Замечательные мудрые строки! Спасибо, Ольга! )», можно взять в качестве примера или квинтэссенции всего процесса культурного обывательства. А ведь, если вдуматься, этот так называемый отклик, казалось бы вполне добрый и уважительный, на самом деле гораздо более презрителен к товарищу по любви к поэзии, чем моё название «стишки». Внешне всё выглядит пристойно. Но по сути, – эта милая «краткость» вовсе не «сестра таланту», как говорится, поскольку поддерживает ту самую роковую для творческого роста и развития тенденцию поверхностного восприятия и отношения друг к другу. Нулевая польза для автора, медвежья услуга авторскому самолюбию, а представьте, сколько таких «отзывов» случается по отношению друг к другу на сайте в течение каждого дня, каждого года! А если добавить к этому демонстративному и декларативному «уважительному равнодушию» почти ежедневные порывы отвлечь, развлечь аудиторию (отвлечь от поэзии) различными мероприятиями и темами на уровне содержания и обсуждения старшей группы детского сада – то, не будет ли всё это, вкупе и в сумме, – примером настоящего ПРЕНЕБРЕЖЕНИЯ И ПРЕЗРЕНИЯ к людям?

«...общество организовано по другому принципу. Задача общества — организовать себя таким образом, чтобы его большинство находилось вне опасности, чтобы снизить негативный потенциал своих членов... Если вы живете в таком обществе, его можно критиковать, но роль литературы в нем сводится к получению удовольствия. Конечно, все это иногда жутко вредит литературе..»
Иосиф Бродский

Термин «стишки» придуман не мною:

«Наши поэты не могут жаловаться на излишнюю строгость критиков и публики — напротив. Едва заметим в молодом писателе навык к стихосложению, знание языка и средств оного, уже тотчас спешим приветствовать его титлом гения, за гладкие СТИШКИ — нежно благодарим его в журналах от имени человечества, неверный перевод, бледное подражание сравниваем без церемонии с бессмертными произведениями Гете и Байрона. Таким образом набралось у нас несколько своих Пиндаров, Ариостов и Байронов и десятка три писателей, делающих истинную честь нашему веку, — добродушие смешное, но безвредное; истинный талант доверяет более собственному суждению, основанному на любви к искусству, нежели малообдуманному решению записных Аристархов. Зачем лишать златую посредственность невинных удовольствий, доставляемых журнальным торжеством».
(Александр Пушкин)

Лично моё определение «стишки» не свалилось на головы моих читателей и собеседников просто так, его появление изначально имеет у меня общедоступное обоснование и объяснение вложенного в этот термин смысла. Например, в рамках моей темы на Форуме сайта: «Поэзия или стишок : оценка произведений» есть чёткое объяснение (и в преамбуле темы и далее в материалах, которые я опубликовал позднее в виде отдельной статьи «Простое и сложное в стихах. Искусство поэзии»)
В частности, там у меня сказано следующее:
«Созданной поэзии в разы меньше, чем намерений её создать. Этот факт очевиден для любого мало-мальски любящего и уважающего, знающего поэзию человека. Я разделяю всё написанное в форме поэзии – на собственно поэзию и на стишки. Такое деление, на мой взгляд, всё-таки корректнее, чем традиционные попытки деления, например, на хорошую поэзию и поэзию плохую, или на подлинную поэзию и поэзию мнимую. Моё деление – освобождает само слово «поэзия» от второго и далее сорта, от неполноценности и частичности присутствия в произведении. Как не бывает «плохой» и «хорошей» веры, или веры местами (в усечённом, «законспектированном») виде, как не бывает «подлинной и мнимой» любви или любви в намерении, или в неполной мере, так не бывает «плохой и хорошей поэзии» или поэзии по намерению. Для всего, что только внешне (по форме) напоминает поэзию, но не инициирует, не генерирует, не аккумулирует и не транслирует в сознание читающего ценности (они же, признаки) поэзии, то есть не переводит сознание на более высокий (метаморфозный, внепространственный и вневременной) уровень есть название – стишки».

Моё, Нина, присутствие на данном сайте – умещается в пять месяцев – не так-то много по сравнению с теми, кто активно и даже яростно выражает несогласие с моими подходами к поэзии и к самому понятию «любви к поэзии». В эти месяцы я не только и не столько «унижал» обзыванием добропорядочную публику сайта и завсегдатаев форума. В моё «унижение» вы, будучи честным человеком, несомненно включаете как минимум две моих темы Форума, в том числе тему «Поэтическое восприятие», десятки аргументированных рецензий, развёрнутые статьи критические обзоры, разъясняющих нюансы отличия поэзии от хороших и плохих стишков. Не напрашиваюсь, упаси бог, на благодарность, лишь пытаюсь дать вам знать, что термины «стишки» и «стишочничество» в моём звучании получили подробное объяснение, расшифровку с примерами, с детализацией, то есть не является огульным оскорблением кого бы то ни было, но есть часть моего подхода к поэзии и ситуации сложившейся в современной поэзии.

В завершении этого ответа предлагаю нам всем поразмышлять над словами Иосифа Бродского, вот выдержка из одного интервью:

«Я не хочу сказать, что современники не имеют права судить поэта, просто когда судят современники, великое рассматривается сквозь призму малого... Когда ты посвящаешь чему-то свою жизнь, ты ждёшь того же от своего окружения и платишь за то, что твои ожидания не оправдываются. Окружение не идёт за тобой. В результате ты перестаёшь обращать внимание на тех. кто обвиняет тебя в бездушии и тому подобном... Дело в том, что вы в некотором роде посвящённый и вам нужно дать им (людям– курсив мой) уверенность в жизни. Вы пытаетесь помочь им всё выдержать. Понятно, что по большому счёту они – паства, вы – пастух, а пастух никогда не обидит паству. Это общая картина... Поэт – в отличии от читателя – знает, насколько трагична жизнь. И это знание отнимает возможность вписаться в общепринятые рамки поведения...
Как написала Марина Цветаева: "Голос правды небесной против правды земной". Если против правды земной, значит, земная правда, какой бы она ни была, не совсем правда. Я не говорю, что поэту все прощается. Все, что я хочу сказать, — это то, что поэта нужно судить с той высоты или скорее с той глубины, — где он сам находится.»
Иосиф Бродский

С уважением,
Ваш собеседник Вадим Шарыгин

Нина Севостьянова   [Санкт-Петербург]    (03.03.2023 18:38:01)
(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

И снова отвечаю... т.к. есть что возразить... )
*
Вадим, если, в соответствии с вашими идеями:
- нельзя писать стихи, в которых пока нет поэзии,
- нельзя проводить поэтические игры и конкурсы, как всего лишь «культурное обывательство» (но как раз они способствуют совершенствованию владения словом, на мой взгляд),
- если практически всем пишущим стихи надо перейти в категорию «хороших читателей»,

ТО и вырастать поэтам, пишущим Поэзию, будет не из кого. )
Только от одного ЧТЕНИЯ классиков, теории и чьих-то разборов стихов (не факт, что являющихся истиной) писать стихи не научишься.
Как известно – теория без практики мертва. )
*
Почему-то выражение – «не стреляйте в пианиста, он играет, как умеет» встречает широкое понимание и часто используется применительно к разным сферам жизни.
Хорошо бы иметь его в виду и по отношению к людям, пишущим стихи. )
*
Не согласна и с вашим делением на категории.
На мой взгляд, тот, кто начал писать стихи, уже находится в поиске, в стадии познания глубин своей души и жизни. Ведь даже сама возможность - писать пусть несовершенные стихи даётся не каждому, и затраченные на это человеком духовые силы невозможно ни измерить, ни классифицировать.
Может, даже небольшие (по чьим-то меркам) шаги человека с меньшими способностями дороже любого роста более одарённого человека, которому всё даётся играючи...
*
Также, говорить о том, что короткий вежливый отклик на понравившееся стихотворение унизителен для автора и является, якобы, медвежьей услугой – это явная натяжка. На любительском сайте никто не обязан писать друг другу разборы стихов. А выразить краткое впечатление после прочтения – это нормально. На авторских страницах этот ответ на произведение и называется – «отзыв», а не «рецензия». Лично я, если не нравится (если «не цепляет»!) ничего не пишу.
Если кто-то делает иначе – это дело его души. Но и большого греха в том не вижу. Кстати, даже и сам А.С.Пушкин в приведённой вами цитате, не видит в излишних похвалах большого греха, говоря, что это «добродушие смешное, но безвредное».
А я именно так всегда и считала: если человек способен вырасти поэтически, он вырастет в любом случае, причём, с доброй поддержкой скорее, чем со злым отрицанием его творческих усилий. Поддержать человека – тоже труд души. И не каждый на него способен.
/Есть люди, которые даже в очевидных ситуациях в реальной жизни не способны ни поддержать, ни поблагодарить./

С другой стороны, ничего плохого нет в том, что люди публикуют свои стихи на сайтах, ища поддержки и единомышленников. А как иначе им понять – одиноки они в своих исканиях на этой земле или нет? В этом смысле, поэтические интернет-сайты, и наша Изба-читальня, большое благо для современных людей, пишущих стихи.

И Поэзия от этого никак не пострадает, а только выиграет.
Считаю, что чем больше идущих к цели, тем вероятнее, что кто-то её достигнет. )
*
К высказываниям знаменитых и великих личностей отношусь как к интересным раритетам, с чем-то соглашаясь, но не как учебнику жизни,
т.к. помимо данного свыше таланта, они были земными людьми и, говоря о жизни, вполне могли в чём-то ошибаться.
*
И ещё раз о «стишках»…
Жизненный опыт говорит о том, что никакое самое логично-железобетонное (по мнению его автора) обоснование не может заставить людей принять то, что они считают оскорбительным для себя.

И, в данной ситуации, неважно, что не вы впервые применили термин - «стишки». Но это именно вы взяли его на вооружение в наше время, причём, не просто в какой-то теоретической статье в журнале, а пришли с ним на широкую публику, к авторам на сайты с многотысячной аудиторией и припечатываете им всех, у кого не находите поэзии в стихах.
Лично я уверена, что приятия этого термина не наступит никогда.

Причём, что странно - сделав этот довольно провокационный шаг, вы сами себе заранее создали преграду в обретении сторонников. Возможно, вы не подумали о таких последствиях вначале... тогда, здравый смысл говорит, что никогда не поздно внести коррективы.
Если же вы сознательно шли на него, то сетования о 15-ти годах непонимания вас на разных сайтах (высказанные ранее) нелогичны.

На мой взгляд, в такой ситуации, человеку неизбежно придётся выбрать:
остаться непонятым и одиноким, пусть даже служа Поэзии всей своей жизнью (и, тогда уж, смириться с неприятием его позиции) или сделать шаги навстречу тем, кто не менее его любит Поэзию, достичь взаимопонимания, и идти дальше вместе.
А люди у нас очень отзывчивые. )

Н.Севостьянова

Вадим Шарыгин (06.03.2023 15:03:46)
(Ответ пользователю: Нина Севостьянова)

Спасибо за ответ, за диалог, Нина,

скажу просто: я лично не могу читать стишки – распознаю их, буквально, с первых слов, с первых строк, с первых звуков – мне мгновенно становится скучно, неловко как-то становится за их авторов, стыдно и неуютно, для меня прочитанный стишок – по возникающему ощущению – что-то близкое к тому что можно испытать, например, если сначала слушал Ираклия Андроникова, скажем, его «Несколько слов о поэзии Лермонтова» или «»Ещё об одной тайне Лермонтова», а потом, сразу без паузы, о том же самом слушать какого-нибудь среднестатистического, пусть даже и дипломированного экскурсовода. В стишках много чего намешено, но они не завораживают, не содержат в себе повод к зачарованности. И тут, можно сколько угодно к ним «лояльно» относиться, можно сколь угодно долго ждать от их авторов творческого роста, но общеизвестно, что все искушённые любители поэзии, безусловно, знают и понимают аксиому жизни: если не дано изначально, если нет дара слова от бога, то ни что не поможет, автор так и останется до конца дней своих, в лучшем случае, «экскурсоводом по очарованию», но ни в коем разе не его творцом и участником!

Причём, та категория произведений, которую я в своей градации называю «хорошими стишками», многих неутончённых в восприятии любителей поэзии сбивает с толку, они останавливаются, спотыкаются об эти так называемые «хорошие» стишки и отбрасывают себя от поэзии на гораздо большее расстояние, чем даже то, которое имеет место быть у вообще не увлекающихся поэзией людей.

«..не пишущего, но чувствующего, предпочту не чувствующему, но пишущему. Первый, может быть, поэт — завтра. Или завтрашний святой. Или герой.
Второй (стихотворец) — вообще ничто. И имя ему — легион».
(Марина Цветаева)

Если вам стишки интересны, если лично вы ими наслаждаетесь, смакуете, надеетесь на их авторов, если вы включаете стишки в свою духовную жизнь, в свой путь к совершенствованию, то это ваше право, ваша беда и ваш выбор. С чем живёте, с тем и помрёте.

У меня лично другой выбор. Другой уровень выбора и наслаждения. И у меня, безусловно, нет никаких шансов на то, что моё творчество, мои разъяснения, сравнения, видения и подходы кардинально изменят ситуацию с массовым низким уровнем постижения прекрасного. Насильно мил не будешь. Вы, Нина, вкупе с миллионом других создателей и почитателей стишков – настоящие хозяева современной деградации жизни. Вы лично и самостоятельно, ежедневно и поступательно, создаёте поверхностных людей и поверхностный способ постижения искусства. У вас есть своя аргументация. Вы сознательны в своих действиях. Мне ваша аргументация понятна. И мне с вами – не по пути. Я счастлив оставаться «один на миллион» в меньшинстве, говорю это безо всякой бравады, я действительно счастлив обретению состояния заворожённости, которое дарят мне произведения поэзии, а не хорошие и плохие стишки.
Раз прикоснувшись к поэзии, почувствовав её очарование, уже никогда на стишки не согласишься, ни в каком виде!

Спасибо за общение,
читайте поэзию, поверьте, она того стоит!
Ваш поэт, считающий себя одним из лучших поэтов нашей современности,
Вадим Шарыгин))

Нина Севостьянова   [Санкт-Петербург]    (06.03.2023 15:39:00)
(Ответ пользователю: Вадим Шарыгин)

Истинно высокодуховный человек смог бы обойтись без высокомерно-хамоватых
переходов на личность, которые вы позволили себе в этом ответе, опять же
беря слишком много на себя в своих оценках.

Много раз убеждалась, что никакое образование не делает человека Человеком
в высоком значении этого слова, а теперь вижу, что и декларируемая приверженность
к высокой поэзии, причисление себя к её истинным ценителям и лучшим поэтам
современности не помогает в этом.

Всего доброго.
Н.Севостьянова
-------------------------------------------------------------------------------------

Вот такой диалог состоялся у меня с одним из активных участников досуга данного сайта. Надеюсь мысли этого диалога окажутся полезными для всех тех, кто пытается разобраться в причинах упадка современной поэзии, в причинах ускорения деградации уровня поэтического восприятия большинства современников, очутившихся и разместивших себя в потоке массой имитации любви, постижения и уважения к поэзии.

"Таланты и поклонники"
моя тема на форуме сайта:
Улица неспящих фонарей.

Большая поэзия. Большой или талантливый, или настоящий поэт своего времени - это не только стихи на уровне лучших поэтов прошлого, это ещё попытки организовать настоящую литературную работу, это, в итоге, неравное (один против всех и без всех) противостояние десяткам тысяч посредственностей с амбициями, подлецам всех мастей и оттенков, горлопанам со стишками и горе-редакторам, организаторам отбываловки со стишками. Гибель поэзии и поэтов продолжается и сегодня. Все приложившие руку к этой непрерывающейся ни на миг гибели узнают о своём активном или пассивном участии в преступлении перед человечеством, в лучшем случае, под занавес своего земного существования в стишках, со стишками, вокруг да около тайного очарования искусства поэзии.

NB!

Когда вы, мои будущие читатели, читатели через двадцать-сорок лет спустя, мои граждане поэзии XXI века, будете читать материал моих тем, размещённых на форуме сайта "Улица неспящих фонарей", обратите внимание на главное, а именно: насколько на все времена оказалась права Марина Цветаева в утверждении о том, что настоящий или талантливый, большой поэт своего времени - "один против всех и без всех". Редактор сайта отказал мне в регистрации, точно зная что перед ним поэт и поэзия, а не набор слов очередной серой мышки, редактор, затем, заблокировал меня уже в ранге читателя - исключительно за убеждения, за моё право на мнение, за аргументированное мнение, которое вызвало всплеск интереса, заблокировал подло, безосновательно, огульно оклеветав, сделал это на глазах у всех участников дискуссии, на глазах людей, считающих себя творческими, порядочными людьми - и все эти люди, за исключением двух человек, один из которых шёпотом написал свою нижайшую просьбу в защиту высокого отношения к человеку, второй нижайше извинился за свой громкий выпад-протест против порядков в уютном закутке со стишками, а все остальные - приняли ситуацию как должное, молча присоединились к низости и подлости редактора, спасибо на том, что хотя бы не подхватили призыв Тищенко о(б)судить меня уже после блокировки! Именно эта явленная коллективная низость очень многое должна сказать и показать вдумчивому гражданину поэзии - прежде всего о том : что такое упадок в поэзии и кем, и как именно этот "упадок" или смертельное одиночество поэзии и поэта посреди "хороших" стишков и людей создаётся и усугубляется, а так же о том насколько верно выстраданное цветаевское утверждение "один против всех и без всех".

Несмотря на разблокирование редактором Тищенко моего профиля, я прекратил своё творческое присутствие на данном сайте . Неприятно находится в окружении людей, способных превратить "в нравственном смысле "Улицу неспящих фонарей" в улицу красных фонарей.

NB

Всем пишущим стихи следует помнить, что высота русской поэзии уже задана, уже оплачена кровью и все, и всё, что меньше этой высоты – есть не восхождение к вершине, а лишь ослиный труд переноски в гору чужой поклажи; есть не просто бесполезный хлам, но хлам в количестве своём способный поглотить и извратить само представление о поэзии и поэте; есть непоправимый вред для души человеческой и дела поэзии, поскольку, вольно или невольно, сводит подвиг, сводит достигнутую высоту на положение доступного всем пригорка, сводит поэзию на уровень хобби, приятной безделицы. Стишки, особенно хорошие стишки, это дешёвая поэтичность, дурная компания и дорогостоящая иллюзия причастности к великому, они однозначно снижают нравственный уровень обладателя, губят смысл поэзии, память о ней и самих производителей. Годы жизни пролетят, сойдут на нет словесные перепалки, канет в небытие культурное одобрение и культурное равнодушие друг к другу, и каждому, кто вовремя не остановил в себе раж писательства или графоманство, "светит тьма" итога творческой жизни: оказался или оказалась: ни читателем, ни писателем, ни богу свечка, ни чёрту кочерга, не хуже лучших из худших, средней температурой по больнице, хорошим, которое враг лучшего или просто костью в песенном горле поэзии.

Низкорослый в слове и в духе горе-редактор Тищенко вначале отказал моим стихам в регистрации на сайте, затем, фактически, при молчаливых глазах подавляющего большинства как бы творческих порядочных людей, запретил моё право на мнение, моё аргументированное мнение, но запретить талантливую, а значит, большую, настоящую, единственную поэзию невозможно, она прорывается к истинным читателям, ценителям, она побеждает косность и разнообразие ничтожного, она торжествует над временем и временными людьми!

Воистину, прав Мандельштам:

«Поэтическая грамотность ни в коем случае не совпадает ни с грамотностью обычной, то есть читать буквы, ни даже с литературной начитанностью. Если процент обычной и литературной неграмотности в России очень велик, то поэтическая неграмотность уже просто чудовищна, и тем хуже, что её смешивают с обычной и всякий умеющий читать считается поэтически грамотным. Сказанное, сугубо относится к полуобразованной интеллигентской массе, заражённой снобизмом, потерявшей коренное чувство языка, в сущности уже безъязычной, аморфной в отношении языка, щекочущей давно притупившиеся языковые нервы лёгкими и дешёвыми возбудителями, сомнительными лиризмами и неологизмами, нередко чуждыми и враждебными русской языковой стихии. Вот потребности этой деклассированной в языковом отношении среды должна удовлетворять русская поэзия. Слово, рождённое в глубочайших недрах речевого сознания, обслуживает глухонемых и косноязычных – кретинов и дегенератов слова.»

Осип Мандельштам

Итак,

Тема: Таланты и поклонники
Опубликовал: Вадим Шарыгин | 14:23:31 14.09.2023

Приветствую вас, дорогие мои враги!

Начну с мыслей Марины Цветаевой, чётко определившей условия, в которых приходится во все времена погибать талантливым или единственным поэтам на земле, поэтам, создающим и продолжающим поэзию, а не разнообразные стишки:

Первое условие:

«Один против всех и без всех. Враг поэта называется – все. У него нет лица»
Марина Цветаева

Второе условие:

««Но есть другой читатель – некультурный. Читатель – масса, читатель – понаслышке.. Отличительная черта такого читателя – неразборчивость, отсутствие способности ориентироваться.. Такому читателю имя – чернь.. Грех его не в темноте, а в нежелании света, не в непонимании, а в сопротивлении пониманию, и в злостной предвзятости. В злой воле к добру».
Марина Цветаева

Почему, собственно, «враг поэта – все»? Не знающий обстановку или суть погибания единичного лучшего посреди массы посредственного, сторонний наблюдатель за процессом гибели талантов может усомниться в этом «все», подумать, что Цветаева сгущает краски, пишет на эмоциях, однако, на мой взгляд, это выстраданное по жизни и выточенное по живому утверждение.

В этом утверждении, перво-наперво, звание поэт – воздвигнуто на такую высоту, с которой Эверест, как вершина, кажется её началом, а не пределом. Поэт, для Цветаевой, абсолютно уникальное, совершенно единичное явление, редчайшая редкость, в количественном смысле, например, один из каждых ста тысяч пишущих что-то по форме напоминающее поэзию. То есть, практически, Цветаева называет поэтом исключительно талантливого поэта, да ещё такого, который в обозримый период своей жизни в Искусстве или гибели в одиночестве на глазах у всех, сподобился устоять, выстоять и развить, реализовать свой талант или природный, богом данный ему дар слова.

«Один против всех». Быть «против» не прихоть или каприз талантливого поэта, но естественное условие обстановки. Ты не можешь не быть «против», поскольку своим творчеством, нравится это кому-то или нет, фактически, отменяешь, нивелируешь, сводишь к определению ничтожного – творчества, как минимум, десятков тысяч посредственностей с амбициями, которые хотят за свой ослиный труд взбирания в гору с поклажей академических знаний поэзии получить равное поэту-альпинисту ощущение вдохновенного небожительства. Но, при всё уважение, пожизненная и посмертная разница между добросовестным трудом осла в гору и восхождением альпиниста сохраняется, и с этой разницей, рано или поздно, всем «трудовым ослам» приходится лоб в лоб столкнуться. Поэтому, говоря «один против всех», Цветаева подразумевает и обратное: «все (ослы) объединяются (в стаю шакалов) ПРОТИВ каждого одного альпиниста искусства».

На каждой литературной площадке, на каждом пятачке современности: «единственные» поэты Цветаевой окажутся в абсолютом меньшинстве – в буквальном смысле – один против всех и без всех – потому что даже самые толерантные, вдумчивые участники процесса «каждый пишет как он хочет» настолько медленно и порционно будут узнавать и признавать суть и отличие талантливого от обыкновенного, что остальной, более агрессивный состав участников поэзии по намерениям, – успеет заболтать, зафлудить, забить камнями совершенно непохожего на них выскочку, посмевшего, фактически, отменить «равноправие в поэзии», а значит, весь их академический, добросовестный, полезный и пожизненный ослиный труд взбирания к вершинам (отнюдь не к высотам) поэзии.

Кроме того, талант оказывается ещё и «без всех». В это «без» Цветаева включает факт массового непонимания самого предназначения поэзии, дела Неба на земле земноводным людям (со стишками и без стишков) – ни постичь, ни понять, ни принять, ни объять – не дано. Большинство людей думают что поэзия – это художественное оформление того, что окружает, что есть в наличии для гармоничного развития «земного» человека. Однако, поэзия – это гостья на земле, её цель – цель поводыря – вывести из человеческой жизни, из условий существования всего плохого и всего хорошего что есть в человеческой жизни – исключительно тех, кто достоин ухода на Небо, кто рвётся из человеческого сознания, при котором «еле-еле душа в теле» на новый уровень сознания, в мир не обусловленный выживанием любой ценой. Поэзия – это устройство перехода из внешнего мира стишков обо всё на свете – во внутренний мир Слова, которое убого в неопределённости своей, которое «было у Бога».

Во втором утверждении Марина Цветаева подчёркивает основную особенность неимущих в поэзии людей, а именно: все пишущие не являются читающими. То есть, конечно, они по жизни читают, даже много читают, в том числе произведений поэзии или произведений считанных по пальцам талантливых поэтов, но это не меняет их уровня развития и отношения к поэзии. Цветаева вводит определение : «читатели понаслышке». Это и те, кто не удосужился сформулировать для себя ценности или признаки поэзии, отсюда, являет «неразборчивость», демонстрирует «отсутствие способности ориентироваться».

Большинство пишущих перескочили категорию читателя, попросту не знают и не умеют обращаться с поэтическим текстом, например, не знают, что в отличии от нескончаемых в многочисленности стишков, текст произведения поэзии требует ПРОВОЗГЛАШЕНИЯ – многократного прочтения вслух с побором интонации, с акустической подстройкой под авторский замысел, а так же ни в коем случае не выискивая некоего построчного, построфного, всякого, лежащего на блюдце содержания.

«Содержание» произведения поэзии – это звукосмыслы, это второй, третий и далее планы анфилады нюансов, в процессе обладания коими у гражданина поэзии возникает состояние заворожённости или некоего пространного – без времени и пространства – ощущения достоверности, которая, в свою очередь, не статична, но подвижна, изменчива, метаморфозна – помогает «академическому ослу» стать, сначала на мгновение, затем, всё далее и более, стать альпинистом высоты падения в бездну ЯЗЫКА НЕБА.

Итак, талант – один ПРОТИВ всех, БЕЗ всех, окружён ЧИТАТЕЛЯМИ ПОНАСЛЫШКЕ, которые, по большей части, не в темноте находятся, а в злостной предвзятости к свету помимо, мимо них происходящему – яростно и изощрённо сопротивляются собственному пониманию кто перед ними и что поэзия – это дело талантов, а не всех подряд литературно образованных людей.

Как живёт талант? – Одиноко? Нет, смертельно одиноко! Нет никого из таких заботливых и внимательных, – кто хотя бы сделал попытку понимания таланта. Все увлечены по гроб жизни писательством, никто не удосуживается сверить часы – сравнить своё и талантливое. Все находят себе списки предпочтений – из списков, в которых априори нет талантов. Ещё бы, один – на каждую сотню тысяч – есть поэт, а значит, талант. С такой исключительностью большинство не согласны. Цветаеву любят как поэта и игнорируют её опыт поэта, опыт ступеней ввысь её гибели. А равно с нею и всех остальных считанных по пальцам великих страдальцев высоты восхождения в пропасть Языка.

Если я, например, десятилетие собираю сокровища мыслей великих поэтов – их реальное отношение к тому, что творят люди со стишками – то это не значит, как выразился один из читателей понаслышке «надёргал цитат», но это значит труд внимательнейшего углублённого прочтения, буквально, сотен статей, писем, эссе, дневников великого наследия поэтов.

Чем талант отличается от добросовестных посредственностей? – Талант всегда пишет о главном. Посредственность – о том, что в голову взбредёт.

«Чем больше цель движения удалена, тем искусство вероятней.. ибо что же может быть удалено от ежедневной реальности более, чем великий поэт или великая поэзия»
Иосиф Бродский

Цель движения талантов или единственных поэтов – удалена от злободневности, от правды матки, от описательства природы-погоды, от «несчастной солдатской любви», от «мораль той басни такова», от всего разнообразия ничтожного, коим переполнены творческие закрома обыкновенных людей.
Талант создаёт путь в иное состояние сознания. Посредственность раскрашивает путь через пень колоду человеческой жизни.

Талант создаёт поэзию – то есть обитель Языка Неба, переведённого на русский язык, уводящую мореплавателей, летучих голландцев в море неба звучащих смыслов, за горизонт событий, за пределы понимания и внимания самого образованного, функционально обустроенного, логически мыслящего человека.
Талант не создаёт : молитвы, дневники, исповеди, художественные словесные полотна человеческого бытования. За любыми вроде бы обозначенными темами, за которые берётся талант стоит главная тема – тема дерзновенного протеста или как бы переставания человека оставаться человеком во всём диапазоне предложенных ему возможностей продолжения человеческого существования.

Талант пишет ИНУЮ жизнь, ИНОЕ СОСТОЯНИЕ ЖИЗНИ и талантливый писатель считывает это состояние, погружается в него безвозвратно и уже не принадлежит миру, где «все посредственные равны, а все талантливые погублены»!

"То, что в индивидуальном переживании автора, в его мысли, в его личной «молитве» и трогательно, и правдиво, и даже глубоко, всегда вызывает в отзывчивом читателе искреннее сочувствие по человечеству, но такое сочувствие отнюдь ещё не обязывает к сочувствию художественному, без которого не возникнут меж автором и читателем отношения поэтические (иными словами — не возникнет сама поэзия). Поэзия требует установления особой, чисто литературной связи, достигаемой столь же специальными, литературными способами воздействия. Поэт должен уметь и хотеть ими пользоваться. Слово своё (и порой даже самое чувство и самую мысль) ему приходится подчинять законам и правилам поэтического ремесла, иначе пребудет оно дневником, исповедью, молитвой — НО НЕ ПОЭЗИЕЙ... Вера в документальную силу переживания обманчива. Переживание, даже самое поэтическое по внутреннему свойству и с совершенной точностью закреплённое на бумаге, всё ещё не образует поэзии».
Владислав Ходасевич

Предлагаю всем участникам этой темы, тем, кто пишет стихи, представить себя по образцу: кто я такой: талант или посредственность, если талант, то представить в подтверждение одно из своих произведений уровня лучших поэтов прошлого. Расскажите так же о своём личном вкладе в дело сбережения или гибели талантов, а значит самой поэзии.

Как вы понимаете мысль Ходасевича: «...Переживание, даже самое поэтическое по внутреннему свойству и с совершенной точностью закреплённое на бумаге, всё ещё не образует поэзии»?

Ответы 43 (до момента блокировки)

Ответ поэта редактору сайта "Улица неспящих фонарей":

Участники сайта, судя по всему, оказались благороднее своего непутёвого редактора, который, сначала заблокировал мнение, запретил человека в духе цензуры сталинских времён, по типу: «Нет человека – нет проблем!», а сразу после блокировки предложил всем обсудить положения моего эссе. Но без возможности автора темы оставлять комментарии, такое предложение «обсудить» смахивает на призыв «осудить», более того, Тищенко уже вынес вердикт «виновен», так сказать черновичок приготовил, задал ре-минор тональность: «передергивание, подтасовка, фальсификации и вранье», и предлагает всем скопом этот вердикт поддержать. Но участники сайта оказались людьми гораздо более нравственными и тактичными, чем их горе-редактор. Практически никто не стал за глаза и на неравных условиях продолжать разбор «алхимии моих передёргиваний»!

В чём же моя вина? В чём преступление поэта Вадима Шарыгина перед редактором Михаилом Тищенко? В том, что у меня есть собственное мнение, или в том, что я предложил вниманию участников сайта свою систему ценностей или признаков поэзии, по пунктам, в том числе признаки отличий поэзии от плохих и хороших стишков, например, в своей теме на форуме сайта: "А что пишете вы - стишки или поэзию?". Или в том, что на основе этой системы ценностей поделился впечатлением о некоторых стихах нескольких участников сайта? Но ведь, по большому счёту, это не моя личная система, я только систематизировал мысли великих поэтов прошлого о ценностях поэзии, это они завещали всем пишущим вполне конкретные признаки поэзии и вполне точное строгое отношение к своим творческим возможностям.

Почему моё мнение редактор Тищенко решил обсудить с коллективом после своего решения на мою блокировку? Чтобы у меня не было даже технической возможности разъяснить свою позицию? Чтобы тем, кто обозвал меня сумасшедшим, графоманом было легче камни бросать в голову поэта?!

Прав я или не прав, правы те, кому моё мнение, моя позиция не понравилась или не правы – это, в любом случае, вопрос равноправного обсуждения, размышления, обмена аргументами.

Я привёл конкретные примеры, скажем, не поэтической образности, но фигуральности речи. Подробно разъяснил, аргументировал свои оценки. В ответ получил хамский переход на личность. Со мною не вступили в дискуссию, не попытались опровергнуть мои аргументы, меня просто обозвали. И это хамство осталось безнаказанным и со стороны редактора, и со стороны модератора. По итогу, мне просто запретили иметь собственное мнение.
Именно это, именно такой подход к человеку, к поэту, к человеку с аугментацией – никогда бы не позволили себе профессиональные поэты или редакторы. Никогда! Отсутствие традиции аргументированного несогласия друг с другом – главный итог профанации редакторов. Если бы такая традиция была, например, на Улице неспящих фонарей, то, вместо хамства, ты, мол, графоман, городской сумасшедший, и т.п. мне бы задали уточняющие вопросы, ко мне проявили бы уважение, даже имея полностью противоположенные мнения.

Упадок современного состояния дел в поэзии в том и проявляется, что кроме одобрямсов, односложных похвал или ругани с переходом на личность, по сути, никакого развёрнутого, взаимо уважительного общения или литературной работы – нет, потому что, вникая в аргументы многим придётся признаться себе в собственной творческой несостоятельности, в собственной посредственности, поэтому наверное, многим или даже большинству не нужны откровения великих поэтов о том что есть поэзия и чем она отличается от стишков. Проще сконцентрироваться на производстве, на конвейере стишков и одобрямсах от братьев в по разуму. Именно это состояние ежедневной и ежегодной отбываловки Михаил Тищенко и называет «водой терпимости и дружелюбия». Вода, да, но вот, делать из литературного сайта «дом терпимости», это, значит, взращивать тех самых маленьких людей или маленьких поэтов, которых, по словам Марины Цветаевой, «нам не нужно».

Ещё раз, скажу, что участники сайта оказались лучше, благороднее своего «редактора воды терпимости и дружелюбия», за единственным исключением (комментария Наташи Корн, после моей блокировки), не стали осуждать "за глаза", перемывать кости заблокированному поэту и обсуждать его запрещённое мнение!

С надеждой на здравый смысл и возрождение настоящей литературной работы,
поэт Вадим Шарыгин

Тищенко Михаил , 13:46:56 22.09.2023

Я заблокировал Вадима.

Сначала он пришёл и наврал с три короба. На мой взгляд, больше 90% из его эссе - манипуляции, передергивание, подтасовка, фальсификации и вранье. Я удивлён, что это может быть кому-то интересно. Предлагаю написать здесь, что именно показалось вам интересным в эссе Вадима, давайте разберем его алхимию передергиваний.

Итак, сначала он наврал с три короба, никто его не остановил, затем начал "разбирать" уничижительным образом стихи авторов сайта, никто его не остановил, затем стал охаивать сайт. Причём с каждым разом все больше воодушевляясь своей "просветительской" деятельностью.

Я думаю, нам не по пути ни с такими авторами, ни с такими личностями, пусть развлекается в других местах.

После этого ответа, 43-го по счёту комментария, в 11 часов утра, на 42-ой секунде 12-го, мой аккаунт читателя на сайте "Улица неспящих фонарей был заблокирован...

43. Вадим Шарыгин , 11:00:41 22.09.2023
Садовский Юрий , 10:50:34 22.09.2023

* * *

Вчера читал стихи маститым

поэтам. Не дай Бог пиитам

еще…

А вот и вторая сторона медали:

Бездарные, остановитесь!

Объятая словами, ночь горит

И пламя голоса разносит ветер хладный.

Между гранитной скорбью свежих плит

Протоптан путь... И будьте вы неладны, –

Безудержные мусорщики дней! –

Под грудой хлама слово вековое

Погребено. И стала тень длинней

Распластанной, как рухнувшей секвойи,

Поэзии – по сукровице лет

Священность тайн – и волоком, и скопом,

Ногами продвигают, в грязный плед

Укутав гибель, и по горло вкопан

В суглинок кладбищ – каждый божий звук,

Расстрелянная кровь, согрев аорту,

Фонтаном бьёт в глаза, в раскос разлук,

Но пальцами к поэзии, как к торту,

Припали! Руки тысяч поварят,

Встряв в варево в котлах и в запах пота!

О вылизанных пальцах говорят

Над выхлебанной плоскостью компота.

Объята ночью : пустошь городов,

Коморки слов и чувств кондовых срубы

Поэзия напрасна – вся! – из вдов,

Из вдоволь высушенных снов, и грубый

Замах рубанка : над заминкой стрел

Ночующих лучей, в горниле взгляда,

Когда не ведаешь куда смотрел...

И облику весны ещё не рада,

Объятая округлым остриём

Нездешность речи – чудная потеря!

Давайте-ка в ладонях соберём –

Отсутствие всего, не вдруг не веря,

Потокам и конвейерам из строк:

Бездарные – повсюду, но объята

Словами ночь, лишь чуточку продрог

Горящий голос, Господи, расплата

За солнце, как всегда недалека,

Но разве численность бездарных значит

Хоть что-нибудь?! Спокойны облака.

И взмах руки вослед, вот только начат...

2022

42. Садовский Юрий , 10:50:34 22.09.2023

* * *

Вчера читал стихи маститым

поэтам. Не дай Бог пиитам

еще читать!

Уж лучше по бульварным плитам

бродить нечесаным, небритым

и дурака валять.

Запить. Забыть. Забалагурить

под сатанинский посвист бури

в печной трубе.

Дышать туманом грез лазурных...

Не знать, что мир многоразумных

мнит о себе!

Дружить с банальной красотою.

Спать с эпигонкою-Луною

в чужой копне.

Пить синьку вечера запоем

и похмеляться ключевою...

Вот жизнь по мне!

1993

41. Вадим Шарыгин , 10:30:28 22.09.2023
Белавин Игорь Песни , 08:03:27 22.09.2023

Спасибо на добром слове, Вадим

Но Ваше доброе мнение насчет пары…

О том, что "критика дело тонкое" вам не обязательно говорить мне, Игорь, гораздо уместнее и актуальнее сказать это редактору, который односложно и поверхностно годами комментирует ваши произведения здесь или модератору, который вмешивается в литературный процесс, минуя свои прямые обязанности. Попросите именно у них, тех кого одобряете, "более профессионально заточенного" отношения к литературной работе. Загляните для памяти в отклики на свои стихи и напомните себе существующий на сайте уровень "критики, как дела тонкого"))

Я не довольствуюсь, мне не интересны в принципе "приличные авторы" , поскольку за "приличностью" скрыто всего лишь милосердное название посредственностей.
А разлука - с вами, с участниками этого сайта - во мне уже состоялась.
У меня вовсе не "смутные эмоции" : мне горько за поэзию и поэтов, мне стыдно за всех комментаторов моих тем на этом форуме - не ожидал встретить ТАКОЙ низкий (по глубине и низости) уровень восприятия поэта, чутья на поэта, такое низменное и поверхностное отношение к Слову!

Так что в моей разлуке, в данном случае, можете не сомневаться.

40. Белавин Игорь Песни , 08:03:27 22.09.2023
Вадим Шарыгин , 00:30:25 22.09.2023

Игорь, приветствую вас,
в разлуку хочу сказать, что мне легло на…

Спасибо на добром слове, Вадим

Но Ваше доброе мнение насчет пары моих переводов ничего не говорит о том,

что Вы (или еще кто-то) способны высказывать серьезное мнение о чужих стихах

критика дело тонкое, куда более профессионально-заточенное, чем оригинальная поэзия

В поощрение редакторам и модераторам сайта скажу, что "Фонари" довольно редкий случай

сайта по своей природе нескандального

Я много помотался по редакциям, особенно в советское время, и скажу

что эта среда, лишь относительно творческая, тут Вы правы, борется за место под солнцем

куда злее, чем, скажем, производственники или даже учителя

Сейчас вообще нет профессиональных сайтов, остались одни скандалы

А разлука... Находясь в среде Инета, вы не можете "разлучиться", ни с кем,

это просто невозможно

Вы можете не писать о 20-30 приличных авторах этого сайта

но и только

и кстати, люди непредсказуемы и ведомы смутными эмоциями

39. Вадим Шарыгин , 00:30:25 22.09.2023
Белавин Игорь Песни , 22:15:39 21.09.202
Давайте, уважаемые коллеги, разделим позиции Модератора (без номера) и позиции

простых...

Игорь, приветствую вас,
в разлуку хочу сказать, что мне легло на душу ваше стихотворения: "Смерть поэта":

«Стал отчуждаться профиль восковой,

горой подушек поднят ввысь до срока.

Мир, что был впитан вместе с подоплекой,

остался вне души высокой:

все равнодушный год унес с собой.

Никто поэту не сказал тогда,

насколько он сродни всему на свете

и что в чертах лица живут вот эти

луга, лощины, эта вот вода.

Земная даль оплачет спозаранку

его лицо, что далью смело быть.

А маска смерти, в страхе все избыть,

нежна и беззащитна, как изнанка

гнильцы на фруктах, норовящих сгнить»

------------------------------------------------------------------------------
Я говорю об этом русском переводе стихотворения Рильке, как о самостоятельном произведении, поскольку не возьмусь судить его ценность в качестве перевода. Мне импонируют переводы Рильке в исполнении знаменитой Тамары Исааковны Сильман, царствие ей Небесное, но в данном случае её стихотворение (перевод), на мой взгляд, уступает вашему именно в плане возможности для заворожённости. Напомню её текст:

«Поэт был мёртв. Лицо его, храня

все ту же бледность, что-то отвергало,

оно когда-то всё о мире знало,

но это знанье угасало

и возвращалось в равнодушье дня.

Где им понять, как долог этот путь;

о, мир и он — все было так едино:

озёра и ущелья, и равнина

его лица и составляли суть.

Лицо его и было тем простором,

что тянется к нему и тщетно льнёт, —

а эта маска робкая умрёт,

открыто предоставленная взорам —

на тленье обречённый, нежный плод».

-------------------------------------------------------------------------------------
Не собираюсь сравнивать, мне лично это не нужно, просто поздравляю вас с прекрасным, завораживающим стихотворением - для меня здесь это стихотворение и ещё ваша "Сивилла" :

"Знали – старше нет. Она с тех пор

ежедневно мимо шла. В квартале

поколения сменялись. Стали

говорить: она стара как бор,

мера ей – столетья. Но была

в ней, часами стывшей на всегдашнем

месте, высь и вековечность башни –

черной, старой, выжженной дотла.

И слова, не знавшие границ,

здесь искали место для гнездовий,

каркали над ней, кружа на воле,

а потом, в ночном нуждаясь крове,

проводили ночь в ее юдоли,

сидя в темноте глазниц."

эти стихотворения стали для меня на этом сайте, как "луч света в тёмном царстве"!
Желаю творческих успехов!

38. Вадим Шарыгин , 23:45:17 21.09.2023

Приветствую всех участников Улицы неспящих фонарей!

Прежде всего, хочу заверить и успокоить (тех, кто встревожился) – в настоящий момент я совершенно не хочу регистрироваться и публиковаться в качестве «автора» на этой площадке. Отвергну предложение даже если оно мне поступит.

Причина простая: уровень общения и творчества основного (активного) состава участников – с моей точки зрения – очень низкий или ни чем не отличающийся, от других окололитературных сайтов. Это взгляд со стороны.

Работа редакторов – никакая, отсутствующая – в этом не трудно убедиться, прочитав отзывы на стихи участников: поверхностные одобрялки, поддакивающие авторам, лишь бы не гневались, с аккуратными замечаниями относительно незначительных деталей.

Творческая атмосфера сайта – не рабочая, любительская, ты – мне, я – тебе, сплошные похвалы авторов друг другу, те же самые одобрялки мимоходом, поверхностные, в абсолютном большинстве случаев, то есть, все как бы всё уже знают и умеют в поэзии и остаётся только нахваливать, подбадривать друг друга, поддерживать друг в друге убеждённость в том, что посредственность одного ни чуть не хуже посредственности другого))

Поэтов на сайте мне найти не удалось, только «авторы», или любители любителей, которые чрезвычайно благодарны друг другу за поддержание в секрете секрета Полишинеля.

Дело в том, что хобби писать стишульки не требует никакого серьёзного подхода к творчеству, никакого откровения о своих возможностях, никакого реального уважения к поэзии и поэтам – всё что нужно для хобби писательства – знать, что все одинаковы, одинаково посредственны, в слове и в восприятии, что поэзия – это штука неопределённая и чтобы все одинаково делали вид, что не знают о посредственности друг друга. Хобби – не поэзии служит, а времяпрепровождению любящего поэзию человека. И любовь к поэзии, в рамках исполнения хобби, подменяет поэзию как таковую. Любовь – есть, а поэзии и поэтов – нет. Таков закон хобби или увлечённости писательством.

Улица неспящих фонарей, возможно, задумывалась как площадка для настоящих поэтов, профессионалов, но на сегодняшний день, на мой взгляд, является лишь уменьшенной копией крупных любительских сайтов.

Скука. Профанация редакторской работы. Неуважение друг к другу в виде поверхностных одобрялок. Нет ориентиров. Ценности поэзии, по взаимному негласному согласию, настолько размыты, что посредственное получает статус «особенного», «авторского», «местами интересного», «оригинального в творческом поиске» и т.п.

Низкий уровень общения – любительский, обывательский, когда вместо взаимо уважительного обмена предметными, пусть даже диаметрально противоположенными мнениями, свершается «Шура Балаганов и Поняковский», или переход на личность, «а ты кто такой», оскорбления, стремление заткнуть рот.

Чувствуется отсутствие интеллигентности, творческой атмосферы и критики как таковой.

Итого, по сайту:

1. Поэзия для большинства – хобби, любовь, но не судьба, храм и жизнь.

2. Похвалы друг другу приняли патологический характер.

3. Отсутствие: редакторской работы, развития в творчестве и интеллигентности в общении.

«Лучше будь один, чем вместе с кем попало!»

P.S.

Для профессионального поэта – состав участников окололитературных сайтов – не является читательской аудиторией, в принципе. Настоящие читатели поэзии, те, кто оценит и сбережёт творчество для потомков, – это люди, которые, как минимум, избавились от болезни стихоплётства или вовсе не балуются стишками, предпочитают современным «авторам» классиков поэзии. Пусть таких в России сегодня осталось очень мало, но лично я готов, прижизненно или посмертно, дождаться встречи с ними. Пути господни неисповедимы!

37. Белавин Игорь Песни , 22:15:39 21.09.2023

Давайте, уважаемые коллеги, разделим позиции Модератора (без номера) и позиции

простых членов поэтического цеха.

С точки зрения "поэтического цеха" вряд ли мы дождемся на сайте Бахтина, Чуковского

или хотя бы Льва Аннинского

Увы, спустившись на грешную землю, приходится признать, что Вадим самим своим существованием

способен развлекать публику, а уж читать ли его опусы, отвечать ли на них серьезно или шутливо,

это дело насельников сайта

То, что Вадим смотрит на любые современные стихи негативно, это его беда

но в Инете полным полно авторов, у которых беды те же, а то и куда хлеще

Вообще-то автор автору не товарищ, а тамбовский волк, это давно и всем известно

С позиций Модератора я судить не могу, но понимаю, что нарваться можно

но и тут поделать ничего нельзя, такова нынешняя художественно-политическая реальность

Искренне Ваш

Игорь Белавин

36. Демиховский Леонид , 21:22:13 21.09.2023

Маньку - в баньку!

35. Бочаров Александр 55 , 21:03:24 21.09.2023

Добрые люди!
Поиск отношений между авторами — это достаточно объемная тема на любом литературном сайте.

Трудно найти единомышленников в наше неспокойное время.
Для такого поиска необходимо понимать, какой человек нам подходит. Это подразумевает некоторую психологическую совместимость, которая складывается из свойств темперамента, психотипа, характера и ценностных ориентаций человека.
У многих заинтересованных авторов возникнет вопрос: где же таких подходящих людей, да еще и с заданными характеристиками, нужно искать?
Где таких можно найти?!
Вот, на нашем сайте появился Вадим Шарыгин, который взвалил на себя неимоверно большой груз, как критиковать наши произведения.
Что в этом страшного, почему мы засуетились?
Считаю, что ничего страшного в этом нет, тем более что имеется краткая характеристика Наташи Корн на Вадима Шарыгина:
"Вадим на других сайтах публикует свои стихи. И мне многое у него нравится. Но ведь это неважно - нравится-не нравится, правда? А на критику Вадим реагирует более, чем адекватно. но на конструктивную критику, а не на "нравится- не нравится". И вообще, как мне представляется, он далёк от обид и прочей ерунды. Возможно, что я ошибаюсь. но и это неважно."
Хорошая характеристика!
От себя добавлю следующее.
Может быть я и ошибаюсь, но мне кажется, что Вадим по-своему одинокий человек. Моя душа почему-то тянется к нему.
Когда-то и я баловался критикой. Это трудоёмкое занятие.
По такому поводу имеется одно пожелание к Вадиму:
"Уважаемый коллега, в большинстве случаев, после первого прочтения, Вашу критику трудно пересказать словами, она довольно объёмная и занаученная.
Будьте проще и люди потянутся к Вам.

А остальное всё приложится!"
Думаю, что Вадима Шарыгина можно принять в члены поэтического клуба "Улица неспящих фонарей". Он нам не навредит, а, наоборот, взбодрит и даст дополнительный импульс нашей аудитории.
В моём понимании импульс — это побудительный момент, толчок, вызывающий какое-либо действие.
Вот, как-то так.
С уважением, Александр Бочаров.

34. Наташа Корн , 10:49:17 21.09.2023
Добровольский Юрий , 10:41:02 21.09.2023

Наташа, я за авторизацию Вадима, как автора.Хотя подозреваю, что стихов…

Вадим на других сайтах публикует свои стихи. И мне многое у него нравится. Но ведь это неважно - нравится-не нравится, правда? А на критику Вадим реагирует более, чем адекватно. но на конструктивную критику, а не на "нравится- не нравится". И вообще, как мне представляется, он далёк от обид и прочей ерунды. Возможно, что я ошибаюсь. но и это неважно.

33. Добровольский Юрий , 10:41:02 21.09.2023

Наташа, я за авторизацию Вадима, как автора.Хотя подозреваю, что стихов он тут тоже не выставит, а только свои литературоведческие размышления и манифесты, как и на других социальных литературных площадках. Но это хорошо.
Не обращая внимания на "мы с Осипом и Мариной", читать его эссе можно.
Начнет публиковать тут свои стихи - замечательно, узнает о них много нового.

32. Наташа Корн , 08:16:31 21.09.2023
Добровольский Юрий , 08:02:13 21.09.2023

На блаженного не тянет, а городским (сайтовым) сумасшедшим этого автора…

Знаете, Юрий, а я вас поддержу ). У Вадима есть разные стихи, как и у всех. Что-то мне нравится, что-то - не очень, а что-то и вовсе вызывает отвержение. Но что мнение одного графомана в потоке нескончаемом стихоплётов? И потом, Вадим не бесконечно пишет подобные опусы. У него есть очень и очень интересные эссе. И он и не сумасшедший, и не гений ) Но, согласитесь, очень неординарный и незаурядный автор. Вы только посмотрите! - более тысячи просмотров одной темы на форуме! Ну и что, что он называет себя гениальным и чуть ли не единственным поэтом современности. Зато как честно! - " Вот я так думаю - и точка!".

Пусть публикует. А?

31. Добровольский Юрий , 08:02:13 21.09.2023

На блаженного не тянет, а городским (сайтовым) сумасшедшим этого автора не хочется называть, хотя многии об этом подумали.

Но у нас во все времена к таким людям сохранялось терпимое отношение.

Я бы зарегестрировал Вадима как автора, пусть публикует свои гениальные тексты и оживляет сайт хоть таким образом после ухода Маго, Тюренкова, Неместного и, наверное, кого-то еще.

30. Наташа Корн , 06:27:42 21.09.2023

Ах-ха-ха! Вадим в своём репертуаре! Ну не набрасывайтесь вы на него так. Что ж поделать - вот такое вот восприятие у человека. Имеет право. Ну а стихи, якобы разобранные им (с его точки зрения разумеется) - останутся стихами, не станут ни хуже, ни лучше. Это всего лишь мнение одного из...,извините, но графоманов (уж прости меня, Вадим).

А вот Слава Баширов - для меня лично - поэт с большой буквы. С огромным удовольствием читаю его творения и всегда жду новых. Тома Юрьева... очень интересна и своеобразна, безусловно - поэт!

И ещё - спасибо, Вадим, что, приведя здесь (на ваш вкус) "недостойные" стишата, вы открыли для меня новых авторов, не тривиальных, со своим мироощущением, со своим неповторимым почерком.

Вадим, а вы, мне помнится, как-то на другом сайте обмолвились, мол, всё - баста - больше не стану без спроса чужие стихи таскать и разбирать. М? Было? - Было!

Ведь подобные "разборы" отнимают не только кучу времени, но и массу сил. А для чего?

Я вот уверена, что и Славе Баширову, и Томе Юрьевой, и Михаилу, да и остальным, мягко говоря, фиолетово, что лично вы думаете об их творчестве.

Лучше бы вы, Вадим, рассказали о своих любимых поэтах. Ведь вы много интересного о них знаете. Разобрали бы стихи, ну, например, Мандельштама. Изумительный автор на мой взгляд, опередивший время не только своё, но и наше.

Вам есть о чём рассказать.

29. Тищенко Михаил , 03:10:46 21.09.2023

Конечно, Вадим прав в том, что у большинства сегодняшних поэтов нет ни глубины, ни вторых и третьих планов, а у читателя - катарсиса при прочтении.

Впрочем и у самого Вадима ничего подобного нет.

Просто он чужие тексты разбирает критично, точнее даже с пристрастием и желанием принизить, а свои - с ослепляющей любовью, возвышая. Но я пока у Вадима не видел ни одного стиха, сравнимого по уровню с большинством тех, которые он якобы разобрал.

Надо добавить, что в любой эпохе знаменательных текстов не так много, а те, которые есть - современники часто не замечают.

И цель нашего сайта - не потрясать гениальностью, а создать творческую атмосферу, где такая гениальность могла бы проявляться.

Про одиночество поэта - красиво сказано, но любая крупная личность - одинока, просто профессионал литературного языка умеет красиво сказать об этом, а непрофессионал - молчит.

Вообще у Вадим много передернуто. Например, он специально подобрал неудобоваримую цитату из Марлинского. А тексты Марлинского читаются вполне как современные. И их отличает от Пушкина как раз избыточная художественность, к которой призывает Вадим в стихах.

И цитата Ходасевича - очень спорная. В мировой литературе, например, существует россыпь исповедей и молитв, ставшими великими произведениями литературы, достаточно вспомнить Исповедь святого Августина, эссе Монтеня, не говоря уже о Библии.

Возможно, Вадим - жертва самообразования, основанного на изучении высказываний поэтов, которые (высказывания) сами по себе, как правило, экцентричны, эмоциональны, далеки от объективности и сделаны под влиянием момента.

У меня такое ощущение, что у Вадима в результате такого самообразования в голове образовался конструктор красивых фраз и цитат, которые ему служат для молитвенного воспевания поэтов созданного им пантеона и ... себя самого. Но перед нами не Мастер, а Вадим Бездомный....

28. Модератор 3 , 01:15:20 21.09.2023
Бочаров Александр 55 , 16:13:10 20.09.2023

Здравствуй, мил человек!
Прочитал, перечитал и задумался:
"Как много надо знать, чтобы…

А по-моему это манипуляторство, шарлатанство, провокация и расталкивание всех, чтобы себя восхвалить.

Весь древний (и не только) эпос построен на сюжетах, проза родилась из эпоса, Вадим путает поэзию вообще и поэзию лирическую, таким образом, сравнивая разные жанры и отказывая всем, кроме лирической поэзии, в праве на существование.

Он не хочет признавать поэзию в цитируемых им отрывках различных авторов сайта не потому, что ее там нет, а потому что он смотрит на стихи сквозь узенькую амбразуру придуманных им самим догм, да еще пытается нас убедить, что его урезанная и плохая оптика - единственный правильный прибор для оценки.

Наконец посмотрите на предложенный им "образец" поэзии. Лично у меня от такой "поэзии" болит голова. У автора отсутствует чувство меры, нет представления о гармонии, он нацелен на эффект и поэтому даже те некоторые строки, которые заслуживают интереса, тонут в бесконечных вариациях, повторах.

По-моему, перед нами своего рода Герострат, который сжигает не храм, а наше время и мозги.

27. Вадим Шарыгин , 00:10:06 21.09.2023

Теперь предлагаю рассмотреть на примерах пункты 1, 6 и 7 из моего перечня ценностей или признаков поэзии.
Напомню эти пункты:

1. Не принадлежит прозе, не переводится в разряд прозы, не вариация прозы
6. Обладает оригинальностью в замысле и исполнении, вместо штампов и клише
7. Даёт достоверность, вместо действительности, правдоподобие, вместо правды

По сути, буду рассматривать стихотворения как бы со стороны Языка, то есть со стороны той субстанции, в которой зарождается поэзия, которой служит поэзия, попробую рассказать свои первичные впечатления о том насколько, на мой взгляд, меня заворожили или не заворожили строки.

Способность стихотворения «заворожить» считаю важнейшим признаком обладания поэзией, важнейшим признаком самой поэзии.
Именно богатство, колдовское очарование языка, непереводимость в разряд прозы, необыкновенность самого замысла, а так же наличие художественного вымысла, не столько правды, сколько именно художественного правдоподобия, вкупе со звукописью или звучащими смыслами, без доминанты замысленного (и замусленного) содержания – является родным домом поэзии, родиной талантливости.

Я выбрал несколько примеров из нескольких произведений авторов сайта:

NB! Важная оговорка:

Приступая к любому современному произведению, я никуда не деваю из своего сердца из своей активной памяти все словесные высоты поэтической речи, все покорённые падением пропасти русской поэзии, например, во мне звучат, в том числе : «Новогоднее» Цветаевой», и её «Поэма конца», и поэма «Перекоп»; во мне мелодично утопает весь Мандельштам и в том числе, «Когда городская выходит на стогны луна», «Сохрани мою речь навсегда» и «Родина» Лермонтова, и поэма «Про это» Маяковского, и «Скифы» Блока, и весь Пастернак до 1928 года, и ещё десятки произведений Гумилёва, Пушкина, Ахматовой, Баратынского, Бродского...
Именно с высоты дерзновений этих произведений, этих поэтов я смотрю на современных мне авторов, читаю современную поэзию или современную интерпретацию поэзии. Мне, в данном случае читателю, меньшее, чем у них по определению не нужно, не интересно, нужен их уровень, как минимум, всё остальное от лукавого...

Итак,

Баширов Слава
Химеры памяти

«Давай пропьём последний миллион
сказал Исусхристос Наполеон
давай, сказал Людовик 25-й
но тут вошла дежурная сестра
ёж вашу медь, кретины, спать пора
и погнала курильщиков в палаты
красавица, на ней халат простой
сидел, я извиняюсь, как влитой...»

Это рифмованная проза. Рассказ о том как дело было. Автор использует форму поэзии для придания яркости своим прозаическим взглядам на мир. Язык уличный. Бледный. Обыкновенный. Обиходный.

Тищенко Михаил

«Стоят безлюдные дома
в деревнях русских позабытых,
и сжалясь, прячет ночью тьма
дворов "разбитые корыта"

Спят на погостах - сыновья,
отцы и жены - поколенья,
всех приняла сыра-земля
в свой лабиринт на иждивенье...»

Тривиальность. Замусленная тема. Бледный, бедный язык. Язык христаматии для 4-го класса. Перелив из пустого в порожнее. Повествовательность. Простота содержания – хуже воровства. Здесь так же просто пользование формой поэзии. Короткая строка не порок – короткая мысль, короткое мировоззрение одного в рифму – беда для целого поколения...

Иванова Ирина
В облаках

«В моих не солнечных местах
умеренно благоприятно.
А я летала в облаках –
до кучевого и обратно.
А я боялась расплескать,
что по крупице собирала....»

Замысел на нуле. Тривиальность вымысла. Вымысел поэзии – не комната матери и ребёнка, но совершенно «взрослое» по глубине охвата Языка правдоподобие, с художественностью, а не с художествами! Столбик слов без которого можно обойтись.

Тома Юрьева

«Стешка-ворон шарнирит шею,
Да шлею теребит шаферов,
Отмахнулись, шлеею своею,
Опрокинули мертвое в ров.
Дом, квартира, окно у забора,
Подоконник и плошка с едой,
Долго-долго, уж лет как сорок,
Нет страны, нет и были той...
Стешка-ворон, что скажешь, мальчик?
"Стеша лапушка, Стеша хорош",
Стешке дочка совала пальчики,
Стешка рос, прятал ложки и нож.
Патефонными тихими хрипами,
Возвещал "С добрым утром страна",
Полн их волнами, пьян их липами,
У хозяйского у окна...»

«Искусство существует для искусства, а не «ради, скажем, политики». Стихи пишешь не потому что хочешь рассказать какую-то историю или выразить идею, а потому, что хочешь услышать определённые звуки, слова, сочетания»
Иосиф Бродский
Это рифмованная проза. Это «проза жизни» записанная в столбик. Повествовательность выпирает. Какая-то «глагольная правда-матка», которую лучше записать в виде короткого лозунга или длинного рассказа, налицо эксплуатация поэтической формы. Так нельзя. Ну сколько можно...

Ворошилов Сергей

«Я почти что лечу, я несусь со всех ног,
увернувшись от кочерги.
Ничего, что я беспородный щенок,
двух быстрей — четыре ноги.
Чья-то морда визжит в окружении морд:
«Ай, зараза! Лови! Ату!
Бей блохастого! Этот паршивый чёрт
снова в миску залез к коту!».»

Проза, проза, щенок-рассказчик или автор, не суть важно, кто именно шпарит прозу под видом поэзии. За кого вы держите поэзию? – Неужели за служанку, которая будет умещать в столбик любые авторские желания что-то трогательное сказать? Поднимайте поэзию в собственных глазах или переходите в жанр прозы!

Арканина Анна
Когда-нибудь

«Когда-нибудь закончатся стихи,
в обычный день – где мокнут лопухи,
в котором дверь веранды нараспашку,
и в щель глядит пытливая ромашка,
а сверху над ромашкой шмель пыхтит.

Как будто лес срубили на дрова –
такая тишь повсюду – трын-трава.
Слова уйдут без права возвратиться.
Что им ромашки, лопухи и птицы,
что им шмеля дурная голова?

Я лягу в тень, я тенью стану, что ж –
не наступи нечаянно, не трожь.
В том дне во сне заблудятся черешни,
и ничего уже не станет прежним.
Вот разве дождь.»

Всё вроде бы не так уж плохо, вполне складно и трогательно. Не более того... А поэзия – это БОЛЕЕ того, это яство языка, это заказчик стихотворения, а не слуга наших чувств милейших чуйств и переживаний, стоящий с подносом и полотенцем через локоть с улыбочкой: «Чего изволите, чаю? А может быть, стихи-лопухи, нараспашку-ромашку срифмуем. взгрустнём, строк так на пятнадцать?».

Пагын Сергей

****
«Смерть, как мальчика,
возьмет за подбородок.
«Снегирёк… щегленок… зимородок… -
скажет нежно, заглянув в глаза.
- Ну, пошли со мною, егоза».

И меня поднимет за подмышки,
и глядишь: я маленький – в пальтишке
с латкою на стертом рукаве,
с петушком на палочке, с дудою,
с глиняной свистулькой расписною,
с мыльными шарами в голове.

А вокруг – безлюдно и беззвездно…
Только пустошь, где репейник мерзлый.
Только вой собачий вдалеке.
Только ветер дует предрассветный.
И к щеке я прижимаюсь смертной,
словно к зимней маминой щеке.»

Ну, это стихотворение просто создано для бурных и продолжительных аплодисментов – как же, тема до боли знакомая всем и каждому, на ней пахать можно без устали, запиши её в столбик, скажи что-нибудь уменьшительно-ласкательное – « с мыльными шарами в голове» и всё, победа над аудиторией и поэзией обеспечена! Никто и не заметит отсутствие поэзии, всё простят, лишь бы душевности было до рвоты много! Сентиментальность так же банальна может быть и вредна, как сахар для диабетика. Сюда надо мысль Ходасевича приклеить: «...Переживание, даже самое поэтическое по внутреннему свойству и с совершенной точностью закреплённое на бумаге, всё ещё не образует поэзии».

Малков Михаил

Вернуться птицы

«Внезапно наступила осень
на Город
мокрым каблуком...
Холодный ветер птиц уносит
безвременно и далеко.

Они кричат. Поют ли? Плачут
на непонятном языке?..
Кому они нужны, тем паче
гонимы кем?

Смешные, гордые. Чужие.
Так много стало птиц вокруг,
как будто мёртвые ожили,
готовясь в путь. За кругом – круг.

Им отзовётся пароходик,
отчаянно качнув бортом;
я знаю, в том, что происходит,
моя вина. И дело в том,

что те, кого мы не любили,
кому не верили ничуть,
тревожно крыльями забили,
готовясь в путь,
готовясь в путь;

что те, кого не замечали....»

Это «избитое» в замысле, подходе, заходе, главных героях – стихотворение. Практически, клише. Язык – нищий, ленивый. Автор ВЫСКАЗЫВАЕТСЯ, а высказываться должен ЯЗЫК, чтобы вместо кучи милых словечек возникло СЛОВО – на вес крови! Я понятно говорю? Нет, ну извините. Заболоцкий своими «Журавлями» уже всё сказал, ах, не всё, ну тогда нужно что-то более глубокое о птицах, чем «смешные, гордые. Чужие», мало ли что «так много стало птиц вокруг». Поэзия – это оригинальность, не от переживания столбенеть чтобы, а от СЛОВА, которым переживание сказано.

Гонохов Игорь
Воробьи

«… Я продолжаю спать. И двери
скрипят в квартирах у соседей.
Мне кажется, что это ходят
друг к дружке в гости воробьи.
Что в шалях, тапочках махровых
они похожи на медведей.
И крошки хлебные, как сушки
у самовара. Солнца луч
уже проник сквозь занавески,
упал на мятые подушки…
Я сплю и вижу воробьиху
в пуховом кружевном платке.
Она щипцами колет сахар.
А за окном плывут снежинки
и никого. И тихо, тихо
от этой дивной красоты....»

Это стихотворение легко переводится в разряд прозы, по сути, зачем ему форма столбика, форма поэзии, для складности впечатления? Ну, извините, если мы все свои истории будем в столбик записывать и рифмовать у строчек окончания, тогда поэзия останется просто названием, подразделом прозы. Это не так безобидно, на самом деле, сводить поэзию к внешней форме, это лишение себя и других уникальной возможности изменить всю привычную – прозаическую в основе – жизнь. Подумайте об этом.

Тюренков Василий
Весна в горах

Время рассвета... Дрожащий неон
Гонит к подножию мглу.
Горы бессчётным количеством тонн
Топчут ночную золу.
Тает в расщелинах вязкий туман,
Зреющим солнцем согрет.
Тенью упав на глухие дома,
Тянется ввысь минарет.

Туго натянутый алый батут
В небо швыряет века –
Маки невинно-кроваво цветут,
Перерастая в закат.
Дальней грозы ужасающий рык
Рвёт тишину облаков.
Жизнь потерять – будто плюнуть в арык –
Так же предельно легко.

Липкую тьму, расклубившись, прижмёт
Отяжелевший туман.
Вытащив выспавшийся пулемёт,
Зло улыбнётся душман.
В бурой коросте ладони его,
Горечь во взгляде жены.
Хочет чего-нибудь? Нет, ничего –
Только ночной тишины."

Это написал прозаический человек, не поэт, а человек, который представляет себе поэзию, как прозу, но с раскраской, мол, побольше эпитетов, эпатажа, например, вместо простого упоминания гор, сказануть так, что они, многотонные, дескать, «топчут ночную золу», и вот уж тебе «поэзия» произошла. Однако, не тут-то было, произошла искалеченная фигуральностью речи проза в столбик записанная. Не более того. Ну да, бог с ней, с прозой, была бы художественна, стильная, весомая в языке, без словесного перебора, там где и так всё визуализируется в нужном плане. Но в данном случае, поэзия испугалась авторского «рыка, рвущего тишину на части», «выспавшегося пулемёта», «бурой коросты ладони», «липкой тьмы», «невинно-кровавого цветения маков», «отяжелевшего, бывшего вязкого, тумана», «дрожащего неона рассвета», клише «раз плюнуть (в арык)», «топчущих золу гор», поэзия испугалась и убежала из этого текста... Современник Лермонтова Шевырёв писал, сравнивая прозу Лермонтова с прозой модного тогда романтика Марлинского: «Пылкому воображению Марлинского казалось мало только что покорно наблюдать эту великолепную природу и передавать её верным и метким словом. Ему хотелось насиловать образы и язык..»
Вот отрывок из повести Марлинского «Аммалат-Бек»:
«Громады скучивались над громадами, точно кристаллы аметиста, видимые сквозь микроскоп, увеличивающий до ста невероятий. Там и сям, на гранях скал, проседали цветные мхи, или из трещин протягивало руку чахлое деревцо, будто узник из оконца тюрьмы.. Изредка слышалась тихая жалоба какого-нибудь ключа, падение слезы его на бесчувственный камень..»
Всё творчество Марлинского, его манера повествования – не прошли проверку временем. А ведь его книгами зачитывались современники! Нагромождение сравнений, назойливо красивые эпитеты; всё это сегодня – признак безвкусицы.
С невольным облегчением возвращаешься от Марлинского к Лермонтову:
«Налево чернело глубокое ущелье; за ним и впереди нас тёмно-синие вершины гор, изрытые слоями снега, рисовались на бледном небосклоне, ещё сохранившем отблеск зари».

Садовский Юрий

«С земли на небо восходила радуга —
Над улицей в час ливня расцвела;
Гуляла по дворам, мальчишек радуя,
Девчонкам в косы ленточки вплела...»

В качестве сопровождающего детскую книжку с картинками текста, да, приемлемо, «мамы – всякое нужны...», главное, чтобы вся поэтика автора не свелась к «словесной иллюстрации детской книжки». Складывая кубики слов можно составить надпись, в том числе, наверное, «На холмах Грузии лежит ночная мгла...», но всё-таки, поэзия не из «кубиков» состоит и отдыхать нам, пишущим, пусть даже постаревшим в восприятиях, не позволяет, слишком большой и трагический путь позади, и, видимо, впереди тоже...

Пора сказать

«Пора сказать: "Пора, мой друг, пора!"...
Почти весна, но на дворе метели.
Конец недели. За стеной: «Ура!» –
Кричат в ночи соседи... Обалдели! –....

....Берешься курам на смех сочинять
Отраду там, где в торжестве печали
Друзья готовы веру променять
На что угодно, на глазах дичая;

Став вольными заложниками тьмы,
Имея здравый ум и трезвость мысли, –
Поставив слово "я" над словом "мы"
Ценой чужой – не драгоценной жизни.»

Вот главное: «здравый ум и трезвость мысли». Со здравым умом и трезвостью мысли – поэзии не создашь, как не вымучивайся. У нас ведь как, крайности: либо подвыпившая образность, развязанность или вульгарность в слове, либо «здравость и трезвость Свидригайлова», которая напрочь отлучает автора от искусства вымысла. Много каких-то «поучительных» стихов, стихов, в которых автор – главный, а не язык. Как в данном случае. Лирик являет себя. Да, но высший пилотаж, когда его не чувствуешь, ни в качестве «я», ни в качестве «мы». Лирик не о себе относительно, как здесь, друзей, лирик тоньше, незаметнее, глубже, поскольку за его спиною уже столько лирики русской поэзии, что все «забеги на короткие дистанции мысли и чувства» отменены, все темы – избиты, слова – просрочены, необходимы сверх усилия или талант для оправдания собственного писательства.

«Девятый вал»
1.
Море скорби на мрачное море глядит сквозь руины...
Где теперь пустота и сквозная безумная боль,
Там неделю назад рисовалась иная картина:
На балконах цветы и в квартирах — цветы и любовь.
2.
Только памяти эхо на "Море волнуется: раз!" — отзовется,
Если будет кому вздохом чуткое эхо будить.
... Море боли, пройдя сквозь руины надежд, с океаном сольется,
Научившись беззвучно рыдать, и, не мудрствуя, жить»

Эти строки, как слова, знающей тему и методичку РАНО учительницы по литературе, тарабанит и всё по делу, рассказывает о «типичных представителях» ладно и складно, но скучно... Академически. Или по школьному. «Море боли... сквозь руины надежд», чёрти чего, спасибо этому стихотворению, оно показывает как легко достичь потолка в образности, оставаясь в рамках земного языка и речи. А речь-то нужна небесная! Не от мира сего... Всё остальное – макулатура, мускулатура словесности))

Сметанин Сергей

«Какая прелесть — первый снег!
Как дивно он мерцает!
Такой полёт! Такой разбег!
Он тает и не тает....»

Очевидное и вероятное. Общедоступное и общепринятое. Нет, это не по мне, уже с первых строк...

Скородинский Ицхак

«Ну, как тут не заплакать?!
Режу лук и плачу...
И не о чем уже жалеть,
и рядом никого — помочь.
И никуда, ну, никуда уже не денешься...
А на безносой без любви, в конечном счёте, женишься.
В сухом остатке остаётся, что?
Бессонной ночью в зёванный экран глазеть, не в силах двинуться.
А если, счастье-то какое, вздрогнешь и заснёшь...
...мою банальную, заболтанную грусть.»

Это проза в столбик. Рассказ о том как дело было... Ничего плохого. И ничего хорошего, если посмотреть с высоты поэзии. Пугает не обилие прозаических строк, но обилие прозаического взгляда на мир, на вещи.

--------------------------------------------------------

Повожу итог: что бы мы, пишущие, ни писали, в какой творческой манере ни работали, какие бы темы ни роились в наших головах, требуя место в творческом портфолио, нам всем необходимо помнить две вещи:

1. До нас уже создано всё что нужно – целый сонм дух захватывающих слов, высота – задана, ниже её писать – грех и смех!
2. Главное в поэзии – уникальность, богатство, яство Языка – которое складывается по обстоятельствам или даже провидением господним - всею жизнью человека – этому богатству – дару слова – не научишь, язык поэзии – больше чем, скажем, грамматика и лексика русского языка, это данность свыше!

«На самом деле выживает только то, что производит улучшение не в обществе, но в языке»
Иосиф Бродский
«Язык – это важнее, чем Бог, важнее, чем природа, важнее, чем что бы то ни было иное, для нас как биологического вида»
Иосиф Бродский
«... перевод с небесного на земной... то есть перевод бесконечного в конечное... Это как Цветаева говорила, «голос правды небесной против правды земной». Но на самом деле не столько «против», сколько переводы правды небесной на язык правды земной, то есть явлений бесконечных в язык конечный»
Иосиф Бродский
«Поэзия – это перевод, перевод метафизических истин на земной язык. То, что ты видишь на земле – это не просто трава и цветы, это определённые связи между вещами, которые ты угадываешь и которые отсылают к некому высшему закону. Пастернак был великим поэтом деталей: от детали, снизу, он поднимался вверх. Но есть и другой путь, путь сверху вниз. Тогда идеальным собеседником поэта становится не человек, а ангел, невидимый посредник»
Иосиф Бродский

Вадим Шарыгин

Язык поэзии

Язык, зачинщик мысли запоздалый,
Вновь – вечер, ветер, веер – речи, хвост павлиний
На ширину, на глубину гравюр суть жизни силится раскрыть,

Превозмогая шелесты с а н д а л и й, шум с к а н д а л о в,
К цветущей примыкая бессловесного познанья половине,
Выказывая обезумевшую в образности прыть...

Ему почти што всё равно, какая будет тема на повестке:
О чём поведаю в глубокой проруби веков собравшимся,
куда под дудочку по кромке страха поведу,
Лишь бы словесный ворс столетнего орнамента иль голод резкий
Предотвратил доступность пункта назначения, рациональности беду!

А н т и ч н ы й космос любит он, подобно грекам.
Покой а п т е ч н ы й прорастает в нём и только с толикой тоски
Виднеются в прощальный вечер пламенеющие тихо голоса –

Всё для него – закат, прилаженный к заливам, к рекам
И даже под крылом кренящиеся, смешанные с родиной, леса...

Скользнувший взгляд – ласкает, гладит альт,
Буквально, за мгновение до смычки
Смычка и Моцарта... Выхаркивает: Halt!
Над Бухенвальдом... Сходит с электрички,
На станции, перрон так пуст, лишь куст,
Лишившись уст, сиренью процветая,
Нахлынет, канет... Не дочитан Пруст...
Ласкает слух мелодия простая:
Простаивает в сумерках гармонь,
Поддерживая, падающий в тоне,
Девичий хор... И только ветку тронь:
«Москва-Берлин», бег зайчика в вагоне,
Приклеенный к стеклу далёкий взгляд,
Избыток : ветра, молодости, чая.
О чём-то барабанят, говорят,
Молчат, задумавшись, чай с чаяньем сличая...

Язык вторичен, не возложат некогда цветы, лишь назовут вослед:
Прожилкам интуиции, промасленным шарнирам ходоков
По чёрным дебрям не вернувшегося Слова –
Бездомный реквием, донос, который не донёс ещё в НКВД сосед,
Пункт безымянного прозрения, кой был и нет, иль был таков...

(1) Изюмный мякиш где-то в Могадишо сваренного плова.
(2) Безумный кукиш – в лица, где-то в полвторого!

Язык осыплет за меня подножия житья –
белогвардейским цветом яблонь – лепестками.
Заставит тихо насмерть встать навстречу обывателям – тьме тьмущей!
И десять тысяч проклятых надежд расположить вдоль глаз,

и ночь озвученную до истомы соловьями знать,
и вылепить из глины лепет ткани –
Язык – косули, прозренье посулит очам моим,
с ладоней слизывая соль земли иль отблеск звёздной гущи...

Речь констатирует : на свете больше нет –
Читающих, есть только пепел от разгрома, от раздора.
Шарфом задушенная в вихре мыслей Айседора.
«Дункан», покинувшая порт, вошла в рассвет...

Вес крови – всё во мне подчинено –
Диктату языка – все всхлёбы речи, взвивы слога –
Кипят в гортани, разрастается вино
Лозой, сгорающей в горниле глаз Ван Гога!

Язык – застрельщик стороны обратной света –
Вновь опадает, будто древко, в руках, навылет п о д а ю щ е й
надежду, п а д а ю щ е й в сонм сомнений знаменосицы.
Полотнище подхватываю – звуков свита –
Вдруг, подчиняясь чинной оторопи слов,
в тартарары возносится!

26. Бочаров Александр 55 , 16:13:10 20.09.2023
Вадим Шарыгин , 15:05:42 20.09.2023

Давайте вернёмся от красивого, но слишком туманного определения поэзия «имени…

Здравствуй, мил человек!
Прочитал, перечитал и задумался:
"Как много надо знать, чтобы такое написать?"
Вроде бы всё верно и подкопаться не к чему.
Толково написано, разложено по полочкам.
Так что такое:
"Разложить по полочкам?"
А это просто:
"Проанализировать, досконально разобрать какую-либо мысль, соображение, ситуацию и т. п.".
Вадим!
Вы, как автор, умеете это делать!
У Вас получается.
Продолжайте. Буду читать.
С уважением, Александр Бочаров.

25. Вадим Шарыгин , 15:05:42 20.09.2023

Давайте вернёмся от красивого, но слишком туманного определения поэзии «имени Жуковского»: «Поэзия есть Бог в святых мечтах земли» – к моим семи пунктам признаков или ценностей поэзии – её отличиям от хороших и плохих стишков, а именно:

1. Не принадлежит прозе, не переводится в разряд прозы, не вариация прозы

2. Смысл поэзии звучит, то есть поэзия представлена звукосмыслами

3. Реализует в звукосмыслах целостное миропонимание поэта, не частный случай

4. Выражает, воплощает смысл, вместо желания или намерения его выразить

5. Развивает воображение образностью, а не коверкает его фигуральностью речи

6. Обладает оригинальностью в замысле и исполнении, вместо штампов и клише

7. Даёт достоверность, вместо действительности, правдоподобие, вместо правды

Разберём на нескольких примерах из произведений нескольких авторов сайта, которые попались мне на глаза – пункт 5.

Фигуральность речи вместо образности поэзии,

примеры:

Владимир Литвишко

«Сентябрит за остывшим окошком,

и боярышник сладок во рту.

Осень, пёстрой крадущейся кошкой,

охлажденья проводит черту»

Насколько уместно сравнить осень с «пёстрой крадущейся кошкой»? Вообще говоря, сравнивать можно что угодно и с чем угодно, вопрос, надо ли, и ещё вопрос какое сравнение присуще поэтически мыслящему мир поэту, а какое лишь человеку, находящемуся на пути к постижению поэтичности поэзии? На мой взгляд, в данном случае, проблема не в «пёстрой кошке», не в том что она «крадётся», а в том, что именно этой самой кошкой осень каким-то, известным, конечно, только автору образом, «проводит охлаждения черту». Осень-кошка-охлажденья черта. Выпускник Литературного института, возможно, и обнаружил бы здесь преподанный ему на уроках вталкивания посредственностей в лоно литературы некий «троп», но я лично не в состоянии протянуть ассоциативный ряд, получается что-то похожее на линию оборванной связи связистов советской армии: «Алло! Дуб, дуб, я берёза, как меня слышно» и тишина в ответ... Ассоциативный ряд поэзии всегда умеренный в длительности, всегда реальный в достижении цели, то есть сравниваемое и сравнение находятся не слишком далеко друг от друга. Какая ассоциативная связь между осенью и кошкой, между кошкой и чертой охлаждения – ведомо тем кто пишет стишки и читает, и нахваливает стишки друг друга. Я не из этого ряда. Поэтому воспринимаю эти четыре строки, как потерянное моё читательское время, с чувством досады и разочарования... Неологизм «сентябрит» лишь наводит дополнительную тень на плетень, поскольку, русскому «моросит», например, из «Доживём до понедельника», действительно идёт безличность, за нею угадывается многозначительность, а вот за новоявленным «сентябрит», или его братанами «октябрит», «декабрит», кроме пустоты ничего не проглядывается, поскольку слишком много неопределённых характеристик, природа может «сентябреть» каждый год совершенно по разному, и это значит что придуманное слово становится словом для «красного словца», или частью той самой фигуральности речи, присущей стишкам. Долой фигуральность! – крик вопиющего в пустыне непонимания...

Юлия Долгановских

«...ведь большинство современных связок ключей

дополняет общедомовая магнитная таблетка,

похожая на живот беременной женщины...»

Сравнить «общедомовую магнитную таблетку» с «животом беременной женщины» – поэту, если он, она, хотя бы на чуточку знаком с поэтичностью, с тайною очарования поэтической речи – невозможно в принципе. Представьте себе, мои обделённые поэзией современники, сотни тысяч всевозможных «беременных магнитных таблеток», появляющихся в стишках каждый божий день, годы напролёт, только представьте, на секунду хотя бы, какой урон несёт поэзия, какую подмену ей сварганили наши современники! Немудрено, что пишущие стихи практически пишут сегодня для самих себя, друг для друга, маломальски уважающий себя и поэзию читатель просто-напросто покинул пределы обитания современных авторов и их стихотворений, вернулся к классикам, осознал степень разгрома и раздрая современного состояния дел в поэзии. Напомню мысль Юрия Карабчиевского : «Две возможности: изображение вещей в несвойственных им положениях или деформирование, искажение облика вещей, предметов, явлений природы вплоть до патологоанатомических манипуляций – зачастую реализуются в стишках и подаются в виде «образности».

Наташа Корн

«Стояла осень неприкаянно в очередной приход смертей,

листвы остывшая окалина слетала ржавчиной с ветвей,

в руках артритных неухоженных засохший теребя букет,

и ветром выдубленной кожею холодный впитывала свет....

...беззубым ртом ноябрь шамкая, передавал свои права»

«Прикаянно» или «неприкаянно», то есть не находя себе место, стояла осень, это Наташа решила за неё, сама по себе осень, в отличие от наших авторских прихотей, «стоит» вполне нашедши себе место в мире. Но вот «листвы остывшая окалина» – это фигура речи, краснобайство, антиобраз поэзии. Дело в том, что {Ока́лина — это смесь оксидов, образующихся прямым действием кислорода при накаливании на воздухе металлов}Слово или термин окалина – относится исключительно к металлам и предполагать что у нашей болдинской осени, спустя всего то два столетия, так изменился природный состав. что у деревьев листья стали металлическими, значит, сдаться на милость посредственного отношения к гармонии словесности. Посредственность в словесности – это страстное намерение сказать с пшиковым, извращённым результатом. Талантливость – это точность совпадения намерения и слова. Поэтому, вслед за фигуристостью «окалины листвы» летит ко всем чертям «ржавчина с ветвей», металлическая тема или металлургическая попытка образности данного стиха – выводит его за границы стиля, гармонии, очарования, которым так дорожит поэзия. От металлургии к медицине – осени явно не свезло в данном произведении! Все «пышное природы увяданье» лихо сведено какому-то рукастому существу с болезнью суставов (мозга) – с артритом, да ещё ветер – этот милый и просторный спутник поэтического чувства – в данном случае – превращён в узколобого ремесленника. который, очеловечив осень, сведя весь объём её признаков к плоскости (кожи), каким-то образом обработал её солями хрома или другими дубящими веществами, и конечно, после всего этого, несчастная осень лишь «холодный впитывала свет». Я понимаю авторское желание сгустить краски, нагнетать атмосферу, нужную, например, для «высшего» смысла темы стихотворения, но в поэзии цель не оправдывает средства, в этом смысле, поэзия – интеллигентна, точна и значима в нюансах, тем и отличается она от стишков. Драматичности можно добиться не за счёт введения замены поэтического языка языком технолога, не превращаясь в производственника, но благодаря поэтическим деталям – то есть словесным конструкциям – словам словосочетаниям, метафорам, аналогиям и т.п., которые окажутся полностью правдивые в предметных значениях, но уместно направляющие читателя в русло лейтмотива стихотворения. Например, для передачи драматического состояния можно в принципе не делать из ноября человека, можно обойтись без грубого очеловечивания ноября месяца, без приделывания ему «рта», «ушей», стоп», коленных чашечек, шейных позвонков и тому подобных частей человеческого тела, чтобы ему в принципе не пришлось «шамкать», «хромать», «убирать серные пробки» и т.п. делами удивлять до обморока читателя.

Пахомов Сергей

Сердце

«...И сердце, скрученное в жгут, проткнут, и вырвут незаметно,

И пустят по ветру, как лист, осенний лист, как змей бумажный...»

Это фигура речи, «сердце, скрученное в жгут». Дело в том, что талантливость – это мера слова из безмерности чувства. Посредственность – это расхлябанность слова из желания поразить воображение наповал. В жгут можно, конечно, при определённых усилиях, «скрутить» сердце, печень, селезёнку, другие выпуклые части тела, но насколько обогатиться гармонией от такого скручивание наше воображение? А если учесть дальнейшее: скрученное в жгут сердце затем «проткнут», да ещё и «вырвут незаметно». Но и это не конец злоключений несчастного сердца: после этого, его «пустят по ветру», но не просто так, а как «осиновый лист», затем, передумав, пустят по ветру «как змей бумажный»???

Представить себе летящее по ветру как бумажный змей скрученное в жгут сердце, которое проткнули и каким то образом «незаметно» вырвали из груди – можно только в страшном сне... За этим ли существует на свете поэзия?

Иванова Ирина

Бабочка

«Бабочка с рисованными крыльями

над дорогой кружится асфальтовой

между тротуаром и машинами,

как невеста в подвенечном платьице»

Казалось бы, точное попадание: бабочка, например, капустница, белые крылышки, похожа на подвенечное платье... Хороший образ? Почему то я уверен, что сто процентов участников сайта без одной тысячной скажут : «Да, образ прекрасный!», однако, на мой взгляд, образ отнюдь не прекрасный, или ложно поэтичный, то есть не включающий в себя точность, присущую истинному очарованию поэтической речи или поэзии как таковой. Почему так? Потому что в данном стихотворении не просто сравниваются лёгкость и цвет крыльев бабочки с лёгкостью и цветом, и даже фасоном подвенечного платья невесты, но происходит более развёрнутое сравнение, сравнение в действии или в конкретной обстановке – сравнивается образ поведения бабочки, которая «кружится над дорогой, между машинами» и образ невесты, которая яко бы тоже кружится, но только «в шумном кабаке с посудой грязною, пьяных рож среди и неудачников». Здесь и начинается фальшь, здесь и возникает разница между талантом и посредственностью, между произведением поэзии и стишком. Поэту просто не придёт в голову подбирать невесте такую экстравагантную обстановку, чтобы притянуть за уши её бедняжку к порхающей между машинами бабочке!!! Образ поэзии – это не просто совпадение «цвета и порхания», если мы говорим о бабочке и невесте, но в главном, это должно быть корректное совпадение или сочетание их естественности, то есть порхание бабочки между машинами и над асфальтом вовсе не схоже, совсем не схоже(!) с «порханием» невесты в шумном кабаке с грязною посудою, пьяными рожами и неудачниками в придачу. Машины и асфальт, как условие порхания бабочки, сами по себе, не подразумевают «грязь», «пьянь», «рожи» и толпы «неудачников». Вовсе не обязательно что вокруг потока машин – грязно, а за рулём пьяницы, рожи и неудачники! Именно поэтому возникает «притянутость за уши» невесты и бабочки – сами по себе, в отрыве от среды похожи – а в условиях созданных мозгом автора – совершенно различны. В данном случае, поэт ограничился бы сравнением, типа: бабочка, легка в крыльях, в полёте, как невеста в своём счастье и надеждах на лучшее. В этом они похожи, в этом они «поэтичны», без нагромождений, без попытки устроить «драматичность в стакане воды на стойке бара»))

Татьяна Игнатьева

вглубь топором

«...И вплетается в локон любви путеводная нить,

Мой придуманный мир начинает со мной говорить...»

«...И пугается птица, что бьётся в груди под ребром.

Острый солнечный луч прорубает в реальность окно,

И уходит паром как Титаник звездою на дно.»

Давайте ещё раз, закрепим «успех нашего безнадёжного дела» постижения разницы между фигуральностью стишков и образностью поэзии. В данном случае, «путеводная нить», которая «вплетается в «локон любви» – это чёткий образец фигуры речи, то есть речи, в которой из невозможного в принципе делается невообразимое или калечащие воображение. Например, саму по себе «путеводную нить» наше сознание определяет как что-то абстрактное, философское, не предметное уж по крайней мере, а здесь ещё одна присутствует словесная обёртка от красоты : «локон любви». И вот, читателю автор запросто предлагает представить как «путеводная нить вплетается в локон любви». Неопределённое вплетается в несуразное и что на выходе? – чувство что над тобой пошутили, в лучшем случае, предложили воображению удовлетворится что называется «запахом от денег»! «Придуманный мир» начинает, может быть, говорить с автором стихотворения, но отнюдь не с читателем, воображение читателя пришло в тупик. А тут ещё в финале: «птица бьётся в груди под ребром», и не тупой солнечный луч, а слава богу, «острый», превратившись в топор, или в световой меч из голливудской фантастики, «прорубает в реальность окно». Фантастика победила фантазию. Паром уходит на дно, то ли как Титаник, то ли как звезда, (а как именно уходит звезда? ) Стихотворение имеет верное название: «вглубь топором» – в глубь воображения, очарования поэзии «топором» и с топором не ходят...

24. Бочаров Александр 55 , 14:18:04 19.09.2023

Здравствуйте, люди добрые!
Увлёкся чтением Ваших комментариев на форуме "Таланты и поклонники".
Пишете интересно, познавательно и откровенно.
Все хороши. И правые, и левые.
Однако фраза Наташи Корн меня больше всего тронула:
"Мне вот, заурядному графоману, просто интересно почитать "как люди живут" - может чего новенького узрю."
Пожалуйста, продолжайте!
Я Вас внимательно читаю.
С уважением, Александр Бочаров.

23. Вадим Шарыгин , 13:17:00 19.09.2023
Модератор 3 , 12:21:21 19.09.2023

Наташа,

Я ни в коем случае не берусь судить воззрения, идеи…

Мне кажется что вы судите о поэтах, судите поэтов, поэтом не являясь и находясь слишком далеко от дела поэзии. Вы судите по себе, на своём уровне, поэтому в вашем обиходе есть словечки: "отомстить", "пиариться" и т.п. Это всё из лексикона маленького, местечкового человека, своего рода ефрейтора от поэзии, получившего власть над построением подчинённых в одну линейку: "Отделение! Равняйсь, смирно!". "Вольно, разойдись!".

Возможно, вы совмещаете модераторство с написанием стихов, возможно, так же, что уже давно сравнили свое "написание" с уровнем моего творчества, не в свою пользу, конечно, поэтому главной задачей для себя считаете - запретить поэта как такового. Вы же отвергли мои стихи изначально, ещё до того, как я зарегистрировался на сайте в качестве читателя, до моих тем на форуме. Именно о вас сказала в своё время Марина Цветаева : "злая воля к добру".

Грех ваш не в непонимании, а в злостной предвзятости к тем, кто выше вас в творчестве, причём настолько, что и сравнить нельзя и догнать, дорасти невозможно. Отсюда ваше злостное вмешательство в обыкновенный процесс литературной работы. Но, поверьте, люди и без вас разберутся и в моих взглядах на поэзию, и в моих мотивах и в уровне моего творчества и в искренности моего стремления помочь, поделиться опытом, отделить ложную поэтичность от собственно поэзии.

Для меня не существует понятий "отомстить", "пиариться", мне совсем не до этого и я прошёл такой трудный и счастливый путь к высотам поэзии, что никакой "модератор" не в состоянии остановить моё общение с современниками!

Спросите у Наташи Корнеевой - насколько строго и критически я отношусь к её творчеству, при этом, мы находимся в дружественных отношениях, потому что сосредоточены на главном - на непрерывном процессе познания и взаимообогащения, Наташа знает что моя критика никогда не бывает огульной и что лучше резкая критика, процесс осмысления, чем, например, годами писать друг другу в отзывах поверхностные односложные одобрялки, ничего не дающие творческому человеку, кроме самоуспокоения на достигнутом.

Не помогаете талантам, уважаемый модератор поэзии, так хотя бы не мешайте, оставьте свою обиду, зависть, предвзятость при себе!

22. Модератор 3 , 12:21:21 19.09.2023
Наташа Корн , 09:54:53 19.09.2023

Дорогой Модератор! Не нужно так серьёзно относиться ко всему, что…

Наташа,

Я ни в коем случае не берусь судить воззрения, идеи Вадима, это его личное дело. Меня поразило другое. Юля высказала свое мнение о сезонности выступлений Вадима, и он тут же ей отомстил- "разобрал" её стихотворение. И хотя работа на литературном сайте давно лишила меня иллюзий о "высоком моральном облике" многих авторов (но не большинства, по счастью!), мне неприятна такая низменная примитивность. Мне не нравятся не слова, а поступки.

21. Наташа Корн , 09:54:53 19.09.2023
Модератор 3 , 23:01:29 18.09.2023

Я помню около наше московской школы можно было встретить девочку,…

Дорогой Модератор! Не нужно так серьёзно относиться ко всему, что написал Вадим. Ну считает он себя гением, поэтом из прошлого в будущее, ставит себя на одну ступень с Мандельштамом, Бродским, Цветаевой... Ну так и что? Кому от этого плохо?

Есть в его эссе много интересного. И стихи у Вадима есть разные, как и у всех. Я сначала пребывала в некоторой оторопи - а потом... Ну позиционирует он себя вот так - да ради бога ). Зато смотрите, как он лихо расшевелил сайт, м?!

У каждого есть своё мнение. Вадим честно написал своё. Но это же не значит, что оно единственно верное. Не спешите выдворять Вадима. Он очень интересный собеседник, пусть его и заносит, и тараканы у него беспокойные ), а у кого их нет, и кого не заносит?

А спорить о том ЧТО есть ПОЭЗИЯ - как по мне, так бесполезная трата времени. Тягаться кто поэтестее - смешно. Мне вот, заурядному графоману, просто интересно почитать "как люди живут" - может чего новенького узрю.

20. Модератор 3 , 23:01:29 18.09.2023

Я помню около наше московской школы можно было встретить девочку, она читала свои стихи - полнейшую графоманию - с выражением. Стоило ее попросить, и она тут же, с ходу начинала. И все смеялись над сумасшедшей, а мне было всегда больно ее слушать и слышать смех, и понимать, что это, как сказали бы сейчас, диагноз.

Не могу не отметить сегодня, что она в те далекие времена еще не додумалась поносить - точнее, якобы литературоведчески разбирать - стихи других авторов.

Игорь, вы считаете по-прежнему, что нам нужен в нашем клубе человек, готовый вот так обходиться и с людьми, и с поэзией, которую он, очевидно, понимает очень однобоко?

19. Вадим Шарыгин , 22:28:34 18.09.2023

В этой теме для меня важно, чтобы разница между талантливым и посредственным максимально конкретизировалась для многих из тех, кто считает себя, конечно, никаким не «гением», а «нормальным» поэтом, пишущим зимой и летом...

Вот, например, стихотворение:

Долгановских Юлия

***

каменная река не глубока

не отобьёт теченьем бока

дважды войдёшь и выйдешь и снова войдёшь

аки посуху

подумаешь что ж

если река лежит а думает что плывёт

то и тебе не надо делать наоборот

посмотри проплываешь мимо сам себе враг

сам себе камень сам себе дважды дурак

а устанешь смотреть кинешь в камни жменю горячей воды

обмелеет река не принимает лукавой мзды

и пойдут кругами каменные круги

ни булыжника ни мелюзги

ни зги.

-------------------------------------------

Пустые строки – это такие не выстраданные авторские мысли оформленные в никчёмные строки , которые будто по блату объегорили конкуренцию за дорогостоящее место в стихотворении; это строки похожи на слова-паразиты, они вязнут на зубах недопечённым тестом текста, они не подготавливают нас к главному, а лишь ставят читателя в неловкое положение : становится неудобно за автора, чувствуешь, что ему (ей) сказать нечего...

например, в данном стишке:

«дважды войдёшь и выйдешь и снова войдёшь» – зачем, отчего это «дважды»? почему не «трижды», зачем эти «хождения туда-сюда», да ещё «аки посуху»???

Ну, хорошо, допустим, находился, а потом только «подумаешь что ж»

И что ж, автор сподобился «подумать», а вот оказывается что:

«если река лежит а думает что плывёт, то и тебе надо делать наоборот»????

Я прошу всех, кто читает сейчас эту «думку автора» ответить как на духу: чем эта строка отличается от галиматьи? Делать автору стишка действительно НЕЧЕГО, и это творческое безделье, читай, бездарность мысли и слова, очеловечив реку, придав ей авторский мозг, предлагает всем нам, в веках читателям этого потока слов, не терять белую нитку повествования, уследить за извивами авторского мозга, а именно: автор думает, что река думает что она плывёт а на самом деле она лежит (без запятой после «а») и что раз такое дело то и тебе читатель, думает автор, надо делать наоборот, то есть, либо плыть лёжа, либо лежать «плывя», если ты лежишь, то думай что плывёшь... и будет тебе праздник...

На самом деле, посредственность или бездарность, или отсутствие дара слова – это не абстракция, это всегда, во-первых, предметное отсутствие жизненно важных мыслей, во-вторых, неумение выразить художественно даже те мыслишки, которые оккупировали на время головной мозг автора. Бездарность – это «ничего из нечего делать» – когда недоразвитое воображение автора выплёвывается в скучные, пустые в котомках и целях движения караваны слов по барханам пустыни вдохновения!

«посмотри проплываешь мимо сам себе враг

сам себе камень сам себе дважды дурак

а устанешь смотреть кинешь в камни жменю горячей воды

обмелеет река не принимает лукавой мзды»???

жме́-ня. 1. прост., рег. ладонь с пальцами, согнутыми так, чтобы ими можно было зачерпнуть, захватить или удержать что-либо насыпанное, положенное. 2. количество чего-либо, вмещающееся в сложенную таким образом ладонь.

Как там героическая ладонь автора удержит «жменю горячей воды», если учесть первую ассоциацию с парилкой, то не просто горячей, а кипятка – это известно только автору...

Кто там и куда «плывёт мимо» великого очарования поэзии, дважды вышедший и вошедший, дважды дурак...?

Честное слово, говорю как перед Богом: дважды дураком себя чувствую, читая текст этого стишка, особенно находясь среди таких авторитетных и знающих очарование поэзии людей, которых не только не смущает этот текст, но которые, видимо, глубоко тронулись его художественными глубинами, а я один на всю улицу неспящих фонарей, дурак дураком, никак не могу и не хочу "въехать в него", не могу поверить, что поэзия – это отныне вот такие «извивы мозга»...

Конечно, автор подозревает что может найтись неуч типа меня, к нему и обращение:

«а устанешь смотреть» на то как автор думает что река думает и т.п., тогда, мол, включи больное воображение, представь себя в бане и от отчаяния хотя бы чем-то заворожиться – «кинешь в камни жменю горячей воды», откуда возьмётся эта «жменя кипятка» неведомо, но не суть – стишки пишутся для «понятливых», для тех, кто сам пишет стишки и «всё понимает)))

Вишенкой на торте результат: ошпаренная река вмиг «обмелеет», но всё-таки не принимает «лукавой мзды», если считать что такая «горячая жменя» это «мзда», и если знать чем «лукавая мзда» отличается от «мзды простодушной»...

И финал : «и пойдут кругами каменные круги», действительно, квадратами и ромбами круги, слава Богу, пойти не могут. И конечно, никаких тебе «булыжников» и другой «мелюзги», а вместе с нею и «зги» уже не предвидится...

Ребята - аборигены сайта!

Не исключаю, что я один здесь «того», а все остальные «этого», нормальные писатели, пишут, хорошо, аж закачаешься, а я всего лишь «злой гений добропорядка», вызывающий «не исключительно позитивные» эмоции, который к тому же вовсе не стремится попасть « в семью» подобных этому произведений. Но когда я говорю о талантливости и посредственности, я, уже видимо до скончания дней своих не смогу принять за поэзию стихотворения, подобно выше представленному, даже если «в семью» не возьмут, в шею погонят и модераторы всех сайтов объявят мои стихи персонами нон грата, а стихи Юлии – «ю а велком»!

Для сравнения и для размышления о том что есть такое «великие стихи», предлагаю моё стихотворение:

Вадим Шарыгин

Есть в великих стихах —

Тишины немота,

Как ладонью с ресницы

Снежинка снята...

На мгновение лишь

И растаяла, нет.

Зычным хором молчишь

В дальнем слове поэт.

И ведёшь, и уводишь,

Водою журча,

Уползаешь, как еж,

Поворотом ключа

Отворяешь стеснённую сводами

Дверь...

Там зияют миры.

На мгновенье, поверь,

Все великие в жизни стихи,

На чуть-чуть!

Есть слова «от сохи»,

Есть надежда вернуть

Твою душу

В затерянный хор

Н е м о т ы...

Тихо тонет река —

На краю т е м н о т ы.

---------------------------------------------------------------

18. Ангелопуло Артем , 17:29:26 18.09.2023
Садовский Юрий , 16:09:49 18.09.2023

О, да!.. Пишите оды, господа!
Пииту-гению - Вадиму,

Непревзойденному, вестимо!
Над ним не…

Однако, каждому из нас

колит глаз, когда указ-

ывают на несоотвествие

ключа таланта и отверствия

тяжелого замка, да и проушины,

чем более за дверью дар,

тем более заужены,

сломать легко открыть, где запита-

я – маленькое слово и огромная беда.

Ангелопуло – здесь, сейчас.

Шарыгин – всюду, навсегда.

Раунд!

17. Белавин Игорь Песни , 17:14:24 18.09.2023

Дорогие коллеги!

Как литературоведческие опусы, так и стихи Вадима Шарыгина

у меня вызывают вовсе не негативные эмоции, но и не исключительно позитивные

Думаю, это некий феномен "отраженного света", когда многие посылы автора верны

и даже эстетически интересны, однако

в общую картину мышления, тем более - мышления новаторского,

это все не складывается

Я просто предлагаю принять автора в свою семью (на каких условиях - это решать редакторскому совету),

поскольку сказанное им, хотя и не было лично для меня неожиданным откровением, но имеет "свой гвоздь",

на который, в принципе, можно повесить шляпу Д.Артаньяна

16. Садовский Юрий , 16:09:49 18.09.2023
Ангелопуло Артем , 09:30:16 18.09.2023

Спасибо, Юрий! Ну уж нет!

Не гений я и не поэт!

Поэт…

О, да!.. Пишите оды, господа!
Пииту-гению - Вадиму,

Непревзойденному, вестимо!
Над ним не властвуют года!

15. Садовский Юрий , 15:50:15 16.09.2023

Артем, вы гений!.. Так кратко, вовремя и точно высказаться, и…

Спасибо, Юрий! Ну уж нет!

Не гений я и не поэт!

Поэт и гений здесь один –

Шарыгин Батькович Вадим!

14. Ангелопуло Артем , 18:59:16 17.09.2023
Модератор 3 , 17:26:38 17.09.2023

Коллеги,

когда Вадим появился на этом сайте, я сразу написал, что…

В любом случае Вадим очень интересный персонаж, в его эссе много сильного возвышенного и поэтичного, отталкивает только его отношение к себе и остальным, будто он сам мешает своему вдохновению, начинается неприязнь, обиды, споры, я бы очень хотел всё таки чтобы хотя бы не в самых широких кругах его эссе остались во времени, и память о некоем беспокойном странноватом поэте, который повсюду создавал возмущение народа)) Жалко удалять, на мой взгляд

13. Модератор 3 , 17:26:38 17.09.2023

Коллеги,

когда Вадим появился на этом сайте, я сразу написал, что он не будет авторизован сегодняшними редакторами. По поводу его участия в качестве читателя, я не знал ,что делать - с одной стороны все проявили неподдельный интерес к его темам, с другой - Ирина Чуднова была против его удаления.

Я знаком с Вадимом давно.

Это прекрасный оратор, единственная цель которого, во всех его статьях, доказать свою общность с так называемыми великими русскими поэтами 20 в. Замечу в скобках, что я написал "так называемыми", потому что, с одной стороны, не хочу ни сколько умалить их талант и, особенно, влияние на современную поэзию (только представьте ее без них!), но с другой, думаю, что они настолько же замусолены сегодня грязными руками, насколько раньше был замалчиваемы.

Итак, целью всех статей Вадима является объединение себя с так называемыми великими.

С другой стороны на всех сайтах, где Вадим появляется, эта его тайная цель постепенно становится очевидной и публика отворачивается от его рассуждений и стихов (поправьте меня, если я не прав).

Так что его позиция - это еще и месть за то, что он не принят другими.

Можете представить Цветаеву, или Мандельштама или Есенина, пишущего такие статьи?

Я не хочу быть судьей Вадиму. Тем более, что общее мнение часто не является критерием правды.

Но я имею в виду здесь не общее мнение, а свое личное. Как автора, повторяю, я его не авторизую.

Как эссеист он предстал перед вами во всем своем обнажившемся духовном естестве.

Поэтому предлагаю закрыть эту тему.

Ну, и, надеюсь, прививка прошла успешно, и вы не будете больше поддаваться на провокацию его красивых рассуждений.

И пусть время нас рассудит.

12. Добровольский Юрий , 18:37:51 16.09.2023
Вадим Шарыгин , 11:28:03 16.09.2023

Между мною, Мандельштамом и Цветаевой и вами, Артём, а так…

"Между мною, Мандельштамом и Цветаевой и вами, Артём, а так же всеми производителями посредственных стихов - пропасть разницы...." (с)

Ого!

11. Садовский Юрий , 15:50:15 16.09.2023
Ангелопуло Артем , 11:34:19 16.09.2023

А осень только началась...

Артем, вы гений!.. Так кратко, вовремя и точно высказаться, и при этом никого и ничем не обидев, может только истинный поэт, прорехи меж обыденными словами заполнивший суровым смыслом: "А осень только началась..." ...

10. Мельников Игорь Глебович , 14:42:16 16.09.2023
Вадим Шарыгин , 01:10:02 16.09.2023
Здравствуйте, Игорь!

На самом деле, мысль Ходасевича очень трудна для понимания,…

Благодарю за отклик! Да, поэзию трудно определить словами, до конца ее можно только почувствовать. А это очень индивидуально.

С уважением, Олег Мельников.

9. Ангелопуло Артем , 11:34:19 16.09.2023
Вадим Шарыгин , 11:28:03 16.09.2023

Между мною, Мандельштамом и Цветаевой и вами, Артём, а так…

А осень только началась...

8. Вадим Шарыгин , 11:28:03 16.09.2023
Ангелопуло Артем , 17:28:01 15.09.2023
Ну всё ясно, Вадим, нет никаких обид конечно) Спасибо за…

Между мною, Мандельштамом и Цветаевой и вами, Артём, а так же всеми производителями посредственных стихов - пропасть разницы, пропасть неоглядная и непреодолимая, потому что мы - участники высоты падения в пропасть Языка, а вы только - соглядатаи, сторонние наблюдатели, пользователи Языка, не способные или не желающие, по гроб жизни, осознать разницу между собою и поэтами!

Мы восходим на высоту Слова счастливые, заворожённые на своём одиноком и трудном пути, вы взбираетесь на верхушку кипы стишков, на макушку старости и творческого обывательства с поклажей словечек, зачастую, со злой волей к добру или злой мыслью за ушами, так или иначе, даже констатируя свою посредственность, держите даже великих поэтов за гордецов, выскочек, абсолютно не зная и игнорируя высочайшую себестоимость величия.

Вы наши - дорогие сердцу враги - умные, деятельные, производительные, всё понимающие, логически мыслящие, знающие свою посредственность и массовость по отношению к считанным талантам, обделённые тайным очарованием поэзии, делаете всё, чтобы у читателей стёрлась разница между "величием в Слове" и обыкновенностью словечек. Вы привыкли к своему хобби писательства и никто и ничто не поворотит вашу совесть к поэзии и поэтам. Вы - дорогие гости наших открытых настежь дверей и свою "культурную ненависть" к поэтам за то что у вас нет дара слова - распределяете на весь срок участи небожителей искусства. Мытьём и катанием вы расхолаживаете, разбавляете водой равноправия уникальность и святость крови создателей Искусства. Просто не понимаете или не хотите даже попытаться понять и представить: ЧТО ЗНАЧИТ БЫТЬ ПОЭТОМ - какою ценою создаются произведения искусства поэзии! Ваше сотнетысячное "хобби" заваливает сырою землёй судьбы или участи любимых вами поэтов. Вы - дорогие враги поэзии и останетесь таковыми, пока не остановите посредственное писательство. А мы любим вас - таких, которыми вы можете стать через много много лет, когда нас уже не будет. Поэтому вы - дорогие наши враги!

7. Вадим Шарыгин , 01:10:02 16.09.2023
Мельников Игорь Глебович , 15:37:11 15.09.2023
Здравствуйте, Вадим! Высказывание Ходасевича понять не трудно, Действительно, задача поэзии…

Здравствуйте, Игорь!

На самом деле, мысль Ходасевича очень трудна для понимания, я бы даже сказал: очень неудобна для понимания прежде всего теми, кто привык считать поэзией практически любое искреннее авторское переживание, более-менее складно и образно исполненное в столбик и в рифму. По настоящее время включительно известны и возникают всё новые и новые сотни тысяч таких искренних, душевных, исповедальных переживаний в виде : воспоминания или краткого дневника, или короткого рассказа (о том, как дело было), а то и почти молитвы, когда автор чем-то восхищается, что-то осуждает, о чём-то сожалеет и т.п.
Однако, Ходасевич, обращает внимание всех любителей поэзии (пишущих стихи и читающих стихи) – на возможность её отсутствия даже в случае глубокого, правдивого, трогательного высказывания автора с соблюдением внешней формы, присущей поэзии и несмотря на возникающие в отзывчивом читателе вполне естественное сочувствие, даже благодарность автору.
Искренность, душевность, правдивость и трогательность как пишущего, так и читающего – необходимое, но не достаточное условие для образования поэзии.
Ходасевич предлагает всем, вроде бы уже давным-давно любящим и знающим поэзию людям, всё-таки уточнить для себя самих суть или сущность поэзии и ни в коем случае не ограничиваться красивым, но туманным определением поэзии, типа фразы Жуковского: «Поэзия есть Бог в святых мечтах земли».

«В прекрасном по замыслу определении Жуковского поэзия испаряется в мечту и грозит ограничиться поэтической мечтательностью. Романтики слишком легко подменили поэзию порывом к ней и предпочитали ей самой её «туманный идеал». Такой взгляд на поэзию приводит к её смешению с ложной поэтичностью».

Поэзия же строго связана с воплощением её в слове.

Ходасевич обращает наше внимание на разницу между «сочувствием по человечеству» и «сочувствием художественным».
Без сочувствия художественного, то есть без узнавания и приятия читателем чисто художественных достоинств произведения – не возникают «поэтические отношения» между написавшим и прочитавшим. «Иными словами не возникает сама поэзия».
Поэт – это одарённый от бога человек, дар которого не ограничен его искренностью в желаниях, правдивостью в намерениях, трогательностью в отношении, природной наблюдательностью или даже глубиною знания жизни. Дар поэта – это дар ХУДОЖЕСТВЕННОСТИ, это способность не только к обольщению чем-либо, но главное – к воплощению задуманного и пережитого в слове.

Соответственно, поэзия, как процесс взаимодействия, это установление чисто литературной связи между написавшим и прочитывающим написанное. Значит, любить поэзию – это любить колдовское очарование Языка, это любить состояние заворожённости, охватывающее читающего всецело – не от того, что прочитал правдивое НАМЕРЕНИЕ, а от того, что стал участникам СЛОВА, то есть такого строя речи, который дух захватывает с помощью особых литературных приёмов, например – через необыкновенно созданную ЗВУКОПИСЬ СМЫСЛОВ, посредством чрезвычайно метких или точных сочетаний слов, а так же благодаря образному представлению – не столько и так известной читающему действительности, сколько неведомой, зарождающейся, брезжущей ДОСТОВЕРНОСТИ, по сути, РЕАЛЬНОСТИ СО ВСЕХ СТОРОН, или со стороны самих вещей, предметов, явлений, событий.

Читатель, искушённый в поэзии, а не в поэзии по намерению ценит предоставленную ему поэтом возможность как бы СВЕРХПРЕБЫВАНИЯ в мире : не правду, а правдоподобие, правдивый, но всё-таки вымысел, возможность как бы раствориться в происходящем, возможность расширить «происходящее» до невиданных высот или глубин, до не выданных абы кабы кому тайн!

Напомню вам сформулированные мною семь ключевых ценностей поэзии:

1. Не принадлежит прозе, не переводится в разряд прозы, не вариация прозы
2. Смысл поэзии звучит, то есть поэзия представлена звукосмыслами
3. Реализует в звукосмыслах целостное миропонимание поэта, не частный случай
4. Выражает, воплощает смысл, вместо желания или намерения его выразить
5. Развивает воображение образностью, а не коверкает его фигуральностью речи
6. Обладает оригинальностью в замысле и исполнении, вместо штампов и клише
7. Даёт достоверность, вместо действительности, правдоподобие, вместо правды
---------------------------------

И вы, Игорь, при желании, самостоятельно можете соотнести, например, творчество вашего брата с признаками или ценностями поэзии.

Итак, Ходасевич, по сути, во-первых, конкретизирует поэзию как таковую, то есть отделяет её от всевозможных форм выражения души вне литературы находящихся или от самых душевных порывов за пределами законов воздействия искусства, в том числе , искусства поэзии; далее, во-вторых, Ходасевич предлагает связать поэзию с воплощением её в слове, с явленным богатством Языка, которое включает не просто умиляющую исповедальностью, трогающую за душу в посыле словесность, но ДУХ ЗАХВАТЫВАЮЩУЮ СЛОВОМ, воплощённую в слове, завораживающую СЛОВОМ речь, не усечённую копию прозы, но уникальную в сжатой ёмкости самодостаточную и самостоятельную ЛИТЕРАТУРНУЮ ФОРМУ ВЛАДЕНИЯ ЯЗЫКОМ.

Спасибо, что поделились стихами брата!

Меня особенно порадовала и заворожила вот эта строфа:

"Тогда, ускользая от взгляда
В летучий светящийся дым,
Аллеи небесного сада
Сливаются с парком земным".

6. Ангелопуло Артем , 17:28:01 15.09.2023
Вадим Шарыгин , 12:08:19 15.09.2023

Что касается данного стихотворения:

Отмечу сразу: игнорирование пунктуации – известный выпендрёж,…

Ну всё ясно, Вадим, нет никаких обид конечно) Спасибо за мнение!

Но при таких высоких словах о поэзии такой, узковатый, на мой взгляд, угол зрения конкретно на стихи? Пунктуация, обещания... Хорошо, допустим мои стихи - стишки. Но таким образом можно любой стих свести к стишку, лишь бы язык был подвешен.

Душа как бумага стихов, имеется в виду.

Выдыхаемое ухху колесит по свету, всё.

Чего Вы войну-то всем объявляете: дорогие мои враги, вот это всё, зачем?

Вооружились Цветаевой и Мандельштамом, но по сути и Вы, и я, и все здесь не слишком-то отличаемся друг от друга, если посмотреть с высоты этих двух великих поэтов.

5. Мельников Игорь Глебович , 15:37:11 15.09.2023

Здравствуйте, Вадим! Высказывание Ходасевича понять не трудно, Действительно, задача поэзии не в том, чтобы просто донести до читателя информацию о каком либо факте или переживании, но сделать это так, чтобы тронуть тайные струны его души, пробудить в ней эмоции связанные с глубокими личными переживаниями. Именно классическая лирическая поэзия как нельзя лучше подходит для этого. Игорь Мельников, стихи которого я публикую здесь, был уверен в этом. Он детства был очарован мелодикой классической лирики и посвятил ей всю жизнь. Вот несколько примеров поэтического осмысления им самых простых сюжетов:

* * *
Тихий дворик. Дорога сырая.
Были в луже скамейка и свет.
Да, я здесь проходил, вспоминая.
Здесь я понял, что времени нет.

Полуспущенный шарик воздушный,
Позабытый, лежит под кустом.
Летний вечер, спокойный и душный,
Стал осенним в пространстве пустом.

Падал снег. И ложился. И, тая,
В блеске луж сохранял синеву.
Эта истина слишком простая, –
Что на свете я вечно живу:

Стариком на подсохшей скамейке,
У которого все позади,
И ребенком, в игрушечной лейке
Грозовые несущим дожди.

Только истина слишком простая
Не бывает такой никогда.
И скамейка сегодня пустая…
И, как небо, пустая вода…

* * *
Дожди. Бесконечное лето.
А как рассказать о дождях,
Бродящих по городу где-то
В прозрачных и легких плащах.

Они замирают у дома,
Не в силах забыть ничего.
Им каждая мелочь знакома
На лестничной клетке его.

И долго бормочут у входа
На зыбком своем языке,
Что им надоела свобода
В неясном, пустом далеке.

Потом оставляют ступени,
Чтоб снова уйти в тишину.
Их лиц моросящие тени
Бесшумно скользят по окну.

И станет темно и печально
В домашнем привычном тепле,
Как будто увидел случайно
Свое отраженье в стекле.

Салют

…И все же бывает минута
Среди незаметных минут, –
Когда городского салюта
Над крышами рощи цветут.

Тогда, ускользая от взгляда
В летучий светящийся дым,
Аллеи небесного сада
Сливаются с парком земным.

Там кто-то смеется, и даже
Торгуют мороженым там.
И даль за плакатами та же.
И тени скользят по зонтам.

Там соки и сладкая вата,
Воздушных шаров пузыри.
И все, кто ушли без возврата,
Гуляют всю ночь до зари.

Там музыка кружится где-то,
И слышится вечное в ней…
Как жаль, что сгорает все это
И падает ливнем огней.

С уважением, Олег Мельников (брат Игоря).

4. Вадим Шарыгин , 12:08:19 15.09.2023
Ангелопуло Артем , 02:59:59 15.09.2023

Да, хорошо, спасибо, Вадим, возможно пригодится) тут действительно поверхностый набор…

Что касается данного стихотворения:

Отмечу сразу: игнорирование пунктуации – известный выпендрёж, даже модный тренд, но Русский язык, в свою очередь, оставляет за собой право – игнорировать авторов подобной вольности, делая строки подобных, «простроченных белой ниткою текстов», смешными и нелепыми, помните об этом, Артём!

«тело мягкое как бумага»...

Когда Мандельштам написал своё : «Квартира тиха, как бумага», подкрепив строку важной запятой, дающей, как минимум, звуконосную паузу, то это свершился образ поэзии, к тому же подкреплённый следующей строкой: «Пустая без всяких затей». Акцент сделан на «тихости», на тишине нас, склонившихся над листом бумаги, то есть на ключевом свойстве бумаги как всем известного материала, как листа для письма, например, тишина над бумагой – мысли слышно! У бумаги даже звук – шелест...

А у вас в строке краснобайство, дурная фигура речи: тело – мягкое как бумага с прямой ассоциацией к бумаге туалетной, это она, по крайней мере в современном нам мире, известна своей «мягкостью в рулоне», не лучшее начало стихотворения.

Весь дальнейший поток сознания не обуздан строжайшей дисциплиной или уважением к Языку, присущим поэтам. Это просто-напросто словесная диарея, разрубленная на словесные отрезки :

« душа колесит по свету выдыхаемое ухху» – (?) прочтите это вслух и постарайтесь успокоить великий русский язык, который, конечно, стерпит все издевательства, все потоки воспалённого мозга, но стыдно и горько становится за поколение авторов, использующих Язык лишь в качестве беговой дорожки для своего безумного самоката...

Дальше идёт аванс обещание с многократным: «буду... буду.. буду», всё на потом, а пока в строчках пустота, из неё не произойдёт никакого «буду», это даже не поэзия по намерениям, но антипоэзия, путающая сумбур мыслей с очарованием.

Нет, Артём, я против подобных словесных потоков, слишком далеки они от поэзии и дело не в нарушении традиционных или классических построений, дело в том, что словечки в таких потоках, похожи на современных нам с вами людей, типовых обывателей, которые, уткнувшись в мобильные телефоны, потеряли связь с миром вокруг, погрузились – внимание! – не во внутренний мир, который у них довольно-таки скуден, но в мир развязанных мозговых телодвижений вседозволенности – в мыслях, действиях, в словах и поступках – и в этой модели деградации – нет никакой возможности для восходящего развития воображения, напротив, воображению предлагается – вместо свободной от примитива дисциплины с чувством меры и богатством языка, с сохранением понятия стиля – самое отвратное, развязанное, неуёмное «до основанья, а затем...». До основания разрушить Язык и речь можно, а вот «затем..», как правило, не выходит, остаётся только словесный «пшик» с «мягкой бумагой.

Построчная болтология никогда не современна, потому что у неё нет ни прошлого в виде прочувственного опыта, ни будущего в виде угаданной наитием воли Языка. Есть только лозунг: «Мели Емеля – твоя неделя!».

Поэзия на века пишется, на века опирается и далеко не каждый поток сознания надо оформлять в строчки стихотворения. Мой совет: увеличивайте количество черновиков: из десяти позывов написать воспользуйтесь одним. Безмерность у поэзии в чувствах и мера – в словах! Помните об этом.

Извините за резкость,

ничего личного,

Ваш собеседник,

В.Ш.

3. Ангелопуло Артем , 02:59:59 15.09.2023
Вадим Шарыгин , 01:35:36 15.09.2023

Мои мысли «на полях» этого стихотворения:

«С тобой мы...»…

Да, хорошо, спасибо, Вадим, возможно пригодится) тут действительно поверхностый набор символов, как таблички с названиями.

А если в другом жанре, как можете прокомментировать?

тело – мягкое

как бумага стихов душа

колесит по свету выдыхаемое ухху

и радуется земля

как на столе оставлена

записка "буду скоро"

буду скоро жить

высоко рисовать березы

буду обниматься

кусаться-целоваться

буду летать

и как деревце малое

просит разума капельку малую

и светящееся в изобилии чистое тянется

и в белой тишине подоконника

продолжается взглядом твоим

ресницами

на ресницах

былое поле

и – вырванное былое

(заметая воспоминания, сжигая былое)

танцуя как искры из дерева

вспоминая себя

помни рисунок осеннего неба

2. Вадим Шарыгин , 01:35:36 15.09.2023
Ангелопуло Артем , 18:57:47 14.09.2023
Здравствуйте, Вадим! Импонирует Ваш фанатизм, в хорошем смысле слова. Ну,…

Мои мысли «на полях» этого стихотворения:

«С тобой мы...» – с кем? Я для себя нашёл ответ, увы, не в процессе чтения, перечтения стихотворения : собрат по перу, но скорее всего Alter ego – «другое я», альтернативная личность человека.

Талантливое, значит, в том числе, весомое в строчках –
Образность не на высоте:

«объятье выдоха и сна» – чем всё-таки образность поэзии отличается от образности стишков? Поэзия – выдумщица, но её выдумки, её вымысел, несмотря на необыкновенность, необычайность, всегда имеют под собою реальное основание – это и есть фантазия. А в стишках – фантастика, вместо фантазии – образы стишков невозможно представить, вообразить даже после сильного подпития, образы стишков как бы всё время предлагают читателю совместить и представить в гармоничном единстве «в огороде бузина» с «в Киеве дядька», как нечего делать, мол, легче лёгкого! Но мне, в данном случае, не удалось представить такое «объятье», в коем мило обнимаются выдох и сон... А вдох они куда дели? Вон выгнали, чтобы не мешал объятию? Сон и выдох не в состоянии – ни обниматься, ни целоваться, ни завтракать, ни ванну принимать, ну не могут они, сами по себе, взаимодействовать, так же как, наверное, не могут «обниматься» выход и улица. Нет в этом «объятье» поэзии, но есть чувство, что тебя обманывают ради красного словца. Краснобайству – бой! «Пусть связь меж ними не ясна», но... Поэзия это заворожённость, например, туманом, но никаких не туманностью словосочетаний. Поэзия «не ясна» не своими «связями» между словами, здесь она как раз-таки точна и метка, а тем состоянием неопределённости, которое создаёт даже и всегда на основе вполне определённых словесных конструкций. Неизвестное из известного добывает поэзия! Вымысел у поэзии – художественный, но правдивый, правдоподобный...

«невесомое страданье» – вот сказано и ничем не подкреплено, не поддержано, словосочетание как бы повисает в воздухе текста, как неловкая пауза в разговоре, когда кто-то что-то «ляпнул» и ни намёка зачем и почему. «Мы продолжаем... невесомое страданье»... хорошо, пусть так, хорошо бы в дальнейшем тексте хотя бы косвенно, подтвердить эту «невесомость», так сказать не быть голословным.
Когда в тексте накапливается критически много «голых» слов – глазам и сердцу холодно и неловко, слова теряют доверие к себе, становятся «невесомыми», в смысле, освобождёнными от значительности.
«пером согбенным» – согбенный, в смысле согнутый, это же всегда о человеке, исключительно о человеке, и в данном случае, либо автор оживляет, очеловечивает перо, либо... это ничем не оправданный вызов русскому языку, просто эпитет для красного словца, не могу и не хочу представлять перо, согнувшееся в три погибели – это словесный перебор – фигура речи, но поэзия против «фигуристой» речи, поэзия – это речь образная, а не фигуральная...
«лист... себя в словах скрывает стыдно» – скрывает стыдно, или скрывает бесстыдно – туманна наглядность разницы, автор знает что лист скрывает себя «стыдно» и предлагает поверить на слово, но не Слову... Слова нет. Есть только просьба, ну, поверьте, что лист скрывает себя ни как-нибудь, а стыдно... Зачем это дополнение? Чего стыдится лист, скрывая себя – своей пустынности, возможно, но всё это как-то... как будто тень на плетень...
«лист пустынный» «лист тревожный» – эпитеты пусты, если нет подкрепления, хотя бы намёка : почему же «пустынный», отчего же «тревожный».. Опять голое словие.

Первый катрен, на первый взгляд, звучит так многообещающе... «продолжаем бой», «вослед сиянью..», «продолжаем боль»... Но, оказывается талантливость – это умение создавать взаимосвязанное, пусть даже и очень сложное в орнаменте, но всё-таки такое словесное полотно, которое объединяет (усиливает, дополняет, развивает) – одевает – слова и словосочетания – в одежды смысла, в наряды замысла, не оставляя их брошенными на обочине текста, голыми, прикрывшими срамоту своих эпитетов фиговым листком фигуральности...
Однако, в данном стихотворении, первый катрен с его мощным заявлением, интригой, харизмой – уже следующим, вторым катреном не только не поддержан, но, пожалуй, высмеян, поставлен на место. Во втором катрене – нет никакого «продолжения боя», «продолжения боли», тем паче, «вослед сиянью», там, согнутое пополам перо не знающее чернил вдохновенья, используется как острый крючок, и под угрозою быть разорванным, расцарапанным – лист, ждущий вдохновения, сдаётся на милость победителей. Автор, на пару с «мы», на пару, допустим, со своим «другим я», подчиняет «лист пустынный», лист прячется, ему стыдно за голые авторские слова, возникшие посреди его «пустынности». Уж лучше бы не было никаких слов, чем так вот...

Четвёртый катрен: Эти двое, автор со своим альтер эго, совсем не знакомы с поэзией, – подумалось мне – поскольку, как можно «подчинить ... служению»?! Служение актрисы в театре, служение поэта – несоизмеримо по добровольности, например, со службой призывного солдата. Это его государство подчиняет, это службе можно «подчинить», а служению... подчинять не надо, оно и так состоится, слишком высоко его содержание и мотив! «Дух... сердце..мозг.. подчиняем мысль круженью...» Вся эта словесная цепочка...весь паровозик этих слов, как будто из Ромашково, не серьёзен, мультипликация какая-то! Какую-то мысль каким-то образом «подчиняют» какому-то «круженью», скорее, головокруженью читателя можно «подчинить», который всё время, все, уже шестнадцать строк, должен верить – не Слову, а на слово автору слов, у него там, у автора, в голове, наверное, всё выстраивается чётко и понятно, но в слова текста эта чёткость не переходит – бродят какие-то строки-оборванцы, тащат за собою голые слово-не-сочетания. претендуют на какую-то настолько туманную истину, что она похожа на Билла «Не достигаемого» из анекдота. На вопрос: а почему Билл не достигаемый, следовал ответ: а кому он нужен!))
Меня лично не заворожила, действительно, «невиданное» дно земное из пятого катрена, потому что «невиданность» приданная в качестве эпитета этому самому дну, не позволяет поверить что там «звук сбывается любой». Слово «звук» есть в стихотворении, а звукописи нет. Звучания нет в словах. Слова – оголились от смыслов и прикрылись не самим звуком, а только словом «звук». Но этого для магии поэзии не достаточно. Слова превращаются в словечки с табличками: «Верь мне на слово, читатель!». Что значит «звук сбывается любой»? Любое эхо подворотни переплюнет в этом смысле авторское «невиданное дно земли»...

Поскольку первые пять катренов идут кто в лес, кто по дрова, не поддерживая, не усиливая друг друга, то к началу шестого катрена я начал скучать, захотелось понемногу освободиться от текста, куда-то тактично, под благовидным предлогом выйти, вроде бы как на минутку, а на самом деле...
«Невиданное дно» сменило «неизбирательное око»...Автор обманывает меня в деталях, напропалую, а зря, «поскольку по кругу движется вода», сказать так о воде, значит, ничего не сказать: вода движется, мягко говоря, не только «по кругу», а раз обманули с водой, то сыпется само «неизбирательное око». Получается какой-то карточный домик из слов, или колода слов в руках фокусника, а не волшебника. Но у фигуральности речи – фокусники слов, у поэтичности речи – поэты-волшебники, маги словесные, которые преображают слова, а не заставляют меня читать по глупейшему императиву: «учение Маркса всесильно, потому что оно верно»...

Когда я в стихах встречаю слово «тайна», тайная», «тайный», то моё ожидание тайны нарастает, но когда, как в данном случае седьмого катрена, мне просто называют «природы тайная струна», я чувствую себя обманутым, пришедшим «на концерт с песнями под фанеру»! Хватит называний, дайте воплощения тайны в слове, уподобьте эту «тайную струну», ну, не знаю, паутинке хотя бы, скажите о ней, берегите каждое свободное место в строке для инициации и наращивания заворожённости читателя,вместо многообещающих слов «тайный», «любовь», «дух», «сиянье», «недвиженье», «рождения земного вихорь»... В стишках сплошные авансы прекрасного, анонсы чуда и недомолвки – выдают за поэтический строй речи, а где же, ё ка лы ба бай, сама поэтическая речь?! «Вихорь» и тот не достался, разломили его на двоих – автор со своим эго...
Честно говоря, дальнейшие события стихотворения, в коих автор пытается дерзновенно «хлебнуть» волны», но ему мешает молва вместе с «черствеющей жилой» (?) я старался обойти стороной.
Двенадцатый катрен, мне, изрядно потрёпанному от неисполненных обещаний читателю, вдруг заявляет: «Есть тайна у неё» (у строки), есть даже «святые муки мирозданья», но от того, что на дверях магазина, например, объявление: «Есть мороженное в продаже», мне прохладнее не становится. Или, скажем, автопортрет Ван Гога говорит мне о его «святых» муках, но ещё лучше об этом скажут картины обстановки его комнаты, или даже слегка увядшие подсолнухи на одном из полотен. Мне хватит чуткости УВИДЕТЬ СКАЗАННОЕ, лишь бы была сама картина, а не просто запись в дневнике «святые муки», да ещё у самого мироздания. Рассказывают о словах или рассказывают слова – в стишках, в произведениях поэзии – показывают слова, показывают словами.
Увы, не заворожили меня : «звёздные коронки», бросили в стоматологию, или, например, «кометы пламенные слёз» – это тоже фигура речи, а не образ поэзии, то есть фантастика поборола фантазию, вышутила, а не высветлила воображение в данном случае. Не впечатляли лично меня : «их ниц сверкнувшая строка»(?),
Не случился в стихотворении «мы продолжаем бой, боль», не случился и «покой вечерний», острый дефицит глубоких и ярких поэтических деталей ощущается на протяжении всего текста. По совокупности высказанных впечатлений скажу, на мой взгляд, это стихотворение не принадлежит поэзии, талант или дар слова не водил «согбенным пером» автора.

Это моё первичное впечатление, но у меня за спиной сотни подобных прочитанных стихотворений, опыт позволяет с первого захода определять что перед до мною.
Тем не менее, это только частное мнение. Окончательный вывод сделает время.

Надеюсь, Артём мои впечатления, хотя бы в какой-то части, окажутся вам полезными.

1. Ангелопуло Артем , 18:57:47 14.09.2023

Здравствуйте, Вадим! Импонирует Ваш фанатизм, в хорошем смысле слова. Ну, мне кажется Цветаева под Всë не имела в виду стихи и слишки, настоящих поэтов и посредственностей, кажется она вообще с мiром была в противостоянии, а посредственности и не были достойны её внимания, зачем, они, великие поэты и так прекрасно чувствовали друг друга, на одной высоте.

Вы, кажется, в шаге от возведения поэзии в мутные воды эзотерики, и помочь в этом Вам могут как раз сочувствующие читатели)

Я посредственность, так думаю с удовольствием, но в игру Вашу сыграю))

Вроде даже как-то немного по теме будет стих, но по своему

РЕМЕСЛО

С тобой мы продолжаем бой;

не взгляд во взгляд, но вслед сиянью

с тобой мы продолжаем боль

и невесомое страданье.

Пером согбенным и сухим

мы подчиняем лист пустынный,

и лист, не ведая руки,

себя в словах скрывает стыдно.

III

Мы подчиняем лист тревожный

объятью выдоха и сна;

пусть связь меж ними неясна,

но разлучаться им неможно.

Восходит звук, струится мост.

Мы подчиняем лист служенью;

не дух, не сердце и не мозг –

мы подчиняем мысль круженью.

Невиданное дно земное,

где звук сбывается любой

когда хрустальною зимою

с небес срывается любовь...

Неизбирательное око,

откуда – цвет и цвет – куда

по кругу движется, поскольку

по кругу движется вода...

VII

О безголосый наблюдатель! –

природы тайная струна;

твоя вторая сторона –

безмолвия преподаватель.

VIII

Мгновенья медленный пловец

равняющийся недвиженью –

ты сам себе Сын и Отец

и Духа ясного круженье.

Освобождение твое

есть вдох и выдох – вход и выход.

Узнаем только мы вдвоем

рождения земного вихорь.

Вот у окна стоит она.

В окно нисходит в погруженье

поэма; от волны волна

и за волной мое слеженье

дерзает высь ее хлебнуть,

но – опрометчива и лжива –

слывет молва, черствеет жила,

строка указывает путь.

XII

Есть тайна у нее; есть тайно

угаданные номера –

вдвойне умножены с утра

святые муки мирозданья...

XIII

В вечерней сутолоке звезд

есть у строки маршрут короткий;

свеченья звездные коронки,

кометы пламенные слез.

XIV

В нас облака и облака;

их не касается рука,

перо их смысла не тревожит,

и письменность их не умножит.

В нас облака и облака;

самостоятельность сюжета

есть невозможность обладать

сюжетом будущего где-то.

XVI

В нас облака и облака;

мы силуэты их желаний,

высоты их переживаний,

их ниц сверкнувшая строка,

XVII

сорвавшиеся преломленья,

тень отчужденья от творца,

бег вкруг рожденья и конца,

бег вкруг молчанья и моленья...

XVIII

Но этот пред окном эфир

оттает, в воздухе вечернем

отстанет, линию отчертит...

За нею дан покой и мир.

Моя тема на форуме сайта "ЛИТПОЭТОН":

«СКУКА. ОТБЫВАЛОВКА. ПРОФАНАЦИЯ.

Вадим Шарыгин

9 августа, 2023
23:33

Если бы у современных как бы литературных сайтов или камер хранения стихов были знамёна, то на каждом их них, в наши горестные дни упадка, можно было бы ответственно и жирно написать эти три слова, характеризующие состояние дел: «Скука. Отбываловка. Профанация».
Безусловно, главные зачинщики многолетней туфты — составы редакций современных междусобойчиков. Рыба, как известно, гниёт с головы, хотя и является «криком о тупике» в игре в домино. Редакторы, в большинстве случаев, увы, грешат собственными стишками, пописывают публично, а в оставшееся от стишков время, с различной степенью рвения, р а з в л е к а ю т участников сайтов, создают видимость, успешно имитируют литературную работу: например, конкурсами ни о чём на уровне старшей группы детского сада, статейками, в которых, либо выпирает наружу несчастный выпускник загадочного заведения для не-талантов с горящими глазами под названием «Литературный институт», либо доносится, как топот сапог по мостовой, функционер, историк, философ, инженер, математик, хирург и т.п. прямоходящий человек, узкий в широком смысле специалист!
Нигде, ни на одном ресурсе со словом «литература» на вывеске, мне не удалось, за долгие годы поисков, отыскать выстроенной и отлаженной системы отбора и поддержки именно талантов, все усилия редколлегий, все телодвижения редакций направлены на размножение посредственностей, на укрепление их неведения относительно собственных возможностей. Редакторы Слова, к слову сказать, смело двигают в победители конкурсов так называемых серых мышек, ну и что, главное, чтобы собственные стишки редакторов казались чуть ли ни божественными скрижалями по сравнению с виршами «победителей талантов». Итак, талантов в упор не замечают, почему, да потому что талант — одним своим присутствием на белом свете отменяет все регалии и достоинства многоуважаемых литературных пешек! Талант — не одарённому даром свыше редактору — это кость в горло, это плакатом размером с дом напоминание о пожизненной творческой несостоятельности состоявшегося на бумаге «деятеля» литературы. Что в итоге? Пустота. Скука. Проходит год, год за годом и — ни один состав редакции ни одного окололитературного сайта не может предъявить миру : поэтов и писателей уровня лучших поэтов и писателей прошлых лет. Мол, нетути таковых. Мать моя Родина, так ли уж нетути?!

Помните в фильме Абуладзе «Покаяние»:
-Скажи, милый, эта дорога ведёт в храм?
-Нет, бабушка…
-Что же эта за дорога, зачем такая дорога, которая не ведёт в храм!

Что же это за сайты, которые не создают настоящих читателей и не дарят миру новых талантов?

В советское время ходил такой анекдот: якобы Наполеон, увидев фото ракет в газете «Правда», сказал: «Были бы у меня такие ракеты, я бы точно выиграл битву при Ватерлоо!», а дочитав газету до конца, промолвил задумчиво:»Да, была бы у меня такая газета, никто бы и не узнал что я проиграл битву при Ватерлоо».
Так вот «правдиво живут» и наши современные сайтики: никто и не знает, что и в наше выхолощенное время есть таланты, а не только посредственности всех мастей и рангов.

----------------------------------------------

КОММЕНТАРИИ:

Евгений Большов
10.08.2023 06:40

Талант нельзя назначить волевым решением, Вадим. Талант нельзя открыть по заказу. Таланту можно создать условия для проявления, и то не факт, что он проявится именно там, где эти «условия» созданы. Талант — «вещь» непредсказуемая и весьма «капризная». Талантом не является тот, кто нравится отдельному читателю или отдельному критику, и тем более не является талантом тот, кто сам себя объявляет таковым. Признать кого-то талантом или большим поэтом может только экспертное сообщество (критики, литераторы, литературные эксперты и т.п.) и читатели.

vadimsharygin
13.08.2023 20:44
Ответ автору: Евгений Большов

Ах, как хорошо вы всё сказали, Евгений, теперь я спокоен за таланты или за больших поэтов, им бедолагам, главное, не вести себя, как «маленькие», помалкивать в тряпочку и всё-то что нужно — соблюдать традиции русской литературы, то есть — пожизненно, а лучше, посмертно дождаться оценки всё о них знающего «экспертного сообщества»!))

Евгений Большов
13.08.2023 21:00
Ответ автору: vadimsharygin

Разве из моего комментария следует, что «бедолагам, главное, не вести себя, как «маленькие», помалкивать в тряпочку…»? Что-то вы, воля ваша, здесь перемудрили.

Лев Вьюжин
13.08.2023 12:20

Похоже, автора данной статьи кто-то сильно обидел на одном из «литературных» сайтов. Но, может быть, я ошибаюсь. )))

vadimsharygin
13.08.2023 20:38
Ответ автору: Лев Вьюжин

Похоже, комментатора данной статьи, мнение поэта интересует настолько между прочим, что с таким же успехом статью можно было опубликовать на сайте «кройки и шитья». Но, может быть, я ошибаюсь. )))

Лев Вьюжин

15.08.2023 08:31

Ответ автору: vadimsharygin

Все-таки обиделся «поэт». Значит, в точку попали мои предположения.
Статья в стиле капризного дитяти, не получившего сладкого. Все эти презрительные якобы надувания губ — «стишки», «сайтики», «междусобойчики». И в конце голосом Карлсона: «Малыш, а как же я? Я же лучше собаки?». )))

vadimsharygin

18.08.2023 10:01

Ответ автору: Лев Вьюжин

Ну, видимо, и я в точку попал или в самый раз промеж глаз, раз откликнулся ни о чём один из отбывающих номер литературной деятельности «редактор со стишками»!
И в разлуку, голосом Есенина: «Они бы вилами пришли вас заколоть, за каждый крик ваш, брошенный в меня!» )))

Лев Вьюжин

18.08.2023 10:35

Ответ автору: vadimsharygin

Не просто обиделся — рассердился «поэт», пишущий не «стишки», но «стишища». Огромные простыни графоманских «стишищ», «бессмысленных и беспощадных» по отношению к читателю — это уже тысячу раз было под луной, и, увы, всегда будет. Хорошо, что здесь «по пятницам не подают», но смотрят на подобного рода «литераторов» с интересом.)))

vadimsharygin

18.08.2023 13:52

Ответ автору: Лев Вьюжин

Не просто попал я в «точку», а рассердил литературного бездельника со стишками со стажем, годами переливающего из бездарного в порожнее!
Смотрю в упор на такого «специалиста» по забвению всего талантливого и ценного, что появляется в поэзии, смотрю, как на вещь, как на данность всякого времени, увы, безо всякого интереса )))

https://litpoeton.ru/скука-отбываловка-профанация/

Моя тема на форуме сайта "Изба-Читальня"

«Если бы редактором был я..».
Что можно изменить к лучшему?

Вадим Шарыгин (31.10.2023 13:16:19)

Предлагаю завсегдатаям Форума и свежим людям, по обыкновению пассивным участникам данной площадки, высказать свой «Wind of Change».

Если бы редактором околопоэтического сайта был я, то попытался бы предпринять следующее:

1. Изменил бы формат платных анонсов в шапке на главной странице по принципу: «Хочешь заявить о себе как о человеке, любящим литературу, покажи уровень своего восприятия!». А именно, вместо анонсов стишков и прозы – предлагаю размещать авторские рецензии (отклики, впечатления) на прочитанные стихотворения и прозу. Мотив изменения таков: стране, литературе, обществу, новым поколениям вовсе не нужен очередной миллион никудышных произведений и очередной «шедевр» стихотворцев и горе- писателей – нужны люди, которые разбираются в литературе, могут отличить «мясо от котлет», обладают утончённым восприятием, чутьём на талантливое, готовы сберечь всё лучшее из массы обыкновенного в слове, в замысле и исполнении.

2. Сократил бы редакторские анонсы до 5-7 произведений в списке, но при этом, каждое произведение сопроводил бы обязательной рецензией редактора, обосновывающей выбор того или иного произведения.

3. Все темы на злобы дня, в том числе политические, все темы, не имеющие к литературе прямого отношения – изначально убрал бы в «Закрытый отдел» Форума. Пусть обыватели на пенсии там транжирят остаток своих будней, там упражняются в словоблудии о том, о сём, обо всём и ни о чём.

4. Заменил бы формат «Автор месяца» на «Отклик месяца».

5. В плане проведения конкурсов: Отменил бы конкурс или Кубок авторских «нетленок» в его нынешнем виде, поскольку это, по сути, выбор лучших из худших. То что очередные какие-нибудь Вася Петропупкин или Манька Облигация займут своими стишками «пьедестал эшафота русской поэзии», ничего, кроме подтверждения окололитературности в действующую социальную сеть «для тех кому за...» не привнесёт. Вместо «Кубка с водой» предложил бы «Кубок красного вина» или Конкурс рецензий на произведения великих поэтов прошлого, так или иначе популяризирующий в массовой среде стиль или взятую поэзией высоту владения словом.

Ребята, неужели всем нам, всем вам до конца дней – личных и всей страны – придётся копошиться в скучном, однообразном, примитивном мирке словоблудия обо всём, что в голову взбредёт, да ёще выдавая себе и всем этот «мирок» за «литературность» сайта?

Если у кого-то имеется «винд оф чейндж», прошу высказаться предметно, по теме, или по крайней мере задуматься о том что творится в «датском королевстве».

Комментарии:

Студент (31.10.2023 14:48:19)

Экий вы неугомонный чел! ))) Откройте свой сайт и развлекайтесь! )))) СлабО личное "датское королевство" организовать, господин реформатор?! )))))))
И вааще, не раздражайте меня, бо, прокляну! )))))))))

Светлана Севрикова [Москва] (31.10.2023 15:11:39)
(Ответ пользователю: Студент)

То есть, руководство сайта делает всё возможное, чтобы завлечь авторов на проект. А вы их потом выгоняете?:))

полный текст темы см. здесь:
https://www.chitalnya.ru/work/3654777/
https://www.chitalnya.ru/commentary/27765/